Первый эпилог

– Ну и как вам мои записки? – спрашивает Иноземцев. – Понравились?

– Вы хотите услышать правду? – спрашиваю я.

– Конечно.

– Они отвратительны!

– Вот как? Но почему?

Мы сидим с ним на той же лавочке у пруда. Перед Иноземцевым розовая коляска с Марусей, возле ног сидит трехногая Лиза и маслянисто-черными глазками умоляет хозяина взять ее на колени, что он в конце концов и делает.

– Зачем, – говорю я, – вы мне солгали? Ведь это никакие не записки к роману, а сам роман.

– Браво! – восклицает Иноземцев. – Видите, я в вас не ошибся. Рыбак рыбака видит издалека.

– Разные мы с вами рыбаки, – говорю. – Разную мы с вами рыбу ловим и в разных водоемах.

– Раз вы так проницательны, то догадались, что над этим текстом тоже работал Ш.?

– Догадался. Но как он оказался у вас?

– Бедный Ш.! – вздыхает Иноземцев. – Он сам прислал мне его на почту, чтобы я узнал о своей бездарности. Но это не принесло ему облегчения. На днях в издательстве «BE» мы оказались с ним вдвоем в лифте. Мы не могли смотреть друг на друга. Мы стеснялись, как две голые монахини. Выходя из лифта первым, он обернулся и сказал: «Я тебя ненавижу, Иноземцев! Ты сломал всю мою жизнь!»

– Интересно, а что вы делали в издательстве? – язвительно спрашиваю я. – Вы же как бы на писательскую пенсию вышли.

– Да, вышел. Но иногда забредаю к Игумнову по-приятельски. Жена категорически запрещает мне пить, а у Славы всегда в запасе хороший коньячок-с.

– Коньячок-с… – повторяю я за ним. – Вы способны пить с ним коньячок-с… После того, что сделали с людьми и написали об этом бездарный роман!

– Ну, во-первых, – возражает Иноземцев, – не так уж он и бездарен. Все-таки чувствуется рука Ш., а он даровитый писатель. Во-вторых… А как вы догадались, что это не записки, а роман и что с ним работал Ш.?

– Я понял это, когда Ш. с неприязнью стал описывать вашу внешность в середине романа. В записках не описывают свою внешность. К тому же Ш. изобразил вас слишком карикатурно. На самом деле вы не носите очки, у вас спортивное телосложение, и вообще, вы такой фактурный мужчина, какими бывают, как правило, бездарные актеры. Они всегда играют героические роли и поэтому так нравятся разным глупеньким девочкам.

– А вы злой, молодой человек!

– Я еще не все вам высказал… Но сначала ответьте на вопрос: почему Игумнов не издал этот роман?

– Во-первых, потому что Ш. обозлился. Ему надоело писать романы, слава за которые достается мне. Ш. стал откровенно халтурить и почти ничего не изменил в записках, только стиль немного поправил. Во-вторых, в главе «Бездарность» он вынес сор из избы Игумнова – а Игумнову это было не нужно. Все равно после сокращений он выпустил бы роман под моим громким именем. Но права на роман выкупила Вика. Она деловая женщина. У нее репутация… у нее только начинается жизнь.

– Какая же это жизнь, – говорю я, – если это жизнь с вами? Вы построили свое счастье на руинах жизни других людей.

– Кого же именно?

– Да всех, кто был с вами рядом. Даши и Игоря. Вики и Максима. Тамары и Сергея Петровича, которого ваша бывшая жена не любила, но собиралась выйти за него замуж, потому что натерпелась с вами. В итоге вертолетчик лишился своей квартиры и живет в Капотне. Он неприятный тип, но, в отличие от вас, он все-таки любил свою жену. Вы хотите правды? Что ж, я скажу. Вы мне отвратительны! Желаю, чтобы Вика вас тоже бросила и вы остались бы вдвоем с вашей собачкой, которая не понимает, кто вы такой на самом деле.

– Пожалуй, вы правы, – соглашается он. – Мне тоже очень не нравится этот роман.

– Какой роман? – возмущаюсь я. – Вот он, ваш роман, сопит в коляске. А другой роман живет с матерью-одиночкой в пустой трехкомнатной квартире. И вы еще имеете наглость говорить, что ваш роман вам не нравится? Вы чудовище, Иноземцев! Заберите рукопись, и мы не знакомы…

– Вы поспешны в суждениях, как все молодые люди, – вздыхает Иноземцев.

И в этот момент я замечаю, что к нам по дорожке приближается женская фигура.

– Вот и наша мама идет, – говорит Иноземцев. – Вы ведь, кажется, хотели ее видеть?

К нам подходит красивая женщина средних лет с моложавым и миловидным лицом.

– Где у тебя совесть, Кеша? – сердито говорит она. – Ты смотришь на часы? Ты же Марусю заморозил совсем!

– Ну что ты такое говоришь, Тамарочка! – оправдывается Иноземцев. – Тепло на улице, и воздух такой хороший, свежий… Посмотри, как Марусенька сладко спит.

– А ты ее нос проверял, папаша? – И с подозрением смотрит на меня: – Вы тут что, пили?

– Отнюдь, – возражаю я. – Если честно, я предлагал вашему мужу, но он у вас кремень.

– А ну марш домой, кремень! – командует Тамара.

Прощаясь, Иноземцев подмигивает мне голубым глазом. Наклоняется ко мне и шепчет на ухо:

– Вы невнимательно читали мою рукопись, молодой человек! А ту ночь с Викой – это Ш. придумал. Он известный педофил.

Они не спеша удаляются по дорожке. Левой рукой Иноземцев толкает коляску и держит поводок с Лизой, правую согнул кренделем. В нее обеими руками вцепилась жена, прижавшись к мужу плечом.

– Максим с Викой звонили из Нью-Йорка, – говорит она.

– Как они там?

– Прекрасно! Завтра улетают в Сан-Франциско. Представляешь, Максима берут на работу в Долину!

– Мальчик рад?

– Он на седьмом небе!

– А Вика?

– По телефону старательно делала вид, что довольна. Ты же знаешь, она невозможная гордячка!

– В тебе, Тамарочка, говорит свекровь и ревнивая мать. Наши дети любят друг друга, что может быть прекрасней?

– Вы с Максимом оба помешались на этой Вике!

– Ты меня ревнуешь?

Тамара тихо смеется в ответ. Они о чем-то продолжают говорить, но я их больше не слышу.

Что это сейчас было?