С 1773 г. Великая Английская Ложа Франции стала именоваться «Великим Востоком Франции». Прежние преследования прекратились. Имея высоких покровителей из знати, масонство могло вести свою работу беспрепятственно. «Для внешнего употребления масоны демонстрировали свою религиозность и верность королю». <…> Масоны настолько искусно действовали вовне, что ни у кого не возникало никаких подозрений относительно их истинных намерений. Король (Людовик XVI. – С. Г.) и королева Мария Антуанетта, не зная внутренней сущности масонства, покровительствовали ему и брали под свою защиту от обвинений»69. (Именно тогда королева писала своей сестре, Марии Христине, цитированное выше письмо, оправдывавшее масонов).
О степени влияния масонов на Версаль говорит уже тот факт, что созданная Людовиком XV «Королевская Ложа» («Ложа Королевской Палаты») была переименована Людовиком XVI в «Ложу трёх братьев», объединённую с «Придворным Востоком». Точно установлено, что в эту ложу входили два брата Людовика XVI: граф Прованский (будущий Людовик XVIII) и граф д’Артуа (впоследствии Карл X). Третьим братом, естественно, мог быть только сам Людовик XVI.
Это была эпоха, когда масонство одержало полную победу.
Конечно, с чисто формальной точки зрения покровительство короля масонам вовсе не означало получения власти от них. Но нужно понимать, что такое власть в неформальном смысле. Высшая форма власти – это власть над умами тех, кто обладает властью формальной. А эта форма власти в предреволюционной Франции уже целиком находилась в руках масонов.
«Фридрих Великий Прусский, будучи сам крупным масоном, знал прекрасно людей, окружавших короля и высказывал свое подозрение и недоверие: “Я, – писал он в июле 1776 г. Вольтеру, – представляю себе Людовика XVI как молодую овцу, окруженную старыми волками; он будет очень счастлив, если от них ускользнет”»70.
Внешне, впрочем, царствование Людовика XVI выглядело вполне благополучным. «Экономическое положение страны улучшилось, промышленность начала развиваться. Франции принадлежала половина денег, находившихся в обращении во всей Европе. За период с 1720 по 1780 год объём внешней торговли увеличился в четыре раза»71. Правда, обеспечивалось всё это благополучие сомнительными средствами – огромными иностранными займами.
Тем не менее, царствовать некоторое время можно было «лёжа на боку».
Что означают подаваемые «золотым петушком» сигналы?
По сказке, петушок должен выполнять роль сторожа и предупреждать об опасности:
«Петушок мой золотой
Будет верный сторож твой:
Коль кругом всё будет мирно,
Так сидеть он будет смирно;
Но лишь чуть со стороны
Ожидать тебе войны,
Иль набега силы бранной,
Иль другой беды незваной,
Вмиг тогда мой петушок
Приподымет гребешок,
Закричит и встрепенётся
И в то место обернётся».
На самом деле мы не видим в сказке никаких вражеских нашествий. А те рати, которые Дадон высылает по сигналу петушка на восток, оказываются впоследствии неизвестно кем разгромлены. Но отсюда следует, что петушок – никакой не сторож, а всего лишь «озвучиватель» принимаемых на верху масонской иерархии решений. То есть подаваемые петушком сигналы – не предупреждения о грозящих опасностях, а своего рода инструкции для посвящённых. Одновременно это приговоры для непосвящённых, а также для исполнителей нижних степеней посвящения (вспомним, что и сам Дадон принимает в конце сказки смерть именно от петушка). И данное обстоятельство нужно иметь в виду, приступая к расшифровке каждого из сигналов.
По расчётам, приведённым выше, первый сигнал прозвучал в 1780-м году. Ознаменован ли чем-то важным в истории Франции этот год? Да, ознаменован: в 1780-м году министр финансов Неккер опубликовал так называемую государственную роспись.
Имеется в виду Отчёт о состоянии финансов, появлению которого на свет предшествовало следующее. Неккер был поставлен во главе финансового управления в обстоятельствах чрезвычайно трудных. Последние сметы, представленные королю бывшим министром финансов Клюньи, показывали дефицит в сумме 39-и миллионов ливров, и для поправки положения у Неккера было три средства: налог, экономия, заём. Он выбрал третье, начав с займа в 530 миллионов ливров. В результате золото Европы потекло в казну французского короля. Находились, конечно, и «кассандры», упрекавшие Неккера в «проедании будущего»; но сиюминутные выгоды настроили общественное мнение в пользу министра финансов настолько, что он решился на опубликование Отчёта. При этом он пошёл на явную подтасовку данных и показал превышение доходов над расходами.
«Отчёт, – пишет французский историк Великой революции Луи Блан – был не только книга, это был акт. Он произвёл глубокую сенсацию. Шесть тысяч экземпляров было продано в самый первый день его появления, и работа двух типографий не могла удовлетворить требований, приходивших из провинции и из заграницы. В Лондоне сторонники мира обратили внимание парламента на Отчёт и восклицали, что невозможно продолжать войну (за американские колонии. – С. Г.) с государством, столь цветущим, столь хорошо управляемым, как Франция»72.
Успех Неккера вызвал зависть некоторых влиятельных лиц при дворе, и в результате возбуждённой против него интриги Неккер был вынужден подать в отставку. Но дело было сделано: готовился фатальный для монархии сюрприз – появление дефицита. Решать эту проблему пришлось уже четвертому после Неккера министру финансов Калонну (вторым и третьим министрами были относительно честные и заслужившие поэтому репутацию «неспособных» Флёри и д’Оммерсон)73. 22 февраля 1787 года Людовик XVI открыл собрание нотаблей (королевских экспертов из числа видных представителей дворянства, высшего духовенства и городских верхов), на котором Калонн доложил, «что, вступая в управление министерством финансов, он нашёл кассы пустыми, доверие [кредиторов] исчезнувшим, обнаружил 604 миллиона долгов и ежегодный дефицит в 80 миллионов»74. А в заключение Калонн прибавил, что с 1776 до конца 1786 года, в десять лет, было занято миллиард двести пятьдесят тысяч.
Иллюзия, произведённая в Европе неккеровским Отчётом, сразу исчезала. Но возник вопрос: как исправить положение?
Нужно бороться со злоупотреблениями! – заявил Калонн. Нужно прекратить злоупотребления, существование которых ложится бременем на производительный и трудящийся класс: злоупотребления денежных привилегий, исключений из общего закона и прочих несправедливых изъятий, производимых в пользу одних за счёт других.
Популярность Калонна тут же рухнула. Общественное мнение, прежде настроенное в его пользу, резко переменилось. Реформы внушили страх настолько, что идеалом министра финансов вновь стал казаться уволенный Неккер. «На следующий день узнали в Париже, что Калонн низвергнут, и с жадностью набросились на книгу Неккера. Как ни искусна была защита бывшего министра финансов, она не могла быть и не была доказательной. Но достоинство его речи, искусственная ясность его расчётов, где миллионы, казалось, повиновались его воле и строились в убедительные колонны, смотря по надобности, всё это ослепило парижан, и они поспешили найти Неккера правым, сгорая нетерпением признать Калонна неправым. Людовик XVI, недовольный шумом, который наделала даже в Версале популярность Неккера, послал ему letter de cachet (письмо-штамп), изгонявшее его за сорок лье от столицы. Но король испытал унижение видеть, как весь Париж окружал почётом автора Отчёта, так что между посетителями, приходившими засвидетельствовать своё почтение изгнаннику, заметили самого влиятельного из нотаблей, кандидата на вакантный пост министра финансов, Ломени де Бриенна»75.
Получив назначение на этот пост, Ломени де Бриенн добился лишь того, что своей не слишком компетентной деятельностью тоже сумел вооружить против себя всю аристократию. Естественно, результат был тот, что Бриенн пал, а на пост министра финансов снова был призван Неккер. Он быстро восстановил кредит одним лишь престижем своего имени. Но в то время как Франция рукоплескала, Людовик XVI говорил печально: «Меня заставили, против моего желания, опять призвать Неккера; скоро раскаются в этом».
Раскаиваться пришлось чуть позже. А пока что самый привилегированный класс Франции показал своими действиями полную недееспособность и неадекватность требованиям времени. Тем самым он фактически подписал себе смертный приговор.