Пародии на златоделов

Не было более порицаемой, преследуемой и притом распространенной научной или ремесленной традиции, чем алхимическая. На каждого художника, рисовавшего загадочные аллегории, или писателя, сочинявшего панегирики Гермесу, приходилось по талантливому опровергателю. Алхимию во все времена критиковало огромное количество известных людей, от римских пап до передовых ученых, и не нужно их всех перечислять, чтобы представить масштаб критики, с которой каждый день имели дело златоделы. Нет ничего удивительного в том, что противостояние алхимиков и их противников нашло свое отражение в искусстве в виде многочисленных пародий, карикатур и сатиры.

Одним из самых древних изображений, обличающих священное искусство, является гравюра из ксилографической книги «Антихрист и пятнадцать знаков перед Страшным судом», созданной ок. 1465 г. Ее автор изобразил похождения Антихриста в последние дни для нравоучительных целей. На одной из иллюстраций мы видим врага Христа, замаскированного под адепта алхимии (51). Он стоит между двух подмастерьев и подучивает их подделывать драгоценные металлы. На недобрые помыслы Антихриста указывает фигурка демона над его головой, видимая только зрителю, но не героям сцены. Таким образом, алхимия клеймится как искусство богопротивного обмана.

Рис. 51

На одной из гравюр Альбрехта Дюрера к знаменитому произведению немецкого гуманиста Себастьяна Бранта «Корабль дураков» 1506 г. алхимией также занимается сомнительный персонаж (52). Его колпак напоминает одновременно часть обличия шута и рога Сатаны. В то время, как златодел занят изготовлением фальшивок у печи, его помощник подделывает вино, подменяя содержимое бочки на суррогат. Брант критиковал не только жадность алхимиков и их стремление надуть простодушную публику, но и сами основы искусства трансмутации:

 

Сказал нам Аристотель вещий:

«Неизменяема суть вещи»,

Алхимик же в ученом бреде

Выводит золото из меди,

А перец – из дерьма мышей

Готовится у торгашей.

 

Перевод Льва Пеньковского.

Рис. 52

Писатель завершает свой длинный пассаж о поддельных продуктах мнением о том, что уже наступило «антихристово царство». Алхимия прочно связуется с демоническим миром: за это ее даже запрещают во многих странах.

Демонизировали и конкретных персон. На Иоганна Тритемия (1462–1516), учителя Агриппы и Парацельса, написавшего множество трудов по магии и демонологии, и считавшегося также алхимиком, хотя он и жестко критиковал эту науку, ополчился австрийский математик и астролог Иоганн Штаб. В своем сочинении о генеалогии императорского дома Габсбургов 1515 г. он рисует Тритемия в виде трехглавого монстра: у него тело человека, крылья птицы и головы орла, льва и змеи, украшенные нимбами (53). На гибридном существе надето облачение монаха-бенедектинца (Тритемий состоял в ордене и был аббатом), а в руках он держит меч и кочергу. Штаб так изобразил Тритемия, потому что тот тоже написал генеалогию Габсбургов, проследив ее до героя «Илиады» Гектора. Штаб обвинил бенедектинца в создании несуществующих химер и нарисовал Тритемия в виде одной из них. Возможно, что на этот образ повлияла и слава аббата, которого обвиняли в некромантии, алхимии и колдовстве. В это время масса карикатур была устроена таким же образом: недоброжелатель рисовал своему сопернику множество человечьих или звериных голов. Так изображали Лютера и Кальвина, королей и римских пап, а их многочисленные головы обозначали различные пороки и прегрешения.

Рис. 53

Алхимики и сами критиковали менее удачливых собратьев. К примеру, в одном алхимическом сборнике XV–XVI вв. после трактата Гебера «Трансформация металлов» нарисованы стройные ряды философских печей и колб. Их прерывает странное изображение: на атаноре сидит повернутый к зрителю спиной человек с голым задом, испражняющийся прямо в печь (54). Вместо шляпы на его голове колба: очевидно, этот профан даже не знает, как ее применять. Алхимик здесь превращается из мастера, контролирующего процесс великого делания, в один из подсобных инструментов и даже до некоторой степени в материал. На его спине написано «горе-алхимик плачет от щелочи», а прямо на заднице находится афоризм: «кто сеет дерьмо, дерьмо и пожнет».

Рис. 54

На похожей иллюстрации из трактата «Дар божий» (55), в конце серии с изображением двенадцати алхимических колб, мы видим опорожняющего кишечник юношу, держащегося за виноградную лозу. Рядом с растением написано «истинная лоза всего живого», а лужа экскрементов помечена как «жизнь». Вокруг сценки написано: «То, что так появляется – из этого мира. Но не из этого мира – то, что ищут философы». Для толкования этого изображения стоит вспомнить, что алхимики и правда использовали кал в своих экспериментах. В Европе конский навоз часто служил дешевой альтернативой углю при растопке алхимических печей, а иногда и источником тепла, в который погружали колбу. Навоз также использовался в изготовлении некоторых парацельсовских лекарств, а иные алхимики пытались сделать из него философский камень, т. к. в одном трактате алхимика Мориена исходным материала для магистерия был аллегорически назван кал. На иллюстрации кал – материал для приготовления философского камня – обозначает первоматерию, не принадлежащую к земному миру, из которой на самом деле должен был производиться магистерий.

Рис. 55

В середине XVI в. алхимия становится настолько распространенной, что ее высмеивают даже известные художники. В 1560-е гг. фламандский живописец Питер Брейгель Старший создает гравюру «Алхимик», которую спустя несколько десятилетий его сын, Питер Брейгель Младший, превратит в картину (56), а затем повторит и его внук, Ян Брейгель Младший. Мы видим усталого седого алхимика: он нищ, его одежда и обувь изорваны и едва сшиты неаккуратными заплатами. Он тратит свою последнюю монету на эксперимент, в то время как жена пытается найти средства на пропитание семьи. Алхимик превратил свое жилище в лабораторию, и потому в нем царит хаос: ингредиенты и аппаратура разбросаны по всему дому, а дети забрались в шкаф, надев на головы посуду. В окне видна сцена незавидного будущего семьи творца бесплодных опытов: всем им приходится переселиться в дом призрения.

Рис. 56

Этим изображением вдохновился фламандский гравер Питер ван дер Борхт, нарисовавший вместо людей обезьян, дабы показать, что алхимики лишь подражают природе, подобно тому, как обезьяна имитирует поведение человека (57). Сцена выглядит несколько иначе: неаккуратная обезьяна-златодел проливает все свои растворы, а голодные дети лезут на руки к нищей матери. Изображения с обезьянами выродились в особый потешный жанр сенжери, но несмотря на его комичность, нельзя забывать, что эти животные в Новое время также демонизировались («дьявол – обезьяна Бога!»). Тема алхимического сенжери продолжается даже на возвышенной картине Яна Брейгеля Младшего «Аллегория планеты Меркурий» (58). Здесь обезьяны под проезжающей сверху колесницей Гермеса ведут сосредоточенную работу над дистилляцией. Здесь это уже не сатира, но лишь кокетливый намек на скромные познания алхимиков в законах природы.

Рис. 57

Рис. 58

Как только алхимиков не рисовали: демоническими, смешными, монструозными, отвратительными и беспомощными. Но в назидание обманщикам, проводившим фальшивые трансмутации, иногда экспериментаторов рисовали мертвыми. На немецкой листовке 1577 г. запечатлен момент казни немецкого алхимика Георга Хонауэра (59). Он имел неосторожность пообещать интересовавшемуся королевским искусством герцогу Фридриху I Вюртембергскому, что превратит для него железо в серебро и золото. Когда трансмутация не удалась, герцог схватил Георга и повел на эшафот в платье, покрытым золотом. Фундамент виселицы был сделан из тридцати шести центнеров железа, которые алхимик должен был обратить в драгоценные металлы. Сама виселица высотой в двенадцать метров была позолочена. Спустя несколько лет на золотой виселице, дорого обошедшейся герцогу, были повешены еще трое алхимиков, а в 1738 г. туда подвесили железную клетку с проворовавшимся придворным.

Рис. 59

На другой подобной листовке (60), напечатанной в назидание мошенникам, изображена казнь дона Доминико Мануэля Каэтано, итальянского алхимика начала XVIII в. После обвинения в фальшивомонетничестве он сбежал из Неаполя в Венецию, где устраивал демонстрации работы «философского камня». Алхимик мешал раствор неблагородных металлов специальными ложками: в них он проделывал отверстия, клал туда золото и запечатывал воском. При нагревании воск плавился, и на удивление зрителей из свинца выплавлялось несколько золотых монет. Каэтано собирал с зрителей деньги на производство нового золота, а потом сбегал с ними в очередной город.

Рис. 60

Позже он очаровал своим обманом курфюрста Баварии Максимилиана II и отправился делать золото в Мюнхен. Однако после ряда неудач Каэтано был заключен в тюрьму под замком Грюнвальд. Там он нарисовал несколько фресок, которые недавно обнаружили исследователи. Рядом с изображениями алхимиков в лаборатории фальшивомонетчик нарисовал Страсти Христовы, ассоциируя свои страдания с муками Спасителя.

Освободившись из тюрьмы, мошенник поступил на службу к королю Пруссии Фридриху I и получил доступ к колоссальным богатствам в обмен на обещание произвести горы золота при помощи философского камня. После многочисленных побегов от своего покровителя, Каэтано был принужден создать золото под страхом смертной казни. Обещание не было выполнено, и Фридрих I приказал возвести для казни алхимика в Берлине очередную золоченую виселицу – в назидание другим недобросовестным экспериментаторам.

Некоторые пародии свидетельствовали о том, что алхимиков в обществе считали людьми, наделенными безудержной фантазией. Хотя адептов и выставляли бьющимися над бесплодными экспериментами простаками, их упорство граничило с увлеченностью, а влюбленность в свое дело застилала глаза на насущные проблемы. К примеру, итальянская чернильница из майолики начала XVII в. сделана в форме алхимика, засунувшего голову в печку (61). На спинке стула сцена подписана: «Я дистиллирую себе мозги и полностью счастлив». Учитывая, что внутри печи находился сосуд для чернил, эта вещица отождествляет процесс алхимического извлечения сущности вещества с помощью его перегонки с писательством, которое подразумевает извлечение мыслей из головы автора.

Рис. 61

Это дружелюбное послание переосмысляется на гравюре 1618 г. немецкого художника Маттеуса Гройтера (62). Мы видим аптекарскую лавку: зелья на заднем фоне помечены этикетками с названиями различных добродетелей: «смирение», «интеллект», «послушание», «память», и т. д. В это время пациенту, сидящему на стуле с отверстием по центру, врач заливает экстракт «мудрости» при помощи воронки. Мудрость почему-то действует как слабительное. Больной не выдерживает и опорожняет кишечник: из его утробы вылетают маленькие шуты, знаки былой глупости. На переднем плане помощник врача помещает голову второго пациента в алхимическую печь, дабы испарить его глупые мысли. Фантазии больного показаны внутри огромного облака пара: это мысли об охоте, играх, дамах, музыке, красивой одежде, увеселениях с шутами и обезьянами и фантастических монстрах. Подобно тому, как вещества во время дистилляции очищались от ненужных примесей, пациент забывает о своих пороках и мимолетных увлечениях. Несмотря на то, что изображение явно было сатирическим и высмеивало как доверчивых пациентов, так и врачей-шарлатанов (в том числе парацельсианцев), за деньги обещающих что угодно, живописная копия этой гравюры стала вывеской одной из французских аптек.

Рис. 62

Новое развитие этот мотив получает в миниатюре 1747 г. немецкого художника Иоганна Даниэля Шмида. На ней изображен алхимик в дорогих одеждах, самозабвенно рассматривающий получившийся эликсир (63). Его подмастерье засовывает голову в печь – и вместе с выходящим из нее пламенем в воздух летят олицетворения пороков и глупостей в виде насекомых, птиц, свиней, атрибутов азартных игр и фигуры шута. Одновременно ученик забирается в карман учителя – сюжет, характерный для алхимических карикатур. В дальнейшем этот мотив возникнет еще не раз – например, на пародии на итальянского каббалиста Пико делла Мирандолу, в которой он предстает дистиллирующим собственную голову (64).

Рис. 63

Рис. 64

С исчезновением алхимии из повестки дня карикатуры, посвященные древнему искусству, уходят на второй план. Однако в конце XVIII в. еще можно встретить политические пародии, использующие алхимическую символику. К примеру, на гравюре Джеймса Гилрейна 1796 г. посреди типичной комнаты аптекаря или алхимика, с подвешенными к потолку диковинами вроде засушенного крокодила и летучей мыши, нарисован златодел, топящий печь золотыми монетами и раздувающий ее пламя мехами в виде короны английского монарха (65). Из его кармана торчит «рецепт антидота против республики», а сзади расставлены банки с «экстрактом британской крови» или «маслом влияния». В огромной колбе изображена палата общин, которая после перегонки превращается в королевский двор во главе с самим алхимиком – бессрочным диктатором. Эта карикатура высмеивает роспуск парламента английским премьер-министром Уильямом Питтом Младшим.

Рис. 65

В XIX в. высмеивали уже другу науку – химию, успевшую занять место алхимии. На фронтисписе монографии о химии и анестезии английского ученого Джона Скофферна «Химия без тайн» 1839 г. изображена публичная демонстрация эффекта веселящего газа (66). Настоящей тайной остается, почему столь серьезный труд снабжен иллюстрацией с десятком беснующихся испытуемых. Впрочем, выбор такого сюжета для фронтисписа мог быть обусловлен тем, что эта сцена связана с происхождением анестезии. Согласно популярной легенде, она была придумана случайно. Студенты-медики использовали закись азота на вечеринках в качестве наркотика, и однажды один из них опьянел им настолько, что упал и не заметил, как сильно поранился. Возможно, именно к этому моменту и отсылал художник, иронизирующий над начальными этапами исследования эффектов анестезии.

Рис. 66

Пародии на алхимиков и их искусство существовали столько же, сколько сама эта наука. Читатель, у которого не получалось повторить рецепт вслед за книгой, мог подрисовать героям на изображении очки или рожки, а художники, не разделяющие доктрины алхимии, создавали сложные карикатуры. Думается, что именно такая критика алхимии, а не ее прямые запреты, постепенно искоренили ложные представления о трансмутации, что в итоге привело к закату алхимии и восхождению на научную арену ее преемницы – современной химии.