Лавры и киновии преподобного Саввы Освященного

В то время, когда склонялося к закату дней великое светило палестинского подвижничества Евфимий Великий, на иноческой тверди Святой Земли засияло новое светило и славою иноческих подвигов и нравственных совершенств скоро озарило весь христианский мир. Это преподобный Савва Освященный. Ему подвижничество на Святой Земле обязано еще большим развитием и усилением. Семь обителей основал преподобный Савва для ревнителей благочестия, стекавшихся к нему со всех сторон. Это лавры: Великая, Новая и Семиустная; киновии: Кастеллийская, Никопольская, Схолариева и Пещерная. К сожалению, по недостатку исторических сведений, не обо всех обителях великого подвижника мы можем подробно говорить. В церковно-исторических сочинениях достаточные сведения имеются только о первых двух лаврах и Пещерной киновии.

Великая Лавра

Великая Лавра преподобного Саввы Освященного есть та знаменитая палестинская Лавра, которая одна из всех обителей Святой Земли, несмотря на бурю тяжких бедствий и испытаний, тяготевших над нею в продолжение почти полуторатысячелетнего ее существования, уцелела до нашего времени. Как пустынный крин, красуется она доселе над потоком Кедронским, оглашая пустыню заунывными звуками колокола и песнопениями своих подвижников. Основана она в 483 году в Юдоли плача, над пропастью Кедронского потока, в скалах, на расстоянии трех часов хода от Иерусалима (около 10 или 12 верст). С изумлением описывают путешественники необычайное положение Лавры: подобно птичьему гнезду, как бы прилепленная к дикой горе, она точно висит над страшною пропастью; ее здания частью высечены в скалах, частью полудостроены и уступами сходят в дикое ущелье. Четырехсторонняя башня венчает темя главной скалы; другая такая же башня стоит ниже. Обитель ограждена высокими стенами с единственным входом, который всегда находится под крепким запором. В скалах, по обеим сторонам потока, находится бесчисленное множество пещер, служивших местом обитания и подвигов древних насельников Лавры. Окрестности обители – самые дикие и пустынные.

Прославленная именем великого своего основателя, Лавра преподобного Саввы скоро стала во главе иноческих обителей Святой Земли, и игумен ее первенствовал в собраниях настоятелей палестинских обителей. Верная завещанию преподобного Саввы, Великая Лавра мужественно боролась с еретиками и служила твердым оплотом Православия для Святой Земли. Из нее распространился во все православные церкви устав богослужения, введенный в ней Саввою Освященным и сохраненный ею в целости и нерушимости при всех бедствиях, которым она многократно подвергалась. Иноки ее выходили в другие страны, где устрояли святые обители; так, при императоре Юстиниане Великом основана была в Карфагене Лавра преподобного Саввы, а на Афонской горе в VII веке – скит праведной Анны, матери Пресвятой Богородицы. Она, наконец, содействовала поддержанию и сохранению просвещения в Церкви христианской: между ее иноками было весьма много лиц, имевших высокое христианское образование. Довольно вспомнить имена Леонтия Иерусалимского, Антиоха, Иоанна Дамаскина, Феодора Начертанного и Феофана, брата его, творца песней церковных, которые все подвизались в Великой Лавре. Из Великой же Лавры папа Лев III (VIII век) вызывал ученых иноков на Запад для поддержания просвещения, начинавшего там совсем угасать. Проследим хотя кратко историю Великой Лавры от кончины св. Саввы и до наших дней.

Еще при жизни самого Саввы Освященного в одной из основанных им обителей, именно в Новой лавре, обнаружилась зараза духовная: нашлись четыре инока, державшиеся некоторых мнений Оригена, признанных неправославными; во главе этих иноков стоял некто Нонн. Доколе жив был великий старец, они молчали, скрывая яд нечестия в сердце, но, когда это церковное светило Палестины закатилось, оригенисты стали открыто распространять свои заблуждения в своей лавре, в окрестных обителях Фирмина и Мартирия и в других обителях; последователи их разошлись с пагубным лжеучением по разным пределам Палестины. Столетний отшельник Кириак оградил от нападений лжеучителей лавру Суккийскую, но в Великой Лавре настоятель ее архимандрит Геласий открыл сорок оригенистов. По совету знаменитого молчальника Иоанна, Геласий велел прочитать в церкви в воскресный день писания св. Антипатра, епископа Бострского, против Оригена, и когда обличенные приверженцы мнений Оригеновых от этого только более раздражились, изгнал их всех из лавры. Изгнанные иноки бежали в Новую лавру к Нонну и его сообщнику Леонтию Византийскому; там на общем совете оригенистов положено было силою заставить Великую Лавру принять мнения Оригена. Прежде, однако, оригенисты хотели привлечь на свою сторону киновию Феодосия Великого, но были отражены его благоразумным преемником Софронием и пришли оттого в еще большую ярость. И вот, собрав заступы, багры, ломы и прочие нужные для разрушения орудия, взяв себе в помощь нескольких поселян, озлобленные иноки с величайшим бешенством пошли разрушать Великую Лавру. Но Бог св. Саввы явил при этом великое чудо. Во втором часу дня ослепленных злобою врагов объял мрак и темнота, так что они весь день скитались по трудным и непроходимым местам; на другой же день, увидев пред собою вифлеемскую обитель блаженного Маркиана, которая была очень далеко от Лавры, были принуждены возвратиться в свои места. Между тем патриарх Иерусалимский Петр донес императору Юстиниану о смятениях в Палестине, вследствие чего император издал указ против оригенистов (543 год). В силу этого указа состоялся в Константинополе собор, на котором осуждены были неправые мнения Оригена и заблуждения его последователей. Императорский указ об оригенистах, присланный в Палестину, с радостью был принят тамошними православными епископами и настоятелями обителей и охотно подписан. Вследствие сего многие иноки-оригенисты удалились из Великой лавры и стали жить на полях. Нонн и его сообщники принуждены были также оставить Новую лавру и совершенно отделиться от общения с православными. Впрочем, через несколько времени они снова утвердились в своей лавре, ободренные и поддержанные единомышленником своим Феодором, архиепископом Кесарийским, жившим тогда в Константинополе и имевшим влияние при дворе. Оригенисты теперь стали смелее и начали всенародно проповедовать свое учение по всей Палестине и объявили непримиримую войну Великой лавре, стараясь всячески вредить ей. Если они встречали в Иерусалиме какого-либо православного инока, то называли его в насмешку савваитом, побуждали мирян бить его и с поруганием изгоняли из города. Иноки Великой лавры, не в силах прекратить беспорядки, умоляли архимандрита своего Геласия идти в Константинополь известить императора о бедствиях, которые терпят православные в Палестине от оригенистов. Геласий отправился, но жестокий враг Православия Феодор Кесарийский, сильный влиянием императрицы, запретил в палатах царских и патриарших и во всех странноприимницах столицы принимать кого-либо из иноков иерусалимских, и Геласий, не получив доступа к императору, должен был оставить Царьград и умер от печали на обратном пути. Отцы Великой лавры, услышав о его кончине, пришли в Иерусалим просить себе у патриарха нового архимандрита, но были с бесчестием и побоями изгнаны из епископского дома по приказанию синкеллов, которых определил к патриарху силою для надзора за ним тот же Феодор Кесарийский. Мало-помалу почти все обители и все иноки присоединились к сильнейшей стороне – к оригенистам, хотя и не разделяли их мнений, присоединились по нужде, или привлеченные ласкательством, или опасаясь власти нечестия. Противостояла только одна Великая лавра Саввы Освященного, поддерживаемая молчальником Иоанном; но и туда ворвались вооруженною рукою оригенисты и поставили архимандритом сообщника своего, некоего Георгия. Тогда рассеялись в разные стороны святые отцы Великой лавры, с ними и Иоанн отшельник оставил на время свою келью на утесе, в которой столько лет безмолвствовал, и удалился на гору Елеонскую. В день удаления отцов Великой лавры главный вождь нечестия Нонн поражен был внезапною смертью; полгода спустя и Георгий был изгнан своими единомышленниками; оставшаяся православная братия избрала своим настоятелем из православной Лавры Суккийской благочестивого игумена Кассиана, бывшего учеником преподобного Саввы Освященного, а после скорой его кончины – столь же благочестивого и мудрого Конона Ликийского, в управление которого Великая лавра опять процвела, как во дни своего основателя.

В 544 году скончался патриарх Иерусалимский Петр. Оригенисты воспользовались его кончиной и возвели [в 552 году] на патриаршую кафедру Святого града инока Новой лавры по имени Макарий, своего единомышленника, чем возбудили общее смятение. Император Юстиниан, раздраженный против оригенистов, [вскоре] велел изгнать Макария, а архимандрит Великой Лавры Конон, бывший в то время в Константинополе, представил императору в настоящем виде все дела оригенистов. В 553 году открылся Пятый Вселенский Собор, на котором, между прочим, осуждены были мнения Оригена. Когда соборные деяния присланы были в Палестину, патриарх Евстохий напрасно целых восемь месяцев убеждал оригенистов войти в общение с Православною Церковью: они противились и совершенно отделились от общения с православными. Тогда по церковному приговору оригенисты были изгнаны не только из Новой лавры, но и из всей Палестины, а в опустевшую лавру патриарх послал сто двадцать православных иноков, половина коих взята была из Великой Лавры, а прочие из других обителей. Возвратился в лавру и преподобный Иоанн Молчальник. Это было двадцать три года спустя по кончине Саввы Освященного.

Страшное бедствие постигло Великую Лавру в 614 году, когда войска персидского царя Хозроя, завоевав все восточные области империи греческой, проникли из Сирии и в Палестину, разлились по ней, подобно бурному потоку, опустошая все огнем и мечом, и осадили самый Иерусалим. Отряд персов напал на Великую Лавру св. Саввы и наполнил ее неслыханными жестокостями и злодействами. Варвары ограбили сперва церковь, потом рассеялись по кельям, в которых нашли старцев, долгим подвигом иночества давно уже приготовившихся к переходу в другую жизнь и решившихся с покорностью воле Божией ждать участи, какую готовила им злоба врагов. Прочие иноки разбежались при первой вести о приближении варваров. В течение нескольких дней враги подвергали старцев жесточайшим мукам, требуя от них сокровищ и золота, и, наконец, обманувшись в своих ожиданиях, отсекли им головы. Когда после удаления варваров из Лавры рассеявшиеся иноки возвратились в нее, ужас объял их при взгляде на разорение обители. Один из иноков, по имени Никодим, увидев трупы братий, упал как мертвый от потрясения душевного. Знаменитый настоятель обители Феодосия Великого Модест собрал рассеянные останки избиенных иноков, облобызал их с любовью и с честью положил в усыпальницу братий.

В конце VIII века, именно в 796 году, перед Пасхою, Великая Лавра подверглась нападению сарацин, живших за Иорданом. Она была разграблена и опустошена; многие иноки ее были умерщвлены, например Иоанн, Сергий и Патрикий, память коих Церковь совершает 20 марта.

В первых годах IX столетия Великая Лавра опять испытала тяжкое бедствие, которому подверглась вместе с другими обителями. В это время по причине междоусобиц между детьми халифа Гарун-аль-Рашида на Востоке, и в частности в Палестине, происходили страшные разбои и всякого рода насилия. В Палестине многие христиане подверглись мученической смерти, а другие толпами бежали на остров Кипр и в другие места; церкви были расхищены, многие обители разорены или совсем оставлены. Тогда оставлена была на время и Великая Лавра св. Саввы.

В XII веке Великая Лавра была совершенно разорена арабами, жившими за Иорданом.

Во время крестовых походов, когда латины овладели всеми важнейшими местами Святой Земли, Лавра Саввы Освященного находилась в руках православных и игумен ее упоминается в летописях западных при явлении на Гробе Господнем святого огня в Великую Субботу.

В начале XVI века Лавра св. Саввы была совершенно оставлена греками по причине нестерпимых притеснений со стороны арабов. Через несколько лет некоторые благочестивые сербские иноки восстановили обитель, выстроив вне стен еще башню для защиты с приделом св. Симеона Сербского. Но спустя 70 лет после этого бедуины, напав на Лавру, изгнали из нее иноков, разорили обитель, разрушили самые ее стены. С тех пор Лавра оставалась в совершенном запустении более ста лет до конца XVII столетия; в этом столетии патриарх Иерусалимский Досифей совершенно восстановил знаменитую обитель Саввы Освященного и привел ее в тот вид, в каком она находится ныне.

Из подвижников, процветавших в Великой Лавре, известны: V века – Иоанн Постник; VI века – Иаков, Анфим, Афродисий, Флаис и Геласий, ученики преподобного Саввы; Кириак, Афанасий, Каллиник, Иоанн Савваит, Иоанн Молчальник епископ и Кирилл Скифопольский; VII века – Антиох и Леонтий писатели; VIII века – Иоанн Дамаскин, Иоанн, Сергий, Патрикий и Анастасий, избиенные сарацинами; IX века – Иона и Михаил черноризец. Не упоминаем о тех знаменитых мужах, которые также жили и подвизались в Великой Лавре, каковы: Косма Маюмский (память 12 октября), Стефан Савваит (память 28 октября), Феодор Начертанный (память 27 декабря), Феофан Исповедник Савваит (память 11 октября) и Феодор, епископ Эдесский (память 9 июля). Они действовали на других поприщах служения Церкви Христовой и в Великой Лавре полагали только начало подвижничества, приготовляясь к будущей великой деятельности. Но первое место в ряду подвижников Великой Лавры занимал сам основатель ее. О нем и поведем прежде всего речь.

* * *

Преподобный Савва Освященный (память 5 декабря) родился в 439 году в Каппадокийской области, в селе Муталаска, в христианском семействе. Родители его по имени Иоанн и София происходили из знатной фамилии, были весьма богаты и славились особенно искренним благочестием. Когда отец его, служивший в одном воинском отряде, переселился с женою в Александрию, пятилетний Савва остался в Муталаске у своего дяди по матери – Ермия, но неудовольствия со стороны тетки, женщины злонравной и сварливой, побудили его перейти к дяде по отцу, Григорию, жившему в селе Сканда. Между Ермием и Григорием возникла вражда из-за племянника, так как каждому хотелось иметь его у себя, чтобы распоряжаться имением его родителей и извлекать из него для себя выгоды. Отрок, наделенный от природы острым умом, понимал свое тяжелое положение, видел, что он – причина ссоры и вражды между родными, и потому, оставив дядей, восьми лет от роду удалился в монастырь преподобного Флавиана, что находился в 20 стадиях от Муталаски. Святая обитель приютила отрока; под мирным кровом ее он вырос и развился; под благотворным влиянием святых подвижников сложились в нем внутренние убеждения, определилось его религиозно-нравственное настроение: он чувствовал в себе сильное влечение самым строгим подвижничеством служить и благоугождать Господу. Научившись чтению и письму, Савва скоро изучил Псалтирь, ознакомился со всеми порядками монастырской жизни, узнал правила и уставы иночества и старался во всей полноте соблюдать их и во всем подражать отцам-подвижникам. Иноческая жизнь со всеми ее подвигами, тягостями и лишениями была ему по душе. Он старался быть внимательным к внутреннему своему состоянию, вел борьбу с худыми помыслами и желаниями и старался их побеждать. Так, сильное искушение предстояло Савве, когда Ермий и Григорий, помирившись между собою, неоднократно являлись к нему и убеждали его оставить монастырь, вступить в брак и принять в управление отцовские владения. Чтобы сильнее подействовать на него, они живо изображали прелести жизни в мире, выставляли на вид недовольство родителей, скорбь матери. Но Савва, на деле испытавший тишину монастырской жизни, казавшейся ему райскою, видя, что лучше быть у порога дома Божия, нежели увлекаться мирской суетой, и содержа непрестанно в мысли изречение Господне: никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия (Лк. 9:62), твердо противостоял всем убеждениям дядей и остался в монастыре. Так же он поступил в другом случае. Работая в монастырском саду, Савва увидел однажды красивое яблоко. Ему захотелось съесть яблоко раньше положенного времени, и он недолго думая сорвал его. Но вдруг вспомнил о запрещенном яблоке, погубившем наших прародителей в раю, и тотчас бросил сорванный плод на землю и растоптал его ногами, укоряя себя за невоздержание и раскаиваясь в худом поступке. В наказание себе юный подвижник положил правило не есть яблок всю жизнь, каковое правило действительно сдержал.

В Флавиановом монастыре Савва пробыл десять лет. Близость родных, которые стали бы отвлекать его от избранного им спасительного пути, пламенное желание видеть святые места, поклониться Животворящему Древу Креста Господа Спасителя и Живоносному Гробу Его, слава великих подвижников палестинских – все это побудило Савву оставить обитель, в которой он вырос и положил начало подвижничества, и удалиться в Святую Землю. Напрасно старался удержать его настоятель обители: он отпустил Савву только по Божественному откровению.

Когда Савва прибыл в Святую Землю, то, поклонившись святым местам, поселился в монастыре преподобного Пассариона, поступив сюда по указанию одного старца, своего соотечественника. Впрочем, здесь он провел одну только зиму. Жаждая пустынных подвигов, Савва оставил Пассарионову обитель и, увлекаемый славою Евфимия Великого, прибыл в его лавру, надеясь, что великий подвижник примет его к себе. Св. Евфимий, однако же, несмотря на все просьбы Саввы, не согласился принять его в свою лавру по причине его молодости, но послал к блаженному Феоктисту, которого просил особенно заботиться о юном пришельце, ибо он, благодатию Христовою, имел прославиться в иноческой жизни. Поступив в Феоктистову киновию, Савва с полным усердием проходил различные послушания и монастырские службы. И здесь на первых же порах юный подвижник подвергся сильному искушению, во время которого проявился его великий дух, обнаружилась его пламенная любовь к Богу. Один брат подвижник, отправлявшийся в Александрию, чтобы распорядиться доставшимся ему по смерти родителей имением, выпросил у преподобного Феоктиста в спутники себе Савву, который, как сильный духом и телом, мог послужить ему в далеком и трудном путешествии. Савва охотно согласился послужить брату, смотря на это дело как на послушание. Благополучно путники прибыли в Александрию. Там в одно время Савва неожиданно встретился со своими родителями, которые тотчас узнали сына. Радость родителей была неописуемой; радовалась особенно мать София. Но радость их была непродолжительна. На предложение родителей оставить пустыню и черные одежды, поступить в военное звание и служить подобно отцу сын решительно отказался. Начались со стороны родителей убеждения и настойчивые просьбы; мать со слезами умоляла сына исполнить сердечное желание родителей, повиноваться их воле, утешить их и успокоить на старости лет. Сын, в сердце которого естественное чувство любви к родителям боролось с сознанием обязанностей к Богу, остался тверд в принятом им на себя высоком подвиге. Он преодолел естественное влечение сердца и на убеждения и мольбы родителей отвечал: «Вы хорошо знаете, что Спаситель сказал: кто любит отца или мать более Меня, не достоин Меня. И кто не берет креста своего и не следует за Мною, тот не достоин Меня (Мф. 10:37–38). Судите сами, можно ли вас почитать больше, чем Бога? Я вписался в воинство Царя Небесного, – могу ли предпочесть Ему воинство царя земного? Если и земные цари наказывают смертию воинов, бежавших во время войны из полка, сколь горшему наказанию подвергнет Царь Небесный тех, кои, вписавшись добровольно в Его духовное воинство, оставят избранный ими полк!» К этому Савва еще прибавил: «Если вы, мои любезные родители, станете еще более докучать мне, чтобы принудить меня оставить возлюбленное мне место моего подвига, то я не буду более называть вас моими родителями». Иоанн и София, видя непреклонную решимость сына быть верным тому пути, по которому он уже более десяти лет шел, оставили его в покое, со слезами простились с ним и благословили его. Возвратившись в свою обитель, Савва усилил свою ревность к подвигам. Он всего себя предал Богу и духовному руководителю своему, говорит жизнеописатель его Кирилл Скифопольский. Все, что принадлежало ему как собственность, он отдал в руки Феоктиста и посвятил себя на всякий труд подвижника; проводя дни в телесных трудах, он в основание и начало своей жизни полагал смирение и послушание. Будучи способен и весьма ревностен к Божественной службе, он прежде всех входил в церковь и после всех выходил из нее. При великих душевных силах, он и телом был велик и силен. Почему, когда все монахи рубили в пустыне только по одной связке прутьев для корзин и носили в киновию, Савва рубил и носил по три. Сверх этого иногда носил для других воду и дрова и таким образом старался всем услужить. Был он довольно долгое время смотрителем над лошаками, исправлял и другие различные должности и все это исполнял неукоризненно и безропотно, так что отцы киновии удивлялись столь великому усердию юного Саввы.

Десять лет провел преподобный Савва под руководством преподобного Феоктиста. После Феоктистовой кончины он просил у настоятеля своего Лонгина позволения жить в пещере, которая находилась вне киновии, с полуденной стороны, в утесе, и висела над бездною. Лонгин, зная высокие нравственные качества Саввы и видя его необычайную ревность к подвижничеству, донес о его желании св. Евфимию, на что последний отвечал: «Не препятствуй ему подвизаться так, как он хочет». Тогда Савва стал удаляться на пять дней каждой недели в пещеру и пять лет провел следующим образом: вечером в воскресенье выходил из киновии с таким количеством пальмовых ветвей, чтобы их достаточно было на пять дней работы, не вкушал в эти дни никакой пищи и возвращался опять в киновию утром в субботу, принося с собою и пятидневное рукоделье – 50 сделанных корзин. Полюбил юного подвижника великий Евфимий: он видел, что Савва, несмотря на молодые годы, уже сравнялся с отцами, состарившимися в подвигах, и называл его юным старцем. Вместе с любимейшими учениками своими он стал брать с собой и Савву каждый год на все время Четыредесятницы в пустыню Рува, где сердце Саввы сильнее и сильнее разгоралось в любви к Господу и к духовным подвигам ради Господа.

После кончины богоносного Евфимия Савва, ревнуя о высших подвигах, удалился в Иорданскую пустыню, где жил совершенно один, и через несколько времени перешел в пустыню Рува. В этой дикой пустыне Савва провел в полном уединении четыре года. Богомыслие, псалмопение и молитвы были здесь его главными занятиями. Питался он дикими травами, особенно корнями растения мелагра и сердцевиною тростника. Исконный враг человеческого рода, желая удалить его из пустыни, вступил с ним в борьбу, но подвижник постом, духовным бодрствованием над собою и молитвою отражал все его нападения. Так, однажды в полночь, когда Савва лежал на песке, диавол, преобразившись в змиев и скорпионов, старался устрашить его. Сначала Савва действительно смутился, но тотчас убедился, что это хитрость диавола. Почему, оградив себя крестным знамением и удалив всякий страх, он смело встал и сказал: «Хотя ты и стараешься победить меня, но сам останешься побежденным, потому что со мною Господь Бог», – и ядовитые животные тотчас скрылись. В другой раз явился ему сатана в виде самого страшного льва, который подходил к нему и свирепым своим видом угрожал ему. Увидев зверя, раб Божий сказал: «Если ты получил надо мною власть, то что медлишь? Если же не получил, то для чего напрасно трудишься? Ты не можешь отвлечь меня от Бога, ибо Он Сам научил меня мужеству такими словами: на аспида и василиска наступишь и будешь попирать льва и дракона (Пс. 90:13)». Едва Савва произнес эти слова, как зверь стал невидим. Господь, видя необыкновенные труды и подвиги Саввы, излил на него великую благодать, и преподобный Савва с этого времени сам стал страшен для нечистых духов, мог свободно обращаться с дикими зверями, не боясь их свирепости, исполнился духовной мудрости и сделался способным к небесным видениям.

Оканчивался четвертый год пребывания Саввы в пустыне Рува. Раз, осматривая другие пустынные места, отшельник взошел на ту гору, где императрица Евдокия соорудила башню для свидания с великим Евфимием. Здесь во время молитвы, продолжавшейся целую ночь, Савве предстал Ангел в светлой одежде и сказал: «Если ты хочешь для славы Божией соорудить в сей пустыне как бы некоторый город отшельников, сойди к тому потоку, что идет от Силоама, с южной стороны сей горы; там найдешь пещеру, еще никем не обитаемую, войди в нее и поселись в ней, и Тот, Кто дает пищу скотам и птенцам воронов, взывающим к Нему, не оставит и тебя в пустыне». Путеводимый Богом, Савва нашел указанную Ангелом пустыню и поселился в ней. Это было, по свидетельству жизнеописателя Кирилла, в год смерти патриарха Анастасия, когда Мартирий заступил на его место, то есть в 478 году. Пещера, в которой поселился Савва, послужила основанием его знаменитой Великой Лавре. Она находилась в горе над Кедронским потоком, за три часа хода от Иерусалима, и висела над пропастью. Так как трудно было подниматься в пещеру, то Савва при входе в нее укрепил веревку, с помощью которой он восходил наверх и спускался вниз. Воду он брал из одного озера, находившегося на расстоянии двух часов хода от пещеры. В этой пещере преподобный Савва провел пять лет в совершенном уединении, беседуя с одним только Богом. Наконец настало время, когда он, по воле Божией, должен был сделаться руководителем других на пути к духовному совершенству. Ему в то время было около сорока пяти лет и он сам стоял на высокой степени нравственного совершенства и имел многие благодатные дары.

Молва о великом отшельнике, спасавшемся в диком и неприступном ущелье Юдоли плача, распространилась по окрестности, и к Савве стали собираться любители безмолвия, ревнители подвижничества о Господе. Помня слова Ангела, явившегося ему в пустыне Рува, Савва принимал к себе всех, и вот на первых же порах собралось около него до семидесяти учеников, которых жизнеописатель его Кирилл называет ликом Ангелов, дружиною воинов Христовых, гражданами селения Божия, равночисленными и единоправными семидесяти ученикам Господа. Главные из них сделались в свою очередь основателями Лавр и киновий; это были Иоанн, Иаков, Фирмин, Севериан, Юлиан и др. Кельи расположены были по одну сторону потока. В Юдоли на сухом ложе потока преподобный Савва создал небольшую церковь. Богослужение он приглашал совершать кого-либо из братий, если кто имел сан пресвитера, потому что сам не хотел по смирению принять на себя сан священства и из братий никого не допускал к высокому служению, опасаясь, чтобы не закрались к ним честолюбивые помыслы. Не было вблизи воды; преподобный Савва помолился Богу, и в одном месте потек источник, не иссякавший с тех пор и в самые сильные засухи. Последовало новое откровение, показавшее Божие благоволение к Савве. В одну ночь вышел он из пещеры и, читая псалмы, направился вдоль потока. Вдруг видит он над западным утесом его огненный столб, простиравшийся от земли до неба. Страх и радость объяли его душу; подобно патриарху Иакову, он воскликнул: «Воистину Господь на месте сем, а я не знал сего. Коль страшно место сие! Это дом Божий, это врата небесные!» Ввиду небесного явления Савва провел всю ночь в молитве; на рассвете же, прибыв на место чудесного видения, нашел здесь, к удивлению своему, пространную пещеру, имевшую внутри вид церкви, как будто рука Всевышнего нарочно приготовила эту пещеру для священных действий: с юга – вход, в который проникал свет, освещавший всю пещеру; с восточной стороны ее – большое отделение со сводом; с северной стороны – отделение вроде дома. Из этой богозданной пещеры Савва образовал церковь, которую также назвал богозданною; в ней назначил совершать богослужение по субботам и воскресеньям; над пещерою же устроил уединенную башню, сообщавшуюся с церковью тесною витою лестницей. В башне этой он теперь и поселился. Так возникла первая из Лавр преподобного Саввы Освященного, знаменитейшая между Лаврами палестинскими, – Великая Лавра. Это было в 483 году.

Скоро общество преподобного Саввы при содействии Божием возросло до ста пятидесяти братий. Обо всех отечески заботился великий подвижник, словом и примером своей подвижнической жизни поощряя братий к подвигам. В то же время он занимался и дальнейшим устройством Лавры, для чего употреблял приношения, которые делали в его обитель боголюбивые люди, приходившие к нему для назидания и духовных советов.

Между пшеницей растут и плевелы, и в винограднике появляется терн. В мирной обители преподобного Саввы среди истинных подвижников нашлись недовольные своим настоятелем; им не нравилась простота его в обращении, его смиренный и убогий вид, худая одежда, которую он обыкновенно носил, наставления и замечания, которые он непрерывно делал. Они порицали все действия и распоряжения Саввы, старались всячески оскорблять его и, наконец, согласившись между собою, отправились в Иерусалим к новому архиепископу Саллюстию просить у него себе нового настоятеля, потому что, как говорили они, будто Савва по грубости и невежеству неспособен управлять их Лаврою. Однако Саллюстий не исполнил несправедливого требования обвинителей, а, вызвав их настоятеля в Святой город, рукоположил его в их присутствии в пресвитера, сказав им при этом случае: «Вот вам отец и настоятель не по избранию человеков, но по избранию Божию; я же послужил только орудием Святого Духа». После того сам архиепископ проводил Савву в пустыню вместе с Кириком, пресвитером храма Воскресения и хранителем Честного креста, и там освятил новую церковь в богозданной пещере. Это происходило на 51-м году жизни преподобного Саввы (490 год).

Среди огорчений, испытанных преподобным Саввой от недовольных братий, Господь утешил раба Своего приходом в его обитель двух знаменитых мужей, которые навсегда в ней остались. То были уже совершенные в подвижничестве иноки: Иеремий родом из Армении, с учениками Петром и Павлом, и Колонийский епископ Иоанн Молчальник. Иеремию с учениками Савва отдал ту пещеру, в которой сам первоначально подвизался, а богослужение позволил им совершать в малой церкви в Юдоли и на армянском языке.

Около того же времени скончался в Александрии родитель преподобного Саввы, достигший начальства в Исаврийском полку. Мать его София, продав имение, прибыла к сыну и вручила много золота и серебра. По убеждению преподобного Саввы она поступила в женский монастырь, где через несколько времени с миром почила. Деньги же Савва употребил на потребности своей обители и, кроме того, для поминовения души усопшей матери построил на них обширную богадельню и две странноприимницы: одну в Лавре, другую в Иерихоне.

Подражая Евфимию Великому, преподобный Савва ежегодно удалялся на Святую Четыредесятницу в пустыню, где вдали от всякого общения с людьми оставался до праздника Ваий. Но отходил он в пустыню не 14 января, как делал преподобный Евфимий, а после 20-го числа этого месяца, потому что день памяти великого подвижника обыкновенно проводил в Лавре: в день этот совершалось торжественное богослужение, начинавшееся накануне всенощным бдением.

Удаляясь на время Святой Четыредесятницы в пустыню, преподобный Савва избирал для пустынного подвига разные места: он то уходил в пустыню Рува или в Иорданскую пустыню, то углублялся в пустыню к Мертвому морю. В одну Четыредесятницу с великим подвижником случилось несчастие, которое впоследствии причинило ему много скорби и которое показало, что Господь, допуская рабам Своим подвергаться страданию, в то же время простирает к ним Свою всесильную руку помощи. Преподобный Савва прибыл к Мертвому морю. Увидев недалеко от берега островок, полюбившийся ему своею пустынностью, великий отшельник перешел на него, намереваясь пробыть здесь Великий пост. В одном месте Савва неосторожно попал в яму, из которой выходили горячие пары; пары эти опалили ему лицо и другие части тела. Действие паров было так сильно, что изменились черты лица его, волосы на голове и бороде стали редки и подвижник, как ни был крепок, заболел. Однако Четыредесятницу всю провел он на этом островке, хотя сильно страдал и мучился. Больным он возвратился и в Лавру, и братия только по голосу могли узнать своего авву – так он изменился. К Пасхе св. Савва сделался совершенно здоров: Господь исцелил раба Своего.

В 491 году, отходя по обыкновению на Святую Четыредесятницу в пустыню, преподобный Савва прибыл на так называемый Кастеллийский холм, лежавший к северо-востоку от Лавры на расстоянии около двадцати стадий. Холм этот был страшен и неприступен по причине обитавших в нем злых духов. Вооружившись молитвою и постом и окропив холм маслом из лампады от Честного древа Креста Господня, мужественный Савва провел на этом месте Святую Четыредесятницу в страшной борьбе со злыми духами и победил их. Демоны, устрашавшие сначала раба Божия ужасным воплем и привидениями, сами наконец со страхом бежали подобно стае черных воронов, как заметили это пастухи. Возвратясь к Пасхе в Лавру, Савва после праздника взял с собою некоторых отцов на холм, духовно им завоеванный, начал с ними расчищать его и строить на нем кельи из бывшего там леса. Под слоем земли нашли сохранившееся в целости каменное здание. Очистив это здание от земли и украсив его, Савва образовал из него церковь, а потом вскоре устроил при ней и киновию, которая стала называться Кастеллийскою. В киновию эту он принимал людей только преклонных лет и уже возмужавших в иноческих подвигах, так же как и в Лавру; для новоначальных же основал небольшую киновию с северной стороны Лавры, а молодых отсылал к сопостнику своему преподобному Феодосию Великому в его киновию. С преподобным Феодосием связывала его самая тесная дружба; между ними было постоянное общение и полное единомыслие.

Около 495 года, по смерти преподобного Маркиана, бывшего начальником и благочинным палестинских обителей, Савва и Феодосий по единодушному желанию всего иноческого общества сделаны были начальниками и архимандритами всех обителей палестинских: Савва начальником и архимандритом Лавр и отшельников, а Феодосий начальником и архимандритом киновий и живущих в общежитии.

В начале правления патриарха Илии преподобный Савва с помощью двух братьев – Феодула и Геласия окончательно устроил Великую Лавру. Явились пекарня, больница, странноприимница, водоем для омовения; заведен рабочий скот и, наконец, близ богозданной пещеры создан обширный и величественный храм в честь Богородицы. В то же время введен был порядок служб церковных и, между прочим, в воскресные и праздничные дни установлены всенощные бдения. Основанием для этого послужил для преподобного Саввы устав богослужения, существовавший в Лавре Евфимия Великого.

Бдительно охраняя подвижников Лавры от заблуждения в вере и уклонения в ересь, преподобный Савва повелел армянам, совершавшим богослужение на своем языке, петь Трисвятую песнь на языке греческом. Таким мудрым распоряжением он сразу прекратил начинавшееся было распространяться между подвижниками из армян заблуждение антиохийского патриарха Петра Фуллона, состоявшее в прибавлении к Трисвятому слов «распныйся за ны».

Недовольные иноки, однажды уже восставшие против св. Саввы, теперь опять в числе сорока человек возобновили против него ропот. Савва, страшный для злых духов, человек, которому повиновались и служили дикие звери, был кроток, терпелив и снисходителен в отношении к ближним, особенно немощным по душе. Не желая употреблять против недовольных братий строгих мер, великий отец думал подействовать на них другим образом: он уступил своевольным и сам оставил Лавру, надеясь, что они в его отсутствие одумаются и образумятся. Удалился он в Скифопольские страны, где поселился в одной пещере при реке Гадаринской. Скоро разнеслась молва о дивном отшельнике и его высоких подвигах, почему многие начали стекаться к нему и жить с ним; но Савва, поручив братий Богу, тайно оставил их. Он возвратился в свою Лавру в полной уверенности, что недовольные им иноки уже образумились и успокоились. Заплакал святой отец, когда увидел, что общество врагов его еще более увеличилось (до шестидесяти человек) и что они продолжают пребывать в своем упорстве и ослеплении. Сожалея о несчастных, он кротко и отечески вразумлял их и увещевал, но все было напрасно. Тогда Савва снова оставил Лавру и удалился в Никопольскую страну. Там один боголюбивый муж принял его и устроил ему под рожковым деревом келью. Собрались к нему и здесь ревнители подвижничества, и через несколько времени образовалась киновия Никопольская. Она находилась близ Никополя. Между тем недовольные иноки, воспользовавшись отсутствием Саввы, рассеивали в Лавре слух, будто он съеден в пустыне зверями, и просили себе у патриарха Илии настоятеля. Однако патриарх не согласился исполнить их просьбу, не разузнав обстоятельно об участи Саввы. И действительно, коварство завистников святого отца скоро обнаружилось. Савва из Никопольской киновии явился неожиданно в Иерусалим на праздник обновления храма Воскресения, так как к сему дню обыкновенно являлись в Святой город епископы и настоятели пустынных обителей. Увидев Савву, патриарх несказанно обрадовался и, вручив ему увещательное письмо к недовольным инокам, убедил его возвратиться в свою Лавру. Когда письмо было прочитано в церкви, мятежники еще более озлобились против Саввы, всячески поносили и злословили его, разрушили келью, в которой он жил, забрали разные монастырские вещи и отправились к Фекойскому потоку, где поселились в развалинах бывшей там некогда обители. Святой старец и здесь не лишил их своей заботливости. Узнав, где поселились беглые иноки, он, взяв из лавры рабочий скот, прибыл к ним и за пятимесячное пребывание у них, при содействии патриарха, давшего ему власть над ними и много золота, построил для них церковь, пекарню, трапезу и поставил им настоятеля в лице Иоанна, одного из первых своих учеников, мужа, опытного в духовной жизни. Водворив между ними порядок и согласие, Савва возвратился в свою лавру. Таким образом на Фекойском потоке, к югу от Суккийской лавры, в диком ущелье, возникла лавра, столь известная в истории палестинских лавр и киновий по смутам и волнениям, которые производили ее иноки, зараженные ересью. Лавра эта стала называться Новою лаврой. Это было в 507 году.

Преподобный Савва достиг уже семидесятилетнего возраста, но не ослабевал еще в духовных подвигах. Отходя по обыкновению на время Четыредесятницы в пустыню, он нашел у потока, отстоящего от лавры на 15 стадий, у подошвы Кастеллийского холма, большую пещеру. Пещера ему полюбилась; он пробыл в ней до праздника Ваий. После Пасхи с помощью Феодула, Геласия и некоторых других иноков он обратил эту пещеру в церковь, а впоследствии устроил здесь киновию. Киновия эта известна под именем Пещерной.

На холме, где императрица Евдокия построила для свидания с Евфимием Великим башню, жили в то время два подвижника, державшиеся Несториевой ереси. Прискорбно было святому старцу видеть посреди своей духовной паствы столь опасных еретиков; болел он душою и сердцем о погибели заблудших братий и решился употребить все средства, чтобы спасти несчастных. Долго он постился, долго молился, чтобы Господь просветил заблудших светом истины и обратил их на путь правый. Потом стал посещать подвижников, беседовал с ними, увещевал их и вразумлял, даже умолял со слезами. Господь благословил труды и старания раба Своего: подвижники осознали свое заблуждение и присоединились к святой Христовой Церкви. Радовался спасению братий преподобный Савва и отвел их в обитель Феодосия Великого, которого просил особенно о них печься, а на холме, на котором в ослеплении и отчуждении от Святой Церкви жили подвижники, он основал киновию, которую поручил в управление ученику своему Иоанну Схоларию, служившему прежде в воинском отряде схолариев. По имени первого настоятеля киновия стала называться Схолариевою.

Один из иноков Великой лавры по имени Иаков вздумал самовольно подражать примеру св. Саввы и, удалившись на время поста в пустыню с несколькими иноками, принялся строить новую лавру при озере, называемом Семиустным (имеющим семь устьев). Савва, возвратившись из пустыни к празднику Пасхи и узнав о том, что сделал Иаков, призвал его к себе и убеждал прекратить постройки. Но так как он не согласился оставить своего предприятия, то был поражен столь тяжкою болезнью, что уже отчаивался в выздоровлении. Почему он просил отцов отнести его в лавру к св. Савве, чтобы испросить у него прощение. Старец, упрекнув его в непослушании и гордости, сказал: «Бог тебя простит», потом подал ему руку и дозволил приобщиться Святых Таин. После этого Иаков принял пищи и совершенно выздоровел. Начатые им постройки все были разрушены, и в пяти стадиях от того места Савва построил свою лавру. Это лавра так называемая Семиустная.

Св. Савва, этот величайший подвижник, создавший семь иноческих обителей и собравший в них тысячи ревнителей благочестия, в то же время был ревностным защитником православной веры и обличителем неправоверия. Когда император Анастасий (царствовавший с 491 по 518 год), склонившись на сторону евтихиан, разгневался на патриарха Иерусалимского Илию за то, что тот не соглашался на низвержение Константинопольского архиепископа Евфимия, соборно утвердившего определения Халкидонского Собора, и хотел лишить Илию патриаршего престола, чтобы через то успешнее уничтожить Православие в палестинских церквах, св. Савва был послан с другими настоятелями пустынных обителей в Константинополь к императору. Это было в 511 году.

Патриарх Илия в письме своем к Анастасию, изъявляя глубокое уважение к священной особе государя, просил его ради святых отцов-пустынников, представляющихся его лицезрению, успокоить Иерусалимскую церковь, волнуемую еретическими смутами, причем особенно выставлял Савву: «Посылаю тебе, – писал патриарх, – цвет пустыни, добрых и верных рабов Божиих, настоятелей обителей многих и между ними господина Савву, главу всех пустынножителей и свет всей Палестины, в той надежде, что они умирят твое царское величество». Благосклонно принял отцов император и, когда прочитал письмо патриарха Илии, спросил, кто из них Савва. Но Саввы между отцами не было. Бросились искать его и нашли во дворе; он стоял в углу и читал псалмы. Оказалось, что, когда отцы входили во дворец, Савва, шедший позади всех, не был впущен на лестницу: по убогому виду его и худой одежде приняли его за нищего. Так глубоко было смирение великого подвижника! Внутреннее достоинство св. Саввы открылось, когда он был введен в залу; император встал со своего места и низко ему поклонился. Он видел, говорит жизнеописатель Саввы, светоносного ангела, предшествовавшего дивному старцу. Милостиво обращаясь со всеми отцами, император преимущественно говорил с преподобным Саввою; он обещал исполнить все просьбы отцов, оказал им милости, одарив каждого значительным количеством золота, и через несколько времени отпустил их домой. Савва же остался в Константинополе и прожил здесь всю зиму. Имея свободный доступ во дворец, он часто посещал императора, беседовал с ним о вере и убедил его не гневаться на патриарха Илию. Отпуская Савву весною следующего года, император щедро одарил его, вручив ему две тысячи златниц. С радостью возвратился великий старец в свою лавру. Почти все количество золота разделил он между своими обителями, некоторую же часть послал в родное селение Муталаску на построение храма во имя святых мучеников Космы и Дамиана во дворе родительского дома.

Волнения в Палестине вспыхнули с новою силой, когда на антиохийский архиепископский престол возведен был инок Севир, противник Халкидонского Собора, приверженец Евтихиевой ереси. Севир, опираясь на покровительство императора, отправил к патриарху Илии общительную грамоту, но Илия отослал ее назад. Сильно был раздражен на Илию Севир, и вот с согласия императора он отправил в Иерусалим клириков и воинскую силу, чтобы добиться своего – заставить патриарха Иерусалимского вступить с ним в общение. Патриарх Илия был в большой беде. Узнав об этом, Савва собрал иноков своих обителей и, явившись с ними в Святой город, разогнал клириков и воинов, присланных Севиром, которые со стыдом покинули Иерусалим.

Прошло четыре года. В 516 году император приказал губернатору Палестины во что бы то ни стало свергнуть патриарха Илию с престола и поставить на его место другого, который бы согласился вступить в общение с Севиром. Воля императора была немедленно исполнена: Илия был внезапно схвачен и отправлен в заточение в Айлу, а на патриарший престол возведен пресвитер храма Воскресения Иоанн, давший обещание исполнить волю императора. Св. Савва, услышав о произошедшем в Иерусалиме, тотчас же прибыл в Святой город. Старец заплакал, когда узнал, что патриарха Илии уже нет на первосвятительской кафедре и что с ним так насильственно и жестоко поступили. Потом обратился к новому патриарху и заклял его не вступать в общение с еретиком Севиром. «Восстанут на тебя все пустынные отцы, сын мой, – грозил Иоанну старец, – предадут тебя анафеме, если меня не послушаешь». Патриарх послушался, дал слово старцу твердо держаться Халкидонского Собора и не сообщаться с Севиром. Страшно разгневался император и на губернатора, и на нового патриарха и послал в Палестину дука Анастасия с приказанием или расположить Иоанна к принятию Севира в церковное общение, или низложить с епископского престола. Анастасий, прибыв в Иерусалим, схватил патриарха и ввергнул его в общественную темницу, но потом освободил из нее, когда тот изъявил согласие исполнить данное обещание. Иоанн ночью дал знать по всем обителям, чтобы все иноки собрались в Иерусалим. «И собралось, – говорит жизнеописатель преподобного Саввы, – до десяти тысяч иноков, так что кафедральный собор Воскресения не мог вместить их и они по необходимости собрались все за вратами города в обширный храм первомученика архидиакона Стефана». И вот патриарх Иоанн, Феодосий и Савва, взошедши на амвон посреди храма, в присутствии Анастасия и Ипатия, племянника императора, торжественно предали анафеме Нестория, Евтихия, Диоскора, Севира и всех, кто не принимает Собора Халкидонского. Иоанн и Савва сошли с амвона;

Феодосий еще остался на нем и, мановением руки потребовав общего молчания, громким голосом воскликнул: «Кто не принимает четырех Вселенских Соборов, как четырех евангелистов, да будет анафема!» Услышав это, дук Анастасий бежал из храма и удалился в Кесарию, а Ипатий одобрил действия Саввы и Феодосия, прибавив, что он и прибыл в Иерусалим искать общения с ними. Узнав обо всем произошедшем в Иерусалиме, император решился послать в заточение как архиепископа Иоанна, так и Савву и Феодосия, но оставил это намерение, когда получил от них и всего общества иноков защитительное письмо. Вскоре после этого Анастасий умер (518 год). Преемник его Юстин (518–527 гг.), благоверный и благочестивый государь, повелел возвратить всех, сосланных Анастасием в заточение, и определения Халкидонского Собора внести в церковные постановления. Когда получен был в Иерусалиме императорский указ, преподобный Савва ходил для объявления его в Кесарию и Скифополь и совершил во время этого пути много чудес.

По смерти Юстина, когда на престол взошел племянник его Юстиниан, св. Савва, уже девяностолетний старец, в другой раз предпринял путешествие в Константинополь по просьбе патриарха Иерусалимского Петра. Благосклонно принятый императором, Савва просил его облегчить для палестинских жителей подати, оказать пособие бедным христианам, сильно пострадавшим от возмутившихся самарян, восстановить разрушенные самарянами храмы, построить в пустыне близ монастырей крепости для отражения нападений сарацин и довершить начатый патриархом Илией храм во имя Введения во храм Божией Матери на месте Соломонова храма. В то же время он предсказал Юстиниану победы над врагами внешними. Император, благоговея пред святым старцем, немедленно исполнил все его просьбы в точности.

Так подвизался о Господе преподобный и богоносный Савва Освященный! Освященным он называется по обилию даров благодати Святого Духа, освятившего его и соделавшего его своим избранным сосудом. Опыты этих даров мы частью уже видели; представим еще некоторые.

В пустыне Рува Савва встретился однажды с четырьмя сарацинами, которые изнемогали от голода и жажды. Сжалившись над ними, он приказал им сесть и, вынув из своей небольшой милоти дикие коренья и сердцевину тростника, предложил им это в пищу. Утолив голод и жажду, сарацины расспросили подвижника, в какой пещере он живет, и удалились. По прошествии нескольких дней они опять явились к отшельнику и в благодарность за оказанное им благодеяние дали ему несколько хлебов, сыра и фиников. Удивился преподобный Савва этой признательности сарацин и, придя в сердечное сокрушение, со слезами говорил: «Горе мне, душа моя! Сколько старания употребили варвары на то, чтобы отблагодарить меня за ничтожную услугу! Что же должны делать мы, бедные и неблагодарные, мы, которые ежедневно наслаждаемся столь многими благодеяниями и дарами Божиими и, несмотря на это, проводим жизнь в беспечности и нерадении и не стараемся благоугождать подателю даров Богу исполнением заповедей Его и непрестанным приношением Ему плода уст, прославляющих имя Его!» (ср. Евр. 13:15).

Преподобный Савва с учеником своим Агапитом пребывал в самой уединенной пустыне. Однажды, когда Агапит, ослабевший от продолжительного поста и труда, лег на земле и уснул, подошел к нему огромный лев и стал обнюхивать его с головы до ног. Старец в это время молился об ученике своем Богу.

Лев, отгоняемый молитвой старца, как бичом, тихо ударил хвостом по лицу Агапита и таким образом разбудил его. Агапит, открыв глаза и увидев страшного зверя, вскочил и в страхе побежал к своему учителю. Великий старец успокоил его и в наставление ему сказал при этом: «Продолжительный сон отгоняй от глаз своих, сын мой, и удаляй нерадение от сердца своего, да спасешься, как серна от тенет и как птица от сети (Притч. 6:5)».

Намереваясь некогда удалиться в глубокую пустыню, преподобный Савва дал Агапиту небольшую милоть, в которой было десять кусков сушеного хлеба, веса в них было около десяти унций. Выйдя из лавры, они пошли к Иордану. Здесь в одном месте встретили они гору, оканчивавшуюся утесом, наверху которой была пещера. Савва, побуждаемый бывшим ему откровением, с трудом поднялся на утес, где в пещере нашел прозорливого отшельника. Когда оба они сотворили молитву, отшельник с некоторым удивлением спросил: «Кто тебе, раб Божий Савва, указал сие место? Вот уже тридцать восемь лет прожил я в сей пещере с Богом и ни с одним человеком не видался; и теперь как ты пришел сюда?» Савва отвечал: «Бог, Который открыл тебе мое имя, указал мне и это место». После сего они друг друга облобызали, и Савва с учеником своим вышел. Была уже шестая неделя Святой Четыредесятницы. Возвращаясь в лавру и проходя мимо пещеры, в которой подвизался прозорливый отшельник, Савва сказал ученику своему: «Взойдем, брат, на гору и облобызаем раба Божия». Войдя в пещеру, они нашли его стоящим на коленах лицом к востоку. Думая, что отшельник молится, Савва и Агапит долго ждали. Но так как и день прошел, а отшельник не вставал, то Савва сказал ему: «Помолись о нас Христу, отец!» И так как он не отвечал, Савва, приблизился к нему и, коснувшись его, увидел, что он уже скончался. Савва сказал ученику своему: «Приблизься, сын мой, погребем его. Ибо Бог для сего и послал нас сюда». И так, поклонившись честному телу дивного раба Божия и приготовив его к погребению, они отпели над ним обычные молитвы погребения и положили в той же пещере. Потом, заградив пещеру большими камнями, продолжали путь свой и наконец возвратились в лавру к празднику Ваий. Во все дни поста Савва пребывал без пищи и довольствовался только приобщением Святых Таин в субботу и в воскресный день. Десять же кусков хлеба, которые он взял в пустыню, удовлетворяли нужде Агапита.

Когда строился в лавре странноприимный дом, преподобный Савва послал в Иерихон некоторого брата с рабочим скотом привезти оттуда бревна для строительства дома. Брат, прибыв в Иерихон и взяв бревна, возвращался в лавру пустынею. Стоял тогда чрезмерная жара. Брат почувствовал сильную жажду и на половине пути, ослабев, упал. Но, вспомнив о святом старце, он произнес молитву такими словами: «Господи Боже аввы моего Саввы! Не оставь меня». И тотчас Бог, некогда облачным столпом путеводивший Израиля, и сему брату для покрова распростер облако, которое прохладило и укрепило его и сопутствовало ему до самой лавры.

Прибыв в Скифопольскую страну, преподобный Савва поселился в пещере, в которую обыкновенно приходил отдыхать огромный лев. Лев, придя в полночь и увидев, что там спит человек, ухватился зубами за одежду Саввы и потащил его вон из пещеры. Савва тотчас же проснулся и стал совершать ночное псалмопение. Лев оставил подвижника в покое, вышел вон и вне пещеры дожидался, пока он не окончит правила. После сего Савва лег опять на прежнем месте, а лев вошел в пещеру и, взявшись за его одежду, опять потащил его из пещеры. Обратясь к зверю, Савва смело сказал ему: «Пещера широка и свободно может вместить нас обоих, ибо Творец нас обоих один и тот же. Если ты хочешь, останься здесь; если же не хочешь, то поди в другое место. Ибо я рукою Божиею создан и почтен Божиим образом». Лев, услышав это и как бы устыдившись, удалился.

Некоторый старец по имени Геронтий из аравийского города Медавы, посещавший несколько раз преподобного Савву, впал в телесную болезнь и для излечения ее долго прожил в Иерусалиме. Захотев помолиться в храме Святого Вознесения, он сел на лошака и со слугами отправился на Елеонскую гору. Когда он поднимался на гору, лошак испугался тени, павшей вдруг от какого-то предмета. Геронтий упал с лошака и так расшибся, что прибывший врач не надеялся вылечить его. Порфирий, младший брат Геронтия, никому ничего не сказав, отправился в Великую лавру и, рассказав св. Савве о несчастии, постигшем Геронтия, просил посетить его несчастного брата. Услышав об этом, старец очень опечалился и тотчас пошел в Святой град. Увидев Геронтия, он долго молился о нем; потом, помазав его елеем от Честного Креста Господня, исцелил его. Все удивились этому столь явному чуду и прославили Бога.

Сын Геронтия по имени Фома некогда, во время голода прибыв в Иерихон, остановился в гостинице, принадлежавшей Великой лавре. Здесь нашел он Савву, также Феодора и Павла, настоятелей Кастеллийской и Пещерной киновий. Св. Савва, увидев Фому, рад был ему и сказал смотрителю гостиницы: «Приготовь нам ужин». Во время ужина старец спросил смотрителя, нет ли у него вина; тот отвечал, что нет ничего, а есть только тыква, наполненная уксусом, который нужен для приправы овощей. На это Савва сказал: «Принеси мне сюда тыкву. Благословен Господь! Мы и из тыквы получим веселие, ибо Христос Бог наш, претворивший воду в вино, силен претворить и уксус в вино». Когда тыква была принесена, то нашли, что в ней хорошее вино. Тогда Фома удивился внезапному чуду, а св. Савва сказал смотрителю: «Поскорей принеси горящих угольев и положи на них фимиам, ибо в сей час у нас случилось Божие посещение». Вино в тыкве Божиею силой долго не истощалось. В гостинице все пили вино из тыквы в достаточной мере в продолжение трех дней. Потом Фома, выпросив себе у св. Саввы тыкву, пил из нее вино со своими спутниками до самого прибытия домой в Медаву. Об этом чуде рассказал, говорит жизнеописатель преподобного Саввы Кирилл Скифопольский, авва Геронтий, который ныне настоятелем в лавре св. Евфимия. Он сын Фомы и внук Геронтия. К своему рассказу Геронтий присовокупил и такие слова: «Мы сохраняли тыкву в доме своем многие годы. Когда кто делался болен, то наши домашние наполняли тыкву водою, окропляли ею больного, и это окропление облегчало состояние больного во всякой телесной болезни».

На пути от Иерихона к Иордану преподобный Савва встретился однажды с мирскими людьми, между которыми была и красивая девица. С ним был тогда один ученик его. Когда встретившиеся люди прошли мимо них, старец, желая испытать своего ученика, сказал ему: «Какова эта девица, что прошла мимо нас? Кажется, она одноглазая?» Ученик отвечал ему: «Нет, отец, она оба глаза имеет». Услышав это, старец сказал ему: «Где же у тебя заповедь, которая говорит: не останавливай взора твоего на ней и не прельщайся ресницами ее (Притч. 6:25)? Ты любопытным взором можешь воспламенить в себе страсть. Теперь будь уверен, что ты не будешь жить со мною в келье, потому что ты не смотришь за глазами своими так, как должно». Савва отослал рассеянного ученика от себя в Кастеллийскую киновию, и после того, как он прожил там некоторое время и научился строго наблюдать за своими глазами и бдеть над своими мыслями, Савва принял его опять в лавру и дал ему келью.

Повар в лавре сварил тыкв для мастеров и при наступлении времени, определенного для принятия пищи, отведав их, нашел, что они горьки. Не имея у себя ничего, чем бы их приправить, и находясь по сему случаю в крайнем затруднении, он побежал к авве, пал пред ним и объявил о происшествии. Старец пришел в кухню, сотворил над сосудом крестное знамение и сказал повару: «Теперь поди подавай на стол; благословен Господь!» Тыквы тотчас сделались сладкими, и все их ели охотно и прославили Бога.

Преподобный Савва, заботясь о своих обителях, вовсе не хотел приобретать что-нибудь для будущего и, укрепляясь упованием на Бога, никогда не предавался излишней заботливости. Это открылось особенно во время голода. Когда архиепископ Илия послан был в ссылку, настала засуха и небо заключено было пять лет; к бездождию присоединилась саранча, во множестве появились черви. Настал в Палестине великий голод и мор. Жители Иерусалима говорили, что эти бедствия постигли страну за грех, сделанный против архиепископа Илии. Тогда св. Савва внушал настоятелям обителей не заботиться о плотском и напомнил им следующие слова Господа: не заботьтесь и не говорите: что нам есть, или что пить, или во что одеться? Потому что Отец ваш Небесный знает, что вы во всем том имеете нужду. Ищите же прежде Царствия Божия, и это все приложится вам (Мф. 6:31–33).

Так мыслил и учил божественный старец. Бог же подавал ему обильно все нужное, так что, говорит Кирилл Скифопольский, терпели недостаток более те, которые надеялись на свои деньги и доходы, нежели обители, им управляемые.

Во время голода эконом Великой лавры пришел однажды к преподобному Савве и сказал: «В наступающее воскресенье я не могу, отче, звать к литургии, потому что у нас нет ничего, нет даже и обыкновенной пищи, которую нужно будет предложить собравшимся отцам после богослужения». Старец сказал ему на это: «Не хочу отменять богослужения; если же есть недостаток в чем-либо необходимом для богослужения, то пусть канонарх пошлет с просфорником в город какую-нибудь драгоценную церковную вещь или одежду и, продав ее, купит что нужно, и мы совершим божественную службу. Что же касается пищи, то верен Тот, Кто сказал: не заботьтесь о завтрашнем дне (Мф. 6:34)». Упование на Бога не посрамило старца. В следующий день прибыли в лавру из Святого града содержатели гостиниц, известные под именем Созовых, и на тридцати лошадях привезли большое количество вина, печеных хлебов, также хлеба в зерне, оливкового масла, меду, сыру и пр.; кладовые наполнились всякими припасами, так что сделался для отцов великий праздник. Тогда старец, укоряя эконома, говорил: «Для чего ты говорил, что не нужно собирать отцов, потому что для них нет пищи?» Эконом, сознавая свою ошибку, повергся к ногам св. Саввы и просил прощения. Старец благословил его и в наставление сказал: «Никогда не сомневайся, но, укрепляясь верою, всякую заботу твою возложи на Бога, ибо Он печется о нас (см. Пс. 54:23)».

Преподобный Савва прибыл однажды в Иерусалим. Архиепископ иерусалимский Иоанн пригласил его к себе на обед вместе с другими пустынными игуменами и с братом своим Антонием, который тогда был епископом Аскалонским. Хотя св. Савва был весьма воздержан, так что во все постные дни пребывал без пищи и даже часто постился по целым неделям, однако ежели когда принимал кого-нибудь к себе или сам приходил к кому на обед, то в один день вкушал два раза. Архиепископ, посадив его подле себя, клал перед ним хлеб и другую пищу, какая была; также и Антоний, епископ Аскалонский, сидя с правой стороны, неустанно угощал его. Святой старец непритворно и с великим простодушием принимал все ему предлагаемое, но тут же говорил: «Оставьте, оставьте меня, отцы; я буду есть сколько мне нужно». При этом случае Феодосий, начальник общежительных обителей, в шутку сказал о нем: «Савва очень голоден, трудно насытить его». На это архиепископ заметил: «Послушайте, отцы, мы все не можем сносить ни поста, ни сытости, а этот человек Божий умеет жить и в скудости, умеет жить и в изобилии; научился везде и во всем насыщаться и алкать и в обилии быть и в недостатке; и все может в укрепляющем его Христе (Флп. 4:12–13)».

Когда оканчивался в Палестине четвертый год бездождия, подвижники Пещерной киновии пришли в Великую лавру и сказали преподобному Савве: «Отпусти нас, отче, мы не можем оставаться в твоем монастыре, у нас совсем нет воды, ибо с окончанием месяца мая дождевое время прошло». Великий авва и укорял их, и советовал им переносить с благодарностью постигающие их бедствия, и наконец сказал им: «Верю Богу, что по прошествии трех дней все водоемы ваши наполнятся водою; подите исправьте водопроводы и приготовьтесь; вы увидите дар Божий и скорое Божие посещение». И вот действительно в третий день явилось над Пещерною киновией облако, пошел большой дождь, и все водоемы наполнились водою. Но в другие обители не упала ни одна капля дождя. Настоятели этих обителей в глубокой печали явились к Савве и сказали: «За какое наше беззаконие, честный отче, ты так отвергнул нас и не молишься о прочих своих обителях?» Он сказал им: «Бог послал Свое благословение только тем, которые имели нужду в нем. И вы не отчаивайтесь, ибо не будете иметь недостатка в воде, доколе Господь не пошлет дождя на землю».

При наступлении пятого голодного года был такой недостаток воды, что в Иерусалиме бедные просили воды как милостыни и от жажды умирали. Архиепископ и светские власти, опасаясь народного возмущения, употребляли все средств, чтобы достать из земли воду: копали в местах более влажных рвы и ямы, землю в Силоамском потоке и около столпа святого Космы, у пути, ведущем в Великую лавру, но все было напрасно. Архиепископ очень печалился, ибо приближался праздник обновления храма Святого Воскресения. «Что мне теперь делать?» – говорил он в недоумении и страхе Сумму, гражданскому правителю. Сумм дал архиепископу совет обратиться к св. Савве, указав на то, что святой муж молитвою своею испросил у Бога обильный дождь для одной из своих обителей, так что около нее наполнились водою все рвы и водоемы. Обрадовался этому совету архиепископ, пригласил к себе в епископский дом св. Савву как бы для другого дела и наедине просил его помолиться Богу о том, чтобы Он примирился со своим народом и помиловал погибающих от голода и жажды. «Если согрешил я, – говорил еще архиепископ, – то чем повинен погибающий народ?» На это смиренный старец сказал архиепископу: «Могу ли я отвратить гнев Божий? Я грешен и слаб. И Писание говорит: ежели Бог затворит небо, то кто отворит? (ср. Иов. 12:14–15)». Когда же архиепископ сильно упрашивал его, молил и увещевал, богоносный Савва, тронувшись общим народным бедствием, склонился на его мольбы и увещания и сказал: «Я пойду в свою келью и из повиновения твоему блаженству буду молиться лицу Божию: я знаю, что Бог человеколюбив и милостив, и щедроты Его на всех делах Его (Пс. 144:9). Впрочем, да будет тебе следующее знамением: если пройдут три дня и не будет дождя, то знай, что Бог не услышал меня. Молитесь и вы, дабы молитва моя получила силу». Простившись с архиепископом, Савва возвратился в свою лавру. На следующий день была весьма сильная жара: все томились и изнывали. В первый час ночи подул южный ветер, явились тучи с молнией и громом, пошел проливной дождь, и еще до рассвета рвы, каналы и водопроводы наполнились водою и везде текли ручьи. Все ожило. Люди возрадовались и благодарили милующего Бога, Отца всех созданий. Праздник обновления храма Воскресения был совершен торжественно в Иерусалиме. Услышал Господь смиренную молитву раба Своего св. Саввы.

Приблизилось, наконец, к закату дней великое светило иночества, из пустыни озарявшее не только Палестину, но и другие страны. Возвратившись в Палестину из последнего путешествия в Константинополь, преподобный Савва еще раз пришел в Иерусалим проститься со святыми местами. Там постигла его предсмертная болезнь. Едва услышал об этом патриарх, тотчас поспешил к великому подвижнику и, видя святого старца, томившегося болезнию на простой рогоже, перенес его в свои палаты и сам служил ему, как нежно любящий сын. Но святой старец, предызвещенный свыше о близости кончины своей, умолил патриарха отпустить его в любимую его лавру, и не смел ослушаться его святитель. Там, в своей убогой башне, старец созвал братию, назначил им после себя настоятелем Мелита и убеждал верно соблюдать предания отцов и чин богослужения, им введенный в обители. Четыре последние дня старец провел без пищи, в совершенном безмолвии и уединении и в субботу вечером, причастившись Святых Таин, мирно отошел ко Господу с сими словами: «Отче, в руки Твои предаю дух мой». Это было 5 декабря 532 года.

Таков был преподобный и богоносный отец Савва Освященный! Сей земной ангел и небесный человек, говорит жизнеописатель его Кирилл, был мудрым и искусным учителем, защитником Православия, верным и благоразумным домостроителем; он умножил божественные таланты, облекся силою свыше и по благоволению Бога Отца, при содействии Христа и по вдохновению Святого Духа населил пустыню множеством иноков. «Садоделатель благочестия, гражданин пустынный, преподобных удобрение», по выражению Церкви, он в своей жизни и деятельности показал образец всех добродетелей.

Приснопамятен в Православной Церкви основатель Великой лавры преподобный Савва Освященный; велик и славен он между подвижниками Святой Земли и других христианских стран. Много было у него в этой лавре учеников и подражателей его необыкновенной ревности к подвижничеству, коих он при своей жизни предпослал на небо, как крины сельные, расцветшими и созревшими для жизни небесной. Но и по блаженной своей кончине великий отец и пастырь душ не оставлял первой и любимой своей обители. Из горнего мира он продолжал ниспосылать на нее небесное благословение, изливать божественные дары на ее насельников – и являлись в ней во все последующие времена подвижники, стоявшие на высокой степени нравственной чистоты и духовного совершенства, мужи, кои соделались славою и украшением Христовой Церкви, память коих она и доселе чтит, прославляя их в своих священных песнопениях и молитвенно обращаясь к их ходатайству пред престолом Божиим. Имена известных Церкви подвижников Великой лавры нами уже перечислены; присоединим к ним еще инока Кирилла Скифопольского, жизнеописателя преподобного Евфимия Великого, Саввы Освященного, Феодосия Великого и других отцов.

Преподобный Иаков. В числе подвижников Великой лавры был некоторый инок по имени Иаков, родом из Иерусалима. В одно время Иаков сильно был искушаем бесом блуда. Долго он и с усилием боролся с блудными мыслями, наконец ослабел. Неправильно поняв слова Спасителя: есть скопцы, которые сами себя сделали скопцами для Царства Небесного (Мф. 19:12), – он взял нож и исказил себя. Когда преподобный Савва узнал об этом поступке Иакова, выгнал его из лавры как самоубийцу. Не зная, что делать, Иаков бросился к преподобному Феодосию Киновиарху, со слезами умоляя святого отца принять его в свою обитель. Сжалился над несчастным св. Феодосий и вступил с ним в беседу. Рассмотрев его поступок, Феодосий сам привел падшего инока в лавру и упросил друга своего преподобного Савву принять его с надлежащею епитимией. Савва принял Иакова, но дал ему заповедь, чтобы он жил один в своей келье, никуда из нее не выходил, никого к себе не принимал, кроме брата, назначенного ему прислуживать. В точности выполнил Иаков заповедь старца: он долгое время неисходно пробыл в келье, постился и молился со слезами, оплакивая свое тяжкое грехопадение. Наконец св. Савве открыто было, что Бог принял покаяние Иакова и простил его грех. Великому старцу было видение: один светоносный муж указывал ему на некоторого мертвеца, который лежал перед Иаковом. Иаков, услышав слова: «Услышана молитва твоя, Иаков, теперь протяни руку твою и подними лежащего», воскресил лежащего. После сего светоносный муж сказал Савве: «Вот, мертвец воскрес, и ты разреши узы, возложенные на воскресившего». Старец понял это видение и позволил Иакову прийти в храм. Здесь Иаков облобызал старца и прочих отцов и сподобился причаститься Святых Таин. Потом он посетил и Феодосия, облобызал и его и благодарил за участие. В седьмой день после видения, бывшего Савве, Иаков в мире и радости отошел ко Господу.

Преподобный Анфим (память в субботу Сырной недели), подвизавшийся в Великой лавре Саввы Освященного, был родом из Вифинии. Целых тридцать лет провел он в иноческих подвигах в келье, находившейся за потоком против башни св. Саввы. Достигнув старости, он ослабел в телесных силах, так что лежал на постели. Преподобный Савва советовал старцу перейти в самую обитель и поместиться в келье около церкви, чтобы здесь кто-нибудь без труда мог услужить ему. Анфим не согласился на это и говорил: «Я верю, что в той келье, в которой я сначала удостоился жить, Бог, создавший мою душу, и примет ее к себе». По прошествии некоторого времени в одну ночь Савва, вставший до прихода будильщика, услышал согласное пение псалмов; он удивился этому и не мог понять, что бы это значило. Сойдя с башни, в которой тогда Савва жил, он услышал пение только одного стиха: пройду в место селения дивна даже до дому Божия, во гласе радования и исповедания, шума празднующих (Пс. 41:5); пели этот стих как бы многие и приятным голосом. Узнав, где происходило это пение, он разбудил канонарха и велел ему будить иноков. Потом в сопровождении братий, с фимиамом и свечами, преподобный Савва прибыл в келью Анфима, но в ней не нашли никого, кроме старца, уже скончавшегося. Поняли все, что значило приятное пение, слышанное Саввой: это Ангелы возносили на небо душу преподобного Анфима; поняли это и прославили Бога, прославляющего рабов Своих. Честное тело блаженного старца было с подобающею честью перенесено в храм и после совершения над ним обычного чина погребения положено вместе с телами праведных мужей, подвизавшихся в лавре.

Преподобный Афродисий (память 24 декабря и суббота Сырной недели) был родом из Азии. Сначала он жил в киновии Феодосия Великого, но был изгнан из обители за то, что однажды во время пути, рассердившись, убил лошака. В смущении и страхе Афродисий отправился к св. Иоанну Хозевиту, подвизавшемуся тогда в Хузивской пустыне, и рассказал ему о своем несчастье. «Если хочешь спастись, – сказал ему святой отшельник, – пойди к авве нашему Савве и делай то, что он тебе скажет». Афродисий пришел к Савве, рассказал святому отцу о своем поступке и просил открыть ему средство спастись. Преподобный Савва дал ему келью и, введя в нее, сказал ему: «Живи постоянно в своей келье; не переходи в другую; не оставляй лавры; обуздывай свой язык; умеряй требования чрева твоего, и спасешься». Во всей строгости Афродисий исполнил заповедь великого отца. Он ни из лавры никуда не выходил, ни в другую келью не переходил; никогда не имел у себя ни горшка, ни другого какого-либо сосуда, ни кровати; не пил вина даже и растворенного водой; не имел двух рубашек; спал на постели, сделанной из древесных ветвей и покрытой рогожей или весьма худою одеждой. В пищу себе он брал остатки вареной пищи из овощей травных, или из шелухи, или другой какой непитательной пищи; все это, смешав вместе, клал в одну чашу, из которой ежедневно брал по малому количеству и тем довольствовался. Хотя пища в этой чаше иногда и портилась, он, однако же, не выбрасывал ее вон, а только прибавлял к ней новой пищи. Взяв у эконома лавры финиковых ветвей, он доставлял каждый месяц смотрителю над гостиницей девяносто корзин. Ночной плач его не позволял спать живущим около него братиям. Так Афродисий провел тридцать лет. За великие подвиги свои он удостоился от Бога дара предведения будущего: за неделю предузнал он день своей кончины. Явившись в храм, Афродисий просил преподобного Савву отпустить его на один день в обитель преподобного Феодосия. Старец отпустил его, послав с ним одного инока, и велел сказать Феодосию: «Вот того Афродисия, которого я некогда принял от тебя человеком, теперь посылаю к тебе, по благости Христовой, ангелом». Феодосий принял Афродисия с великою радостью, облобызал его и пригласил к себе для принятия пищи; таким образом они примирились друг с другом. Возвратившись в лавру, Афродисий через несколько времени в радости отошел ко Господу. Его погребли на особенном месте для назидания приходящих в лавру братий. Православная Церковь называет его столпом воздержания.

Преподобный Флаис подвизался в Великой лавре при жизни Саввы Освященного и под руководством его благоугодил Богу и достиг спасения. В жизнеописании преподобного Саввы записан случай, бывший с Флаисом и показывающий, с какою ревностью великий отец заботился о спасении вверявших себя его руководству братий. Некоторое время Флаис жил при святом старце и сопутствовал ему на время Четыредесятницы в пустыню. Однажды в пустыне Рува встретили они на пути льва. Лев прямо подошел к Савве и показывал ему ногу, в которой была заноза; от боли зверь жалобно ревел, как бы умоляя помочь ему. Святой старец, сострадательный и к животным, вынул из ноги зверя занозу и отпустил его. Но лев, почувствовав облегчение от боли, остался при старце и стал служить ему. У них был осел. Старец нашел льву дело: если куда посылал ученика своего, то стеречь осла повелевал льву. Зверь брал в зубы веревку, привязанную к шее осла, выводил его на траву и стерег, а вечером, напоив, приводил назад. Однажды Флаис по какому-то делу был послан в город и там впал в плотский грех. Лев, выведя осла на пажить, растерзал его и съел. Когда Флаис, возвратившись в пустыню, узнал, что сделал лев, то почувствовал, что осел съеден за его великий грех и для обличения его, а потому, боясь явиться к старцу, скрылся в некоем селении, томясь от сознания своего греховного проступка. Жаль стало старцу ученика, и вот он оставил пустыню и отправился отыскивать Флаиса. Наконец после долгих поисков нашел его, привел в лавру и наложил на него тяжкий подвиг покаяния, затворив его в келье. Долго Флаис оплакивал в уединении свой грех, проливая слезы и умоляя милосердие Божие о прощении его; наконец очистился, сделался угоден Богу и с миром отошел в другую жизнь.

Преподобный Кириак, подвизавшийся в лавре Саввы Освященного, жил в VI веке и был великим подвижником. В «Лимонаре» блаженного Иоанна Мосха записаны два случая, из которых видно, что Кириак стоял на высокой степени духовной жизни.

Возвращался он в одно время в лавру из пустыни у Мертвого моря, куда обыкновенно удалялся на несколько времени для пустынных подвигов. Жар был нестерпимый. Изнемогая от жажды, старец поднял руки к небу и стал молиться: «Господи Боже мой, Ты видишь, что я изнемогаю от жажды и не в силах идти». Не успел он произнести этих слов, как явилось над ним облако и не отступало от него до тех пор, пока он не достиг своей кельи. В другое время пришли в лавру родственники и знакомые старца, желая видеться с ним, и, подойдя к дверям его кельи, стали в них стучать. Узнал их старец. Не желая им показаться, он помолился Богу и потом, выйдя из кельи, прошел мимо них, так что никто из них его не видал.

Преподобный Афанасий, подвизавшийся в Великой лавре Саввы Освященного в VI веке, славился даром назидать других словом. От него осталось несколько наставлений, сохраненных в «Лимонаре». Старец говорил: «Отцы наши хранили воздержание и нестяжательность, а мы расширили наше чрево и мешки». Еще он говорил: «Отцы наши упражнялись преимущественно в молитве со вниманием и в молчании, а мы теперь более заботимся о пище и рукоделье». Рассказывал еще старец о самом себе: «Пришел ко мне некогда такой помысл: что будет подвизающимся здесь? И вот в одно время я был в восторге и вижу кто-то говорит мне: “Иди за мной”, – и, взяв меня за руку, привел на некоторое светлое место и поставил при дверях, красоты которых нельзя выразить. Внутри, мы услышали, бесчисленное множество народа хвалит Бога; и когда мы постучали в двери, изнутри кто-то отвечал нам: “Чего вы здесь хотите?” – “Хотим туда войти”, – отвечал мой спутник. Тот сказал: “Никто, пребывающий в лености, сюда не входит. Идите и подвизайтесь, презирая суеты прелестного мира”».

Преподобный Каллиник, родом галатиянин, жил затворником в Великой лавре. Он имел дар прозорливости. Иоанн, пресвитер монастыря Евнухов, рассказывал о нем Иоанну Мосху и Софронию следующее: «Когда я был молод, любил ходить к великим и знаменитым старцам, чтобы получать от них наставления. Слышал я об авве Каллинике Галатийском, подвизавшемся в затворе в лавре Саввы Освященного, и в одно время отправился к нему. Когда я прибыл в лавру, брат, служивший старцу, повел меня к нему и, войдя в келью, долго беседовал с ним, а я между тем размышлял сам с собою, что, никогда меня не видя, старец не примет меня, как незнакомого. Потом брат велел мне войти в келью старца. Я вошел и получил от старца благословение. При этом брат сказал старцу: “Помолись о рабе сем, авва: он в первый раз пришел сюда”. – “Я знаю его, сын мой, – отвечал старец. – Двадцать дней тому он отправился к святому Иордану и, встретив меня на дороге, сказал: "Молись обо мне, отец". Я спросил его об имени, и он сказал, что называется Иоанном. И вот с той поры я знаю его”. Старец прежде сего никогда меня не видал, и я вспомнил, что именно за столько дней я начал помышлять идти к старцу, и вот тогда Бог открыл ему мое имя и кто я такой».

Преподобный Иоанн Савваит (память в субботу Сырной недели), родом из малоазийской области Понта, подвизался сначала в обителях своей родины, потом в Великой лавре и, наконец, на Синае; большую же часть жизни провел в подвигах в обители Саввы Освященного, отчего и прозван Савваитом. На Синайской горе он жил в то время, когда процветал там знаменитый синайский подвижник Иоанн Лествичник.

Дивный муж был преподобный Иоанн Савваит. Св. Иоанн Лествичник, сам великий подвижник, питал к нему глубокое уважение и часто с ним беседовал; он называет Иоанна Савваита мужем великим. В беседах своих с игуменом Синайской горы Иоанн Савваит прикровенно, как бы о другом лице, рассказывал ему о себе, о местах, где он подвизался, о старцах-подвижниках, с которыми жил или встречался, о разных случаях, которые доводилось ему самому испытывать. Некоторые из рассказов Иоанна Савваита игумен Синайской горы поместил в своей «Лествице», в главе о блаженном и приснопамятном послушании; здесь он представляет Иоанна Савваита как самый разительный пример необычайного послушания и безропотного терпения. «Не буду несправедливым укрывателем и немилосердым лихоимцем, – говорит в своей “Лествице” св. Иоанн Лествичник, – умолчав пред вами, о чем непозволительно молчать. Иоанн Савваит, муж великий, пересказывал мне вещи, достойные того, чтобы слышать о них. А что он беспристрастен и чист от всякой лжи, от слова и дела лукавого, – сие известно тебе, преподобный, из самого опыта. Итак, он пересказывал мне:

– В обители моей, которая в Азии (ибо оттуда пришел праведный сей муж), был один старец весьма нерадивый и невоздержный; говорю сие не в осуждение, но чтобы верным быть истине. Он, не знаю как, приобрел себе ученика юного по имени Акакий, простого по сердцу, но благоразумного по рассудку. И он столько потерпел от такого старца, что сие многим покажется, может быть, невероятным. Старец ежедневно мучил его не только оскорблениями и бесчестием, но даже и побоями. Терпение Акакиево было не неразумно. Итак, видя, что он ежедневно до крайности бедствует, как купленный раб, при встрече с ним неоднократно спрашивал я его: “Что, брат Акакий, каково сегодня?” – и он немедленно показывал мне то посиневший глаз, то шею, то голову избитую. Я же, зная, что он труженик, говорил ему: “Хорошо, хорошо, терпи, и получишь пользу”. Так прожив у немилостивого сего старца девять лет, Акакий отошел ко Господу. Через пять дней по его погребении в усыпальнице отцов наставник Акакиев пошел к одному бывшему там великому старцу и говорит ему: “Брат Акакий умер”. Как скоро услышал сие старец, говорит сказавшему: “Поверь мне, старец, не верю этому”. Тот отвечает: “Поди и посмотри”. Старец немедленно встает, вместе с наставником блаженного страдальца приходит в усыпальницу, как к живому, взывает к сему действительно живому и по успении своем и говорит: “Умер ты, брат Акакий?” И этот благопокорный делатель послушания, оказывая послушание свое и по смерти, отвечал великому старцу: “Как возможно, отец, умереть человеку – делателю послушания?” Тогда старец, бывший Акакиевым наставником, пришедши в страх, со слезами пал лицом на землю; потом, у игумена лавры испросив келью близ гроба, жил уже в оной целомудренно, говоря всегда отцам: “Я сделал убийство”.

И мне кажется, отец Иоанн, что разговаривавший с мертвым был сам великий Иоанн. Ибо и другую повесть, как будто о ком другом, пересказывала мне блаженная душа его; был же это действительно он сам, как мог я впоследствии узнать достоверно и узнал.

– Другой некто, – говорил Иоанн, – в той же обители в Азии жил у одного монаха, кроткого, скромного и безмолвного. И видя, что старец обходится с ним почтительно и как бы небрежет о нем, прекрасно рассуждает, что это для многих опасно, и умоляет старца отпустить его от себя. Старец же имел у себя другого ученика, и для него было сие не очень прискорбно. Итак, отходит он и по письму своего наставника помещается в одном общежительном монастыре в Понте. И в первую ночь, как вступил в сей монастырь, видит во сне, что какие-то люди ведут с ним счет, и по окончании сего страшного счета остается он должником, и долг его простирается до ста лир золота. Проснувшись, стал размышлять о том, что видел во сне, и говорит: “Подлинно на нас, смиренный Антиох (это было имя его), много еще остается долгу”. Когда же, – продолжал он, – пробыл я в сем монастыре три года в беспрекословном послушании и все меня почитали ни за что и оскорбляли как чужеземца (другого монаха-чужеземца там не было), тогда опять вижу во сне, что кто-то дает мне показание об уплате десяти лир из моего долга. И так пробудившись и уразумев видение, говорю: “Только еще десять, когда же уплачу остальное?” После сего говорю сам себе: “В большей еще мере труд и бесчестие нужны тебе, смиренный Антиох”. С сего времени начал я притворяться юродивым, однако же вовсе не оставляя дел служения. Почему безжалостные отцы, видя, что я со всею готовностью служу в том же чине, приказывали мне делать всякое тяжелое дело в обители. Такой образ жизни терпеливо проводил я до тринадцати лет и увидел во сне, что прежде являвшиеся мне пришли опять и написали совершенное освобождение от моего долга. Почему, когда живущие в обители оскорбляли меня чем-нибудь, вспоминая о своем долге, переносил я это мужественно.

Вот что, отец Иоанн, пересказывал мне сей премудрый Иоанн как бы о другом лице, для чего и переименовал себя Антиохом; на самом же деле это был он сам, так мужественно терпением своим разодравший рукописание.

Но послушаем, какой дар рассудительности приобрел сей преподобный крайним своим послушанием. Когда пребывал он в обители св. Саввы, пришли к нему трое молодых монахов с намерением стать учениками его. Приняв их тотчас с любовью, дал им приют, чтобы отдохнули они после трудов путешествия. По прошествии же трех дней говорит им старец: “По природе, братия, человек я блудный и не могу принять никого из вас”. Но они не соблазнились этим, ибо знали труженичество старца. Сколько же ни упрашивали его, не могли никак убедить. Тогда поверглись к ногам его, умоляя, по крайней мере, дать им правило, как и где должны они пребывать. Старец, уступив просьбам их и зная, что со смирением и послушанием примут слово, говорит одному: “Господу угодно, чтобы ты, чадо, пребывал в безмолвном месте с одним из отцов в подчинении у него”. Второму же говорит: “Иди продай волю свою и отдай Богу; возьми крест свой и терпи в собрании и общежитии братий, и, несомненно, будешь иметь сокровище на небесах”. Потом и третьему говорит: “Неразлучно с каждым дыханием своим воспринимай в себя слово сие: претерпевший же до конца спасется (Мф. 10: 22). Иди и, если возможно, не допусти, чтобы в роде человеческом был человек взыскательнее и строже твоего наставника о Господе, и, укрепясь терпением, каждый день, как мед и млеко, пей от него поругание и осмеяние”. Брат говорит великому Иоанну: “А что если такой отец оставит что в небрежении?” Старец отвечает: “Если увидишь, что впал он даже в блуд, не оставляй его, но говори сам себе: зачем же пришел ты, друг?” Тогда увидишь, что надмение в тебе исчезнет и разжжение ослабеет.

Таков был преподобный Иоанн Савваит».

Преподобный Иоанн Молчальник (память 3 декабря) родился в 454 году в Малой Армении, в городе Никополе. Родители его были знатного рода и весьма богаты. Одушевляясь сами истинным благочестием, они и сына своего воспитали в страхе Божием и развили в нем вместе с умственным образованием глубокое религиозное чувство. Юный Иоанн, внимательно наблюдая окружающие его явления, увидел суету и многомятежность жизни в обществе среди людей; достигнув совершеннолетия, презрел вся красоты мира сего, молодость и красоту, богатство и знатность, утехи и удовольствия и решился в уединении служить и благоугождать единому Богу. На собственные средства он устроил в своем городе обитель для ревнителей уединения и безмолвия и сам поступил в нее, заключившись в тесную келью. Ему было в это время 18 лет. Со всем жаром юноши начал он подвизаться о Господе в посте, молитве и богомыслии, умерщвляя тело и порабощая его духу. Скромный и смиренный, он был в своей обители как бы последний между подвижниками. Так провел он десять лет. Молва о юном подвижнике распространилась далеко по Армении, и жители армянского же города Колонии по смерти своего епископа избрали Иоанна на епископскую кафедру своего города, несмотря на его отречение и мольбы не возлагать на него столь тяжкое бремя; покорный воле Промысла, он согласился на это избрание. Десять лет управлял он колонийскою епархией, но и в епископском сане святителя, среди разнообразных дел пастырского служения, Иоанн вел строгую подвижническую жизнь. Испытав сильные огорчения от зятя своего Пасиника, правителя Армянской области, который позволял себе вмешиваться в распоряжение церковным имуществом и покушался отнять у Церкви право убежища, святитель отправился в Константинополь. Там он представил свое дело на суд императора и получил полное удовлетворение. Но, жаждущий уединения, Иоанн не возвратился назад в Колонию. Сделав необходимые распоряжения о делах Колонийской церкви и простившись с пресвитерами, сопровождавшими его в столицу, он тайно оставил Константинополь и отплыл в Святую Землю. Прибыв в Иерусалим и поклонившись Животворящему Кресту и Живоносному Гробу Спасителя, Иоанн удалился в Великую лавру, скрыв свой сан. Это было в 491 году. В лавре Иоанн принят был как новоначальный инок и потому должен был проходить низшие послушания и службы. Он и действительно, как простой послушник, нес разные послушания: служил в странноприимнице; исправлял должность эконома; при постройке одной киновии, отстоявшей от лавры на десять стадий, носил рабочим съестные припасы. Так прошло несколько лет. Преподобный Савва дал Иоанну уединенную келью, и стал он жить отшельником. Заметив в Иоанне необычайную ревность к подвижничеству, видя, что он уже приобрел иноческие добродетели, преподобный Савва нашел его достойным пресвитерства и потому, взяв его с собою в Иерусалим, просил патриарха Илию удостоить его священного сана. Патриарх явился с ним в храм Воскресения. Тогда Иоанн, видя, что не может скрыть своего сана, обратился к патриарху и сказал ему: «Имею, пречестнейший отче, тайну, которую должен открыть наедине». Когда они отошли в сторону, Иоанн пал к ногам первосвятителя и заклинал его сохранить втайне слова, которые он скажет. Патриарх обещал. «Я – епископ города Колонии, – сказал Иоанн, – множество грехов моих вынудило меня оставить и сан, и город и бежать в пустыню искать милосердия Божия, молить Господа о прощении соделанных мною прегрешений. Я находил, однако, нужным, доколе еще в силах, работать и служить ближним братьям, чтобы и мне не в стыд и укор было принимать их услуги, когда изнемогу силами». Ужаснулся патриарх, увидев пред собой святителя и пораженный его глубоким смирением. Призвав преподобного Савву, патриарх сказал ему: «Сей инок открыл мне тайные дела, по которым он не может быть пресвитером. Оставь его с этого времени в покое; пусть он безмолвствует и наедине работает Богу». Савва и Иоанн возвратились в лавру. Глубоко опечалился великий старец; он думал, что ошибся в иноке, считал его достойным священного сана, а он оказался непотребным. И вот святой старец удаляется на целую ночь в пещеру и в слезной молитве просит Бога открыть ему тайну. Исполнил Господь смиренную молитву своего раба; к нему явился Ангел и сказал: «Не непотребный сосуд Иоанн, но сосуд избранный; будучи епископом, он не может уже быть поставлен в пресвитера». Обрадовался Савва, узнав тайну, и тотчас же поспешил в келью Молчальника. «Утаил ты от меня, – сказал он Иоанну, обняв его, – утаил Божию в тебе благодать, но Бог мне открыл ее». – «Ах, отец мой, – отвечал Иоанн, – прискорбны мне твои слова; я желал, чтобы никто не знал о моей тайне; теперь она открылась, и я принужден буду оставить это святое место, где я обрел было себе покой». Старец поспешил успокоить Иоанна и, поклявшись пред Богом никому не открывать его тайны, упросил его остаться в лавре. Иоанн остался и принял на себя необычайный подвиг молчальничества. Он совершенно заключился в келье; никуда из нее не выходил, даже и в храм Божий, и к нему никто не входил, кроме брата, ему служившего. Так провел он четыре года. Когда преподобный Савва вследствие возмущения недовольных иноков оставил лавру, вышел из своего уединения и Иоанн и удалился в пустыню Рува. Десять лет провел он здесь в суровых подвигах, питаясь растением мелагрия. Возвратившись в лавру, он снова затворился в келье и безвыходно пробыл в ней целых двадцать пять лет. Однажды в год великий подвижник выходил из своего затвора – это в праздник Божией Матери, имени коей был посвящен главный храм обители, да еще когда посещал лавру патриарх Илия, которого он глубоко почитал.

По кончине Саввы Освященного Иоанн отворил двери своей кельи и стал принимать посетителей; явились у него и два ученика: Феодор и Иоанн. К этому вызвали Молчальника бедственные обстоятельства, наставшие для Великой лавры и всей Палестины. По воле Божией Иоанн должен был сделаться стражем и хранителем обители св. Саввы. Об этом он был извещен свыше. Глубоко скорбел Иоанн, когда скончался богоносный Савва: он даже плакал о разлуке со своим духовным отцом. И вот в сонном видении является ему светлый лицом Савва и говорит: «Не плачь, возлюбленный отец Иоанн, не скорби; хоть мы и разлучены телом, но духом я всегда с тобой». – «Ах, отец мой, помолись Господу, чтобы и меня Он взял к себе», – возразил Иоанн. «Нет, теперь это невозможно, – ответил Савва, – сильному искушению подвергнется лавра, и ты будешь нужен для утешения и укрепления подвижников». И действительно, когда произошли в Святой Земле смятения от оригенистов, Иоанн стал на страже Великой лавры, подобно преподобному Кириаку, оградившему от еретиков лавру Суккийскую. Славой своего имени, советом и убеждениями Молчальник поддержал обитель Саввы Освященного, так что она до последней крайности противостояла всем усилиям врагов и осталась верна православному учению, хотя отцы-подвижники и сам Иоанн, уступая насилию врагов, вооруженною рукой ворвавшихся в лавру, должны были на время из нее удалиться в другие места. Иоанн с некоторыми братиями поселился на Елеонской горе. По прекращении смятений, возвратившись в лавру, Иоанн жил спокойно и уже не затворял более дверей своей кельи. Посетители, искавшие его благословения и духовных советов, имели свободный доступ в его келью; всех принимал он с любовью, подавая каждому потребное. В каком году скончался св. Иоанн, достоверно не известно. В 557 году, когда инок Кирилл Скифопольский составлял описание его жизни и подвигов, он еще был жив и имел 103 года от рождения. Он был, говорит жизнеописатель, весьма стар, но светел лицом, быстр душой, исполнен Божиею благодатью.

Необычен подвиг, который более тридцати лет нес св. Иоанн и за который христианская Церковь усвоила ему высокое имя Молчальника; велики нравственные совершенства и добродетели, коих он достиг, с постоянным усилием и самоотвержением стремясь к почести вышнего звания о Христе Иисусе; особенно необыкновенно было его смирение, которому издалека приходили дивиться современники. За то близок к Господу и угоден Ему стал великий подвижник; оком божественного благоволения взирал на него Господь, разнообразными дарами Духа Святого исполнил Он раба Своего. В жизнеописании Иоанна, составленном иноком Кириллом, помещены опыты благодатных дарований, которыми он был наделен. Представим некоторые из этих опытов.

Два ученика Иоанна были посланы им по некоторому делу за Иордан. Там, в пустыне, встретили они огромного льва. В страхе, не зная, что делать, вспомнили они о своем старце и громко произнесли: «Раб Божий Иоанн, спаси нас от зверя!» Лев оставил их в покое, повернулся назад и быстро удалился.

Подвизался преподобный Иоанн в пустыне Рува. Один из иноков Великой лавры захотел испытать пустынных подвигов и, явившись к святому отшельнику, просил его дозволить жить с ним и подвизаться. Иоанн принял его. Прожив некоторое время, новый спутник не в силах был выносить всех тягостей и лишений дикой пустыни. Приближался праздник Пасхи. Инок стал просить Иоанна возвратиться на праздник в лавру, указывая на то, что для такого великого, светлого праздника нет у них ничего, кроме пустынных растений – обычной их пищи. Иоанн не согласился. «Останемся здесь и на праздник, – сказал он иноку, – и предадим себя Господу; веруем, что Препитавший шестьсот тысяч израильтян в пустыне и нас напитает здесь и в изобилии подаст, что потребно для такого великого праздника». Не убедился словами святого мужа инок, оставил его и удалился, но, заблудившись в пустыне, через три дня возвратился назад к Иоанну. К величайшему удивлению своему, инок нашел в пещере большое количество хлебов, раскаялся в своем поступке и, испросив прощения у Божия человека, остался с ним и более уже не оставлял его.

В начале пребывания своего в пустыне Рува преподобный Иоанн, собирая по дебрям и стремнинам растение мелагрия, составлявшее его обычную пищу, далеко отошел от пещеры, в которой жил, и заблудился. Был самый знойный день. От чрезмерного жара и усталости отшельник изнемог и упал на землю. Изнеможение его дошло до такой степени, что он едва дышал. Вдруг невидимою силой был он поднят и, подобно пророку Аввакуму, перенесен в свою пещеру. Пришедши в себя и познав, что с ним произошло, Иоанн со слезами возблагодарил Бога, не оставляющего без помощи Своих рабов. Расстояние от места, где он заблудился, до пещеры было, как он узнал после, около пяти поприщ.

Василина, диаконисса Константинопольской церкви, прибыла в Палестину поклониться святым местам с родственником своим, который был заражен ересью Севира. Скорбя о душевном недуге родственника и желая спасти его, диаконисса обходила с ним обители и пустыни и просила святых отцов помолиться о нем Богу. Услышав об Иоанне как великом подвижнике и богоугодном муже, она пожелала и его видеть; но когда, прибыв в лавру Саввы Освященного, узнала, что женщинам совершенно запрещен в нее вход, то попросила Феодора, ученика святого старца, привести к нему ее родственника. Веровала диаконисса, что Бог по молитве раба Своего смягчит упорство ее родственника и приобщит его к Православной кафолической Церкви. Феодор привел родственника диакониссы в келью Иоанна и, поклонившись старцу, сказал ему: «Благослови нас, отче». – «Тебя благословлю, – отвечал старец, – а пришедший с тобой недостоин благословения». – «Нет, отче, – возразил ученик, – обоих нас благослови». – «Истинно тебе говорю, – произнес строго старец, – не благословлю другого, доколе не отречется он от еретика Севира и не присоединится к Святой Церкви». Пораженный прозорливостью св. Иоанна, пришедший пал ему в ноги, осознал свое заблуждение и дал ему обещание соединиться с Православною Церковью. Тогда старец благословил его и отпустил с миром. Несказанно обрадовалась благочестивая диаконисса обращению на путь истинный родственника, так долго и упорно косневшего в нечестивой ереси. Она пожелала собственными глазами видеть Божия человека и открыть ему помыслы своей души. Для этого задумала она сама прийти к нему в келью, облекшись в мужскую одежду. Но прозорливый старец послал сказать ей: «Да будет тебе известно, что, если ты и придешь ко мне так, как задумала, все-таки не увидишь меня; не сокрушайся, однако же, и оставайся на месте, где находишься теперь. Я тебе явлюсь во сне, выслушаю, что ты откроешь, и на все твои вопросы скажу, что мне внушит Бог».

Поверила диаконисса ответу св. Иоанна и терпеливо стала ждать исполнения его слов и действительно дождалась. В одну ночь явился ей в сонном видении св. Иоанн и сказал: «Вот Бог послал меня к тебе; говори, что желала ты открыть мне». Диаконисса открыла святому мужу тайные помыслы, волновавшие и смущавшие ее душу, и получила от него надлежащее их разрешение и врачевание. Успокоив диакониссу, Иоанн стал невидим. Об этом событии слышал из уст самой диакониссы Василины жизнеописатель Иоанна Молчальника инок Кирилл; при этом она верно описала самые черты святого мужа.

Место, где жил преподобный Иоанн, было каменистым и неплодным; на нем не только деревья не могли расти, не появлялось даже и былинки. Келья подвижника примыкала к голому утесу. Праведники обращаются к Богу, как дети к любящему отцу, с искреннею доверчивостью и откровенностью. Иоанн пожелал узнать, есть ли к нему Божие благословение, сподобил ли его Господь блаженства в Небесном Царстве. И вот, беседуя однажды со своими учениками, он взял семя смоковницы и сказал им: «Послушайте меня, дети мои, если это семя благодатью Божиею прозябнет на камне, вырастет, даст ветви и листья и принесет плод, то знайте, что дарует мне Господь место упокоения в Царстве Небесном». С этими словами старец вложил семя в ущелье утеса близ самой своей кельи. Господь, произрастивший некогда жезл Ааронов, дал прозябнуть на твердом камне и семени смоковницы: возник из него росток, вырос, показались ветви и листья, и дерево осенило келью подвижника; наконец явился и плод, созрели три смоквы. Со слезами на глазах благодарил Бога Иоанн, держа в руках зрелые смоквы. Он видел, что благоволит Господь к рабу Своему, он уверился, что примет его Господь в Свое Небесное Царство и даст ему в нем место упокоения и блаженства. От радости старец облобызал своих учеников, лобызал и самые смоквы; потом разделил их между учениками и сам вкусил, утешенный до глубины души.

Нравственные совершенства и добродетели св. Иоанна Молчальника были так велики, что Сам Бог возвещал о них современникам. Архиепископ Еферий прибыл издалека в Палестину и, поклонившись святым местам, возвращался по морю в свою епархию; корабль, на котором он плыл, противным ветром принужден был зайти в Аскалонскую гавань. В первую же ночь является Еферию во сне Ангел и говорит: «Вот ты отправляешься домой, но не достигнешь благополучно своего города, если не увидишь прежде Молчальника авву Иоанна в лавре игумена Саввы. Он муж праведный, благочестивый и, подобно тебе, облечен саном епископа; Господь положил в нем дары небесные, которые он таит по своему смирению. Он живет в совершенном отчуждении от мира, проникнутый страхом Божиим и желанием быть с единым Господом». После такого видения Еферий оставил корабль и поспешил в Великую лавру. Был жив еще сам великий основатель лавры. Еферий пожелал видеть дивного раба Божия, и святой затворник охотно открыл ему двери своей кельи. Два дня провел он в беседе с Молчальником и узнал все подробности его жизни, которые потом сообщил Савве и братиям к общему назиданию. Пораженный необыкновенным смирением Иоанна и величием его духовных совершенств, Еферий с удивлением говорил: «Воистину есть еще камни святые, скрываемые под землей!»

Много лет великий подвижник употреблял в пищу только кадильный пепел, смешанный с малым количеством хлеба. Однажды ученик его Феодор взошел неожиданно к нему в келью в то время, когда он принимал пищу. Смутился святой старец, обнаружился его пост, который он от всех скрывал; скорбь отразилась на его лице. Ученик, однако же, нашелся, как успокоить старца. «Ты не один, отец мой, так постишься, – сказал он, – многие из отцов здешней лавры то же делают, чтобы согласоваться со словами пророка: я вкушал пепел, как хлеб (Пс. 101:10)».

Много чудес и исцелений совершил св. Иоанн Молчальник, как сообщает об этом его жизнеописатель.

Преподобный Кирилл Скифопольский – тот инок Великой лавры, которому христианская Церковь обязана житиями великих подвижников: Евфимия, Саввы Освященного, Феодосия Киновиарха, Кириака, Иоанна Молчальника и Феогния, а также историческими сведениями о церковных событиях на Святой Земле в конце V и первой половине VI века. Жизнь самого преподобного Кирилла глубоко назидательна.

Преподобный Кирилл родился в Скифополе Палестинском от благочестивых родителей. Отец его был домоправителем у тамошнего епископа Феодосия. Уже в отрочестве Кириллу было предвозвещено, что он будет иноком. Когда св. Савва в последний год своей жизни прибыл по церковным делам в Скифополь, отец Кирилла привел к нему сына для принятия благословения. Взглянув на отрока и благословив его, прозорливый старец произнес: «Отныне я приемлю отрока сего как моего ученика: он – чадо пустыни»; затем обратился к епископу, тут же находившемуся, и поручил ему наблюдать за отроком. Преподобный Савва, посетив епископа, зашел и в дом его домоправителя, который принял великого подвижника с семейством своим с неописуемой радостью. С тех пор епископ Феодосий бдительно наблюдал за отроком Кириллом. «Что делает ученик блаженного Саввы? – обыкновенно спрашивал он у родителей. – Научите его грамоте, научите твердо читать Псалтирь и Часослов». И рано, причислив его к клиру, поставил в первый церковный чин.

Благочестие родителей, близость обители, основанной преподобным Саввою, которую они, без сомнения, посещали и с сыном; слава великих подвижников палестинских, египетских и сирийских, наконец, собственная религиозность Кирилла – все это пробудило в юноше жажду пустынной жизни. И вот он перед праздником обновления храма Св. Воскресения отпросился у родителей в Иерусалим поклониться святым местам. Отпуская сына, благочестивая мать заповедала ему остерегаться еретиков (особенно оригенистов, которые в то время господствовали на Святой Земле), посетить Иоанна Молчальника в Великой лавре и неуклонно держаться его духовных советов и наставлений. Напутствованный материнским благословением, юноша с радостью пустился в путь и благополучно прибыл в Иерусалим. Восторг объял его душу при виде Святого города. Со священным трепетом поклонился он здесь дорогим для сердца верующего предметам; с благоговением и сладостным умилением лобызал Живоносный Гроб Христа Спасителя и Честной Его Крест; видел и прочие места, освященные присутствием Сына Божия. Торжество праздника, совершавшегося в величественном храме Воскресения в присутствии настоятелей лавр и киновий, при многочисленном собрании подвижников и подвижниц окрестных обителей, среди массы народа, отозвалось в сердце Кирилла порывами неземных чувств. Его душа воспламенилась святым желанием жить для Господа, служить и благоугождать Ему пустынными подвигами; он решился удалиться в одну из иорданских лавр. «Если хочешь спастись, – сказал Кириллу Иоанн Молчальник, когда юноша посетил его келью и испросил у него благословения на подвижничество в пустыне, – иди и поселись в обители великого Евфимия». Кирилл отправился, но не в лавру Евфимия, а к Иордану. По юношескому легкомыслию, как он сознался после сам, лучшим он счел последовать своему собственному желанию и скоро в этом раскаялся. В лавре Каламонской, с которой Кирилл начал выбор для себя обители, он тяжко заболел; к болезни телесной присоединилась еще душевная, им овладело уныние. В одну ночь, когда истомленный недугом лежал он на постели почти без движения, является ему во сне св. Иоанн Молчальник и говорит: «Вот теперь наказан за то, что ослушался; встань и иди в Иерихон; там в странноприимнице преподобного Евфимия найдешь малорослого старца, который проведет тебя в обитель блаженного аввы, где и обретешь спасение». Проснувшись, Кирилл почувствовал себя здоровым и бодрым, встал и в сердечной радости поспешил в храм благодарить Бога, восставившего его с одра болезни молитвою и предстательством раба Своего Иоанна. Изумилась братия, увидев больного в храме; но и возрадовалась и благодарила Бога, когда узнала о причине его чудесного выздоровления. Отстояв литургию и причастившись Святых Таин, Кирилл тотчас же один пошел в Иерихон, а оттуда с малорослым старцем в лавру Евфимия Великого. Там он и поселился и со всем пылом молодых сил начал подвизаться о Господе.

Много было в лавре преподобного Евфимия мужей, прошедших все степени подвижничества и достигших высокого нравственного совершенства; были старцы, исполненные благодатных даров. Кирилл, назидаясь примером их дивной жизни, старался на первых же порах соревновать им в подвигах поста, молитвы, терпения. Испытав на себе чудодейственную силу св. Иоанна Молчальника, Кирилл возымел к нему благоговейное уважение и детскую преданность; с благословения настоятеля часто оставлял свою обитель и являлся в Великую лавру для духовной беседы с облагодатствованным мужем; и святой старец полюбил молодого подвижника, охотно с ним беседовал, давал ему советы и наставления и руководил им в нравственно-духовной жизни. Посещал преподобный Кирилл, также с благословения настоятеля, и другие обители, например Суккийскую и Фаранскую лавры, киновию Феодосия Великого, и в них он встречал мужей, опытных в духовной жизни, слова и наставления которых глубоко западали ему в душу и еще более усиливали в нем ревность к терпеливому несению тяжкого ига подвижничества.

В 554 году Кирилл по указанию Иоанна Молчальника поступил в Новую лавру; он вошел в состав 120 отцов, избранных из разных обителей для заселения этой лавры, опустевшей по изгнании из нее оригенистов. И из этой обители Кирилл продолжал по временам посещать св. Иоанна и пользоваться его руководством и духовными советами. Здесь же, в Новой лавре, приступил он к совершению великого труда, стяжавшего ему вечную память в христианской Церкви: это составление жизнеописаний подвижников – Евфимия Великого и Саввы Освященного.

Благоприятны были обстоятельства, в каких находился преподобный Кирилл, когда задумал описать жизнь и подвиги великих палестинских подвижников. Свежа еще была память о них не только в их обителях, но и в других местах Святой Земли; живы еще были иноки, жившие с преподобным Саввой, видевшие его дивные дела, зревшие его необычайные подвиги; встречались подвижники, слышавшие о св. Евфимии от старцев, его современников, и передававшие о нем, как он жил и подвизался, каков был по наружности, как обращался, и пр. Любознательный от природы, сам ревнитель подвижничества, Кирилл жадно внимал всем рассказам о великих отцах и все, что о них слышал, записывал. Много ему сообщил о св. Савве Иоанн Молчальник, в то время столетний старец; воспользовался он еще сведениями о Евфимии и Савве, полученными от преподобного Кириака, жившего в Суккийской лавре, также столетнего старца, которого он нередко посещал. Таким образом у Кирилла составились записки о жизни и деяниях святых отцов Евфимия и Саввы. Когда Кирилл поселился в Новой лавре, Иоанн Молчальник внушал ему начертать жития Евфимия и Саввы и неоднократно побуждал его к этому. По его любви к почившим отцам, по тому усердию, с каким он собирал и записывал все, что о них от кого бы ни слышал, по нравственной чистоте его души преподобный Иоанн находил его способным к такому святому труду. Инок Кирилл желал исполнить волю старца, своего духовного отца и руководителя, но, не обучавшись в школе и не овладев искусством писать сочинения, излагать мысли связно и по порядку, он не знал, как приступить к труду. Целых два года он мучился и дело день ото дня все откладывал. Обращался он и к усердной молитве, в которой со слезами просил себе у Бога помощи и благословения на свой труд, но и после этого все еще не чувствовал себя в силах начать жизнеописания великих отцов; хотел было уже он и совсем оставить дело, казавшееся для него столь трудным. В это-то время смиренному иноку и пришла помощь свыше. Вот как он сам в жизнеописании Евфимия Великого рассказывает об этом чудном событии своей жизни: «Однажды сидел я с записками моими в руках, погруженный в печальную думу, и задремал; это было во второй час дня, и вот великий Евфимий и блаженный Савва внезапно мне явились, облеченные в иноческую одежду, и мне послышалось, что они между собою беседуют; достоуважаемый Савва так говорил великому Евфимию: “Вот сын твой Кирилл держит в руках собранные им записки, но еще не мог привести их в порядок, ибо не знает, как к сему приступить”. – “И не устроит сего, – отвечал авва, – если не примет помощи свыше”. – “Испроси ему сию помощь”, – сказал блаженный Савва. Тогда великий отец Евфимий, положив руку в недра свои, извлек малый серебряный сосуд, наполненный дивным питьем, коего по нескольку капель трижды влил в уста мои; оно с виду подобно было маслу, но я бы унизил его достоинство, если бы по вкусу сравнил с медом, и никогда не буду в силах выразить словами всей сладости сего напитка. Я проснулся от удовольствия и еще чувствовал отрадный вкус его в моих устах. С сердцем, исполненным утешения, сейчас приступил я к труду и не только предпринял житие великого Евфимия, но почувствовал внутреннее влечение начертать и житие несравненного Саввы».

Ниспослал Господь Божественную помощь смиренному иноку, и явилось жизнеописание св. Евфимия Великого и Саввы Освященного, достойное великих избранников Божиих, – труд, известный всему христианскому миру, чтение коего назидает душу верующего, услаждает его сердце и побуждает его с рвением искать царства Божия и правды его, со страхом и трепетом содевая свое спасение.

Высокою любовью к истине одушевлен был преподобный Кирилл, искреннею правдивостью отличался он, когда составлял свой незабвенный труд. Это видно как из той тщательности, с какою он собирал сведения о великих подвижниках пустыни и, не полагаясь на свою память, записывал все, что приходилось ему о них узнать, так и из его собственных слов в конце жития Евфимия Великого и в предисловии к жизнеописанию Саввы Освященного. Житие св. Евфимия он так заканчивает: «Вот наименьшая часть того, что мы видели сами или слышали от многих о великом Евфимии; мы изложили и чудеса, бывшие при его жизни, и те, какие были по его кончине, дабы не остались они неизвестными грядущим родам; ибо одни чудеса подтверждаются другими, и все свидетельствуют о чрезвычайной святости сего великого аввы. Поистине, как могли бы совершиться столь великие знамения над его мощами, если бы он не был свят во время земной своей жизни, и можно ли сомневаться в святости его жизни, ознаменованной столь великими чудесами после его кончины!» А в предисловии, которым он начинает жизнеописание преподобного Саввы, так говорит: «Молю всех, которые будут читать книгу мою, испросить у Господа прощение грехам моей жизни, столь окаянной. Я не требую, чтобы вера к тем событиям, о каких стану рассказывать, основывалась только на моих словах; нет, я с намерением и точностью указал места, время, лица, имена, дабы каждый мог сам удостовериться в истине подробным ее испытанием».

Питая к св. Иоанну Молчальнику сердечную преданность и желая быть с ним в непрерывном общении, непрестанно зреть его святой лик, назидаться его жизнью и подвигами, преподобный Кирилл в 557 году перешел в Великую лавру. Келью свою он устроил вблизи кельи святого старца. В беседе с Кириллом старец откровенно рассказывал о своей собственной жизни. Кирилл воспользовался этим и описал жизнь великого подвижника, закончив труд свой 557 годом, когда еще св. Иоанн был жив, имея 103 года от рождения и предоставляя другим раскрыть его подвиги и добродетели обстоятельнее. И еще двух великих подвижников коснулось правдивое перо инока Кирилла: в это же время он писал жития преподобного Феодосия Великого и славного отшельника Кириака. Этим же, 557 годом оканчиваются исторические сведения о преподобном Кирилле Скифопольском. Когда он скончался, неизвестно.

Преподобный Леонтий, писатель (память совершается в субботу Сырной недели), жил в конце VI и первой половине VII века. Он родился в Константинополе, где получил лучшее по тогдашнему времени образование и занимал должность адвоката (или стряпчего). Хитростью и обманом был он завлечен в секту несториан, но по милости Божией, как сам говорит, поняв, в какую опасную ересь попал, возвратился в лоно Православной Церкви. Леонтий теперь не захотел более оставаться в свете; следуя внутреннему влечению, он удалился в лавру Саввы Освященного, где и проводил строгую подвижническую жизнь в посте и молитве, в изучении христианских догматов и благочестивых размышлениях о тайнах святой веры. Изведав на собственном опыте всю гибель ереси для верующего, всю опасность общения с еретиками, разные хитрости, коварства и обман, которые употребляли они для завлечения православных в свою секту, Леонтий выступил против них оружием слова. Он написал несколько книг, в которых с необыкновенною силой обличает и опровергает заблуждения и неправильные мудрования еретиков IV и V веков: Ария, Македония, Аполлинария, Нестория, Евтихия, Севира и оригенистов. Здесь преподобный Леонтий обнаружил глубокое понимание догматов христианской веры и обстоятельное знакомство с лжеучением еретиков. Опровержение ересей он ведет основательно. Так, в книге «О сектах» [или «Схолии»] сначала представляет исповедание веры, какого держится вся Вселенская Церковь, и канон Святого Писания, принятый всеми истинно верующими; далее перечисляет отцов и учителей Церкви со времен святых апостолов и до своего времени; наконец, опровергает ереси Ария, Македония, Нестория и Евтихия, каждую отдельно, причем приводит изречения слова Божия и учение древних отцов. В книге «Против монофизитов» сначала соображениями разума показывает ложность учения о едином естестве в Иисусе Христе и затем уже представляет изречения святых отцов, правильно их изъясняя. В других сочинениях Леонтий раскрывает хитрости и обман еретиков для совращения православных в свою ересь; так, например, в книге «Против обманов аполлинаристов» доказывает, что сочинения отцов, которыми они защищают себя, суть или подложные, или испорченные ими же самими.

Сочинения преподобного Леонтия пользовались у последующих отцов и писателей церковных глубоким уважением. Высокий отзыв о нем как об отце и учителе Церкви дает преподобный Феодор Студит: «Леонтий – глубина богословия».

Преподобный Леонтий скончался около 624 года.

Преподобный Антиох, писатель (память в субботу Сырной недели), жил в лавре св. Саввы в то же время, в какое подвизался в ней и преподобный Леонтий. Родился он в малоазийской области Галатии, в селении Медосаги, лежавшем близ города Анкиры. Неизвестно, где Антиох получил образование, в какой обители полагал начало иноческой жизни и когда поступил в Великую лавру; зато известна жизнь его в обители преподобного Саввы. Он соревновал в иноческих подвигах великим подвижникам и преуспевал в нравственных совершенствах, восходя от силы в силу; в то же время упражнялся в чтении и изучении слова Божия. Из нравственных качеств в нем особенно проявлялось глубокое религиозное чувство, теплота сердца и любовь к ближним. Это обнаружилось во время вторжения персов в Святую Землю в 614 году.

Глубокою скорбию поражен был Антиох, когда пришла в лавру весть о взятии персами Иерусалима и рассказаны подробности страшного опустошения, произведенного врагами в Святом городе; он плачет и истаевает от жалости, вспоминая в сочинении своем «Пандекты» о сожжении Святого града, разрушении храма Воскресения и пленении Честного Креста Господня. «Пришли, – говорит он здесь, – язычники в наследие Твое и осквернили святой храм Твой; святилище Твое предали огню. Трупы рабов Твоих разбросаны и в Иерусалиме, и в окрестностях его, и некому погребать их. Крепость нашу, красоту нашу, надежду спасения нашего, Крест Христов, предал Ты врагам твоим… Пролием горячие слезы, ибо Святой град Божий сожжен, Честной Крест Господень похищен и толикое число святых побито и отведено в плен; посему, согласно с изречениями пророка Иоиля, восплачем посреди степеней жертвенника и воскликнем ко Господу: пощади, пощади людей Твоих и не дай достояния Твоего в поругание, да не обладают им язычники и да не рекут между собою: где есть Бог их?». Он приводит во свидетельство и пророчество Исаии об осквернении Святого града за нечестие дщери иерусалимской и сам сознается, что все сии бедствия случились по грехам народа христианского. Еще глубже скорбит и плачет преподобный Антиох в письме к Евстафию, игумену галатийскому, описывая нападение персов на Великую лавру и изображая ужасную участь старцев-подвижников, не захотевших бежать из обители вслед за другими братиями и оставшихся в своих кельях: их в течение нескольких дней подвергали варвары жесточайшим мукам, рассекая на части. Антиох не находит довольно слов оплакать бедственную участь избиенных братий и изобразить их великие подвиги и высокие нравственные совершенства. «Ты спрашиваешь меня о святых отцах нашей лавры, – пишет он Евстафию, – недавно избиенных, о их жизни и подвигах, но язык мой не может выразить сего как должно. Одно только скажу: не знаю, Ангелами ли их должно назвать или человеками? От самой юности взяли они на рамена свои сладкое иго Господне, перенося мучительный зной одинокой жизни. Многие из них исполнены были святых дел, смиренны, кротки, достоуважаемы, благочестивы, чужды всякого зла, украшены всеми добродетелями, сосуды даров Божиих. Некоторые имели более ста лет и всю жизнь провели в лавре, никогда не выходя из нее и даже не оставляя своих келий, разве только для церкви по субботам и воскресеньям, днем и ночью размышляя о страшном таинстве смерти; это были небесные человеки и земные ангелы, и за сие они, достоуважаемые отцы и братия наши, наследовали венец победы».

Когда два месяца спустя прошел слух о новом нашествии персов и братия снова рассеялась в разные обители, Антиох остался в лавре, совершенно предавши себя в волю Божию; прощаясь с братиями, он вместе с хлебом клал каждому в суму свою книгу «Пандекты», в которой изложены превосходные нравственные мысли; он и написал книгу эту для душевной пользы братий, для их утешения на трудном пути добродетели. Он сам говорит в одном месте «Пандектов»: «Как полагал я хлеб в суму скитальцев, так раздавал им и духовный хлеб, чтобы души их не умирали от глада слова Божия; поелику же не мог сам посещать святые обители, то почел полезным составить для них хотя краткое поучение, которое было бы в общем употреблении у всех и могло им сопутствовать повсюду». Со слезами благодарил Бога, радовался и утешался преподобный Антиох, когда по удалении врагов архимандрит Феодосиевой обители Модест, восстановляя разрушенные обители, прибыл в лавру св. Саввы, чтобы и ее привести в порядок, утешить и ободрить смятенных братий. Первым делом его было собрать рассеянные останки избиенных иноков и совершить над ними чин погребения; потом, облобызав их с любовию, он положил их в усыпальницу братий. При этом Модест утешал и укреплял братию, внушая им не оставлять обители и быть готовыми мужественно перенести все испытания, какие Господу благоугодно будет им ниспослать.

Преподобный Антиох скончался около 635 года.

Творением своим «Пандекты» преподобный Антиох оставил о себе навсегда память в христианской Церкви. Св. Феодор Студит в каноне преподобным отцам называет его даже великим. «Пандекты» – сочинение нравоучительное и в 130 главах содержит в себе учение почти обо всех предметах нравственной христианской деятельности. Из-за высокой своей назидательности «Пандекты» столь ценились писателями церковными и благочестивыми людьми, что еще в древние времена переводились на другие языки; на славянский язык были они переведены в самом начале христианства у славян.

Преподобный Иоанн Дамаскин (память 4 декабря). В VIII веке, когда для христиан настало тяжелое время иконоборчества, а в Палестине, Сирии и Месопотамии страдали они от насилия и притеснений сарацин, под властью которых находились тогда эти страны, явился муж, сделавшийся столпом христианской Церкви, ее поборником и защитником. Это преподобный Иоанн Дамаскин, инок Великой лавры.

Преподобный Иоанн, по месту рождения Дамаскин, по фамилии Мансур, по силе и сладости речи Златоструйный, родился около 680 года в главном городе Сирии Дамаске. Он происходил из древнего и славного рода Мансуров, издавна живших в этом городе и имевших здесь большое значение. Дамаск в то время был столицей халифата, местопребыванием и главы мусульманского мира – халифа. Подобно Иосифу в Египте и пророку Даниилу в Вавилоне, предки Иоанна снискали милость у иноверных государей и занимали гражданские должности, всецело сохраняя свою веру. Отец Иоанна Сергий пользовался особенным расположением халифа Абд аль-Малика и отправлял при нем должность логофета – главного казначея. Счастливое положение свое Сергий употреблял во благо единоверных братий: выкупал пленных, освобождал заключенных в темницах, помогал неимущим. Господь благословил Сергия за его благочестие и добродетели: даровал ему сына, коему суждено было сделаться в мрачную годину иконоборчества светильником Христовой Церкви, ее славой и украшением. Приняв от Бога сына, как бесценное сокровище, Сергий поспешил сделать его, по выражению жизнеописателя его, чадом света через крещение, дав ему имя Иоанн в честь величайшего из рожденных женами мужа – Предтечи Господня. С первых минут проявления в ребенке смысла благочестивый родитель старался воспитать его в благочестии, насадить в юном сердце страх Божий, развить в нем любовь к храму Господню, к чтению слова Божия, преданность святой вере. Когда же настало для отрока время научного образования, благоразумный Сергий заботился не о том, чтобы научить его воинскому делу или искусствам человеческим, но о том, чтобы дать ему основательное образование в науках светских и богословских, и усердно молил Бога послать в наставники сыну мужа мудрого и благочестивого. Такого наставника Сергий нашел в лице калабрийского инока Космы, которого он встретил на городском рынке. Взятый в плен сарацинами, Косма вместе с другими пленниками был выведен на рынок. Участь пленных была ужасна: их осуждали на смерть, разве кому посчастливиться выкупиться. Почтенный вид Космы, уважение, какое оказывали ему невольники, припадавшие к его стопам, обратили на него внимание сарацин. «Каким саном почтен ты между своими?» – спросили они Косму. «Я священник, инок, и занимаюсь любомудрием», – отвечал пленник и заплакал. В это время тут же находился Сергий, пришедший по обычаю на рынок с тем, чтобы выкупить нескольких пленников. «Что ты, человек Божий, так плачешь о мире, для которого ты давно умер?» – спросил он Косму. «Не о мире я плачу, – ответил инок, – а о том, что, стяжав богатство, отхожу без детей-наследников». Удивился Сергий и недоумевал, что бы это значило. Косма присовокупил: «Я разумею духовное богатство познаний, которые приобрел я. Страшно предстать пред Господом, не употребив дарованные мне таланты». Сергий выкупил инока, взял его в свой дом и поручил ему воспитание родного сына Иоанна и сверстника его Космы, родом из Иерусалима, сироты, коего он усыновил.

Инок Косма имел обширные и разнообразные познания. Быстро и с легкостью даровитые ученики усвоили все, что сообщил им учитель. Они изучили все предметы тогдашнего образования: грамматику, диалектику, арифметику, музыку, астрономию и особенно христианское богословие. Иоанн, по словам жизнеописателя его, проявлял более быстроту мысли, Косма – глубину ума; первый, подобно парящему орлу, легко достигал высоких таинств веры; второй, как некий корабль, исполненный сокровищ, быстро проникал все глубины учения. Преуспевали юноши и в доброй нравственности, в пылком возрасте укрощали душевные волнения и, обогащаясь познаниями, не гордились этим, но все более и более становились смиренными, сознавая, что знание их еще недостаточно и несовершенно. Успехами в науках и добрым поведением они радовали Сергия и воспитателя.

Окончив воспитание юношей, инок Косма не остался в Дамаске: он удалился в лавру преподобного Саввы, где успокоился и пребыл до блаженной своей кончины. Немного спустя преставились и родители Иоанна. Необыкновенные дарования и способности Иоанна, его многостороннее образование и особенно превосходные нравственные качества обратили внимание халифа Валида. Халиф призвал его к своему двору и приблизил к себе, сделав ближайшим своим советником и градоначальником Дамаска. Вступив на службу к иноверному государю, Иоанн старался, подобно отцу своему, исполнять обязанности своего звания ревностно, по совести. Но в то же время он помнил, что у него, как христианина, есть высшее служение – служение Господу Спасителю и Его святой Церкви. Он видел и сознавал, что хотя он и не облечен иерархическим достоинством, однако же, как член Христовой Церкви, обязан печься о ее благе и процветании, охранять и защищать от еретиков богопреданную веру, раскрывать и разъяснять христианские догматы; сознавал, что он должен посвятить этому свои богатые дарования и многосторонние познания. Возвещение истинного Христова учения с одной стороны, обличение и опровержение еретических заблуждений с другой стало главным делом жизни и деятельности Иоанна. Истина предпочтительнее всего и самой жизни, говорил св. Иоанн, с нею жить любезно и смерть за нее лучше жизни. «В ревности по истине я полагаю надежду моего спасения и с сею ревностию надеюсь и молюсь встретить Христа Господа, принося ее как цену искупления за содеянные мною грехи… Чтобы не случилось со мною того, что случилось с рабом неключимым, закопавшим талант в землю (см. 25:14–30), и я не должен оставлять без пользы вверенный мне талант слова». Так смотрел на себя и на свои обязанности по отношению к своей вере св. Иоанн Дамаскин.

И вот, светский человек, высокий сановник, Иоанн входит в общение со своим архиепископом Петром и частью по его поручению, частью по собственной ревности пишет сочинения против еретиков, которые, пользуясь покровительством магометан, получили полную свободу и равные права с православными и много зла причиняли Православной Церкви. Таково, например, обширное рассуждение Иоанна о двух естествах во Иисусе Христе, написанное против монофизитов (или яковитов) от лица Петра, архиепископа Дамасского.

Явилось иконоборчество. Император Лев Исавр, задумав обращать в христианство иудеев, видевших в почитании икон идолопоклонство, воздвиг гонение на святые иконы. В 726 году он издал указ, которым запрещалось чествование священных изображений. Напрасно св. Герман, патриарх Константинопольский, старался остановить безумное предприятие императора; напрасно усиливался вразумить его. В беседе с ним патриарх указывал на то, что священные изображения являются в Церкви христианской со времен евангельских: кровоточивая жена, исцеленная Господом, поставила Его изображение; другое изображение Господа на плате хранится в Эдессе; известно и изображение Божией Матери, написанное евангелистом Лукой. Вселенские Соборы утвердили почитание святых икон… «Да будет тебе известно, государь, – присовокупил патриарх, – что если ты не оставишь своего намерения, я готов положить душу за святые и честные иконы. Изображение Христа Спасителя представляет нам тот вид, в каком Он являлся по плоти. Свято и праведно умереть за Его имя. Кто наносит бесчестие образу, тот бесчестит и изображенного на нем». Лев не послушал. Когда указ императорский огласили по империи, открылись волнения. Большая часть епископов, клир и народ ревностно стояли за святые иконы. Папа Григорий II созвал в Риме собор, на котором было осуждено иконоборчество. Возвысил голос и св. Иоанн Дамаскин.

Он написал в защиту почитания святых икон сильное Слово, послав его в Константинополь к патриарху и народу. «Надлежало бы нам, – начинает свое Слово Иоанн, – сознавая свое недостоинство, непрестанно пребывать в молчании и исповедовать пред Богом грехи свои. Но все хорошо в свое время. А я вижу, что Церковь, которую создал Господь на основании апостол и пророк сущу краеугольну Самому Христу (Еф. 2:20), Сыну Его, обуревается как бы морскою бурею, воздымающею непрерывные волны; возмущается и колеблется от сильного напора противных ветров; и риза Христова, свыше истканная, раздирается; ее дерзнули разорвать сыны нечестивых, и тело Его рассекается на разные части. Посему я почел неблагоразумным молчать и наложить узы на язык. Боюсь грозного слова: аще усумнится, не благоволит душа моя в нем (Авв. 2:4) и: если увидишь меч грядущий и не возвестишь брату твоему, от тебя взыщу крови его (ср. Иез. 33:6). Итак, одержимый страхом, я начинаю говорить и высоту царей не предпочитаю истине. Ибо я слышал, что богоотец Давид говорит: глаголах о свидениих твоих пред цари и не стыдяхся (Пс. 118:46)». Затем, испросив помощи у Бога и снисхождения у патриарха и народа, св. Иоанн рассуждает о поклонении, какое мы должны воздавать Богу и какое прилично священным изображениям, и опровергает при этом мнение иконоборцев. Запрещение Ветхого Завета почитать кумиров ничего не говорит против разумного почитания святых икон. Предмет запрещения – идолы, это плод ума, потерявшего из виду истинного Бога; они даны иудеям, как дан им закон об обрезании, вовсе не относящийся к христианам. Христиане, достигшие зрелости в вере, в состоянии различать, что может быть изображаемо и что выше всякого изображения. Конечно, по Ветхому Завету, Бог, как бестелесный, неизобразим ни в каком образе. «Но теперь, когда Бог явился во плоти и жил на земле с людьми, представляю я Его в образе по Его явлению. Я не поклоняюсь веществу, но Тому, Кто для меня почтил вещество, чтобы жить в нем, и совершил спасение мое… Если дозволяют чтить изображения Христа и Марии и никакие другие, то вооружаются уже не против икон, а против святых. Ты не признаешь того достоинства, которое даровал человеческой природе Сын Божий, возведя ее до общения с Божеством. Во время Ветхого Завета ни один храм не назывался именем человека; смерть праведников была оплакиваема, а не празднуема; прикосновение к мертвецу считали нечистотою. Совсем другое теперь, когда человеческая природа являет в ней Сына Божия и страданием Его освобождена от преобладания смерти и возведена до усыновления Богу, до участия в жизни Божией. Отчего не хотят почитать святые иконы, тогда как чтут Голгофу, камень Гроба Господня, книгу святого Евангелия, Крест Христов? Если допускают последнее, несмотря на запрещение кумиров, то должны допустить и первое, так как в сущности нет никакой разности между тем и другим». Наконец, приводятся свидетельства древних отцов Церкви о почитании святых икон. В заключении Слова Иоанн обращается к императору с таким увещанием: «Много священников и царей доныне даровано было от Бога христианам, славных мудростью и богочестием, словом и жизнию; весьма много было и соборов святых и богодухновенных отцов. Отчего же никто из них не решился сделать ничего такого? Не попустим проповедовать новую веру. Не позволим внешним обращать веру нашу в предмет смеха и глумления. Умоляем народ Божий, язык святой, держаться церковных преданий. Отменение преданий, хотя бы то и понемногу, подобно изъятию камней из здания, удобно приведет все здание к разрушению. Да пребываем тверды, непоколебимы и недвижимы, утверждаясь на незыблемом Камени, который есть Христос».

В 730 году Лев Исавр издал новый указ, которым повелевалось истреблять все священные изображения в храмах и частных домах. Началось святотатственное низвержение икон, сожжение их и истребление. Пораженные ужасом, почитатели святых икон ревностно их отстаивали и защищали и за то подверглись преследованию: их изгоняли, предавали пыткам, морили голодом, влачили по улицам, жестоко били и мучили. Многие православные за твердость в защите икон приняли мученический венец. В это тяжкое для православных время, когда девяностолетний старец св. Герман был низложен с патриаршей кафедры и после побоев сослан в заточение и на первосвятительском престоле Константинополя воссел Анастасий, единомышленник Льва, св. Иоанн Дамаскин был главною поддержкой православных. Как громогласная труба, вновь раздался в христианском мире его голос в защиту святых икон: в двух новых, одно за другим написанных Словах он еще яснее и подробнее раскрывает основания чествования святых икон, еще очевиднее показывает ложность оснований учения иконоборцев, еще сильнее опровергает их лжеумствование и возражения. Во втором Слове св. Иоанн, опровергая мнения иконоборцев, которые они усиливались основать на Священном Писании, советует им вникать в дух Писания, узнавать истинный смысл его, а не останавливаться на букве; называет их врагами Христа Спасителя, Пречистой Его Матери и святых и сообщниками виновника всякого зла, ибо икона, говорит он, есть знак торжества, памятник победы благоугодивших Богу и посрамления побежденных и низложенных ими демонов. Чествование изображений святых мужей он поставляет в неразрывную связь с чествованием изображений Иисуса Христа и Божией Матери и особенно развивает мысль, что запрещения земных властителей, если они требуют от нас чего-либо несогласного с волею Божиею, не должно выполнять, а указ императора против святых икон именно таков.

Третье Слово по содержанию сходно с первыми двумя, но в нем св. Иоанн приводит новые основания чествования святых икон, указывает, например, на лежащую в самом существе человеческой природы потребность изображений Бога и святых; полнее говорит об иконах, их происхождении, видах и о поклонении, какое им прилично, и особенно подробно излагает учение отцов и учителей прежних веков об иконопочитании. Господь назвал учеников Своих, говорит в этом Слове святой отец, блаженными за то, что их глаза видели и их уши слышали Его. И мы желаем благословения за то, что видим и слышим. Из книг мы слышим слова Его и чтим эти слова; точно так через иконы мы освящаемся мыслями о Его телесном виде, Его чудесах, Его страданиях. Мы, двойные по природе, состоим из духа и тела; доходим до духовного через чувственное, чувственным ухом слышим слова, через телесное зрение доходим до духовного… Икона – стекло, нужное для грубого нашего состава… Ум, сколько бы ни старался, не может выйти из круга телесного. «Знаю, что Тот, Кто никогда не лжет, сказал: Не сотвори себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу (Исх. 20:4), – и посему поклоняюсь единому Богу и Ему одному воздаю поклонение богослужебное. Не обожаю тварь, но Творца, ради меня сделавшегося тварью по моему подобию, и поклоняюсь телу Его, как порфире, облекшей великого Царя; дерзаю изображать Бога невидимого в той мере, как Он Сам сделался нам видимым. Но Господь сказал Моисею: не сотвори себе кумира (Исх. 20:4). Внемли же, как изъясняет сие сам Моисей во Второзаконии: «Господь глаголал нам из среды огня, вы же не видели никакого образа, а только слышали глас Его для того, чтобы, взирая на небо и видя солнце, луну и звезды, вы не обольстились и не стали служить им» (ср. Втор. 4:12). Видите ли, что намерением Его было отвлечь от поклонения твари вместо Творца и заповедь сия была для евреев, склоненных к идолослужению. Нам же, которым благодатию Божиею дано лучше разуметь естество Божие и которые уже перешли из младенчества Ветхого Завета, нам известно, что можно и чего нельзя изображать иконами. Можно ли сделать изображение не имеющего ни образа, ни пределов или выразить красками Бесплотного? Но с тех пор, как воплотился Господь, можем изображать Его в подобии человеческом и живописать красками так же, как и словами, рождение Его от Девы, и крещение в Иордане, и преображение на Фаворе, святые страсти Его, ради нас подъятые, распятие, и погребение, и воскресение, и вознесение.

Двоякое бывает поклонение: одно, как богослужебное, воздаем мы Единому по существу Своему достопоклоняемому Богу со страхом рабским или сыновним, с выражением удивления нашего и любви, в благодарность за дарованные нам блага или с внутренним сознанием нашей нищеты, испрашивая себе что-либо сходно с нуждой каждого, или исповедуя грехи свои с чувством раскаяния. Другое же, совсем иное поклонение есть то, какое мы воздаем твари ради Творца – Пречистой Деве, бывшей храмом воплощенного Бога, и святым, в коих почивает Господь. Мы поклоняемся им не как богам, но как верным служителям, прославленным от Господа, которые имеют дерзновение к Нему и о нас ходатайствуют. Так, приходившие ко Христу через апостолов получали исцеление, и даже тень, платки и полотенца апостолов источали исцеления. Мы поклоняемся и вещам, через которые совершил Бог спасение наше; таковы суть вифлеемские ясли и вертеп, святая Голгофа, древо Креста, гвозди, губка, трость, копие, хитон, пелены и плащаница, Святой Гроб – источник нашего воскресения, камень Гроба, святая гора Сион, также гора Елеонская, сад Гефсиманский. Поклоняюсь им, как и всякому храму Божию, не потому, чтобы сии предметы сами по себе были того достойны, но поелику служили орудием силы и славы Божией. Не один ли Бог есть законодатель всяческих? Зачем же будет предписывать заповеди, противоречащие одна другой? Зачем повелевает Моисею все устроить по образцу, виденному им на горе, и вылить золотых херувимов над кивотом и выткать их на скинии? Итак, вся сия святыня, дело рук человеческих, есть нечто недостойное Господа? Но каким же образом скиния и все, что она в себе заключала, была, по выражению апостола, образом будущих благ (см. Евр. 9:11)? Неужели один и тот же закон и запрещает, и повелевает делать образы? Или отвергни всякое поклонение, всякий образ внешний, всякое уважение святыни, или сознайся, что можно почитать образы Бога воплощенного и Его угодников и воздавать подобающее святыне. После этого св. Иоанн снова возвышает голос перед императором и открыто и смело говорит ему, что благочестивые властители не дерзают нарушать преданий отеческих и обрядов церковных, ибо не они, а Соборы судят подобные предметы и не им, а апостолам Своим и их преемникам Господь Иисус Христос вручил власть вязать и решать (см. Мф. 16:19; 18:18; Ин. 20:23). «Мы повинуемся тебе, государь, во всем, что только касается гражданской жизни, но в делах духовных следуем слову наших пастырей». В заключение Слова св. Иоанн говорит: «Итак, будем поклоняться иконам, принося поклонение не веществу, но изображаемым на нем, ибо чествование, воздаваемое образу, восходит к первообразу, как говорит божественный Василий».

Слова св. Иоанна в защиту икон произвели необычайное действие на христиан. Из Константинополя, куда они были первоначально посланы, быстро распространялись они повсюду в большом количестве списков. Везде жадно читали их и умудрялись, узнавая разумные основания чествования святых икон; немощные и слабые в вере были таким образом поддерживаемы, твердые и сильные еще более укреплялись и одушевлялись вплоть до готовности пострадать и умереть за честь святых икон.

Жаждой мщения закипел Лев Исавр против св. Иоанна, когда узнал о его сочинениях в защиту икон, о влиянии, какое они производили на народ, о том сильном обличении его неправды, какое в них содержалось.

Но, не имея возможности действовать против обличителя силой своей власти, так как он находился в чужих владениях, император прибег к хитрости и клевете. Велел почерком, похожим на почерк Иоанна, написать к себе от его имени послание, в котором тот умоляет императора спасти Дамаск и единоверных жителей от власти сарацин и обещает передать город в руки греков. Послание это император отправил в Дамаск к халифу [Валиду] вместе с собственным письмом, в коем уверял властителя Востока в своей приязни к нему и утверждал, что не хочет воспользоваться изменой. В порыве гнева халиф не принял оправданий своего сановника и отдал повеление немедленно отсечь мнимому преступнику правую руку, которой будто бы было написано изменническое письмо, и повесить ее на торжище. Повеление халифа тотчас было исполнено: рука отсечена и повешена на позорном столбе на торжище. Вечером, зная, что уже прошел первый гнев халифа, Иоанн послал просить у него отсеченную руку для погребения.

Халиф удовлетворил его просьбу. Получив свою руку, Иоанн приложил ее к мышце, повергся пред иконой Божией Матери и со слезами молил Царицу Небесную оправдать поруганную правду – исцелить его руку, чтобы снова могла она подвизаться на благо святой веры. Услышала Заступница пламенную мольбу невинного страдальца. После молитвы в изнеможении от страданий Иоанн заснул, и вот в сонном видении предстала ему Матерь Божия, исцеляющая его руку. Пробудившись, Иоанн увидел, что правая рука его цела и совершенно здорова, будто бы никогда не была отсечена. В восторге благодарного сердца Иоанн снова пал пред иконой Богоматери и воспел торжественную песнь: «О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь». Халиф, узнав о чудесном исцелении отсеченной руки Иоанна, уверился, что он оклеветан невинно, просил у него прощения и хотел возвратить ему прежнюю должность при дворе, но Иоанн более не желал служить земному царю. Испытав на деле треволнения придворной жизни, познав суету и ничтожность земного величия и с давних пор чувствуя влечение к совершеннейшей жизни в подвижничестве, он просил халифа отпустить его от себя с миром и, получив его согласие, удалился вместе с нареченным братом Космою в лавру св. Саввы.

За пятьдесят лет было Иоанну Дамаскину, когда он вступил на путь подвижничества. Несмотря на старость, он принял на себя трудные подвиги иноческой жизни, с самоотвержением нес их еще пятьдесят лет и явил себя великим подвижником. К аскетическим трудам он присоединил еще и подвиг слова, подвиг писания сочинений и ученых трудов на пользу Церкви и во благо христиан.

Поистине необычайное рвение к подвижничеству явил преподобный Иоанн с самого начала своей иноческой жизни. Первый сановник халифа, видевший блеск и величие при дворе, муж, выказавший пламенную ревность по вере, славный образованием и ученостью, он смиренно припал к стопам настоятеля лавры, умоляя принять его, как заблудшую овцу, в стадо избранных братий. С полною готовностью подчинился Иоанн уставу обители, по которому он, как новоначальный, должен был подвергнуться испытанию, поступить под руководство опытного в духовной жизни старца. Почти все старцы отказались иметь у себя в послушании ученого и мудрого вельможу; нашелся только один старец, простой нравом, строгий по жизни, но разумный, который согласился руководить его в духовной жизни. Иоанн поступил к старцу в келью и сделался его учеником. Старец предписал новому ученику своему ничего не делать по своей воле; непрестанно пребывать в молитве, оплакивая прежде содеянные грехи; упражняться в телесных трудах; забыть о мире; изгонять из души всякий образ мирских предметов; ум хранить от надмения и гордости; не думать о своей мудрости и знании, какими он обладает; не считать себя совершенным; не желать тайных видений и откровений; бдеть над своими помыслами, не попуская, чтобы они рассеялись, но собирать их воедино. Строгость своих требований старец простер до того, что запретил ему говорить с другими и писать и заповедал пребывать в непрестанном молчании, ибо, говорил он, не только наши богомудрые мужи научают молчанию, но и Пифагор предписывал его своим ученикам. «Не думай, – присовокупил еще старец, – что хорошо говорить хорошее и безвременно. Послушай, что внушает пророк Давид: Я был, говорит он, нем и безгласен, и молчал даже о добром (Пс. 38:3). Какая ему от этого была польза? Воспламенилось сердце мое во мне (Пс. 38:4) огнем божественной любви, возжегшимся в пророке от Бога». Вот какое правило жизни дал старец Иоанну! И стал он жить при старце и начал со всею ревностью подвизаться о Господе, во всей точности исполняя строгую заповедь своего аввы. Пост, молитва, бдение над своими помыслами, самособранность духа, всецелое устремление ума к Богу, богомыслие и размышление о высочайших совершенствах Божиих и о путях Промысла, особенно в домостроительстве спасения человеческого, чтение книг, прислуживание старцу, плетение корзин – вот труды, которым предавался Иоанн как подвижник. Во всем и на все испрашивая у старца благословение, он совершенно отрекся от своей воли и явил полное послушание и самоотвержение. Бдительно смотрел старец за своим учеником. Не довольствуясь обычными, вседневными его трудами, он испытывал смирение Иоанна особенно, более чувствительным для его самолюбия образом. Раз наплетено было у них много корзин. Старец, собрав все корзины, послал Иоанна продать их в Дамаск. «Там, – слышал я, – корзины дороже продаются, чем здесь», – прибавил он и назначил за них высокую цену, приказав дешевле не продавать. Не прекословя и без ропота взвалил Иоанн корзины на плечи и пошел в родной город.

Там все, узнававшие в смиренном иноке прежнего сановника, видевшие его в блеске мирского величия, дивились его смирению и вольному обнищанию. Но на торжище послышались глумление и насмешки, когда услышали неслыханную цену, какую требовал за корзины Иоанн. Долго ходил он по торжищу, терпеливо перенося укоризны и насмешки. Наконец один из бывших рабов Иоанна, узнав в иноке, одетом в убогое платье, своего господина и притворившись, будто не знает его, взял у него корзины и заплатил за них требуемую цену, чтобы только избавить его от унизительного послушания. Еще более послушания, терпения и самоотвержения показал Иоанн в другом случае. Был в лавре инок, у которого умер родной брат. Горько он оплакивал свою потерю. Сочувствуя скорби инока, напрасно старался утешить его Иоанн: инок продолжал тосковать и плакать. Он просил Иоанна сложить какую-нибудь духовную песнь, надеясь пением ее успокоить свою душу. Иоанн отказался, ссылаясь на строгий запрет старца писать. Скорбящий снова и неотступно умолял его, представляя ему, что он сделает доброе дело, облегчит неисцелимую скорбь по брату. Иоанн, наконец, тронулся, проникнутый чувством сострадания и жалости, и из вдохновенного сердца его вылились те умилительные песни, которые и до сих пор поются при погребении усопших: «Кая житейская сладость… Плачу и рыдаю… Человецы, что всуе мятемся…» Старца не было в келье. Растроганным голосом Иоанн сам стал петь свои умилительные стихи. Как раз в это время старец возвращался в келью и был чрезвычайно поражен, услышав там пение. Войдя в келью и увидев, что это Иоанн пел, он сильно на него разгневался, укорял и бранил его и наконец совсем прогнал его от себя. Напрасно Иоанн, стоя на коленях, оправдывался перед старцем, со слезами просил у него прощения – тот был неумолим. Изгнанный из кельи, вспомнил Иоанн изгнание Адама из рая, стал перед кельей и долго плакал, не зная, что делать. Он обратился к отцам наиболее уважаемым и просил их ходатайства перед своим наставником. Долго отцы просили разгневанного старца простить своего ученика и едва склонили его назначить Иоанну епитимию. Но епитимию старец наложил столь тяжкую, что сами отцы стыдились ее. Старец прощал Иоанна и принимал его в свою келью при условии, если тот вычистит все нечистые места лавры. С покорностью Иоанн поспешил исполнить наложенную на него епитимию: взяв в руки лопату и необходимые сосуды, принялся за тяжкий труд. Тронулся старец, увидев глубокую покорность и смирение своего ученика, тотчас же остановил его, нежно обнял, облобызал его голову, плечи, руки и в сердечной радости со слезами восклицал: «О сын мой, сын блаженного послушания! Какого страдальца о Христе породил я! Твое послушание окончилось; ты совершил свой подвиг». С этими словами он взял Иоанна за руку и ввел его в свою келью.

Немного спустя после этого явилась старцу в сонном видении Божия Матерь и повелела разрешить Иоанна от уз молчания, на него наложенных. С радостью объявил старец Иоанну о небесном извещении и сказал ему: «Отныне, сын послушания Христова, отверзи уста свои, возьми десятиструнный псалтирь Давида, взойди на высокий Синай боговидения и откровения тайн божественных и проповедуй божественные догматы, благовествуя Иерусалиму, то есть Святой Церкви.

Меня же прости, молю тебя; по неведению я был для тебя препятствием в излиянии твоих возвышенных мыслей и чувств». С этого времени св. Иоанн свободно и беспрепятственно стал писать; начал, по сказанию его жизнеописателя, свои божественные песнопения, воспел медоточивые песни, которые столь услаждают Церковь и доныне. С благословения своего старца он получил теперь и особую келью.

Патриарх Иерусалимский Иоанн, зная высокие качества ума и сердца св. Иоанна Дамаскина и нареченного брата его св. Космы, вызвал подвижников в Святой город и посвятил Иоанна в пресвитера храма Св. Воскресения, а Косме вверил епископскую кафедру в Маюме. Для благочестивой ревности и деятельности Иоанна открылось теперь более обширное поприще. Ему поручено было возвещение с кафедры слова Божия и назидание верующих; и вот под сводами обширного храма Воскресения раздалось исполненное силы его слово. В беседах своих Иоанн чаще всего говорил о преблагословенной Матери Господа, заступнице рода христианского, с особенным усердием и любовью возвещая Ее славу. «Что сладостнее Матери Божией? – говорит он в третьем Слове на Успение Пресвятой Богородицы. – Она пленила мой ум, овладела языком; об Ней помышляю день и ночь. Она, Матерь Слова, руководит словом моим». Кроме того, патриарх сделал св. Иоанна своим советником и помощником по управлению Иерусалимскою церковью: он любил и глубоко уважал мудрого Иоанна.

Как долго пробыл в Иерусалиме Иоанн Дамаскин, определенно не известно. По смерти патриарха, последовавшей в 735 году, Иоанн возвратился в лавру и снова поселился в своей келье, с которою он уже так сроднился, уединение и тишина которой ему были столь любезны и дороги. Здесь он находил совершеннейшее успокоение для своей души, порывавшейся в мир горний. Здесь, освободившись от впечатлений мира внешнего, он углублялся в свой внутренний мир, и дух его всеми помыслами устремлялся к Богу, источнику света и блаженства. «Когда, затворив все чувства, – говорит св. Иоанн в одном месте своих творений, – обращаемся только с самими собой и с Богом и, будучи свободны от впечатлений внешнего мира, заключаемся внутри себя, тогда ясно созерцаем Царство Божие в нас самих, ибо Царство небесное – царство Божие внутри нас, как сказал Сам Христос (Лк. 17:21)». Здесь же, в тиши уединения и безмолвия, не ослабляя иноческих подвигов поста, молитвы, терпения и самоотвержения, он с прежнею ревностью продолжал употреблять во благо Христовой Церкви вверенный ему талант слова – и одно за другим являлись дивные его творения.