Во второй половине XII в. верх одержали Плантагенеты, ведущие свой род от графов Анжу и Мэна. По наследству, в результате матримониальных союзов или в результате военных походов Генрих II и его сыновья получили контроль над значительными территориями от Ирландии до Пиренеев. К владениям англо-нормандского королевства добавились земли Анжуйского дома, огромное Аквитанское герцогство, а по другую сторону Ла-Манша — часть Шотландского королевства, Уэльс и Ирландия. Следуя римской традиции, подобно каролингским авторам восхвалявшим «расширение империи» (dilatatio imperii), епископ Лондонский и королевский казначей Ричард Фитц Найджел воспевал успехи своего господина: «Своими триумфальными победами он расширил границы империи и необычайно прославил свое имя решительными действиями». Свидетельства такого рода единичны: термин imperium для описания владений Плантагенетов использовался современниками крайне редко. Сами представители Анжуйского рода не решались вступить на этот путь. Несмотря на свое могущество, Генрих II не пытался воспользоваться тем, что был «сыном императрицы» (Fitz Empress), а Ричард и подавно, хотя был коронован императорским венцом своей бабушки. Слово «император» не использовалось в официальной титулатуре, которая акцентировала внимание скорее на том, что подвластные территории состояли из разрозненных частей. Генрих II именовал себя «королем англов, герцогом нормандцев и аквитанцев, графом анжуйцев» (Rex Anglorum, Dux Normannorum et Aquitanorum et comes Andegavorum). Множество препятствий стояло на пути к императорскому титулу: идеологические причины, благоговейное отношение к исторической традиции, а также реалии политической обстановки. Несмотря на могущество Плантагенетов, добрая половина их владений находилась под сюзеренитетом французских королей, что сковывало их действия. По крайней мере, на континенте английский король не был полновластным хозяином своих территорий.
Перед историками встает вопрос, каким образом следует охарактеризовать то безымянное территориальное объединение, которое долгие годы играло ведущую роль в Западной Европе и, как мы увидим дальше, представляло собой нечто большее, чем временный союз автономных княжеств. Длинная дискуссия, развернувшаяся вокруг терминов «Анжуйская империя» и «империя Плантагенетов», до сих пор не окончена. В 1970–1980 гг. критике подверглись английские историки, которые с конца XIX в. под очевидным влиянием колониального контекста использовали эти словосочетания, чтобы возвеличивать славное английское прошлое. Исследователи нового поколения указали на анахроничность подобных формулировок и выразили сомнение в том, что совокупность разрозненных территорий можно с полным основанием именовать империей. Подчеркивая отсутствие административной централизации, колонизационных процессов или желания установить гегемонию над подвластными народами, они предлагали другие термины для описания владения Плантагенетов: например, «доминионы» (Дж. Холт, Дж. Ле Патурель), «федерация» (У. Уоррен) и «пространство» (Р.-А. Ботье). Тем не менее Джон Гиллингем не побоялся в 1984 г. вновь ввести в употребление слово «империя». Его примеру последовали Мартен Орель и Фанни Мадлин, расширяя исходное значение термина. Спор между сторонниками более строгого и более широкого и гибкого определения пока далек от завершения. Историографические баталии так и не привели к консенсусу, однако они способствовали накоплению знаний об империи Плантагенетов, что стало возможным благодаря обращению к поистине исключительному корпусу источников, появившемуся благодаря стремлению правителей зафиксировать в письменном виде и увековечить принятые решения. Он также был результатом развития административного аппарата и плодом интеллектуальной жизни, кипевшей при дворе и в связанных с ним монастырях, которые стимулировали создание исторических, художественных и морально-политических текстов.
Вопрос об истоках империи Плантагенетов не может ограничиваться изучением политики и чаяний Генриха II. Его деятельность вписывается в завоевательную динамику, характеризующую правление его предшественников из Анжу и Нормандии.
Сен-Мексанская хроника рассказывает об экспансионистских потугах представителей Анжуйского дома, которые со времен Фулька III Нерра (ум. 1040) расширяли свои территории за счет Пуату и графства Блуа. Земли Сомюра были аннексированы в 1025 г., Турень — в 1044 г. С тех пор графство Анжу заняло важное место среди феодальных государств севера Франции, что провоцировало недоверие соседей и короля. Владения графов разрастались также за счет продуманной матримониальной политики: первый брак Фулька V (ум. 1143) позволил ему соединить Мэн и Анжу (1109), а второй — с дочерью короля Иерусалимского Балдуина II — принес королевский титул (1131). Таким образом, получив владения своего отца, Жоффруа встал во главе влиятельного рода.
В Нормандии Вильгельм Бастард в 1051–1052 гг. обуздал мятежную аристократию своего герцогства, в том числе благодаря тому, что при поддержке французского короля Генриха I разгромил коалицию нормандских баронов и виконтов при Валь-эс-Дюн в 1047 г. На южных рубежах его также ждали военные успехи: он присоединил земли Донфрона и Пассе. Вскоре победы Вильгельма пробудили давнюю вражду со стороны Анжуйского дома и стали причиной двух совместных походов графа Анжуйского Жоффруа Мартела и французского короля Генриха I против нормандцев. Тем не менее война лишь закалила нормандского герцога. Он стал достаточно могущественным, чтобы заинтересоваться другими регионами — выбор пал на Англию. Возможность представилась, когда король Эдуард Исповедник скончался, не оставив наследника. Победа при Гастингсе (28–29 сентября 1066 г.) позволила нормандцам надолго утвердиться по ту сторону Ла-Манша. Вильгельм распределил конфискованные у англосаксонской аристократии земли между своими вассалами, соединив таким образом судьбы Англии и Нормандии. Это положило начало активному взаимовлиянию в области управления, языка, религии и культуры.