Глава 25
Королевич Елисей

История Западной Руси, особенно её южной части, превращена сегодня в поле идеологической битвы. «Неслучайно на политической и идеологической сцене Украины на этапе провозглашения независимости (в конце XX в. – С. Г.) возобладали галицийцы-униаты, бывшие пять веков с Западом, их ведущая роль в формулированиии государственной и национальной идеологии независимой Украины исторически предопределена, ибо они и есть носители особой “украинской” ориентации в мировой истории <…> Теории о расовом отличии “арийских украинцев” и “туранской Московщины”, якобы незаконно присвоившей и софийские ризы, и киевскую историю, с которыми в прошлом (XIX-м. – С. Г.) веке витийствовал с парижских кафедр провинциальный поляк Францышек Духинский, были сразу подняты на галицийские знамёна. Но и коммунистическая номенклатура после путча августа 1991 г. быстро перехватила именно галицийскую идеологию. Феномен Галиции невозможно понять, не разобравшись в явлении униатства.

Те кто знаком с тщанием, с которым в Австро-Венгрии занимались реформами украинского языка, поощряя каждую точку над “i”, отрывающую украинскую графику от русской (Вена имела богатый опыт в лингвистическом отдалении сербов и хорватов, сербов и черногорцев через создание различий в языке, топонимах), кто понял замысел капитального труда интеллектуального патриарха М. Грушевского, вторившего духинщине, кто осведомлён о деятельности Ватикана, не будет искать причины украинского сепаратизма в событиях и идеологиях XX века <…> Истоки украинского сепаратизма – в Брестской унии (1596 г. – С. Г.), в противостоянии католического Запада ненавистной “византийской схизме” <…> [А] история унии – это жестокое наступление католицизма на православие, это экспроприация, насилие и убийства, продолжавшиеся три века, сначала поляками, затем Австрией <…> Результатом трёхвековых усилий стало постепенное трагическое раздвоение украинского самосознания <…> Раздвоение сознания на Украине воплотили революционеры-демократы XIX века, затем либералы-националисты Центральной Рады, затем закрепили и оформили большевики, издавшие в 1923 г. постановление ЦК ВКП(б) об обязательной украинизации, несмотря на то что влияние “самостийничества” ещё в первой четверти XX века было совершенно ничтожным»⁴⁸⁴.

Этот предварительный «забег» в позднейшую историю Западной Руси необходим здесь для того, чтобы ранние страницы её истории воспринимались не через призму современных идеологических предрассудков и пристрастий, а именно в том ключе, в каком хотел их донести до нас А. С. Пушкин. Итак – всё по порядку, начиная с общерусской, древнекиевской точки отсчёта.

В XII в. под влиянием закрепощения низших классов, княжеских усобиц, половецких нападений и вообще затухания пульса экономической жизни (из-за смещения международных речных торговых путей с Днепра на Днестр) началось запустение Киевской земли, следствием которого явился отлив населения из Поднепровья. Отлив шёл в двух направлениях. Одна струя колонизации направлялась (как уже говорилось) на северо-восток, в междуречье Оки и верхней Волги. Другая струя направлялась на запад, на Западный Буг, в область верхнего Днестра и верхней Вислы, вглубь Галиции и Польши. «Следы отлива в эту сторону обнаруживаются в судьбе двух окрайных княжеств, Галицкого и Волынского. Галицкое княжество <…> уже во второй половине XII в. делается одним из самых сильных и влиятельных на юго-западе: князь его отворяет ворота Киеву, как говорит “Слово о полку Игореве” про Ярослава Осмомысла. С конца XII в., при князьях Романе Мстиславиче, присоединившем Галицию к своей Волыни, и его сыне Даниле, соединённое княжество заметно растёт, густо заселяется, князья его быстро богатеют, несмотря на внутренние смуты, распоряжаются делами юго-западной Руси и самим Киевом; Романа летопись величает “самодержцем всей Русской земли”. Этим наплывом русских переселенцев, может быть, объясняются известия XIII и XIV вв. о православных церквах в Краковской области и в других местностях юго-восточной Польши»⁴⁸⁵.

В связи с этим отливом населения на запад объясняется одно важное явление русской этнографии, а именно: образование малороссийской народности. Название «Малая Россия» для юго-западной Руси появляется в документах XIV в., после того как Галицко-Волынские земли были захвачены Польшей, а запустевшее (вследствие татарского погрома) Поднепровье стало восточной окраиной Великого княжества Литовского, позднее – соединённого Польско-Литовского государства. По гипотезе В. О. Ключевского, когда прежнее оброчное крестьянство в Польше XV в. стало заменяться барщиной и получили ускоренное развитие процессы закрепощения сельского населения, оно вновь стало заселять оставленные прежде земли по Днепру, Восточному Бугу и Днестру. «Эта Русь, возвращаясь теперь на свои старые пепелища, встретилась с бродившими здесь остатками старинных кочевников торков, берендеев, печенегов и др. Я не утверждаю решительно, что путём смешения возвращавшейся на свои древние днепровские жилища или остававшейся здесь Руси с этими восточными инородцами образовалось малорусское племя, потому что и сам не имею и в исторической литературе не нахожу достаточных оснований ни принимать, ни отвергать такое предположение; равно не могу сказать, достаточно ли выяснено, когда и под какими влияниями образовались диалектические особенности, отличающие малорусское наречие как от древнего киевского, так и от великорусского. Я говорю только, что в образовании малорусского племени как ветви русского народа принимало участие обнаружившееся или усилившееся с XV в. обратное движение к Днепру русского населения, отодвинувшегося оттуда на запад, к Карпатам и Висле, в XII – ХШ вв.»⁴⁸⁶.

Существуют, впрочем, и другие объяснения возникновения названия «Малая Россия». Они принадлежат выдающемуся русскому филологу-слависту О. Н. Трубачёву, специалисту в области славянской этимологии, этимологической лексикографии и этнической истории (этногенеза) славян. Развивая в плане культурно-лингвистической типологии этнонимическую модель, условно названную «Великая страна», он говорит: «Эта модель никакой великодержавности и шовинизма в себе не таит, хотя так подчас охотно думают, начиная с Плиния, который связывал название Magna Graecia (Великая Греция. – С. Г.) c “кичливостью” греков, пришедших якобы в восторг по поводу красот вновь освоенной страны. На самом деле Magna Graecia выражает ориентацию “новой” Греции (Нижней Италии) относительно старой метрополии, Эллады. Равным образом Великобритания названа так относительно материковой Бретани, Великороссия – относительно Руси изначальной, лишь под воздействием своего коррелята ставшей Малороссией, далее ср. Великопольша и её оппозит – более южная (и раньше освоенная) Малопольша; закончим довольно древней и потому интересной для нас парой Малая Фригия – на ближайшем к Европе малоазиатском берегу Пропонтиды – и Великая Фригия – дальше на юго-восток вглубь Малой Азии (да и сама Малая Азия, Asia Minor <…> разумеется, представляет собой вторичное название страны, за освоением которой последовало расселение по Азии дальнейшей, иногда действительно называемой – главным образом в учёных трудах – Asia Maior, Великая Азия)»⁴⁸⁷.

Что касается северной части Юго-Западной Руси – будущей Белоруссии, то после распада Киевской Руси значительная часть её территории находилась под властью полоцких князей, всегда выступавших в роли «домашней оппозиции» по отношению к Русскому государству (см. Лаврентьевскую летопись под 1128 г.: «И оттоле меч взимают Рогволожи внуки против Ярославлевых внуков»⁴⁸⁸). «Территория нынешней Гродненской области и района Вильнюса даже получила название “Чёрная Русь”, вероятно, из-за преобладания в населении язычников, в отличие от православной Белой»⁴⁸⁹. Наверное, поэтому, войдя позднее в состав языческого Великого княжества Литовского и даже оказав мощное культурное воздействие на него, она тем не менее в политическом отношении надолго теряет самоназвание «Руси» и в восточнорусских дипломатических документах (а также в фольклоре) устойчиво называется «Литвой» (в былинах – «хороброй Литвой»). Но не случайно и возвращение ей в XVII в. названия «Белой Руси», – потому что из всех трёх групп восточного славянства она единственная сохранила за собой право на его преемственное удержание (поскольку северо-восточная Русь исторически приняла на себя наименование «Великой», а южная фактически растворилась в «Червоной» – см. гл. «Царевна»).

Ранняя история Западной Руси крайне плохо документирована, и не в последнюю очередь – благодаря польской (католической) практике сознательного уничтожения русских (православных) летописей. В этой связи исключительный интерес представляет «История Русов» – хроника, составленная в XVIII в. белорусским архиепископом Г. Конисским на основе дошедших до него документов и преданий. А то немногое, что не отвечает требованиям историзма в этой хронике, связано с неоправданным наложением современных Конисскому понятий «Малая Русь» и «Белая Русь» (и некоторой другой терминологии) на более древнюю, не соответствующую позднейшей номенклатуре, ситуацию.

Согласно хронике, «княжества Малой России, претерпев в нашествие Батыя и его татар в 1240 г. большее от других поражение, по мере упорного им сопротивления и кровопролитных битв, разорены были также до основания; князья их и воинство выбиты; города разрушены и сожжены, и народ остался под игом татарским, а иной укрывался в Белоруссии и земле Древлянской или Полесье; знатнейшие же фамилии с немногими княжескими семействами удалились в соседственное княжество Литовское, и тамо пребывая, многие соединились родством с владетельными и вельможескими фамилиями тамошними, и помощью сего подвигнули Литовского владетельного князя Гедимина освободить их землю от владения Татарского и соединить её со своею державою под одно право и начальство.

Посему Гедимин князь в 1320 г., пришедши в пределы Малороссийские с воинством своим Литовским, соединённым с Русским, состоявшим под командою воевод Русских Пренцеслава, Светольда и Блуда, да Полковников Громвала, Турнила, Перунада, Ладима и иных, выгнали из Малороссии Татар, победив их на трёх сражениях, и на последнем главном при реке Ирпене, где убиты Тымур и Дивлет, Князья Татарские, принцы Ханские. За сими победами восстановил Гедимин правление Русское под начальством выбранных от народа особ, а над ними устроил наместником своим из Русской породы князя Ольшанского, после которого были из сей же породы многие другие наместники и воеводы; но знатнейший из них известен Симеон Александрович, воевода и князь Киевский и Слуцкий, возобновивший в 1470 году церкви и монастыри Киевские, Батыем разорённые и более двухсот лет опустелыми бывшие. Права же и обычаи Русские не токмо подтвердил Гедимин тамошнему народу во всём их пространстве, но ввёл их и в своей земле вместе с письменами или грамотою Русскою; почему и доднесь в княжестве Литовском видны по древним архивам и у частных особ старые привилегии и другие документы, писанные письмом Русским, а коренное право Русское, известное под именем судных статей и собранное в одну книгу, Статут называемую, переведено после с Русского на язык Польский, что и в самой той книге при конце напечатано.

<…> А когда сие Литовское княжество в 1386 году чрез князя своего Ягайла, сына Ольгердова, а потомка Гедиминова, соединилось в одну державу с королевством Польским посредством супружества сего князя с Гедвигою, королевою Польскою, наследницей Польской короны, по которой и князь оный <…> возведён и признан королём Польским под именем Владислава Первого, то и Малороссия, под древним названием Руси, соединилась тогда вместе с Литвою в королевство Польское на трактатах и условиях, равномерно всем трём народам служащих, в которых между пространными положениями главное заключалось в сих достопамятных словах: “Принимаем и соединяем, яко равных с равным и вольных с вольным”. Сие постановление от времени до времени каждым королём при коронации подтверждаемо было под названием Пакта Конвента, и на основании того по тогдашнему правительственному формулу учреждены в трёх оных нациях три равные Гетмана, с правом наместников королевских и верховных военачальников и с названием: одного коронным Польским, другого Литовским, а третьего Русским»⁴⁹⁰.

Сказанного достаточно, чтобы понять, кого А. С. Пушкин вывел в своей сказке под именем «королевича»: это та часть русского народа, историческая судьба которого начала расходиться с судьбой его северо-восточной части («царевны») ещё в XIII в. Интересно, что А. С. Пушкин, в отличие от современных, не очень грамотных в историческом плане патриотов-интеграторов, указывает на изначальное отличие «королевича» от «царевны» («И жених сыскался ей: Королевич Елисей»). Здесь, видимо, имеется в виду изначальная нетождественность Белой и Червоной Руси – нетождественность, облегчившая последующее вхождение Южной Руси в иное цивилизационное поле. Ещё в XIV в. немецкий гуманист Вилибальд Пиркхаймер в своём сочинении «Исторические фрагменты» указывал, что «Руссия делится на Белую и Красную или Малую»⁴⁹¹.

Интересно также, что Южная Русь уже с самого начала, а не только после коронации Ягайла в 1386 г., становится «королевской»: эта подробность находит своё историческое объяснение в событиях монгольского этапа русской истории, когда галицко-волынский князь Даниил Романович, несмотря на свою православную ориентацию, получил от римского папы титул «короля». Даниил Романович не только продолжал сохранять родственные отношения с князьями Владимиро-Суздальской Руси (его дочь вышла замуж за брата Александра Невского князя Андрея), но и строил планы борьбы с овладевшими в то время восточной частью Руси монголами. Именно к нему в первую очередь относимы стихи сказки:

 
Королевич Елисей,
Помолясь усердно Богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей женой,
За невестой молодой.
 

К сожалению, планы Даниила Романовича оказались неосуществимыми, да и вообще исторические судьбы Западной и Восточной Руси стали складываться с этого времени совершенно по-разному. Поэтому настоящий «поиск царевны» начинается лишь с XV–XVI вв., когда провозглашённая на Флорентийском и подтверждённая на Люблинском и Брестском соборах церковная уния сделала положение православного русского населения Западной Руси крайне тяжёлым.

Между прочим, в сказке королевич назван не только по титулу, но также и по имени: «Елисей». Случайна ли именно такая форма его имени? – Оказывается, нет. Дело в том, что «авторы исторических сочинений XVI–XVII вв. обычно исходили из традиционной для европейского летописания схемы Библии: из существования у человечества единого языка до тех пор, пока не произошло Вавилонское столпотворение, результатом которого стало возникновение 72-х разных языков, в том числе славянского. После этого из Сеннаарской равнины потомки сыновей Ноя двинулись: Сима – на восток, Хама – на юг, а Иафета – на запад и север. От Иафета и его потомков и произошли, как считалось, все расселившиеся здесь народы, включая славянские. Эта схема в разных модификациях встречается в славянской анналистике, наиболее подробно отразившись в “Повести временных лет”, откуда перешла в восточнославянскую хронографию, в русские и украинские летописцы XVII в. Различия заключались преимущественно в том, кого те или иные источники называли непосредственными родоначальниками славян в целом и отдельных славянских народов в частности»⁴⁹².

«Достойно внимания, что различные авторы, отталкиваясь от общего для них источника – пятикнижия Моисея, приходили к противоположным выводам. Уже польский историк и культурный деятель Мацей Меховский (1457–1523) трактовал библейских первопредков славян следующим образом: “Надо знать, что славяне произошли от Иавана, сына Иафета, через Элиза. Ной родил Сима, Хама и Иафета. Иафет же Иавана, четвёртым по порядку, и его братьев. От Иавана произошли греки <…> а также Эладики или Эолийцы, и славы – от его сына Элиза” <…> Категорическое предупреждение («надо знать») отнюдь не означало приоритета Меховского. Наоборот, это являлось напоминанием схемы, бытовавшей во многих средневековых, не только латинских и греческих, но и арабских хрониках: предки славян – Иафет, его сын Иаван и внук Елиса <…> Одним из ближайших предшественников Меховского в этом случае мог быть знаменитый итальянский путешественник XIV в. Джованни Мариньола (ум. 1389), по заказу чешского короля и германского императора Карла IV написавший в 1350-х гг. “Богемскую хронику”. Он утверждал, в частности, что славяне произошли вместе с греками от Елисы <…> исходя из соответствующего толкования Исидора Севильского, который, однако, о славянах не говорил: они были добавлены Мариньолой…»⁴⁹³.

О другом именовании библейского «праотца» славян можно судить по изданному в Базеле в 1561 г. «Компендиуму по космографии» итальянца Гульельмо Постелло. «Один из разделов его книги, названный “О Иафете и его потомках, основателях народов”, был посвящён ветхозаветным “праотцам” итальянцев, скифов, германцев и ряда других народов, включая славян, которых Постелло всех вместе называл московитами. Поэтому, наряду с Гомером, Магогом, Мадаем и прочими сыновьями Иафета, в качестве шестого был упомянут “Мешех, обыкновенно называемый Мосох”»⁴⁹⁴.

Версия «Мосоха» тоже получила достаточное распространение, что видно из «Хроники» Стрыйковского, «в которой Мосох именовался “патриархом нашим”»⁴⁹⁵. Назывались, впрочем, и другие имена, в частности – «Рифат», внук Иафета через его старшего сына Гомера (у С. Сарницкого). «Появление в одном ряду с Мосохом и фактически на равных правах с ним Рифата означало попытку ослабить распространённое мнение о единстве происхождения славян. Если у Сарницкого это сделано не столь броско, то политизация темы в начале XVII в. приводила к сознательному обострению идеи разности библейских предков восточных и остальных славян. Если Моземан (в своём трактате «Историческая география». – С. Г.) <…> ограничивался приведением генеалогии, согласно которой Рифат был прародителем сарматов, венетов, поляков и других славян, а Мосох – только “мусковитов-ройсов”, то чуть позже шведский дипломат и историк Пётр Петрей де Ерлезунда (1570–1622) с удовольствием педалировал такие различия, одновременно подчёркивая отрицательную характеристику Мосоха в Библии <…> В результате стремление подыскать разным славянским народам различных библейских “праотцев” из абстрактно-догматических размышлений превращалось в идеологическое обоснование тенденциозного курса на противопоставление “московитов” остальному славянскому миру»⁴⁹⁶.

Устойчивый результат размежевания версий зафиксировал В. Н. Татищев: «Кромер равномерно сугубо славян от Мосоха и Елиса [производит]. Равно тому и Бельский»⁴⁹⁷. То есть: если восточные славяне (московиты) – от Мосоха, то от Елисы – западные (к каковым оказалась причисленной, в силу исторического вхождения в западнославянский культурный круг, и западная часть восточного славянства – будущие Украина с Белоруссией).

Этим-то ходом раннеисторической мысли и воспользовался А. С. Пушкин, создавая в своей «Сказке» образ «королевича Елисея».