Лиза нетерпеливо повизгивает возле двери в спальню. Едва открываю дверь, как она бросается в прихожую и начинает скулить там. Понятно: девочка просится в туалет. Несколько секунд туго соображаю, что меньшее зло: отправиться с ней на прогулку, не приняв душ и не позавтракав, или потом вытирать за ней лужу?
Выбираю первый вариант. Но в этот момент раздается звонок от Тамары. Я знал, что рано или поздно разговор состоится, однако не представлял, насколько он будет неприятным.
Приказным тоном Тамара говорит, чтобы я приехал к шести часам вечера.
– Не опаздывай!
– Черт возьми, Тамара! Ты прожила со мной двадцать лет и до сих пор не знаешь, что я никогда не опаздываю?
– Тебя не было целый год, – говорит она.
– Зачем приезжать? Что случилось?
– Это не телефонный разговор.
– Макс что-то натворил?
– Он в полном порядке.
– А ты?
– Лучше всех. Как бы ты ни мечтал о другом.
Как я ненавижу эту вечную бабскую недоговоренность, все эти тонкие намеки на толстые обстоятельства! И они еще говорят нам, что больше всего ценят в мужчинах честность и прямоту!
Ровно в шесть часов стою у двери мневниковской квартиры. Стою и думаю: позвонить или открыть своим ключом? Достаю ключи. Какого черта, это все еще моя квартира! Это я купил ее, когда пахал как проклятый на редактуре сериалов. Со мной обращались как со скотом, который не жалко загнать. Звонили ночью с требованием переписать ту или иную сцену. Я иногда плакал от злости, но пахал, пахал… Ну как же, я чувствовал свою ответственность перед семьей…
В прихожей сталкиваюсь лоб в лоб с Тамарой. Она услышала, что я открываю дверь, и выбежала встречать. В переднике, раскрасневшаяся, со следами муки на щеке. Боже, кто это у нас тут такая расторопная хозяйка? Что-то я не замечал такой раньше. Нет, определенно что-то случилось.
Тамара просто источает приветливость.
– Здравствуй, Кешенька! Проходи в зал!
Она бы еще сказала: «Не стесняйся». Я ей гость?! Где мои тапочки?
Жена убегает («Сейчас будет пирог!»), а я прохожу в зал и вижу свои тапочки на Сергее Петровиче. Сергей Петрович сидит в моем кресле. В другом – Максим с кислым лицом.
Сергей Петрович – наш сосед по лестничной клетке. Бывший вертолетчик, ликвидатор последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Если бы не было Чернобыля, он бы еще где-нибудь что-нибудь ликвидировал. Рано ушел на пенсию, потому что ветеран, льготник. Нет, правда, хороший мужик, но прямой как палка и честный, как залысины на его голове. Говорят, что вертолетчики рано лысеют, потому что у них от вибрации выпадают корни волос. Мы с ним выпивали несколько раз на кухне (без фанатизма, он этого не любит), и я не знал, о чем с ним разговаривать. Трудно представить более непохожих людей, чем он и я. На все вопросы ждет прямых и исчерпывающих ответов. Например: «Как пишется, Иннокентий?»
Думаю, пока я ехал к Тамаре, он успел вынести Максиму все мозги. Типа так: «Как с девочками? Пользуешься презервативами? Не стесняйся покупать. Это ложный стыд».
Сергей Петрович часто бывает у нас. Во всяком случае, бывал раньше. Но приходил он главным образом не ко мне, а к Тамаре – советоваться, как ему вести себя с Люлюнчиком. Люлюнчик – его жена. Она умерла год назад, в тот самый день, когда я переезжал из Мневников в центр, тихо и мирно обсудив переезд с Тамарой и объяснив ей, что так поступить советует мой врач. Хотя не думаю, что она мне поверила. Наверное, сейчас Сергей Петрович пришел не вовремя, а Тамаре неловко было не оказать гостеприимства. Хотя что она теперь может ему советовать? Как жить без Люлюнчика?
Жена Сергея Петровича несколько лет находилась на гемодиализе, у нее не работали почки. Два раза в неделю Петрович отвозил ее на своей убитой, но еще боевой «шихе» в гемодиализный центр и сидел в палате всю процедуру. Тамара восхищалась его героизмом и несколько раз ставила мне его в пример. Наконец я не выдержал: «Как жаль, что у тебя здоровые почки! Не имею возможности доказать тебе свою преданность». Жена обиделась.
Но какого черта он в моих тапочках?
Тамара с довольным видом приносит пирог с капустой и разливает чай на четверых. Она изменилась. Стала не такая напряженная, как раньше. Словно освободилась от какой-то тяжести. Неужели от общения со мной?
Подумав, Тамара достает из серванта початую бутылку коньяка. Но это не мой коньяк. Буду я пить краснодарский коньяк!
– По маленькой, мальчики? – кокетливо спрашивает она и, не дожидаясь ответа, достает из серванта две стопки.
Киваю ей на Максима:
– Мальчик тоже не маленький, ему семнадцать.
– Я не хочу, – бурчит сын.
– Это правильно, – говорит Сергей Петрович. – Я до двадцати лет стеснялся выпивать в присутствии матери.
Вот зануда!
– Максим, можно тебя на минутку?
В прихожей даю Максу пять тысяч.
– Иди сходи в ресторан с девочкой.
– У меня нет девочки, – сердито говорит Максим.
– Тогда с мальчиком. Шутка. Короче, ноги в руки, вали отсюда! И скажи спасибо, что избавляю тебя от этого разговора.
– Спасибо, пап…
Возвращаюсь. Тамара выглядит недовольной. Сергей Петрович тоже поджимает губы.
– Может, вы и правы, Иннокентий, – говорит. – На вашем месте я поступил бы так же.
– А вы и сидите на моем месте, Сергей Петрович, – говорю. – На моем месте и в моих тапочках. Как бы вы поступили, если бы я уселся за штурвал вашего вертолета в вашем шлемофоне?
– Иннокентий, – торжественным голосом произносит Сергей Петрович, – я буду с вами откровенен! Мы с Тамарочкой решили объединить наши судьбы!
Боже, как пафосно.
– Нам непросто далось это решение, – продолжает он. – Вы, конечно, знаете, что со смерти моей жены прошел всего год, знаете, как я ее любил. Весь этот год Тамарочка поддерживала меня. Не представляю, что со мной бы было, если б не ее душевная поддержка. Возможно, я просто сошел бы с ума.
Было бы с чего сходить.
– Тамара – удивительная женщина, – рассказывает он мне о моей жене. – Она никогда бы не согласилась с моим предложением, если бы не ваш внезапный отъезд и… хм-м… некоторые новые обстоятельства вашей личной жизни.
Я смотрю на жену. Неужели она действительно полюбила этого вертолетчика? Неужели я совсем не понимал ее все эти двадцать лет, пока жили вместе, воспитывали Максима, спали в одной постели и занимались сексом?
– Я вас внимательно выслушал, Сергей Петрович. И вот что я вам отвечу. Пошел вон из моего дома!
– Иноземцев! – кричит Тамара.
– Нет, Тамарочка, я не в обиде, – сухо говорит Сергей Петрович. – Как мужчина, я его даже понимаю.
Гусар! Гусар в моих тапочках!
Тамара провожает его до лестничной площадки, успев бросить на меня ненавидящий взгляд. Они приглушенно переговариваются. До меня доносятся отдельные фразы: «Не уходи… я его боюсь… Можно понять… это непростое решение».
Когда она возвращается, я уже допил весь коньяк. Из горлышка. Она сразу замечает пустую бутылку.
– Ты алкоголик, – говорит Тамара. – Сам пошел вон отсюда! Пошел вон… к своей молодой шлюхе!
– У меня с ней не было ничего.
– Не делай из меня дурочку! Какое право ты имел его оскорблять? Ненавижу тебя, Иноземцев! Ненавижу тебя и твою аристократическую фамилию!
– Это и твоя фамилия.
– Я ненавижу свою фамилию! Я ненавижу себя за то, что терпела ее двадцать лет! Я порой ненавижу Макса за то, что он становится на тебя похож! Такой же Иноземцев!
– Что ты говоришь?! Опомнись!
– Пошел ты в жопу, Иноземцев! Пошли вы все, Иноземцевы, в жопу!
Ее просто трясет от ненависти.
За двадцать лет я не слышал ничего подобного. Неужели она держала это в себе целых двадцать лет?
– Прости, наверное, я погорячился. Но и ты тоже хороша! Зачем было привлекать к этому разговору Максима? Зачем позволять этому вертолетчику надевать мои тапочки? Ты это нарочно придумала, чтобы меня полностью унизить?
Тамара изумленно смотрит на меня. Потом выходит из зала и возвращается с тапочками. У нее прыгают руки. Швыряет тапками в меня, но промахивается.
– На, подавись!
Несколько минут сидим молча и смотрим друг на друга как враги. Мы собачились и раньше, но никогда не замечал я за ней такого взгляда.
Вдруг она успокаивается и расплывается в улыбке.
– Тапочки! – смеется она. – Тапочки! Как это мелко, Иноземцев! Эта твоя вечная зацикленность на деталях. Ну какой ты писатель? Ты же не видишь людей. Ты же видишь только тапочки.
– Не уводи разговор в сторону.
– Хорошо… Я кое-что тебе объясню. Сергей, конечно, не выдающийся мужчина, но он любит меня.
– А ты?
– Мы любим друг друга давно…
– Вот как? А как же Люлюнчик?
– Тебе не понять.
– Ты спала с ним?
– А ты не спал со своими бабами? Не мотался с ними на Кипр? Это не я бросила тебя. Это ты бросил меня ради новой прошмандовки!
– Заткнись! – взрываюсь я. – Я же сказал: у меня с ней нет ничего!
– Ты это серьезно?
– Да!
– Зачем же ты с ней живешь?
– Я и сам пытаюсь это понять.
– Тогда ты еще хуже, Иноземцев. Скажу тебе как женщина: намного благороднее переспать с девушкой и потом бросить ее, чем делать то, что делаешь ты. Впрочем, я не знаю, что ты делаешь, и знать не хочу. Я хочу, чтобы ты меня услышал. Между нами все кончено. Я выхожу за Сергея. И если ты действительно аристократ, уйди с одним чемоданом и оставь мне квартиру.
Так вот почему она была такой ласковой! Квартира!
– Допустим, – говорю я. – Но на что ты будешь жить? На пенсию этого вертолетчика? Не верю. Ты, Тамарочка, привыкла жить хорошо. Ты никогда не думала о деньгах и никогда не была мне за них благодарна. Ты их просто не замечала…
– Ты совсем не знаешь женщин, Иноземцев. Никогда, слышишь, никогда ни одна женщина не будет благодарна мужчине за его деньги. И чем больше будут деньги, тем меньше она будет за них благодарна. Запомни. Это. На будущее.
– Кстати, о деньгах, – продолжает Тамара. – Подачек от тебя я, конечно, не возьму, но по крайней мере на какой-то процент от твоих переизданий я могу рассчитывать? Как-никак это имущество, нажитое в нашей совместной жизни.
По неуверенному тону догадываюсь, что эта светлая мысль посетила не ее, но Сергея Петровича.
– Ты чудовище, Тамара, – говорю я. – Не знаю, насколько ты меня ненавидишь, но мои романы ты ненавидишь точно. Ты так сильно их ненавидела, что не прочла ни одного. Ты хоть помнишь, что было, когда я писал первый роман?
– Но я ничего не говорила!
– Ты говорила это всем своим видом. Всей той тяжестью, что поселилась в нашей квартире.
– Потому что ты ничего не видел, кроме себя и своей работы! А меня для тебя просто не было!
– Назови мне еще одну причину, по которой вы с Сергеем Петровичем будете жить за мой счет.
– Я беременна, – тихо произносит она. – Не думала, что так получится. Хотела пойти на аборт, но Сергей отговорил. Это его первый ребенок. Я делала УЗИ. Девочка.
Вот, значит, как. Девочка.
– Я пришлю своего юриста, – вяло говорю я. – Подпишешь то, что он принесет. Но только без возражений и обсуждений с вертолетчиком. Я надеюсь, тебе понятно?
Когда я возвращаюсь домой (да, теперь это мой новый дом), жена звонит опять.
– Зачем нам юрист? Мы… то есть я уже подготовила все бумаги. Ты же согласен отказаться от своей доли в квартире? А на книги мы… то есть я, ладно, не претендую.
– И что вы хотите от меня?
– Перепиши свою долю на Сергея.
– Я не понял… А как же Максим?
– Мы все решили. Максим получит квартиру Сергея.
– Что ж, недурно! Сергей Петрович делает отличный обмен: однушку на трешку. Да еще и в придачу с такой прекрасной хозяйкой!
– Не занудствуй, Иноземцев! Максим на все согласен. Мальчик на седьмом небе! Ты же понимаешь, что такое в его возрасте иметь свою жилплощадь. Максим уже договаривается с приятелями сделать в ней ремонт. Он сам ищет мебель в каталогах.
– А на какие шиши он будет ее покупать?
– Ты ему поможешь. Ведь это твой сын.
– А почему переписать на соседа? Ты мне все еще приходишься более близкой родственницей.
– Сергей задумал сделать капитальный ремонт. У него золотые руки, он все умеет. Но какой нормальный мужчина будет делать ремонт в квартире, которая ему не принадлежит? Это же элементарно, как ты не понимаешь!
– Его-то я отлично понимаю, а тебя – нет. Не уверен, что ты в адекватном состоянии.
– Сделай, что я прошу! Один раз в жизни!
– Ну… хорошо…
– Так я привезу бумаги?
– А не хочешь сначала подать на развод? Или вашу дочку вы запишете на мое имя?
Тамара молчит.
– Знаешь, что в тебе самое ужасное? – вдруг говорит она сквозь слезы. – Самое ужасное – твои слова. Ты не представляешь себе, до чего они бывают обидными. Особенно когда ты пьяный. Ненавижу тебя! Я не хочу тебя видеть! Мы встретимся в суде.
– Постой! – кричу я. – Хорошо! Я согласен!
– Так я привезу тебе бумаги?
– Ну нет! Это я не хочу тебя видеть. Пусть привезет Максим. К тому же мне надо с ним поговорить.
– Ты еще сегодня мог с ним поговорить. Но ты был невменяем. Ты оскорблял сына, оскорблял Сергея. Ты хотел с ним драться! Ты кидал в меня своими тапочками!
– Кто – я?!
– А кто – я?! Хорошо, завтра к тебе приедет Максим. Только умоляю тебя – не продолжай пить.
В супермаркете покупаю бутылку коньяка.
Краснодарского. Не надо мешать напитки.
Неужели Тамара не врет?
Это я бросал в нее тапки?