Тогда Он, войдя в лодку, переправился обратно и прибыл в Свой город. И вот, принесли к Нему расслабленного, положенного на постели. И, видя Иисус веру их, сказал расслабленному: дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои. При сем некоторые из книжников сказали сами в себе: Он богохульствует. Иисус же, видя помышления их, сказал: для чего вы мыслите худое в сердцах ваших? ибо что легче сказать: прощаются тебе грехи, или сказать: встань и ходи? Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, — тогда говорит расслабленному: встань, возьми постель твою, и иди в дом твой. И он встал, взял постель свою и пошел в дом свой. Народ же, видев это, удивился и прославил Бога, давшего такую власть человекам.

«Дерзай, чадо! Прощаются тебе грехи твои», — сказал Христос расслабленному. Несомненно, в тот момент больной нуждался более всего именно в этих ободряющих словах Спасителя. Иначе Он вряд ли произнес эти слова первыми. Больной оказался перед лицом величайшего Праведника, и, вероятно, испытывал сильнейшее движение совести. В глубине души расслабленный с остротой переживал свою греховность, которая и стала причиной его тяжкой болезни. Господь, зная состояние его души, прежде всего, отвечает на сокровенный помысл его сердца. «Прощаются тебе грехи твои», — спешит Он утешить расслабленного. При этом Христос еще называет его чадом, тем самым давая ему понять, что, несмотря на нечистоту души, расслабленный совсем не чужд Ему, а очень близок и дорог, как человек, пришедший к искреннему покаянию и оплакиванию своей жизни. Весьма утешительно было слышать расслабленному, как его, отягченного множеством грехов и сознающим бремя своей нечистоты, Христос с любовью называет Своим чадом. Не годами ли безысходно мучила его неподкупная совесть? Не удалил ли он себя от Бога своими поступками, о которых безмолвно свидетельствовала его парализованность? Не виноват ли он всецело и безответно перед Богом? Не стал ли чужд Ему без всякой надежды вернуть утраченную расположенность Всевышнего? Все это расслабленный мог много раз передумать за годы своей нелегкой болезни. И вот теперь, оказавшись перед Христом, великим Чудотворцем, он слышит от Него не подтверждение своих горьких переживаний и тяжелых помыслов, не суровый укор и безпощадное обличение, но нечто такое, что вряд ли всходило ему на ум: милостивое прощение всех неправд его жизни, полное растворение их в безмерной любви и снисхождении. Без сомнения, здесь, в этом вопросе была сконцентрирована главная боль его сердца.

Сильна власть греха над несчастным человеком, незаживающую рану наносит беззаконие его душе. Помыслы о содеянном могут тревожить человека всю жизнь. Но велика и безпредельна милость Божия к тем, кто умеет смотреть правде в глаза, кто не оправдывает себя ни в чем и кто берет ответственность за свои темные и срамные дела только на самого себя. Блажен, кто имеет мужество сойти во глубину покаяния и оттуда обратиться к Богу. В свое время и он услышит от Христа утешительные слова: «Дерзай, чадо! Прощаются тебе грехи твои».

Следует обратить сугубое внимание не только на то, что Спаситель называет парализованного Своим чадом, но и на Его повеление «дерзай». Оказывается, для того, чтобы прочувствовать свое прощение от Бога, принять и усвоить всё превосходящую любовь Божию, надо иметь особое дерзновение. Грех лишает человека надежды, придавливает его своей тяжестью. Нам иногда кажется, что прощение от Бога возможно получить только в результате строгой аскезы, что для этого требуются неимоверные труды и подвиги, долгое время. Некоторые духовники склонны поддерживать в своих чадах подобный настрой. Нередко они обременяют своих пасомых чрезмерностью своих требований, что представляется им проявлением истинного православия. Им кажется, что чем строже, тем и лучше. Тем самым они делают ношу несчастного страдальца еще более тяжелой и невыносимой. Вместо излечения и восстановления в добре души человеческой происходит нанесение еще большей раны. Вот и ходит такой бедный христианин, сгибаясь в три погибели под тяжестью своей вины. Мы забываем о том кратком, но весьма важном наставлении, которое дал преподобный Серафим Саровский духовнику Дивеевской обители, протоиерею Василию Садовскому. Он категорически запрещал ему употреблять епитимьи по отношению к «дивеевским сиротам». Он напоминал ему слова молитвы, чаще всего произносимые на исповеди формально, по заведенному порядку, на которые мало кто обращает внимание: «аз же точию свидетель есмь», вовсе не наказатель или безжалостный каратель. Мы также упускаем из виду слова из книги пророка Исайи: «…удалите злые деяния от очей Моих, перестаньте делать зло, научитесь делать добро, ищите правды… тогда …если будут грехи ваши как багряное, — как снег убелю, если будут красны, как пурпур, — как волну убелю» (Ис. 1, 17, 18). В ветхозаветном времени любовь Божия спешила на помощь к раскаявшемуся грешнику и ждала от него только одного — изменения своей жизни и вменяла одно это намерение в покаянные труды. Если это так, то неужели любовь Божия в новозаветные времена благодати, после пришествия Богочеловека на землю, изменила свою природу и отдалилась от человека еще более, чем в подзаконный период истории человечества? Не безумие ли мыслить так? Не являет ли Христос исцелением расслабленного и отпущением всех его грехов необыкновенную близость божественной любви к кающемуся? «Сей богохульствует. Кто может отпускать грехи, кроме одного Бога?» — в этом утверждении книжников слышится не только нежелание признавать божественную власть Христа. Не исключено, что книжников глубоко возмутил сам факт снисходительного прощения расслабленного. Они сопротивлялись этому поступку Христа, так как считали парализованного великим грешником, совершенно недостойным подобной милости, оказанной, как им казалось, с необыкновенной легкостью. И те, не в меру строгие духовники, которые спешат наложить на кающегося тяжелые прещения и наказания, считая их также недостойными божественной любви, не становятся ли в один ряд с книжниками, обвинившими Христа в богохульстве за Его прощение кающегося?

«Дерзай чадо! Прощаются тебе грехи твои». Пусть же каждый, кто встает на путь отвращения от греха, что бы он ни сделал в этой жизни порочного, имеет дерзновение не сомневаться в божественной милости, изглаждающей все его грехи и поддерживающей его на пути спасения. Пусть не смущается тяжестью содеянных грехов, пусть не представляет себе Бога суровым и безпощадным, скупым в любви и скаредным во всепрощении. Пусть почаще приводит себе на память слова апостола Петра, сказанные им в Первом соборном послании, что покаяние есть, прежде всего, «обещание Богу доброй совести» (1 Петр. 3, 21), а также слова Христа, сказанные расслабленному: «Дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои».