Книга: Любовное чтиво
Назад: Развод по-итальянски
Дальше: Максим

Швейцарский нож

Просыпаюсь поздно от того, что мне трудно дышать и кто-то наждаком полирует мой подбородок. Лиза! Вчера я забыл закрыть дверь, и эта чертовка пробралась в спальную комнату и охраняла меня непосредственно на моем ложе. Вот и теперь лежит у меня на груди и облизывает мне лицо шершавым языком. Матерясь, стряхиваю ее с одеяла и с трудом принимаю вертикальное положение.

Состояние после вчерашнего ужасное! Голова шумит, а во рту кошки нагадили. Кстати… Почему наша девочка сегодня не просится на улицу? Выхожу в гостиную, и мне становится совсем плохо.

В квартире едко воняет собачьей мочой. Твою ж мать! Осторожно, как цапля, переступаю ногами, пытаясь найти следы преступления. Нос выводит меня к дивану. А-а, понятно! Лизанька напрудила на кучу любовных романов, сваленных на пол. Странно, что Вика с ее страстью к порядку и любовью к женскому чтиву так небрежно обращается с этими книгами.

– Лиза, – говорю я, – как читатель я одобряю твой поступок. Но не уверен, что с нами согласится хозяйка книг. А прикрывать тебя я не буду. Она все равно не поверит, что это безобразие сделал я.

Хотя вчера все могло быть. А что было, я ни хрена не помню!

Да! Бумаги. Сегодня приедет Максим. Звоню Тамаре и прошу перенести встречу на завтра.

– Все-таки надрался? – сердито спрашивает Тамара.

– Не твое дело. У тебя теперь надежный спутник жизни. Трезвый. Золотые руки. Мужик!

– Пошел ты в жопу…

– Скажи, – вдруг спрашиваю я, – насколько точно УЗИ определяет пол будущего ребенка?

– Почему тебя это интересует?! – удивляется Тамара.

– Просто спросил.

– Более или менее.

– Тамара, – говорю, – ведь это могла быть наша дочь.

В трубке молчание.

– Прощай, – говорит Тамара. – На развод подам сама.

Поднимаюсь на антресоль и снимаю с полки свой первый роман. Я никогда его не перечитывал. Я не перечитываю свои книги. Они мне кажутся не моими. Но в моей первой книге был сюжет, который я часто вспоминаю. Это был роман в новеллах, и одну я помню отлично, хотя другие забыл.



Общежитие середины восьмидесятых. Живут два студента, два друга. Они не разлей вода, даром что из разных социальных слоев. Один – сынок секретаря обкома, другой – деревенский парень. Но попали в одну комнату. У них все общее, даже одеждой своей заграничной мажор с «деревней» делится. Но есть вещица, которую мажор не дает никому, – шикарный швейцарский нож «Victorinox». С красной перламутровой рукояткой, длинным лезвием и множеством разных выдвижных штук вроде ножниц, пилочек, отверток и т. п. Такие ножи при Советах были в диковинку. Мажор приобрел его на черном рынке и очень этим ножом гордится…

И вот однажды, когда друзья вышли во двор покурить, в их комнату заходит один студент. Двери в общагах тогда часто не запирали, если постояльцы выходили ненадолго. Студент заходит занять денег до стипендии, без стука. Тоже обычное дело… Видит, что никого нет, а на тумбочке лежит нож. И студент машинально кладет этот нож к себе в карман – известный случай клептомании, когда человек ворует что-то абсолютно непроизвольно, хотя и не вор по натуре. И вот он выходит в коридор… Никого нет, никто его не видел, а в кармане у него драгоценный нож. И тут студент испугался.

Нож-то он украл, а что с ним делать? Его же не покажешь никому. Все в общаге знают, чей это нож. И не воспользуешься им. И назад уже не вернешь, потому что, если ребята застигнут его на месте, как он им это объяснит?

Начинаются его мучения. Ему ужасно стыдно за свое воровство и хочется вернуть нож, но – как? И выбросить совесть не позволяет. Да и глупо: украсть и выбросить. Зачем тогда крал? И он постоянно носит нож в кармане, прячет его под матрасом во время сна, а утром, проснувшись, первым делом вспоминает о нем и нащупывает его под матрасом.

Так проходит месяц. Все это время несчастный вор придумывает способы, как бы вернуть нож, но любой из них кажется ему странным, даже абсурдным. Например, подбросить под дверь ночью. А если его кто-то случайно застигнет за этим непонятным поступком? Как тогда объяснить, что украл не специально, что вышло случайно? Кто в это поверит?!

Нож становится его кошмаром. Особенно пугает, что слухи о пропаже ножа почему-то не разнеслись по общежитию. Это странно, потому что воровство в общаге – дело вообще-то неординарное, его так просто не прощают. Вор не знает, что мажор грешит на «деревню», – забыл, что сам случайно оставил нож на видном месте. Его друг на следующий день уехал домой, к родне, тогда-то мажор и обнаружил пропажу. Решил, что «деревня» с собой не совладал, стащил ножик и повез домой бахвалиться. Но прямо в лицо ему это не говорит, потому что не уверен. Так бывает между близкими друзьями, этот феномен описан в психологии. По возвращении отношения между ними натягиваются. «Деревня» не может понять, в чем дело, и спрашивает друга, куда подевался его замечательный нож, а тот уклоняется от ответа и пытается понять, лукавит приятель или нет…

И вот однажды вор идет по коридору и замечает открытую дверь в одну из комнат. Он заглядывает и видит студента с их курса, который стоит на краю стола с веревкой на шее. Парень решил повеситься из-за несчастной любви. На самом деле это трюк, хотя, может быть, влюбленный и сам себе в этом не признаётся. Нарочно оставил дверь открытой в расчете, что кто-нибудь войдет и остановит его, а девушка, в которую он безнадежно влюблен, его пожалеет и так далее. И вот он видит, что кто-то вошел, и инстинктивно делает шаг навстречу, но тут стол опрокидывается, и самоубийца повисает в воздухе, чуть-чуть не доставая ногами до пола. Наш незадачливый вор бросается к нему, хватает его за ноги, пытается поднять, но тот конвульсивно брыкается и еще туже затягивает петлю. И тут вор вспоминает, что в его кармане лежит нож, тот самый злосчастный нож. Достаточно воспользоваться им, и бедный самоубийца будет спасен. Всего лишь – достать нож с острым как бритва швейцарским лезвием и чирк- нуть по веревке. Но – как?! Это же украденный нож. Как потом всем объяснить, что этот нож целый месяц делал в его кармане?

Есть вариант: бежать и звать на помощь. Но это тоже странно: в кармане нож, а он им не воспользовался.

И парень уходит… Отправляется к себе в комнату и ждет. И вдруг с ужасом понимает, что если самоубийцу спасет кто-то другой, то он-то в этом случае точно пропал, потому что тот его видел, а он, вор, помощи ему не оказал. Он слышит за дверью крики студентов, однако продолжает сидеть в комнате бледный как полотно. Он ждет собственного смертного приговора. Но тут становится известно, что студента в петле обнаружили уже мертвым.

Девушку, в которую был влюблен самоубийца, несколько раз допрашивает следователь. Ее начинают третировать друзья повесившегося и даже собственные подруги, ведь причиной смерти несчастного была ее гордость. Из первой красавицы курса и круглой отличницы девушка превращается в изгоя. С ней случается психический срыв, она уже не может продолжать учебу. Ее родители понимают, что нужно срочно переезжать в другой город. Ее отец теряет хорошую работу, а мать вовсе уходит со службы, потому что должна все время находиться рядом с дочерью. Отец, при всей доброте и любви к близким, не может смириться с крахом своей карьеры. В семье начинаются трения, и вскоре она оказывается на пороге развала…

Однажды ночью вор просыпается в холодном поту и отчетливо понимает, что это не простой нож. Он – про́клятый. За ним есть какая-то нехорошая история, и она продолжается. И тогда вор совершает новую глупость: тихо, чтобы не разбудить соседа, открывает окно и выбрасывает нож как можно дальше. Но, закрыв окно, понимает, как это бессмысленно, потому что такой нож непременно скоро найдут, и еще – неизвестно кто. Что делать? Бедолага спускается со своего этажа вниз и видит, что вахтерша спит, а на стойке лежит ключ от запертой входной двери. Парень хочет его взять, но тут вахтерша просыпается и спрашивает, какого рожна он тут делает и куда намылился глубокой ночью? «Покурить», – говорит тот. «Разве ты куришь? Не замечала раньше». – «Да вот, начал, – врет парень. – Но вы правы, не нужно».

Возвращается и не спит всю ночь…

На следующий день по общежитию проносится новость, что утром во дворе был найден мертвый молодой мужчина с перерезанным горлом, а рядом с ним швейцарский нож. Конечно, многие вспоминают, кому мог принадлежать этот нож, ведь мажор им нередко хвастался. К парню приходит милиция, и он честно признаёт нож своим, но говорит, что его давно у него украли. Тем не менее мажора серьезно проверяют, а заодно – все общежитие. Вахтерша, дежурившая ночью, разумеется, вспоминает о студенте, который пытался выйти во двор покурить. Но милиции она об этом почему-то не сообщает. По каким- то своим личным мотивам. Прежде всего из-за нежелания впутывать в это дело студента, который ей, бездетной старушке, по-человечески симпатичен. А вот к милиции она, опять же по каким-то своим причинам, любви не питает.

К тому же вскоре находят настоящего убийцу. Это местный бомж. Он нашел этот нож ночью во дворе и пытался продать случайному ночному пешеходу, чтобы всего лишь купить у знакомой бутлегерши бутылку паленой водки. Тот подумал, что нож украден, проявил гражданскую принципиальность, стал угрожать милицией, и тогда бездомный в порыве злобы и похмельного отчаяния всадил ему нож в горло и как на грех перерезал яремную вену.

Бомж, понятно, идет под суд. Но и на мажора заводят уголовное дело – «за незаконное приобретение и хранение холодного оружия». Хотя какое там холодное оружие? Обычный швейцарский нож. Но по факту он оказался орудием убийства.

Ситуация осложняется тем, что высокое партийное положение папаши мажора именно в это время трещит по швам. Под него серьезно копают завистники и ненавистники. В результате дело получает широкую огласку в печати. Секретаря обкома делают козлом отпущения, чтобы показать, что партия не расслабилась и блюдет чистоту своих рядов. Она не позволит сынкам крупных руководителей носить заграничные шмотки и покупать у спекулянтов швейцарские ножи! Мажор отделывается годом условно и исключением из института, а папаша летит с должности, не выносит этого и умирает от инфаркта. Но на этом история не заканчивается.

После суда и исключения из вуза мажор распускает среди студентов слух, что этот треклятый нож все-таки украл его бывший друг, а потом испугался и выбросил во двор. Что делать, мозги-то деревенские! Так в институте после девушки намечается еще один отверженный. Над ним и до того посмеивались, потому что институт элитный и явно не по рангу «деревне». Собственно, он и держался-то в нем благодаря своему другу и соседу по комнате, который во всем ему помогал, защищал от насмешек однокурсников и возможного отчисления за неуспеваемость. И вот все это рушится в одночасье, и парень остается голым и беззащитным. Не зная за собой никакой вины, «деревня» окрысился и стал на курсе уже настоящим изгоем.

И тогда его приглашает на беседу одна серьезная контора. Ему намекают, что история с ножом им известна. «Я его не крал!» – чуть не со слезами доказывает парень. «Это не имеет значения, – объясняют ему. – Значение имеет общая гнилая атмосфера в вашем вузе. История с ножом просто ее проявила, а вас выбрали в качестве жертвы, потому что вы – деревенский парень и не заражены этой гнильцой. Вы чувствуете на себе эту ненависть прогнившей золотой молодежи? Она же люто ненавидит советскую власть, хотя и кормится от нее, от таких, как вы, как ваши родители…» Ну и так далее.

И парень соглашается на сотрудничество. О его стукачестве в институте, конечно, узнают. Стукачей быстро вычисляли и презирали на любом уровне, от студентов до преподавателей и даже начальства. Парня несколько раз бьют, тонко издеваются на зачетах и экзаменах, но оценки ставят правильные, потому что у него появились другие, более могущественные покровители. Однако жизни его не пожелаешь и врагу. Парень заканчивает институт, который он ненавидит… А потом приходят иные времена и другая мораль.

Самое любопытное в этой истории – мораль.

Кто виноват? Вор? Нисколько. Каждый может оказаться в ситуации, когда ты совершаешь непреднамеренное действие, а потом не можешь выпутаться из психологической ловушки, в которую попал. Самоубийца не виноват в том, что влюбился в первую красавицу курса, а она не виновата в том, что не разделила чувств некрасивого, неумного парня и мечтала о более достойном ухажере. Ее отец не виноват в том, что с дочкой случилась такая беда и он не вынес семейного испытания, потому что очень любил свою работу. Студенты и студентки не виноваты в том, что не проявили должного понимания и милосердия, – эти качества приобретаются с возрастом, если вообще приобретаются. Папаша мажора не виноват в том, что баловал своего сына, потому что это был единственный их с женой ребенок. Мажор не виноват в том, что влюбился в этот нож с первого взгляда, увидев его у спекулянта, – все мальчишки мечтают о таких красивых мужских вещах. Возможно, он виноват в том, что заподозрил своего друга, но друг действительно завидовал ему. И не только из-за ножа, а и вообще… Мажор не мог этого не чувствовать. Да, их дружба была мезальянсом, ничего не попишешь! «Деревня» не виноват в том, что он «деревня» и, видимо, сел не в свои сани, подружившись с мажором. Словом – никто ни в чем не виноват…

В этой истории есть только один непосредственный виновник. Нож. Самый обычный швейцарский нож. Таких или ему подобных в мире существует больше миллиона, но именно этот оказался в ненужное время в ненужном месте. Красивый, с перламутровой рукояткой, со стальным, острым как бритва лезвием и массой всяких выдвижных штучек в придачу. Такие красивые и удобные вещи могут делать только в удобной и красивой Швейцарии. Но Швейцария, разумеется, тоже не виновата в том, что в каких-то уголках мира ее красивые вещи могут порождать такие некрасивые истории.



Когда Игумнов прочитал рукопись романа, он обратил внимание именно на этот странный сюжет.

– Ты это сочинил или вспомнил? – спросил он.

– Я помню нож, – признался я. – Красивый был нож! А что с ним было, не помню.

– Это интересно! – сказал Слава. – Когда мы учились в Лите, у одного студента действительно украли швейцарский нож. Кто это сделал, так и не узнали. И у нас действительно повесился парень из-за несчастной любви, а девушка после этого чуть с ума не сошла. Но чтобы во дворе общежития кого-то убили… Этого не было.



Сегодня я напьюсь в хлам. Определенно.

Назад: Развод по-итальянски
Дальше: Максим