Глава 7
Уход в лес

К середине XII столетия значение Киева как центра древнерусского государства сходит на нет, а сам этот центр перемещается из лесостепной и степной зон южнорусских земель на северо-восток, в Волго-Окское междуречье «Залесской Украйны». «Историческая сцена меняется как-то вдруг, неожиданно, без достаточной подготовки зрителя к такой перемене. Под первым впечатлением этой перемены мы не можем дать себе ясного отчёта ни в том, куда девалась старая Киевская Русь, ни в том, откуда выросла Русь новая, верхневолжская»¹¹¹. Налицо лишь сама перемена. Иногда она даже не комментируется историками – как у С. М. Соловьёва, ограничивающегося простой констатацией факта. Однако, начиная со времён М. П. Погодина, существует и научная традиция объяснения этого факта массовым переселением русского народа с юга на северо-восток¹¹². Её иногда оспаривают, но, как правило, без серьёзной научной аргументации Например, неприятие этой идеи некоторыми украинскими историками основано на чисто идеологической, тенденциозно националистической попытке доказать, что между украинским и великорусским народами нет ничего исторически общего (к таким историкам в первую очередь относится М. С. Грушевский¹¹³, работавший в Австро-Венгрии и выполнявший её политический заказ на обоснование оккупации Австрией Галиции¹¹⁴). Но есть и объективно настроенные украинские историки, не только не оспаривающие факта массового народного переселения из Южной Руси во Владимирскую, но прямо утверждающие, что на север уходили «земледельцы, градостроители, ремесленники, художники-иконописцы, зодчие, книгописцы»¹¹⁵.

Действительно, для специалистов, не озабоченных идеологическими пристрастиями, здесь нет никаких поводов для дискуссий. Наоборот, указывают обычно на конкретные детали переселения. Например, у В. О. Ключевского читаем: «Около половины XII в. начинает понемногу прокладываться и прямоезжая дорога из Киева на отдалённый суздальский север. Владимир Мономах, неутомимый ездок, на своём веку изъездивший Русскую землю вдоль и поперёк, говорит в Поучении детям с некоторым оттенком похвальбы, что один раз он проехал из Киева в Ростов “сквозь вятичей”. Значит, нелёгкое дело было проехать этим краем с Днепра к Ростову. Край вятичей был глухой лесной страной: уйти в леса к вятичам значило спрятаться так, чтобы никто не нашёл. Черниговские князья, которым принадлежало племя вятичей, часто искали здесь убежища, побитые своею братией. На пространстве между верхней Окой и Десной от города Карачева до Козельска и далее к северу, т. е. в значительной части нынешних Орловской и Калужской губерний, тянулись дремучие леса, столь известные в наших сказаниях о разбойниках под именем Брынских (Брынь – старинная волость, ныне село Жиздринского уезда на Брынке, или Брыни, притоке Жиздры, Калужской губернии). Город Брянск на Десне в самом своём имени сохранил память об этом тогда лесистом и глухом крае: Брянск – собственно Дебрянск (от дебрей). Вот почему Суздальская земля называлась в старину Залесской: это название дано ей Киевской Русью, от которой она была отделена дремучими лесами вятичей. Эти дремучие леса и стали прочищаться с половины XII в. Если Мономах ещё с трудом проехал здесь в Ростов с малой дружиной, то сын его Юрий Долгорукий во время упорной борьбы со своим волынским племянником Изяславом (1149–1154) водил уже прямой дорогой из Ростова к Киеву целые полки. Это заставляет предполагать какое-то движение в населении, прочищавшее путь в этом направлении сквозь непроходимые леса»¹¹⁶.

О том же – у С. Ф. Платонова: «Между южными княжествами, лежавшими на Днепре, и Суздальской землёю простиралась непроходимая, лесная и дикая область вятичей. Она мешала прямому сообщению Киева и Суздаля <…> С течением времени, именно в середине XII в., были проложены дороги и сквозь “вятичи”, с Днепра на Оку. По этим дорогам из южной Руси пошло сразу много народа, который бросал свою прежнюю оседлость <…> Княжеские усобицы, половецкие набеги, общее оскудение Киевщины – гнали оттуда население, и оно с открытых южных пространств укрывалось в леса вятичей, а через эти леса выходило и далее на север, в “Залесье”: так на юге звали Суздальскую область, лежавшую за лесами»¹¹⁷.

Очень яркие страницы, посвящённые описанию переселения русского народа в XII в. с юго-запада на северо-восток, находим в очерке В. В. Кожинова «Путь Руси из Киева во Владимир». В течение второй половины XI – первой половины XII в., пишет он, совершается очень интенсивное развитие этой (Ростово-Суздальской. – С. Г.) земли. Если в середине XI в. в ней имелись, по-видимому, только три заметных города – Ростов, Суздаль и Ярославль, то к середине XII-го города здесь насчитываются уже десятками. Решающую роль в этой перемене сыграл отказ князя Андрея Боголюбского, сына Юрия Долгорукого, от Киевского стола в пользу Владимира-на-Клязьме. «Впервые прямой наследник правителя Киева отказывался от своей высокой доли. Но уход Андрея из Киева во Владимир имел и неизмеримо более масштабный и глубокий смысл. Русские историки давно осознали судьбоносное значение этого события, но до самого последнего времени оно, это осознание, не было развёрнуто и доказательно выражено. Ещё С. М. Соловьёв в своей “Истории России с древнейших времён” писал об уходе Андрея Боголюбского из Киева: “Этот поступок Андрея был событием величайшей важности, событием поворотным (курсив С. М. Соловьёва. – В. К.), от которого история принимала новый ход, с которого начинался на Руси новый порядок вещей»¹¹⁸. О том же писал и В. О. Ключевский. Но «ни С. М. Соловьёв, ни В. О. Ключевский, сознавая грандиозность “поворота”, “перемены”, вместе с тем не раскрыли конкретно сам ход дела. Это впервые, пожалуй, было осуществлено в исследованиии Ю. А. Лимонова “Владимиро-Суздальская Русь” (1987) <…> Здесь показано, как <…> “северо-восточный регион, неизвестный по сути дела нашим летописцам до второй половины XII века, менее чем за сто лет превратился в крупнейший центр Руси, в одно из наиболее мощных государственных образований Восточной Европы”»¹¹⁹.

«Андрей Боголюбский, его брат Всеволод Большое Гнездо, Александр Невский (внук Всеволода) – это уже деятели Владимирской, а не Киевской Руси. Но вполне понятно, что во Владимирскую Русь переместились отнюдь не только князья и их ближайшее окружение. Дело шло о самом широком, поистине народном переселении. Это с полной очевидностью выразилось, например, в переносе во Владимирскую Русь целого ряда названий городов и даже рек (что является своего рода исключительным фактом в истории и свидетельствует с несомненностью о “массовом” переселении). Едва ли не первым осмыслил эти явления В. О. Ключевский. Приведя дошедшие до нас гордые слова Андрея Боголюбского о Владимирской Руси, которую он “городами и сёлами великими населил и многолюдной учинил”, Ключевский ставит вопрос о том, “откуда шло население, наполнявшее эти новые <…> города и великие сёла”, и говорит следующее: “Надобно вслушаться в названия новых суздальских городов: Переяславль, Звенигород, Стародуб, Вышгород, Галич – всё это южнорусские названия, которые мелькают чуть ли не на каждой странице старой киевской летописи <…> Имена киевских речек Лыбеди и Почайны встречаются в Рязани, во Владимире на Клязьме, в Нижнем Новгороде. Известна речка Ирпень в Киевской земле <…> Ирпенью называется и приток Клязьмы во Владимирском уезде <…> В Древней Руси известны были три Переяславля: Южный или Русский <…> Переяславль Рязанский (нынешняя Рязань) и Переяславль Залесский <…> Каждый из этих одноименных городов стоит на реке Трубеже. Это перенесение южнорусской географической номенклатуры на отдалённый суздальский Север было делом переселенцев, приходивших сюда с Киевского Юга <…> Наконец, встречаем ещё одно указание на то же направление колонизации <…> в народной русской поэзии. Известно, что цикл былин о могучих богатырях Владимирова времени сложился на юге, но теперь там не помнят этих былин и давно забыли о Владимировых богатырях <.. Зато богатырские былины с удивительной свежестью сохранились на далёком севере <…> О Владимировых богатырях помнят и в центральной Великороссии <…> Как могло случиться, что народный русский эпос расцвёл там, где не был посеян, и пропал там, где вырос? Очевидно <…> эти поэтические сказания перешли вместе с тем самым населением, которое их сложило.”»¹²⁰.

«Нельзя усомниться и в том, что во Владимирскую Русь переселялись из Киевской люди наиболее деятельные и, пользуясь современным определением, культурные. Об этом безусловно свидетельствуют уже хотя бы те великолепные храмы, которые были воздвигнуты за краткий срок, начиная с середины XII века, во Владимире и рядом на Нерли, в Переяславле Новом (как его нередко в те времена называли), Юрьеве-Поль-ском (город, основанный в честь своего небесного покровителя Юрием Долгоруким), Суздале и т. д.»¹²¹.

«Этот перенос, это поистине великое переселение было, без сомнения, чрезвычайно нелёгким делом: ведь даже по прямой линии Владимир отстоит от Киева на тысячу километров; к тому же на водных, речных путях приходилось преодолевать тяжкие волоки, а по дорогам через могучие девственные леса (напомню, что Владимирская земля называлась и «Залесской») нужно было не только проезжать, но и в прямом смысле прокладывать путь. И тем не менее переселение свершилось»¹²².

«Русь “падала” в Киеве потому, что она “поднималась” во Владимире, что объяснялось, несомненно, перемещением государственной и – шире – национальной энергии во Владимир»¹²³.