Глава 20
Бочка

Все вышесказанное объясняет, почему результатом подложного приговора является бросание царицы Матери и её сына в «бездну вод». Но данное действие осложнено в сказке образом «бочки»:

 
Делать нечего: бояре,
Потужив о государе
И царице молодой,
В спальню к ней пришли толпой.
Объявили царску волю —
Ей и сыну злую долю,
Прочитали вслух указ
И царицу в тот же час
В бочку с сыном посадили,
Засмолили, покатили
И пустили в Окиян —
Так велел-де царь Салтан.
 

Загадку «бочки» объясняет сцена выхода Гвидона с матерью на берег острова Буяна:

 
Сын на ножки поднялся,
В дно головкой уперся,
Понатужился немножко:
«Как бы здесь на двор окошко
Нам проделать?» – молвил он,
Вышиб дно и вышел вон.
Мать и сын теперь на воле…
 

Если выход русского государства на Балтийское побережье при Петре – это выход из «бочки», то потеря побережья по условиям Столбовского договора 1617 г. – это заточение в неё. Смысл образа предельно ясен; поэтому вкратце изложим предысторию вопроса.

Древнерусское государство возникло как политическая форма великокняжеского контроля над путем «из варяг в греки» – из Балтийского моря в Черное. С распадом древнерусского государства на удельные княжества контроль над Балтийским побережьем остался за Великим Новгородом; именно Новгород приглашал Александра Невского отбить поползновения западноевропейских крестоносцев на территории бассейна Невы. Но в целом торговые отношения Новгорода с Ганзой, Ливонией и Швецией складывались как неравноправные, препятствовавшие самостоятельной русской торговле с западными странами. Поэтому с присоединением Новгорода к Московскому царству Ивану III пришлось воевать с Ливонией и Швецией за свободу рук на Балтике (Иван III построил, в частности, первое русское «окно в Европу» – Ивангород на реке Нарове). Борьбу с Ливонией и Швецией продолжали – с переменным успехом – Иван Грозный и его сын Феодор. А ослабление страны в ходе событий Смуты привело к временной уступке Балтийского побережья Швеции – вплоть до итогов Северной войны при Петре I, когда и состоялся, наконец, выход из «бочки» на волю.

Вроде бы всё сходится. Но, учитывая прослеженную на материале предыдущего содержания сказки методику пушкинского образотворчества, нельзя не почувствовать, что здесь не хватает какого-то вполне конкретного, исторически узнаваемого повода для сравнения допетровской Руси с «бочкой».

Что это за повод – если он действительно существовал?

Очевидно, что Пушкин здесь воспользовался уже упоминавшимся в начале текстом из труда С. М. Соловьёва – народным сказанием, относящимся к эпохе Петра I (источники сказания – «Дела Преображенского приказа» за 1704–1705 гг.). Напомню: «Царь ввел брадобритие и немецкое платье, царицу отослал, Монсову взял, стрельцов переказнил – всё по возвращении из-за границы, но он ли это приехал? Немцы погубили настоящего царя Петра у себя, и прислали на Русь другого, своего немца же, чтоб обусурманить православных. Сначала, вероятно, на основании слухов о неприятностях в Риге, создалась следующая сказка: “Как государь и его ближние люди были за морем, и ходил он по немецким землям и был в Стекольном (Стокгольме), а в немецкой земле Стекольное царство держит девица, и та девица над государем ругалась <…> и <…> велела бросить его в темницу. И как та девица была именинница, и в то время князья её и бояре стали ей говорить: пожалуй, государыня, ради такого своего дни выпусти его государя, и она им сказала: подите посмотрите, буде он валяется, и для вашего прошенья выпущу. И князи и бояре, посмотря его государя, ей сказали: томен, государыня! и она им сказала: коли томен и вы его выньте, и они его, выняв, отпустили. И он пришел к нашим боярам; бояре перекрестились, сделали бочку, набили в неё гвоздей и в тое бочку хотели его положить, и про то уведал стрелец и, прибежав к государю к постеле, говорил: царь государь, изволь встать и выйти, ничего ты не ведаешь, что над тобою чинится, и он государь встал и вышел, и тот стрелец на постелю лег на его место, и бояре пришли и того стрельца с постели схватя и положа в тое бочку, бросили в море”. Сказка не говорила, что сделалось потом с Петром, и люди, враждебные преобразованию, стали распространять слух, что он погиб за границею, а на его место явился немчин: “Это не наш государь, а немец; а наш царь в немцах в бочку закован да в море пущен”»¹⁴⁴.

И ещё два совпадения деталей образа с исторической реальностью.

По сказке, царицу с сыном заточили в бочку свои же бояре. Но так это было и на самом деле. Многих печальных последствий Смуты, включая сюда потерю Балтийского побережья, удалось бы избежать, если бы со времени пресечения династии Рюриковичей и вплоть до избрания на царство первого Романова страну не сотрясала внутрибоярская борьба за власть. Она не утихала даже во время частичной стабилизации положения при Василии Шуйском и уж тем более при «семибоярщине» 1610–1611 гг.

Про находящегося в бочке сына царицы в сказке говорится, что «растёт ребенок там Не по дням, а по часам». Действительно, за период между Смутой и событиями петровского времени политическое значение московских государей значительно выросло за счет присоединения восточных территорий. Уже в 40-х гг. XVII в. русские землепроходцы прошли всю Сибирь и достигли берегов Тихого океана. Тогда же были пройдены моря Северного Ледовитого океана. В 1648 г. Семен Дежнев открыл пролив между Азией и Америкой, в 1649–1651 гг. Ерофей Хабаров дошел до Амура и составил «чертёж реке Амуру». В Сибири основывались города-остроги: Енисейск, Якутск и другие; некоторые из них, такие как Тобольск и Мангазея, приобрели значение крупных центров сухопутных и морских путей. Энергичный рост России свидетельствовал об огромности накопленного ею потенциала. А бурное развитие экономических и политических сношений со странами Западной Европы через Белое море ясно показывало, что назрела необходимость выхода страны из «закупоренного» состояния уже и на самом главном – западном направлении.