32

Винсент

В дороге

Декабрь, 1914

Он сидел между женщинами и вдыхал их аромат.

На переднем сиденье мужчина в белых перчатках крутил руль, машина подскакивала на заснеженной дороге.

То и дело одна из женщин (он не запомнил их имена) целовала его или поправляла плед, укрывавший его и их колени. Под пледом он ощупывал карман. Все в порядке. Шарик на месте.

– Ты, наверное, проголодался и ждешь не дождешься праздничного ужина? – спросила дама в шубке. Когда она шевелила спрятанными в муфту руками, та меняла свой контур и казалась ловушкой, откуда хотят выбраться плененные зверьки.

– Да, – сказал он, хотя не был голоден. Он привык, что в желудке, постоянно готовом к лишней тарелке супа или куску хлеба, всегда посасывало, но в приюте все получали справедливо равные порции. Если тебе не нравилась какая-то еда (свекла, скажем, или капуста), ты мог отдать ее другому ребенку, и тот становился твоим должником. На прошлой неделе один мальчик рассчитался с ним засахаренным инжиром, который прежде он не пробовал. Инжир пришелся по вкусу, и он охотно съел обе порции, о чем позже пожалел.

– Будет много вкусностей, – сказала вторая женщина.

Ее представили няней, на кого она совсем не походила. Няни носят всё белое, а она была в коричневом пальто и красном шарфе, который сняла и обмотала вокруг его горла. Он обрадовался, потому что в машине было холодно. Ветер задувал сквозь щели в окошках, хлопавших непристегнутыми клапанами.

– Ростбиф с картофельным пюре, пудинги, сладкие пирожки, – подхватила дама в мехах. – А еще колбаски, устрицы, заварной крем…

Устрицы он не любил, но об этом вежливо промолчал.

– Впереди крутой подъем, – через плечо сказал шофер. – Будем заезжать задним ходом.

– Ореховый хлеб и тянучки…

Когда машина накренилась вперед и, переваливаясь на ухабах, двинулась вверх, он ощутил во рту вкус утренней каши, то поднимавшейся к горлу, то спускавшейся обратно. Потом она поднялась и уже не спустилась. Похоже, сейчас его вырвет. Но куда? Погубить блестящее сиденье нельзя. Иначе его опять вернут в приют.

Машина дернулась, и он опростался на руки няни. Как ни странно, она ничего не сказала, а вот другая дама всполошилась:

– Оскар, остановите машину! Мальчику плохо!

Такого белого снега он еще не видел. Няня сунула руки в сугроб, очищая перчатки.

Когда опять сели в машину, дама в мехах придвинулась ближе к дверце. Он понял, что она, как и он сам, опасается повторного извержения.

Пришлось ждать, пока шофер заведет мотор. Машина просела под ногой, ступившей на подножку. А он встал коленями на сиденье и, развернувшись к заднему окошку, сквозь мутный целлулоид смотрел на круговые движения шофера; машина туда-сюда покачалась, потом вновь затарахтела. Шофер ее обежал и запрыгнул на свое сиденье.

– В следующий раз сядешь рядом со мной, – сказал водитель, выезжая на дорогу. – Я научу тебя заводить эту малышку.

Это к нему обращаются? Невероятно! Прикрыв глаза, он вообразил себя за рулем машины. Рядом сидит Лоло и напевает «Греби, греби на лодочке». Вдруг передние колеса отрываются от земли, машина задирает нос и, точно птица, устремляется к облакам.

– Куда мы едем? – удивительно спокойно спрашивает Лоло. Она всё повторяет и повторяет его имя, и он просыпается.

– Винсент, Винсент, мы дома.

Он поднял голову с няниного плеча, на котором остался мокрый след от его слюны.

Сквозь ветровое стекло он увидел дом, не меньше его последнего пристанища, и испугался, что его привезли в новый приют.

Распахнулась дверца, мужчина помог выйти даме в мехах, а потом схватил его.

– Добро пожаловать, дружище. Я твой дядя Бенно. Залезай ко мне на плечи, я тебя понесу, как Санта-Клаус – мешок с подарками.

Сильные руки его подняли, и он оказался на плечах мужчины; столь высокая обзорная точка ему очень понравилась.

Дом был чересчур роскошный, в таких сироты не живут, – угловая башня, стены цвета шоколада.

Распахнулась парадная дверь, какие-то люди кричали, чтоб они скорее заходили в тепло. Поднялись на крыльцо, и он крепко вцепился мужчине в волосы, когда тот пригнулся, проходя через дверной проем.

– Ого! Ну и хватка! – сказал мужчина, и ему стало приятно, что он своей силой впечатлил взрослого.

В доме было тепло и хорошо пахло.

Мужчина снял его с плеч и поставил на ковер с цветочным узором; он себя чувствовал тоже этаким цветком, который разглядывали окружившие его люди.

– Я твоя тетя Ханна, – сказала женщина с красивыми золотистыми волосами. На туфлях ее были вышиты цветастые птицы.

– Я твоя тетя Рейчел, – сказала другая женщина. Боа из белых перьев защекотало ему лицо, когда она наклонилась его поцеловать. На руках у нее была маленькая светловолосая девочка, улыбавшаяся ему совсем как Лоло. – А это Розэ, твоя… твоя…

– Кузина, – из-за его спины подсказала дама в мехах.

Чьи-то руки сняли с него шапку и пальто. Впервые за зиму в помещении ему было тепло и без них.

– А я твой отец. – Мужчина к нему не пригнулся. Глаза его скрывались за дымом сигары. Мужчина протянул руку. Большую, в темных курчавых волосках. Он ее пожал, как учили.

– Пойдем знакомиться с дедушкой, Винсент. – Дама сбросила меха и теперь была в жемчужном платье.

Они шли коридором, где горели лампы, и вместе с ними по стенам в обоях с бархатными шишечками двигались их тени. Миновали диван с ножками в виде львиных лап.

У камина старик в кресле-качалке курил трубку и читал журнал.

– Вот наш рождественский подарок, папа, – сказала дама.

Это он подарок? Кому?

Старик вынул трубку изо рта и подался к нему, а он разглядывал салфетку на подголовнике его кресла. Миссис Макналти вязала такие же.

– Вам всучили заморыша?

Конечно, некрасиво так говорить, но старик улыбался по-доброму.

– Сколько тебе лет, сынок?

Он поднял правую руку и как можно шире развел пальцы, демонстрируя возможности своей пяди.

– Пять? А растопырил на все десять.

– Да. – Он кивнул, довольный, что его поняли.

– Как тебе новая мама?

– А где она? – Он огляделся.

Старик опять улыбнулся.

– Похоже, ты не произвела большого впечатления, Сара.

Дама взяла его за руку и присела перед ним, теперь их глаза были на одном уровне.

– Я твоя новая мама, милый.

Он понял, что улыбку она снимает и надевает так же легко, как свои меха. Но ласковые слова в него попали. У него есть мама! Она называет его «милым», как в книжках мамы обращались к своим детям! Он не сделает ничего такого, что заставит ее вернуть его в приют.

Потом его увела няня. Они поднялись в его комнату. Его комнату! Теперь у него была не просто кровать, а целая комната!

– Раньше здесь жил Бенно, – сказала няня, зажигая настенную лампу. – Она самая маленькая в доме, но только в ней окна выходят на три стороны, здесь можно любоваться и восходом, и закатом.

В комнате было много интересных игрушек: красный конь-качалка со стеклянными глазами, войско оловянных солдатиков, деревянные кубики и паровозик. Раз комната его, то игрушки, наверное, тоже? Или их потом отдадут? Однажды в приют доставили мешок игрушек. Их расставили на полках, чтобы все ими играли. Пожалуй, так лучше, когда старые игрушки переходят другим детям, однако он лелеял надежду, что эти останутся при нем.

Няня подвела его ко всем окнам и, потянув за веревочки, подняла бумажные шторы, чтоб он познакомился с открывавшимися видами. В сгущавшихся сумерках он разглядел белую дорогу, уходившую к воде, мерцавшей под лучами закатного солнца.

– Видишь ветки, похожие на огромные скрюченные руки? Это тюльпановое дерево, – сказала няня. – Весной на нем распускаются желтые цветы, напоминающие тюльпаны. Увидишь. Вон там озеро, куда ни в коем случае тебе нельзя ходить одному, пока не научишься плавать. А вон сторожка, где живет шофер, который привез нас сюда. Его зовут мистер Энгель. (Няня почему-то покраснела.) Теперь мы с тобой оденемся и спустимся к ужину.

Но я уже одет, подумал он, оглядывая свои рубашку и бриджи от Общества святого Викентия де Поля.

– Вот старые вещи Бенно, они выстираны и выглажены. – Няня показала на одежду, разложенную на кровати: темные короткие штанишки, под ними чулки, сверху белая рубашка с жестким воротничком и бантиком. Казалось, на одеяло улеглась невидимая кукла.

Наряд приемлемый, вот только рубашка с девчачьими рюшками не понравилась. Хорошо, еще была курточка, которая их прикроет.

Перед одеванием няня показала, как пользоваться уборной, расположенной в коридоре. Он попросил оставить его одного и пробыл там довольно долго – трогал гладкий фарфор, поворачивал краны, наполняя водой раковину. Но всего сильнее впечатлила штуковина, которую няня назвала унитазом. Сверкающая белизной чаша. Дернешь за цепочку – и всё, что в чаше, смоется начисто. Вдруг показалось, что он уронил туда шарик. Проверил карман – слава богу, шарик на месте. Он крепко сжал его в кулаке.

* * *

Он обрадовался, когда его посадили рядом с няней.

– Зови меня Бидди, – сказала она.

Ему подложили толстую книгу на стул, чтобы он легко доставал до тарелки. Все блюда выглядели очень вкусными, но он был так возбужден, что не мог есть. Няня сказала, после ужина будут подарки!

Улыбчивой крохи за столом не было, а разговор шел совсем неинтересный – о бронхите, подорожании почтовых услуг и погоде на далекой родине малышки. Женщина по имени Нетти сновала туда-сюда, подавая и унося серебряные тарелки.

Наконец тетя Ханна всех позвала в гостиную. Он соскользнул с книги, но сообразил, что выскакивать из-за стола неприлично. Все за ним наблюдали.

Двери в гостиную были закрыты. Старик велел всем собраться перед ее арочным входом. Принесли малышку, наряженную в красивое платьице. Но вот двери распахнулись, и от невиданного зрелища он задохнулся. В центре комнаты стояла елка под самый потолок. На лапах ее мерцали свечи в серебряных подсвечниках, сверкали гирлянды и позолоченные картонные игрушки. А под ней сгрудились коробки, обернутые коричневой бумагой и перевязанные красной лентой.

Он, конечно, надеялся получить подарок, однако новая мама, улыбаясь, одну за другой поставила ему на колени целых три коробки:

– Это тебе!

Он начал с самой маленькой, но так долго возился с лентой, что кто-то не выдержал и помог ему сдернуть коричневую обертку. В руках у него оказалась небольшая округлая вещица, железная и блестящая.

– Губная гармоника, – сказал чей-то голос. Видя его недоумение, мама взяла у него и поднесла к губам эту вещицу, из которой вдруг пролился печальный нежный звук. Он попытался его повторить, но у него не вышло.

Хоть он еще не наигрался с первым подарком, все требовали, чтобы он открыл и другие, пришлось подчиниться.

Из следующих коробок появились серебряный перочинный ножик и настоящее духовое ружье. Не успел он толком их рассмотреть, как его попросили снять чулок. Он взялся за резинку на своем чулке, и все вокруг засмеялись. Кто-то бросил ему на колени длинный чулок в красно-белую полоску, совсем не его размера. В нем оказались апельсины, пачка жевательной резинки и какой-то рулончик. Он распечатал фантик и увидел столбик белых кружков с дырочкой посредине.

– Спасательные круги, освежающие дыхание перед поцелуем с девушкой, – сказал дядя Бенно.

Он сунул кругляш в рот, и от его мятной сладости заслезились глаза. Вот бы Лоло попробовала такую конфету!

Раскрыли подарки для малышки: рукавички, ботиночки, ленты и куклы. Ерунда, завидовать было нечему.

Потом взрослые продекламировали, каждый по четверостишию, стихотворение, в конце которого святой Николас запрыгивал в сани и, свистнув, в мгновение ока уносился прочь.

Хотелось спросить, что такое «мгновение ока», но он боялся, как бы над ним опять не посмеялись.

* * *

Вскоре после Рождества он попрощался с малышкой, которая вместе с мамой возвращалась в свои далекие края.

Потом его осмотрел доктор, дабы он мог посещать городской детсад.

С доктором пришел его сын, тоже доктор.

Осмотр провели в кухне, самом теплом помещении. Его поставили возле плиты. Бидди и мама помогли ему раздеться до исподнего. Но потом пришлось спустить кальсоны, что его весьма смутило. Еще никогда его так не осматривали.

– Не тушуйся, у тебя нет ничего такого, чего мы не видели, – подбодрила его Нетти.

Доктор объявил, что у него все в полном порядке, кроме осанки. Вот ее надо исправлять.

– Искривление позвоночника! – ахнула мама и зажала рукой рот. Он понял, что у него весьма серьезный недуг.

Мама посмотрела на Бидди, та – на него.

– Существует лечебная мазь от сколиоза, – сказал молодой доктор.

А старый доктор нахмурился и возразил:

– Прежде всего – гимнастика, единственное надежное лечение. Иначе ребенку понадобится ортопедический корсет.

Ему прописали комплекс укрепляющих упражнений – наклоны к ступням, кувырки, стойка на голове с опорой ногами о стену. Утром до завтрака Бидди с ним занималась, то бишь страховала от падений.