Зодиакальный человек

Рис. 34

В XVII в. набирающая популярность спагирия (медицинская алхимия) все сильнее начинает связываться с астрологией. Об этом свидетельствует обложка страсбурского сборника рецептов и трактатов, принадлежащего немецкому пастору, алхимику-парацельсиацу и издателю Бенедикту Фигулусу (1567–1619). На ней изображен зодиакальный человек: фигура, поверх частей тела которой нарисованы символы знаков зодиака (34). Согласно медицинской астрологии, определенные созвездия влияли на конкретные части тела. Зодиакальный человек имеет голову Овна, на его шее начертан Телец, руки нарисованы в виде знака Близнецов, на груди – Рак и Лев, Дева и Весы изображены на животе, а Скорпион, ответственный за половое здоровье, как бы обвивается вокруг гениталий. Стрелы на бедрах отмечают знак Стрельца, головы Козерога словно часть брони надеты на колени, а вместо ступней у астрологической фигуры – пара Рыб. Вокруг зодиакального человека, вероятно, были символы четырех стихий – ныне наполовину утраченные.

Рис. 35

В этом трактате, представляющем из себя компиляцию медико-алхимических текстов, встречаются и типично златодельческие аллегории – звери в стеклянных колбах или настоящие алхимические монстры. Один из них (35) – это трехглавый петух, похожий на чудищ из «Сияющего Солнца». Пиктограмма над черной головой обозначает соединение элементов во время стадии нигредо (четыре треугольника, символизирующие стихии, соединяются в одну шестиконечную звезду), белая голова – символ серебрения металлов во время альбедо, а коронованная красная отмечает рубедо и получаемое алхимиком золото. Трехликий петух также отсылает к трем парацельсовским первопринципам.

Избиение металлов:

«Книга иероглифических фигур»

Рис. 36

Одним из самых известных трактатов XVII в. становится «Книга иероглифических фигур» или «Книга Авраама Еврея», приписываемая французскому книжнику Николя Фламелю (1330–1413). На самом деле Фламель никогда ее не писал и даже не был алхимиком. Однако, согласно старинным преданиям, он владел секретом философского камня – так люди пытались объяснить его невероятное богатство, нажитое на манипуляциях с недвижимостью. «Книга иероглифических фигур», написанная на французском, предположительно – перевод с латыни, содержит тринадцать аллегорических иллюстраций. Большинство из них соединяют воедино христианские, мифологические и алхимические метафоры. На первом изображении две змеи, обвивающие кадуцей, жезл Асклепия и Гермеса, отсылают к двум алхимическим первопринципам, а его верхушка формой напоминает колбу (36). На следующем виден пригвожденный к кресту медный змей Моисея, означающий фиксацию летучих веществ (37). Этот образ был заимствован из христианской символики. В ветхозаветной Книге Чисел (21: 6–9) рассказывается о том, как Моисей спас свой народ от дождя из ядовитых змей, поместив на шест медного змия. В церковной традиции, которая толковала Ветхий Завет как провозвестие Нового, этот спасительный знак был интерпретирован как прообраз Распятия. Потому в средневековой иконографии изображения медного змия и Христа на кресте часто идут бок о бок или вовсе совмещаются в одной сцене. Так же и алхимики, изображая медного змея, имели в виду не только определенные химические процессы, но и аллегорию Страстей Христовых, соотносящуюся со «страстями металлов».

Рис. 37

На еще одной миниатюре персонификации металлов роют землю философского сада, пытаясь обнаружить философский камень будто зарытое сокровище. Видоизмененная библейская сцена избиения младенцев символизирует стадию нигредо, во время которой базовые металлы смешиваются и нагреваются внутри печи (38). Здесь вместо них в котле кипит кровь невинных детей, собираемая в чаши солдатами Ирода. На четырех последних иллюстрациях разворачиваются аллегории финальных стадий великого делания. Их обозначают сцены из Апокалипсиса. Апокалиптический Христос с мечом во рту, стоящий между семью позолоченными светильниками (Откр. 1:12–16), символизирует активные взаимодействия реагентов на стадии альбедо, а подсвечники отсылают к семи металлам: все они вскоре станут золотом. За беременной Женой, облеченной в Солнце, апокалиптическим образом, истолкованным средневековыми богословами как Богоматерь, гонится Зверь последних времен: также в колбе сурьма и ртуть «гонятся» за золотом, дабы умножить его количество. По небосводу мчатся три всадника Апокалипсиса, черный, белый и красный, обозначая три алхимические стадии (39). На финальной иллюстрации архангел сковывает Люцифера цепью, но и сам оказывается привязан к нему – это аллегория гармонии летучего меркурия и устойчивого сульфура. Над ними сидит старец в папской тиаре и с мечом, торчащим изо рта: вместе с тремя всадниками он побеждает апокалиптического Зверя. Старец символизирует философский камень, его «трехэтажная корона» – три алхимических первопринципа, а подчинившийся Зверь – первоматерия, которую необходимо было «приручать» на протяжении трех стадий, обозначенных наездниками на разноцветных скакунах.

Рис. 38

Рис. 39

В поздних копиях к этим миниатюрам добавляют множество других. Одна из дополнительных иллюстраций изображает двух красных птиц, жарящихся на костре и в тигле (40). Птица справа – это пеликан. Как рассказывали средневековые бестиарии, он кормит птенцов разрывая грудь клювом, чтобы напоить их собственной кровью. Пеликан был распространенным символом Христа, жертвующего собой ради искупления грехов человечества. Златоделы сопоставляли этот евангельский эпизод со способностью магистерия «кормить» собой несовершенные металлы на стадии проекции, сравнивая таким образом философский камень с самим Спасителем. Птица слева – мифический феникс, возрождающаяся из пепла, также распространенная метафора Христа, а у алхимиков – и философского камня. Как феникс, умирая, сгорает, а потом возрождается вновь молодым, так и исходная материя сжигается в атаноре, чтобы после стать «бессмертным» эликсиром.

Рис. 40