Книга: Неизвестный Туполев
Назад: «ПБ» 4 х М-105ТК (AHT-57)
Дальше: ФБ 2М-120 ТК

ОТБ-ЦКБ-29НКВД

Поток авиационных специалистов, состоявший из «врагов народа», нарастал. Руководству НКВД необходимо было принять меры для его рационального использования. Для этого во второй половине 30-х годов XX века при народном комиссаре внутренних дел было создано особое техническое бюро (ОТБ). Его возглавил майор госбезопасности В. А. Кравченко, а заместителем был назначен старший лейтенант госбезопасности ГЯ. Кутепов.
С учетом масштаба предстоящих работ ОТБ передали построенный Туполевым для своего КБ комплекс зданий для конструкторского отдела (КОСОС) и цеха завода опытных конструкций (ЗОК). Все здания компактно расположились на правом берегу реки Яузы, сразу за Дворцовым мостом. После ареста Туполева часть этих помещений заняли работники конструкторских бюро В. Н. Беляева и С. А. Кочеригина.
Достаточные площади получило и ОТБ. Именно сюда, после утверждения своих аван-проектов, были доставлены группы В. М. Петлякова, В. М. Мясищева, А. Н. Туполева, а чуть позже и Д. Л. Томашевича.
По сути дела, в ОТБ стало работать четыре самостоятельных КБ. Как отличить одно от другого?
Обычно к аббревиатуре «КБ» добавляли фамилию главного конструктора. Например, «КБ В. Н. Беляева» или «КБ С. В. Ильюшина». Но в ОТБ этот метод был не применим. Как можно написать в документе или на чертеже «КБ
В. М. Петлякова» или «КБ А. Н. Туполева»? Были бы они обычными рецидивистами-казнокрадами или домушниками, можно было бы. Но «враг народа», проектирующий новейший боевой самолет? Этого не смог бы понять даже воспитанный идеологами ВКП(б) советский человек.
Поэтому, не мудрствуя лукаво, решили, что отныне ОТБ состоит из четырех специальных технических отделов (СТО). Со временем буквенное обозначение «СТО» заменили на цифровое «100».
Свои номера спецтехотделы получали по мере попадания в ОТБ — 100,102,103 и 110. Петляковцы появились в КОСОС первым, и их стали называть «СТО», или «100». Мясищевцы прибыли вторыми и получили шифр «102». Туполевцы были третьими и стали спецтехотделом «103».
По непонятной причине организованный вскоре в КОСОС четвертый «СТО» Томашевича получил шифр не «104», а «110». Может, где-то в недрах ведомства Берии уже существовали отделы с цифрами от «104» по «109»?
Томашевич был единственным арестантом, о котором было известно, за что он арестован. 15 декабря 1938 года, совершая первый вылет на истребителе И-180 конструкции Н. Н. Поликарпова, разбился летчик В. П. Чкалов. Для выяснения причин катастрофы создали комиссию. Ей было заранее известно, что летчик не мог быть виновным в случившемся, ибо Сталин назвал его «великим летчиком нашего времени».
«Виновных» нашли быстро. Среди них оказался и Д. Л. Томашевич, заместитель Н. Н. Поликарпова. Впоследствии всех осужденных по этому делу амнистировали. Некоторых посмертно. (Журнал «Крылья Родины» в № 2, 10, И за 1989 год в статье «На пути к правде» подробно разобрал причины случившегося.)
Тем временем руководство НКВД готовилось к завершающей реорганизации ОТБ. Совместным приказом наркома внутренних дел и авиационной промышленности от 24 сентября 1940 года № 001198/504 и приказом по заводу № 156 от 8 сентября 1940 года № 4 на заводе № 156 было организовано ЦКБ-29 НКВД (Центральное конструкторское бюро 29 НКВД).
Как уже указывалось ранее, первоначально в ОТБ на правах самостоятельных свободных КБ входили коллективы Беляева и Кочеригина. Вскоре убедились, что симбиоз тюремных и свободных КБ в одном помещении, на одной производственной базе чрезвычайно хлопотен и неудобен. Поэтому 3 января 1941 года начальник ОТБ Кравченко и директор завода Ляпидевский обратились к замнаркома А. С. Яковлеву с просьбой о переводе свободных КБ в другое место. Просьбу эту наркомат уважил.
Так, вместо структуры ОТБ появилось ЦКБ-29 НКВД (иногда его именовали КБ-29 завода № 156). Начальником ЦКБ-29 назначили Г. Я. Кутепова, оставив за ним и должность заместителя Кравченко. С этого времени спецтехотделы все чаще стали именоваться КБ. Туполевский «103», которым командовал А. Балашов, стал КБ-1. В него перешла из других СТО часть старых сослуживцев Туполева: А. М. Черемухин, Б. А. Саукке, Г. А. Озеров, а также Н. И. Базенков и И. Г. Неман.
Кроме того, его состав (как и составы других СТО) пополнился за счет притока арестованных работников, в основном, среднего звена и вольнонаемных лиц.
В отделе «103» Андрей Николаевич продолжал работу над самолетом, ставшим впоследствии известным под именем ТУ-2.
Структура отделов была четко продумана. В инженерные дела руководители от НКВД, по причине недостаточной осведомленности в хитросплетениях авиационных наук, не вмешивались. Они отвечали за все виды снабжения, связи с другими организациями (ВВС, ЦАГИ, заводы-смежники), систему охраны и безопасности. Они же подписывали технические документы, подготовленные инженерами.
Каждый СТО имел свои спальни. Они различались по фамилиям старост, отвечавших за соблюдение установленных правил внутреннего распорядка. Туполевцев разместили в четырех помещениях. Спальня, где стояли койка и тумбочка А. Н. Туполева, а старостой был А. П. Алимов, занимала Дубовый зал на шестом этаже с балконом (естественно, зарешеченным), выходящим на Дворцовый мост реки Яузы.
В свое время зал по замыслу А. Н. Туполева предназначался для разного рода совещаний, приема иностранных авиационных делегаций. Теперь он стал камерой для своего создателя и его соратников.
* * *
Здесь уместно рассказать об одной особенности туполевского характера. Андрей Николаевич не терпел слова «мелочь». Все должно делать ответственно и добротно. Готовые для сдачи заказчику помещения нового корпуса КОСОС Туполев, как правило, осматривал сам. Дубовый зал не стал исключением. За качество работ отвечал техник-смотритель В. К. Фетисов.

 

ИМТУ. Коровий брод, дом 3. 1911 г.

 

Вот как он описал посещение Андреем Николаевичем Дубового зала перед окончанием всех работ:
Работы по залу для иностранных гостей закончены. Разделаны потолочные плафоны. Дубовые панели стен и карниз последний раз покрываются спиртовым лаком. Квадратные никелированные стойки парапета балкона блестят. Через час-полтора можно будет закрыть дверь и повесить ключи на доску шестого этажа.
Номер 615 уже закреплен за этим залом. Настроение приподнятое. Многомесячные труды дают свои плоды. Два пожилых паркетчика ползают на коленях, доводя шлифовку до нормы.
Дверь бесшумно открылась, беззвучно вошел Андрей Николаевич. Я не знаю, сколько он стоял, так как находился спиной к двери.
— Хозяин пришел, — шепотом произнес старший.
— С окончанием не плохо бы и обмыть. Не обеднеет, — добавил второй.
— Ш-ш-ш, — прошипел старший, — накаркаешь еще!
Повернувшись, я увидел Андрея Николаевича. Он был одет непривычно для меня. На нем была шляпа и костюм строгого покроя.
— Здравствуйте, Андрей Николаевич.
— Здравствуй, — не подавая руки, ответил он. — Как паркет?
— Во! — Восторженно ответная, подняв большой палец правой руки. Так мы привыкли выражать свои положительные эмоции.
Андрей Николаевич не разделил этих эмоций. Он пристально и внимательно стал оглядывать зал от плинтуса до плафона.
— Принеси тряпку! Почему ты в ботинках? Видишь, мастера в носках!
Лицо его помрачнело и не предвещало ничего доброго. Пожилой паркетчик быстро поднес кусок мешковины. Короткий столярный фартук был вытерт до белизны. Подушечки наколенников были заштопаны.
— Положи в коридор.
Выйдя в коридор, он тщательно вытер ботинки. То же сделал и я. Рядом лежал видавший виды кусок мешковины. Я, сознавая всю бестактность своего жеста, готов был провалиться сквозь землю.
Если бы он гневался или ругался! Вспышка гнева — это уже разрядка. Я сумел испытать на себе эту характерную черту его сложного характера. Он был спокоен и молчал, но это спокойствие не отражает его внутреннего состояния. Может произойти непоправимое, и мне не придется даже извиняться.
Войдя в зал, он пересек его по торцевой части. Дошел до угла, присел на колено и достал из кармана бильярдный шар. Этот светло-серый шар, который он держал в правой руке, потряс меня до основания.
Прицелившись в диагональный противоположный угол, он резким движением кисти направил его туда. Большую часть пути шар катился быстро и ровно. У меня появилась надежда, что он благополучно достигнет противоположного угла, но… Шар, как будто наткнувшись на невидимую преграду, резко изменив направление и замедлив стремительный бег, лениво покатился без цели к стене.
— Дурак! — Туполев резко пересек зал и, уходя, выстрелил:
— Завтра в восемь!
Мы стояли расстроенные и растерянные.
— Ну, что? Может, догонишь? Попросишь с окончанием! — сказал старший.
— Нет, не догоню! Пока ботинки одену, он уже уйдет. Вот Василий Кузьмич, он в ботинках, ему сподручнее.
— Вот черт! Где же это я сплоховал? Сейчас узнаем. Шар-то он оставил.
Я снял ботинки. Еще раз послал шар из того же угла, и опять он, докатившись до этого места, изменил направление. Остаток дня мы не один десяток раз прокатывали шар в самых различных направлениях. В том месте, где шар менял направление, паркетчик делал почти неуловимое движение циклей, и все становилось на свое место. К концу дня мы добились того, что бильярдный шар безупречно прикатывался туда, куда его посылала рука.
Попрощавшись и закрыв дверь, я отправился в контору. Настроение было удрученное.
Утром, без десяти восемь, я был в зале. Заглянул Макаров Лука Захарович — старший из паркетчиков. Увидя, что шар ровно катится по паркету, сказал:
— Ни пуха, ни пера!
В восемь ровно, глухо покашливая, вошел Андрей Николаевич в своем обычном одеянии.
— Ну, как это у вас выражается хорошая работа?
— Извините, Андрей Николаевич.
— Забыл украинскую поговорку «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь!»?
— Поучительная поговорка. Запомню.
— Дай-ка шар!
Отойдя к окну, он оттуда послал шар в угол. Шар благополучно прибыл по адресу.
— Пошли его ко мне!
Исполнив его команду, я перешел в другой угол, зная, что туда будет направлен шар. К моему удивлению, Андрей Николаевич, положив шар в карман, подошел ко мне.
— Знаешь теперь, как настилается паркет?
— Теперь знаю.
— А я нет! Паркет не настилал! Какая разница между паркетом «на рейку», «на гребень», «ласточкин хвост»?
Я рассказал ему о конструкциях паркетных полов. Он, улыбнувшись, сказал:
— Ну, вот мы сравнялись. Я узнал все виды паркета, а ты познакомился с приемкой. Надеюсь, пригодится.
Пожав протянутую руку, я облегченно вздохнул. Тогда я не мог предположить, что этому залу не суждено принимать иностранных гостей, а через несколько лет здесь будут стоять кровати ближайших соратников Туполева, в том числе и его.
* * *
Среди пойманных НКВД «врагов народа» были и такие личности, к которым не благоволила и царская охранка. Так, например, Иван Михайлович Косткин участвовал в событиях 1905 года. Он занимался отливкой оболочек для бомб. После ареста и годового пребывания в Нижегородском остроге он эмигрировал во Францию. Там окончил высшее учебное заведение.
Истинным несчастьем для жандармерии были студенты, особенно из Петербурга и Москвы. Они всегда были чем-то недовольны и стремились организовать единый союз двух столиц. Для этого надо было в Петербурге и Москве найти благонадежных (с точки зрения полиции) студентов, которые согласились бы дать свои адреса для связи.
Одним из таких студентов в Императорском техническом училище стал Андрей Туполев. Может, он и не знал, чем это грозит. Власти не дремали.
Московское охранное отделение сообщало в марте 1911 года:
«Получив сведения, дающие основания подозревать Туполева в политической неблагонадежности, произвести обыск, задержать, независимо от результата обыска».
Сразу после первого обыска Туполев был арестован, но в этот же день освобожден.

 

Титульный лист дела № 889 отделения по охранению общественной безопасности и порядка в Москве при управлении Московского градоначальника о студенте Андрее Николаевиче Туполеве. 1911 г.

 

При повторном обыске 13 марта Туполева дома не оказалось, но, как сказано в протоколе обыска,
«при входе в общежитие у почтальона было взято письмо на его имя с протоколом общего собрания коалиционного комитета».
Студент Туполев отличался трудолюбием, активно участвовал в работах, проводимых Н. Е. Жуковским. Не удивительно, что Николай Егорович и директор училища, узнав об аресте А. Туполева, просили власти его освободить. Все было напрасно. 11 мая 1911 года в «Деле охранного отделения» появилась запись о том, что
«…по рассмотрению особым совещанием обстоятельств дела студента ИТУ А. Н. Туполева, изобличенного в предоставлении своего адреса для сношений городских коалиционных комитетов высших учебных заведений по проведению забастовки, Министр внутренних дел постановил: воспретить А. Н. Туполеву жительство в столицах, столичных губерниях и городах, где имеются высшие учебные заведения на один год».
28 мая 1911 года Туполева исключают из ИТУ. В начале августа 1912 года ему разрешают подать прошение о разрешении продолжить учебу в ИТУ. А с осени 1913 года он снова работает в аэродинамической лаборатории.

 

Студент ИМТУ Борис Саукке

 

Предметная книжка

 

Экзамен сдан профессору Н. Е. Жуковскому

 

Поиски в архивах документов о студенческих годах Туполева привели к неожиданному открытию. Оказалось, что студент ИМТУ Б. А. Саукке также принимал деятельное участие в студенческом движении тех лет. Он значился в агентурной записке «По студенческому движению», направленной 28 октября 1911 года директору департамента полиции. Из нее следовало, что из семи студентов ИТУ, вошедших в агентурное обследование, трое были «взяты в наружное наблюдение». Саукке проходил в нем под филерской кличкой «Валет». В 1913 году на время пребывания Николая II в Москве (очевидно, в связи с празднованиями по случаю 300-летия дома Романовых), полиция предложила Б. А. Саукке покинуть город. Слежка велась в связи с попытками возродить центральный орган для руководства студенческим движением.
В эти же время (1910–1912 годы) Борис, будучи членом студенческого воздухоплавательного кружка и слушателем кратких теоретических курсов авиации, принимал участие в издании литографированного курса лекций Н. Е. Жуковского «Теоретические основы воздухоплавания».
Архивные поиски привели к еще одной находке. В ИТУ учился старший брат Бориса — Троадий Саукке. Оказалось, что и он стремился к «правде и свободе». Вот как это отмечено в донесении департамента полиции о студенческих организациях и беспорядках 1910 года:
«…что же касается студента Троадия Саукке, то он был задержан засадой на квартире серьезного участника студенческого движения и члена одной из групп анархистов-коммунистов. Сведениями об участии
Саукке в студенческих беспорядках отделение не располагает. В виду изложенного полагалось бы студентов… и Саукке исключению из учебных заведений не подвергать».
В начале Первой мировой войны Троадий покидает ИТУ и уходит добровольцем на фронт…
* * *
Вернемся, однако, в 1939 год в спецтюрьму. В дневные часы шла напряженная работа во всех спецотделах. В свободное вечернее время зеки могли погулять и полюбоваться панорамой Москвы. Для этой цели на плоской крыше была сооружена большая клетка. Среди зеков она носила обидное, но справедливое название «обезьянник».
Стало проще с банным днем. После ухода рабочих «контингент», как называли заключенных, в сопровождении охраны, по расписанию посещал цеховые душевые.
…Не затихала авиационная жизнь страны и за стенами ЦКБ-29. Она была не менее трагична и трудно объяснима, как и в самой тюрьме. За состояние военной авиации отвечали в первую очередь заместитель начальника РККА маршал М. Н. Тухачевский и начальник ВВС Я. И. Алкснис. Они считали, что в будущей войне (они не сомневались, что это будет смертельный бой с фашистским рейхом) большое значение будет иметь дальняя бомбардировочная авиация.

 

Избранные места из «Агентурной записки Московского охранного отделения по студенческому движению». 27 октября 1911 г.

 

Исходя из этого, Тухачевский взял на себя обязанность председателя макетной комиссии по туполевскому самолету ТБ-7 в 1936 году, а Алкснис для ускорения дела возглавил совместные заводские и государственные испытания этой машины.
После ареста Туполева и расстрела военных судьба машины казалась предрешенной. У кого хватит смелости сказать, что нашим ВВС нужен самолет, спроектированный и одобренный врагами народа? Однако такие люди нашлись. Чуть позже мы познакомимся с ними.
Расправившись с «врагами», следовало взяться за возрождение авиации. Для этой цели в Кремле в начале 1939 года было созвано представительное совещание оставленных на воле работников КБ, промышленности и ВВС. На нем Сталин высказался за выпуск в основном двухмоторных бомбардировщиков, и практически все его поддержали. И только благодаря настойчивости начальника НИИ ВВС А. И. Филина Сталин неохотно согласился на постановку в серию туполевского ТБ-7, о котором говорилось выше. Впоследствии «врага» Филина расстреляли.
Самое удивительное в этой истории состояло в том, что в стране в это время из двухмоторных фронтовых бомбардировщиков были лишь устаревавший СБ и не проходивший еще государственных испытаний, но уже широко разрекламированный в ЦК своим создателем бомбардировщик ББ-22 (Як-4). Поэтому говорить о выпуске двухмоторных бомбардировщиков в январе 1939 году было рановато — не было эталона для серийного производства. Но так как конструктор ББ-22 был в фаворе у вождя, то его машину запустили в большую серию до окончания государственных испытаний.
В предвоенные годы вождь, беседуя с молодым конструктором ББ-22, делился с ним мыслями о состоянии отечественной авиации.
«Говорите то, что думаете, и не смущайтесь, — подчеркивал Сталин. — Мы вам верим, хотя вы молоды. Вы знаток своего дела, не связаны с ошибками прошлого и поэтому можете быть объективным больше, чем старые специалисты, которым мы очень верили, а они нас с авиацией завели в болото».
История жестоко посмеялась над «проницательным» вождем.
Да, к началу Великой Отечественной войны успели выпустить около 600 ББ-22. Участие их в войне с Финляндией обнаружило невозможность доведения конструкции самолета до тактико-технических требований военных, и ВВС КА отказались принять машину на вооружение.
Пока вождь беседовал с молодым специалистом, «не связанным с ошибками прошлого», и просил его без стеснения высказать свои мысли, в том числе и «о том или ином работнике» (во всех изданиях книги «Цель жизни» эти мысли, к сожалению, опущены), «старые спецы» трудились в ЦКБ-29. И создали самолеты, ставшие гордостью отечественной авиации.
* * *
Все шире становился фронт работ по четырем машинам. Полным ходом в производство пошли чертежи. Начальники цехов начали вызывать на рабочие места ведущих конструкторов для решения технических вопросов. Перед Кутеповым встали две сложные проблемы. Надо признать, что разрешены они были просто и изящно.
Проблема первая: все ведущие конструкторы — «зеки». Не пустить их в цех нельзя — станет работа. Притащить в КБ из цеха фюзеляж или крыло также невозможно. А как предотвратить вполне вероятное и безусловно вредное бесконтрольное общение зеков, вызванных в цеха, с вольными технологами, мастерами, да и с кадровыми рабочими, со всеми теми, которые хорошо знали и уважали этих самых зеков, когда они были свободными людьми? (Когда Андрей Николаевич впервые после ареста появился в цехах своего завода, кадровые работники были обрадованы и несказанно удивлены. Дело в том, что был слух о том, что Туполева расстреляли. Правда, подходить к нему при сопровождающем его охраннике, естественно, опасались.)
Из затруднения вышли самым простым путем — значительно увеличили число охранников (их обычно называли «тягач» или «попка»), которые обязаны были всюду сопровождать зеков и не допускать разговоров с ними на непроизводственные темы.
Вторая проблема была значительно сложнее. Как известно, в инженерном деле царит не коллективная, а индивидуальная ответственность, особенно, если работа выполняется арестантами. Это значило, что все чертежи должны были подписываться соответствующим начальником, то есть арестантом. Но, во-первых, это же будет позорно, если сборочные чертежи новых секретных самолетов ВВС будут утверждены подписями «врагов народа»! Во-вторых, как начальникам сборочных цехов разобраться, на какую из четырех строившихся машин следует поставить ту или иную деталь, полученную из смежных цехов?
Но таланты есть везде, были они и в ведомстве Кутепова. Удалось найти исключительно оригинальное решение — все начальники-«зеки» получили индивидуальные «факсимиле», так называлась эта штука официально. У зеков же было более простое и верное определение — «копыто».
Оно представляло собой прямоугольную печатку с четырехзначным числом. И вместо подписей зеков на чертежах появились оттиски разнообразных «копыт».
«Копыта» решали и другую проблему — определения принадлежности детали к той или иной машине. Для этой цели сумма цифр на «копытах» каждого СТО была строго постоянной и равнялась числу, стоящему на «копыте» руководителя СТО. «Копыто» А. Н. Туполева (0011) имело число 11, у Л. Л. Кербера было «копыто» с цифрами 1262 (1+2+6+2=11), у Б. А. Саукке — 0056 (0+0+5+6=11) итак далее.

 

Копыто Л. Л. Кербера. Рисунок Л. П. Залесского

 

Этим простым изобретением были решены обе проблемы: ни один чертеж не имел явной (факсимильной, без кавычек) утверждающей подписи «врагов народа»; а просуммировав цифры, оставленные «копытом» на чертеже, становилось ясно, на какую из четырех машин следует направить деталь.
* * *
В июне 1940 года заключенных по одному вызывали в отдельную комнату в здании КОСОС и зачитывали приговор Военной коллегии Верховного суда по его делу. Вынесенное «тройкой» во главе с В. В. Ульрихом (обвиняемый при этом не присутствовал) оно было лаконичным и деловым: за контрреволюционную или антисоветскую деятельность имярек присуждался к 10, 15, а иногда и 20 годам заключения. После этого зеку надлежало своей подписью удостоверить, что с приговором он ознакомлен.
Кто-то решил не подписываться, вспоминает Алимов, но, вернувшись через несколько дней из карцера Бутырской тюрьмы, «осознал» свою ошибку и расписался. Установившийся ритм работы был нарушен; все были подавлены. Стало ясно, что власти не удовлетворились незаконным арестом невинных людей и решили превратить их в пожизненных рабов-арестантов.
Справедливости ради надо сказать, что 1940 год принес и несколько радостных известий. Вышли на свободу оба Владимира Михайловича — Петляков и Мясищев. Для постановки в серию своего бомбардировщика Петляков получил Московский завод № 22. На фронтах Великой Отечественной войны сражалось 11 тысяч петляковских машин Пе-2.
Мясищев получил возможность в более спокойной обстановке заканчивать свой проект дальнего, высотного бомбардировщика — ДВБ-102.
Перед выходом на свободу Мясищеву вручили интересную справку. Из нее следовало, что
«он с 5января 1938 г. по 27 июня 1940 г. содержался в Бутырской тюрьме НКВД. Из под стражи освобожден на основании постановления Президиума Верховного Совета СССР со снятием судимости».
Таким образом, благодаря справке обозначились обе стороны медали: одна — ЦКБ-29 НКВД, другая — Бутырская тюрьма НКВД. Какая из них лицевая, трудно сказать.

 

Справка, выданная В. М. Мясищеву перед выходом на свободу

 

…Осенью 1940 года случилось невероятное. Перед силой материнской любви, перед защитой друзей дала осечку беспощадная система ГУЛАГа. Было получено разрешение на повторное рассмотрение в Москве дела врага народа Королева. Он был этапирован с ледяных смертельных Колымских лагерей в Бутырки. По результатам повторного рассмотрения дела приняли решение: «Заменить Королеву Колымские лагеря на работу в ЦКБ-29 НКВД, в КБ-1 Туполева».
Так сложилось, что Королев, будучи студентом МВТУ, 28 декабря 1929 года с блеском защитил дипломный проект «Легкомоторный двухместный самолет СК-4», выполненный под руководством А. Н. Туполева.
18 сентября в отделе «103» состоялась встреча гениального Туполева с гениальным (тогда это знал только Господь) Королевым. Туполев рассказал Королеву о состоянии дел по трем опытным машинам семейства «103»: первая уже находилась в сборочном цехе; для второй и третьей — заканчивался выпуск чертежей.
В конце беседы Туполев предложил Королеву должность ведущего инженера в бригаде крыла. Получив согласие, Андрей Николаевич пригласил к себе начальника бригады крыла Б. А. Саукке и представил ему нового сотрудника.
В бригаде крыла Королев проработал до эвакуации ЦКБ-29 в Омск в июле 1941 года. Там А. Н. Туполев попросил С. П. Королева приложить свои знания и выдающиеся организаторские способности в цехах построенного завода № 166, где начинался серийный выпуск самолетов «103». Позднее, узнав, что в Казани есть тюремное КБ, занимающееся проблемами ракетных двигателей, Королев попросил, чтобы его перевели туда. Начальство так и сделало.
В результате Россия стала родиной не только теоретической (К. Э. Циолковский), но и практической (С. П. Королев) космонавтики.
* * *
В чем конкретно обвинялись «зеки» ЦКБ-29 НКВД?
Многие годы, как до и во время войны, так и после ее окончания, приходилось слышать один и тот же вопрос: «Правда ли, что Туполев продал чертежи своего самолета „Мессершмитту“?» Однажды, уже в 80-е годы XX века, этот вопрос довелось услышать от пожилого полковника ВВС.
Расскажем пару расхожих версий о том, как это было технически осуществлено. Люди, лишенные фантазии, считали, что чертежи были вывезены просто в чемодане. Более одаренные находили иные пути. Вот один из них. Оказывается, хитроумный Андрей Николаевич спрятал их в трубчатые лонжероны крыла самолета АНТ-25. А ничего не подозревавший В. П. Чкалов переправил их в Америку во время своего блестящего перелета через Северный полюс. Ну, а там, у капиталистов, пока наш экипаж отдыхал, те, кому надо, сделали свое черное дело.
И гуляют подобные ахинеи, выныривая то тут, то там. И многим невдомек, что для передачи чертежей не хватит не только чемодана и лонжеронных труб, но и всего объема самолета АНТ-25! Вот насколько глубоко в умы и души людей вошла кем-то умело пущенная, не имеющая под собой никакого основания лживая информация.
Эта простая и доходчивая «утка» была рассчитана либо на людей недумающих, либо на тех, кто не связан с техникой. Ибо кто же купит чертежи боевого самолета, разработанные в одной стране, для его серийного производства в другой? Разница в технологических решениях, сортаменте применяемых материалов, их механических свойствах и тому подобное делают невозможным быстрое налаживание серийного выпуска машин.
А кто станет покупать чертежи для выпуска военной машины вчерашнего дня? Если бы Туполев и «продал чертежи», то за что же сидят десятки других людей, многие из которых до ареста и не встречались с Андреем Николаевичем? Этот простой вопрос почему-то редко кому приходит на ум.
Нет, для того, чтобы собрать авиационную элиту под единую арестантскую крышу, была разработана иная легенда, ее до народа не довели: наверное, стеснялись. С ее помощью люди, пропитанные идеологией рабовладельческого строя, нанесли беспощадный и бессмысленный удар по авиационной науке и авиационной промышленности страны. Ведомство Берии снова «спасло» страну, обезвредив очередное «осиное гнездо врагов народа». Страна же расплачивалась за это безумие жизнями своих сыновей в финской и Отечественной войнах.
* * *
Ветер перемен 1985 года позволил слегка приоткрыть завесу секретности над истиной. Центральный архив КГБ разрешил знакомиться с делами репрессированных в 30-е годы XX века. При этом — что, безусловно, правильно — дело того или иного лица выдается только его ближайшим родственникам. Поэтому ход дальнейших событий оказалось возможным изложить лишь по делу № 21695 по обвинению Саукке Бориса Андреевича в том, что он «является участником антисоветской вредительской организации». В этой формулировке уже чувствуется государственный размах.
Рассмотрим «дело», которое предписывалось «хранить вечно», несколько подробнее, так как оно, безусловно, является по своей канве стан дартным и отличается от ему подобных только деталями «вредительства».
В цитируемых ниже документах столпов Системы лексика и орфография сохранены в первозданном виде.
После ареста Туполева в ОНиУ на предприятия, которым он руководил, будучи на свободе, поступают запросы о ведущих работниках. Приведем выдержки из справки ОНиУ завода № 156 НКОП от 5 января 1938 года (указания на то, в связи с чем она написана и куда направляется, нет, но не чудом же она оказалась в «деле»):
«Саукке Борис Андреевич, 1891 г. рождения. Происходит из мещан, по национальности русский. В старой и Красной армии не служил. Есть предположение, что сам и его отец служили в белой армии.
Отец его, как он сообщает в анкете в 1920 г., умер на cm. Федоровка, где точно находится cm. Федоровка, неизвестно. Кроме этого считаем, что он по национальности не русский. В Латвии по настоящее время проживают родственники отца, с которыми якобы связи не имеет.
За все годы работы с 1925 г. в ЦАГИ и на заводе в должности нан. бригады был тесно связан с врагом народа Туполевым. Еще до поступления в ЦАГИ, как сообщает лично в автобиографии, был знаком с Туполевым и работал у Туполева. Является ставленником Туполева».
Работники ОНиУ прекрасно знают, чего от них ждут и заканчивают справку-донос в нужной тональности: «Является подозрительной личностью».
Но эта справка от 5 января 1938 года. Еще почти год по какой-то прихоти Берии Саукке будет на свободе. Хотя уже есть «доказательства», достаточные для его ареста. Ибо арестованный в 1937 году начальник отдела по оборудованию самолетов ЦАГИ А. А. Енгибарян был вынужден кое-что «вспомнить» на допросах.
Выписка из протокола допроса Енгибаряна Амика Аветовича от 10 декабря 1937 года:
«ВОПРОС: Когда и при каких обстоятельствах вам стали известны эти лица, как участники вашей антисоветской организации?
ОТВЕТ: Всех этих лиц, как участников организации я узнал лично в процессе проведения вредительских актов и во время получения вредительских установок от Туполева в моем присутствии. В частности, в 1937 г. у себя в кабинете Туполев дал установку Стоману и Чекалову на срыв полета Леваневского через Северный полюс. Ворогушин и Черемухин при мне получили от Туполева установку на вредительство по новому строительству ЦАГИ…
При таких же обстоятельствах мне стали известны как участники организации Сапрыкин, Незваль, Саукке и Озеров».
Для Берии не секрет, что еще свободные пока авиационные работники прекрасно осведомлены об участи своих друзей и товарищей. Он знает, им известно и то, что в любой момент и они могут оказаться за решеткой. Именно в этом и кроется высшее наслаждение для садиста: захочу — прихлопну, но когда — не скажу.
Кроме того, арестовывать всех сразу, скопом, нехорошо. Сотрудники, оставшись без дела, того и гляди перестанут «мышей ловить». Атак, когда постепенно «ликвидируешь врагов», то все при деле постоянно. Да и приемы разные по методике арестовывания сподручнее разрабатывать.
Кончался год, следовало подвести итоги «плодотворной работы» и НКВД. Вполне возможно, что чего-то не хватало для перевыполнения плана, и нарком приказал «прихлопнуть» Саукке. Взять преступника дома было бы слишком просто. Решили для интереса разработать довольно сложный оперативный план захвата. Благодаря отличной выучке работников ГУГБ, он был блестяще реализован.
Вот как это происходило (выписки из дела даны с сокращениями второстепенных деталей).
«ЗАКЛЮЧЕНИЕ
1938 г. декабря 29 дня. Я, оперуполномоченный 13-го отделения I отдела ГУГБ НКВД сержант госбезопасности Бакушин, рассмотрев материал о задержании Саукке Б. А.,
НАШЕЛ:
28 декабря с. г. Саукке был замечен на Арбате. Шел он медленно, внимательно осматривал публику, обращал внимание на движение автомашин. С Арбата свернул в ул. Вахтангова, но, пройдя два дома, резко повернул и пошел обратно. Затем пришел на станцию метро, но на поезд не сел, а прохаживался по перрону и сел на второй поезд. На Комсомольской площади он был задержан сотрудником I отдела ГУГБ как подозрительный. Саукке — латыш, работает инженером на заводе 156, разрабатывается ГЭУ НКВД как участник шпионско-диверсионной организации. Арестованные враги Туполев и Енгибарян дали показания о том, что Саукке входил в антисоветскую организацию в авиационной промышленности.
По поводу пребывания на Арбате Саукке показал, что приходил покупать фрукты, но во фруктовый магазин не заходил.
ПОЛАГАЛ БЫ:
Задержанного Саукке Бориса Андреевича с материалами задержания передать в следственную часть НКВД СССР для оформления ареста и ведения следствия по его делу, как участника шпионско-диверсионной организации.
Оперуполномоченный 13 отд. I отдела ГУГБ сержант госбезопасности (Бакушин).
Нач. 13 отделения капитан госбезопасности
(Арнаутовский).
Согласен: Зам. начальника I отдела ГУГБ НКВД майор государствен, безопасности/Капанадзе/».
По тому же поводу в деле есть и другой документ, несколько противоречащий первому (не будем на это обращать внимания — чего не бывает в спешке), но уже ближе подходящий к истине:
«Следователю Iотдела от сотрудника… группы 511.
Рапорт.
Доношу, что у пер. Ракунова Бакунинская ул. задержан сходу Саукке Борис Андреевич, русский, б/п, год рожд. 1891, работает… проживает…
В 13 ч. 50 мин. был взят н/наблюдение он же на у л. Арбат у дома № 37, где он шел в сторону Арбатской пл.
28.12.38 г. Сотрудник…»
Поздним вечером 28 декабря 1938 года на Петровку, 38, была вызвана жена задержанного для составления «протокола опознания». Удалось установить, что задержанный с паспортом и командировочным удостоверением на имя гр. Саукке Б. А. именно им и оказался. Заодно супругу опросили, где и что она делала в этот день в городе с мужем.
Как ни удивительно, но показания супругов, полученные порознь, сошлись и в мелочах. Затем с женой вежливо попрощались, сказав, что мужа ненадолго задержат для выяснения некоторых формальностей.
Эта процедура оказалась сложной и растянулась до середины 1941 года. Задержанного с Петровки перебазировали в более надежное и укромное место — Бутырку. Здесь, в соответствии с принятыми порядками, он был сфотографирован в профиль и в фас и прошел дактилоскопическую регистрацию. А 30 декабря был подписан чрезвычайно лаконичный ордер за № 2546.
Надо полагать, что власти считали задержанного важной птицей, так как на ордере не поленился поставить свою подпись сам нарком.
Во исполнение полученного приказания, в ночь с 30 на 31 декабря в дверь кв.36 (писарь, готовивший бумагу для наркома, ошибся, вписав в ордер кв.26) постучали уверенно и властно.
— Кто там? — спросили домочадцы, хотя прекрасно знали, кто там.
— Откройте, за оружием. Если не отдадите сами, придется искать, — последовал четкий ответ (он не раз звучал в ночной тишине за дверями московских квартир).
Вошли трое молодых людей. С ними был дядя Боря, добрейший дворник городка им. Буденного (так назывались 16 корпусов на Большой Почтовой улице). Он выполнял роль понятого. Спектакль шел по всем законам режиссуры. Всем было предложено поместиться в одной комнате и не мешать работе.
Вежливые и вышколенные молодые люди все делали с профессиональным блеском. Об оружии не было более ни слова. Та фраза была так, для острастки.
Под временный склад для сноса изымаемых вещей была выбрана самая большая, с телефоном, комната из трех имевшихся в квартире. Она скоро заполнилась книгами (надо отдать должное — институтские и школьные учебники сына и дочери были им оставлены), фотопринадлежностями, семейными альбомами, нумизматической коллекцией, письмами…

 

Ордер на арест

 

Б. А. Саукке. Первые часы в Бутырке

 

Туда же отправился и велосипед сына. Последовал короткий диалог сына с чекистами:
— Велосипед мой, а не отца.
— Он куплен на ваши деньги?
— Нет, я не работаю, учусь.
— Вот видите, значит его.
— Мои брюки тоже куплены на деньги отца. Их снять?
Неожиданно тихо прозвучал голос одиннадцатилетней дочери: «Спасибо товарищу Сталину за счастливое детство». Все замерли. Дядя Боря стал сморкаться.
Ребята оказались не лишенными юмора, здравого смысла и порядочности. Велосипед остался. Комната была опечатана. В дальнейшем ее содержимое было вывезено и исчезло.
К рассвету обыск завершили, «гости» удалились. Все могло бы показаться страшным сном, наваждением, если бы не раскардаш, не большая красная печать на двери одной из комнат. При взгляде на осунувшиеся, посеревшие лица родных в памяти невольно всплывали тяжелые страницы антифашистских романов Фейхтвангера.
* * *
Ночной визит оказался началом новой жизни. В моей памяти всплыл непонятный для меня разговор с родителями летом 1937 года. Было воскресенье, стояла летняя солнечная погода. В большой уютной квартире нас было трое — мама, папа и я. Остальные разошлись по разным делам.
Папа на несколько дней приехал домой в Москву из Казани. Там он уже больше года, выполняя задание Туполева, руководил постройкой самолета АНТ-20 бис. Кроме того, на нем лежала ответственность за подготовку производства и выпуск остальных 15 машин этой серии. Эти гиганты носили прославленные в стране имена руководителей партии и правительства. (В то время было неизвестно, что многие из них плохо кончат.)
Родители сидели на диване перед открытой балконной дверью и о чем-то говорили. Я в столовой с упоением читал многостраничную речь Вышинского. В ней он блестяще (с моей точки зрения) громил Радека, Бухарина и их сообщников. Все было предельно ясно: мерзавцы под давлением улик сами во всем сознались. Меня переполняло чувство гордости и радости за то, что этих негодяев вовремя поймали и обезвредили. Я должен был немедленно выплеснуть свои чувства и помчался к родителям, которых любил и уважал. Их авторитет был для меня неколебим.
Я вбежал в комнату с «Известиями» в руках и начал говорить. Боже, какую ахинею я нес. Папа невозмутимо слушал, а мамино лицо принимало все более страдальческое выражение. Наконец, мама не выдержала:
— Замолчи! Как тебе не стыдно. Что ты знаешь об этих людях? Как смеешь судить о людях по одной только речи обвинителя?
— Успокойся, Жанка, — сказал папа. — Если он умный, сам все поймет со временем. Если нет, то твои слова бесполезны.
Он замолчал. Я тихо вышел из комнаты. В голове был шурум-бурум, как говорили у нас в семье, сумятица.
Впервые мне дали понять, что к написанному в самой правдивой в мире прессе надо относиться с позиции собственного понимания происходящего.
Папин авторитет в семье был непререкаем, даже для мамы. Папа все знал и все мог объяснить. Он сам собрал приемник — это было еще в Лосинке, где мы с 1921 года по апрель 1930 года снимали три комнаты на втором этаже зимнего дома семьи Шпринк. Папа, с согласия хозяев, сделал в наших комнатах электропроводку, после подключения дома к сети. У нас не было нужды в часовщиках: папа разбирал и чинил как настенные, так и карманные часы — они всегда ходили. У него были стольные тисочки. И для изготовления ключа к английскому замку нужна была только болванка.
И вот впервые папа ничего не объясняет. И говорит, что я либо поумнею сам, либо останусь, если назвать вещи своими именами, дураком. Так, благодаря Вышинскому и аресту папы, я стал почти умным.
Наверное, я приносил отцу много огорчений. Еще в Лосинке, придя с работы, когда я еще не спал, он садился в кресло, брал меня на колени, и мы начинали повторять таблицу умножения. В те годы она была напечатана на последней странице тетрадной обложки. Умножение на 2 и 3 я знал в совершенстве, не было затруднений с пятью пять, шестью шесть и шестью восемь. Это были по сути дела стихи, стройно ложившиеся в единственно возможный ответ. Но папа любил каверзные вопросы.
— Ну, хорошо, — говорил он, — шестью восемь ты знаешь, а сколько будет восемью шесть?
Я задумывался, потом не глядя на папу, пытался найти ответ сначала на полу, затем на потолке и, наконец, в проеме темного вечернего окна. Все было напрасно. Папа спускал меня с кресла и, вздохнув, говорил: «Иди спать». Интересно, что он думал в эти минуты о своем балбесе-наследнике?
Родители мне мало рассказывали о родственниках. Они не хотели ставить меня перед сложной дилеммой существующей действительности. Надеясь, что настанет время, когда руководители страны образумятся и пополнят свои знания в тех науках, которые управляют (должны управлять) обществом, перестанут видеть в своих гражданах рабов и предателей. К сожалению, все пошло по иному пути.
Летом 1927 года меня и двухлетнюю двоюродную сестру бабушка Аня отвезла к родителям мамы. Там, под Мелитополем, было изобилие фруктов и овощей, так необходимых детям Подмосковья.
Мама была немкой. Ее предки в XVIII веке по приглашению Екатерины II приехали на новую Родину, на пустующие земли Малороссии. Скоро на бескрайних степях появились поселения Лихтенау, Вассерау. Установились добрые взаимоотношения с местным населением.
Трудолюбивые немцы окружили свои дома садами, кругом раскинулись бахчи, поля кукурузы, подсолнечника.
К началу XX века это были крепкие, по понятиям горе-марксистов, кулацкие хозяйства.
В 1935 году дедушку Якова привезли в Москву. Мне сказали, погостить. Через год он умер, а много лет спустя я узнал, что его и бабушку Катю власть просто выгнала из их дома. И оканчивали они свои дни порознь, живя у своих детей.
В первой половине 30-х годов прошлого века в Москве появилось много нищих, в основном украинки с детьми на руках. Не было случая, чтобы они ушли от мамы без куска хлеба или денежной мелочи. Меня это очень огорчало.
Я знал, что в стране нет безработицы. Наоборот, везде нужны работящие, ловкие руки. И объяснял маме, что она потакает бездельникам и тунеядцам. Им-де не следует попрошайничать, надо зайти в райисполком и спросить, куда пойти работать. Но мама продолжала делать по-своему.
Годы спустя я узнал, что власти буквально вымели до зернышка все крестьянские запасы и люди умирали от голода.
В город за хлебом (это я видел сам в 1940 году под Свердловском) их не пускали. Как мне теперь стыдно! Знал, не знал, дело не в этом. Мама тоже не знала. Однако бессовестно лживая пропаганда умных и наглых негодяев ее не коснулась. А меня коснулась. И еще не известно, кем бы я стал, если б не мое восхищение гнусной речью Вышинского и реакция на это моих родителей.
Арест папы подействовал на меня с самой странной и неожиданной стороны: я решил, что учиться мне не стоит. Это не требовало больших усилий, и вскоре меня отчислили из МАДИ. Когда я доложил об этом «успехе» маме и тете Зине, папиной сестре, поднялся переполох. После обстоятельной беседы я понял свою ошибку. Но как снова попасть в студенты? Все решила тетя Зина. Она пошла к декану автомеханического факультета и рассказала о всем, что произошло в недавнем прошлом в нашей семье.
Сколько же хороших людей в нашей стране! Декан Михайлов пригласил меня и после короткого разговора издал новый приказ, по которому я был отправлен в академический отпуск. В связи с какими обстоятельствами — не помню.
* * *
Непрерывный и мощный поток арестованных «врагов народа», поступавших в следственные органы НКВД с 1937 года, требовал от них новых, необычных методов ведения следствия, ибо необходимо было в сжатые сроки заставить арестованных признаться в своих антисоветских делах. Но как сделать так, чтобы взрослые, честные люди писали заведомую ложь на самих себя?
Как всегда в экстремальных ситуациях, помощь пришла из ЦК. Мы узнали об этом недавно, после опубликования телеграммы т. Сталина от 10 января 1939 года:
«ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937года с разрешения ЦК ВКП(б)».
Кроме того, тов. Вышинский разработал социалистическую систему дознания. Она основывалась на том, что если обвиняемый признает свою вину сам и письменно подтверждает ее, то никаких доказательств его вины со стороны обвинения не требовалось. Эти два основополагающих положения и стали применяться следователями при работе с «врагами народа».
Вот в чем причина того, что протоколы разных дел схожи друг с другом, как братья-близнецы. Меняются в них только фамилии и объекты вредительства, зависящие от специальности арестанта.
Построение светлого коммунистического общества ЦК ВКП(б) полагало осуществить духовным порабощением (в случае сопротивления уничтожением) лучшей части общества.
Чтобы не утомлять читателя повторяющимися вопросами, мелочами, приведем лишь отдельные места из протоколов допросов.
Из протокола допроса от 28 декабря 1938 года, дело № 21695:
«ВОПРОС. Какие имеете награды?
ОТВЕТ. Награжден грамотами Управления ВВС и почетной ЦИК СССР.
ВОПРОС. Где Вас задержали?
ОТВЕТ. На углу Бакунинской ул. и Гаврикова переулка».
(Третий вариант, отвечающий истине: сотрудники НКВД о месте задержания писали первое, что приходило на ум).
Из протокола допроса от 5 января 1939 года:
«ВОПРОС. Как и когда Вы познакомились с Туполевым?
ОТВЕТ. Туполева я знаю с конца 1917-го или с начала 1918 г., когда я работал в аэродинамической лаборатории МВТУ монтером под его руководством. В конце 1924 г. я снова встретился с Туполевым в ЦАГИ, куда поступил работать в качестве старшего инженера.
ВОПРОС. Что Вам известно об антисоветской деятельности Туполева и Енгибаряна?
ОТВЕТ. Об антисоветской деятельности Туполева и Енгибаряна я никогда ничего не знал».
Из протокола допроса от 7 января 1939 года:
«Начало 22 ч. 20 мин. конец 1 ч. 50 мин.
ВОПРОС. Как и когда Вы познакомились с Петляковым?
ОТВЕТ. Петлякова я знал с 1914 г. С ним я познакомился во время учебы в МВТУ. В 1924 г. по рекомендации Петлякова я поступил работать в ЦАГИ и до сентября 1936 г. работал под его руководством.
ВОПРОС. Какое участие Вы принимали вместе с Петляковым в антисоветской деятельности?
ОТВЕТ. Не вместе с Петляковым, не помимо его я ни какого участия в антисоветской деятельности не принимал.
Допросил следователь НКВД/А. Красовик/».
Из этих допросов следователю Либенсону все стало ясно, и из под его пера 14 января 1939 года выходит
«ПОСТАНОВЛЕНИЕ об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения.
Я, старший следователь отделения следственной части Либенсон Главного управления НКВД, рассмотрев следственный материал по делу № 21695 и приняв во внимание, что гр. Саукке Борис Андреевич, 1891 г. р., уроженец г. Харькова, гр-н СССР, достаточно изобличается в том, что является участником антисоветской вредительской организации и занимался шпионской деятельностью, направленной против Советского Союза.
Постановил: гр. Саукке Б. А. привлечь в качестве обвиняемого по ст. ст. 58–1 а, 58- 7, 58–11 УК, мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрать содержание под стражей во внутренней тюрьме.
Cm. следователь следственной части
/Либенсон/.
Настоящее постановление мне объявлено 14 января 1939 г.
Подпись обвиняемого /Саукке/».
Из протокола допроса от 15 января 1939 года:
«ВОПРОС. В какой антисоветской-вредительской организации Вы состояли?
ОТВЕТ. В антисоветской-вредительской организации не состоял».
Следователь зачитывает показания Енгибаряна.
«ОБВИНЯЕМЫЙ. Не представляю, откуда Енгибарян знает о моей причастности к антисоветской организации. Он оговаривает меня».
Неожиданно ответы обвиняемого меняются на прямо противоположные тому, что он показывал ранее.
К сожалению, отсутствие в деле всех протоколов допросов не дает возможности проследить, как протекала такая удивительная метаморфоза.
В начале февраля 1939 года Саукке «осознает», что дальнейшее запирательство бесполезно, и пишет многостраничное заявление на имя наркома Берии. В нем подробно рассказывается как о процессе грехопадения, так и о конкретно проводимой вредительской работе. На дальнейших допросах у следователя с подсудимым уже никаких трудностей не возникает.
Из протокола допроса от 17 февраля 1939 года:
«Начало моей измены интересам СССР относится к 1929 г. В кабинете у Петлякова он мне рассказал о существовании большой и широкой антисоветской организации, в которую входят крупные работники промышленности и значительное количество руководящих работников ЦАГИ.
Я дал согласие Петлякову войти в состав этой организации. Говоря о конечной цели антисоветской организации, Петляков рассказал, что они стоят за свержение советского строя и установления в России фашистской диктатуры. Туполева он назвал тогда, как руководителя антисоветской вредительской организации в авиационной промышленности».
Во время допроса, состоявшегося 5 марта 1939 года, следователь следственной части НКВД СССР младший лейтенант госбезопасности Пастельняк потребовал от Саукке полного покаяния. Саукке признал себя виновным в том, что:
затягивал проектирование по крыльям опытных самолетов ТБ-4, ТБ-6, АНТ-20, АНТ-40, ТБ-7;
проектирование вел таким образом, чтобы оно:
— задерживало поставку этих опытных машин,
— затягивало проведение летных испытаний,
— затрудняло освоение заводами серии по строительству АНТ-20, АНТ-40 и ТБ-7,
— срывало срок сдачи чертежей в серию по этим машинам.
Все это делалось, как признался Саукке, по заданиям Петлякова — одного из руководителей антисоветской вредительской организации.
* * *
Свинцовые, тяжелые страницы дела несут в себе потрясающую нравственную коллизию. С одной стороны Система, не связывающая себя ни с какими критериями права и морали. С другой, оболганные, часто больные, избиваемые и униженные узники. А начинается все чуть-ли не по-домашнему.
В допросном листе следователь пишет фамилию, имя, отчество допрашиваемого. Ставит не только дату, отмечает время начала и конца «работы». Затем, с указанием порядкового номера, записывает свой вопрос.
Да ведь как вежливо, обращение «Вы» во многих допросах пишется с большой буквы.
Сразу после вопроса следователь записывает ответ арестованного. Под каждым ответом арестант расписывается. Если какое-то слово зачеркивается, то об этом делается особая запись, снова скрепленная подписью допрашиваемого. В конце допроса еще одна подпись арестанта, свидетельствующая, что все с его слов записано правильно. Затем должность следователя и его факсимиле.
И все в ажуре, и так аккуратно-аккуратно, чистенько и мило. И не виснет в воздухе с пожелтевших страниц омерзительный мат следователя, и не видно на них пятен крови от разбитых лиц арестантов. И так трудно узнать правду, правду о том, что же тогда происходило на самом деле в этих глухих, без окон кабинетах.
Уже освобожденные бывшие арестанты молчали. С них взяли подписку о неразглашении тайны; они привыкли к дисциплине и не забывали о возможном рецидиве. И только через много-много лет трое рассказали малую толику того, что было тогда с каждым из них.
Туполева заставляли долгими часами стоять.
Озерову, сидящему перед следователем на стуле, приказывали: «Встать-сесть, встать-сесть». И бывший начальник отдела прочности авиационных конструкций ЦАГИ вскакивал и садился. Во время одной из команд «сесть» охранник ловко убрал стул. Подсудимый, рослый и грузный, тяжело рухнул на пол, разбив голову до крови. Допрос продолжался. Разбитая голова должна была способствовать улучшению памяти.
Саукке после освобождения перестал носить усы. Они напоминали о паучьих пальцах следователя, вцеплявшихся в них.
Увы, этого и многого другого протоколы допросов разных «дел» не отражают. У «врагов народа» выбор был до смешного мал: либо «вспомнить» о своей антисоветской вредительской деятельности, либо быть забитым, замордованным и уничтоженным.
Именно такая участь ожидала Р. Л. Муклевича (1890–1938 гг.). Участник двух революций и штурма Зимнего он в 1926 году был назначен начальником ВМС СССР. Вместе с Туполевым участвовал в испытаниях катера «Первенец».
Арестованный Системой и не признавшийся в том, чего не совершал, РЛ.Муклевича на допросах искалечили, затем расстреляли.
Через много лет он был реабилитирован и внесен в БСЭ, но без эпитафии.
* * *
Как уже говорилось, знакомство с «делами» других осужденных было исключено. Но это не имело существенного значения, ибо сценарий был един. Поэтому нет сомнения, что специалист по моторам К. В. Минкнер сообщал о своем «вредительстве» в моторном хозяйстве этих машин; один из лучших знатоков самолетного вооружения А. В. Надашкевич (сидевший, кстати, уже по второму кругу) «сознавался» о постановке негодного вооружения. И т. д., и т. п.
В деле № 21695 имеется протокол осмотра архивно-следственного дела № 975529 по обвинению В. М. Петлякова. Из него можно узнать, что Владимира Михайловича арестовали 29 октября 1937 года. Первого ноября он пишет заявление на имя Берии с подробным рассказом о своих преступлениях. В нем сказано, что, начиная с 1932 года, он совместно с Туполевым, Озеровым и Архангельским проводил вредительскую работу в самолетостроении. Но с 9 января 1939 года Петляков подает 5 заявлений, в которых не признает себя виновным и просит о пересмотре дела. Ответов не было.
Чрезвычайно тяжелы страницы из протокола осмотра архивно-следственного дела № 977529 по обвинению А. Н. Туполева. Арестованный 21 октября 1937 года Андрей Николаевич на допросе 28 октября «сознался» в том, что из числа работников ЦАГИ создал антисоветскую группу, которая в первые годы Советской власти занималась саботажем и впоследствии объединилась во вражескую организацию и приступила к проведению вредительской работы.
На допросе 4 декабря 1937 года Туполев уже показал, что он повинен в срыве перелета Леваневского через Северный полюс в Америку в 1935 году и в гибели Леваневского в 1937 году, когда он предпринял вторичную попытку совершить такой перелет.
Непонятно, на чей уровень мышления рассчитывала Система, заставляя Туполева, Петлякова и других писать подобную ахинею. Увы, нет разумного ответа на этот вопрос.
Попробуем объяснить, каким образом в дело № 1695 попали некоторые материалы из других дел. По всей видимости, произошло это так. После смерти вождя и казни нескольких обер-палачей Система решила вернуться к «делам» бывших «врагов народа», отпущенных на свободу, но все еще не оправданных. Но ей не доставало мужества честно признаться в полном беззаконии содеянного. Вместо этого решено было найти в «делах» юридические несоответствия. Для этого пришлось их сопоставлять и частично вводить в основное дело фрагменты из других, чтобы показать их несостоятельность.
После того как это сделали, появились формулировки типа «неподтвердившихся фактов» или «вновь открывшихся обстоятельств». Все это, конечно, словесная чепуха, ибо ни раньше, ни теперь не надо быть шибко грамотным юристом, чтобы понять, что все «дела» были шиты белыми нитками.
Но тогда, в конце 30-х годов XX века в ведомстве Берии царило приподнятое настроение. Еще бы, в самом сердце советской авиационной науки ЦАГИ раскрыт чудовищный заговор. И возглавляет его один из создателей института, главный инженер ГУАП, руководитель старейшего авиационного КБ страны А. Н. Туполев. Такой «успех» обещал дождь наград и повышений.
И что же, знакомясь с результатами допросов, Берия им верил? Пустое. Он нелюдь, но не дурак. Он знал, что первый летчик страны, шеф-пилот ЦАГИ М. М. Громов дал отличную летную оценку самому большому в те годы сухопутному самолету мира «Максим Горький», что самолеты СБ, вместо того, чтобы разваливаться от вредительства в воздухе, успешно воевали на Халхин-Голе, в Китае и до августа 1938 года в Испании (напомним, что к началу Отечественной войны СБ, уже устаревшие, составляли 93 % нашей фронтовой авиации), что ВВС тщетно молили Ворошилова не откладывать производство «вредительского» АНТ-42.
Но Берия и его окружение знали и другое. Без «осиных гнезд врагов народа» все они — безнадежные нули, тупицы с извращенной психикой. Ибо палач без жертвы никому не нужен. Поэтому они полностью использовали данное им право из честных людей делать «врагов народа» — это была их государственная специальность.
* * *
Постепенно в тюрьме ЦКБ-29 НКВД узники приходили в себя после ужасов допросов и угроз следователей. Становилось ясно, что Система заинтересована не в их физическом уничтожении, а в том, чтобы начатые работы по вооружению ВВС новейшими типами боевых самолетов были успешно завершены. И зеки делали попытку восстановить истину.
На имя Берии посыпались заявления с просьбой о пересмотре их дел. Так, в заявлении от 30 января 1940 года Туполев писал:
«…Все сказанное в подписанных мною протоколах допроса в действительности ничему не соответствует и является полнейшим вымыслом…я никакой антисоветской организации не создавал, никаких антисоветских настроений не имел, никогда никакого вредительства не вел. Ни об одном человеке из указанных в подписанных мною протоколах я ничего антисоветского не знал. Ни о какой антисоветской организации я также ничего не знал».
Далее Андрей Николаевич Туполев сообщает о том, что протоколы были им подписаны в результате применявшихся к нему «извращенных методов следствия». Заявления (их было не одно) аккуратно прикладывались к делу, но по изложенным ранее причинам не могли оказать на него какого-либо влияния. Решением Военколлегии Верховного Суда от 28 мая 1940 года Туполев был заочно осужден к 15 годам исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ).
Несомненный интерес для понимания той эпохи имеют обвинительное заключение и приговор. Они стандартны, мы приводим тексты тех документов, с которыми имели возможность ознакомиться.
«Утверждаю.
Нач. следчасти ГУГБ НКВД СССР майор госбезопасности /Сергиенко/
20 сентября 1939 г.
Обвинительное заключение по следственному делу № 21695по обвинению Саукке Бориса Петровича (Так в тексте — прим. авт.) в преступлениях, предусмотренных cm.cm. 58–1 а, 58–7' 58–11 УК РСФСР.
28 декабря 1938 г. ГУГБ НКВД СССР был арестован Саукке Борис Андреевич, инженер-конструктор завода № 156, как участник антисоветской вредительской и шпионской организации. Проведенным следствием по делу установлено, что Саукке Б. П. являлся участником антисоветской организации, в которую был завербован Петляковым В. М. в 1929 г.
Проводя вредительскую деятельность в затяжке проектирования по самолетам ТБ-4, АНТ-40\ ТБ- 7 и „Максим Горький“, путем создания задержки проектирования разработкой многочисленных вариантов схем и элементов конструкции.
В конструкцию крыла было введено большое количество разнообразных профилей, узлы крепления моторных станин были запроектированы такими, что они давали большой брак на производстве.
Саукке в предъявленном обвинении признал себя виновным, но затем отказался, уличается показаниями Енгибаряна А. А.
На основании изложенного Саукке Б. П., 1891 г. рождения, уроженец г. Харькова, по национальности латыш, гражданин СССР, б/п, до ареста работал ведущим инженером на заводе № 156, обвиняется в том, что:
1) являлся участником антисоветской шпионской организации,
2) проводил вредительскую деятельность в проектировании самолетов, что давало большой брак на производстве — т. е. в преступлениях, предусмотренных cm.cm. 58–1 а, 58–7, 58–11 УК РСФСР.
Следственное дело № 21695 Саукке Б. П. считать законченным и направить в прокуратуру Союза ССР для направления по подсудности.
Следователь ТУГ Б НКВД СССР мл. лейтенант госбезопасности /Харитонов/. Справка: вещественных доказательств по делу не имеется. /Харитонов/».
В действительности вещественные доказательства были. Их хватало с избытком для оправдания всех обвиняемых. Мы о них уже говорили. Они сражались с врагами и ставили рекорды.
Неожиданно в отлаженный процесс обеспечения неотвратимости наказания вмешалось непредвиденное обстоятельство, отодвинувшее на некоторое время вынесение приговора. Арестанты направлялись в спецтюрьму:
Утверждаю.
Нач. следственной части НКВД СССР Комиссар госбезопасности 3ранга /Кобулов/ 15 марта 1939 г.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
«…марта 1939 г. Я, следователь след. части НКВД СССР Пастельняк, сего числа рассмотрев следственное дело за № 21695 по обвинению Саукке Бориса Анреевича в преступлениях, предусмотренных cm. 58 п. 7 и 11 УК РСФСР,
НАШЕЛ:
Арестованный Саукке Б. А. направляется для работы в Особое Техническое Бюро при НКВД Союза ССР, а посему ПОСТАНОВИЛ:
Дальнейшее производство по делу № 21695 по обвинению Саукке Б. А. временно приостановить и следственное дело сдать на хранение в 1-й спецотдел.
Следователь след, части НКВД СССР… Согласен. Пом. н-ка след, части НКВД СССР ст. лейтенант госбезопасности…»
Мы несколько отвлеклись на описание событий, предшествовавших работе ЦКБ-29 НКВД в стенах КОСОС. Но без этого было бы сложно воссоздать целостную картину произошедшего.
* * *
Вернемся теперь в ОТБ, где продолжалось проектирование ПБ. Началась напряженная работа по составлению полного технического проекта машины. В начале июня 1939 года С. М. Егер, обработав имеющиеся материалы, составил эскизный набросок самолета и его весовую сводку. Определились геометрические размерь ПБ: размах крыла — 26,0 м, площадь крыла — 76,5 м2, средняя хорда крыла — 3,0 м, длина фюзеляжа — 15,05 м, расстояние от оси самолета до внутренних двигателей — 2,35 м,
расстояние между внутренними и внешними двигателями — 3,20 м,
колея шасси — 4,70 м,
размах горизонтального оперения — 6,20 м,
площадь горизонтального оперения — 15,20 м2,
площадь вертикального оперения — 6,40 м2.
Схема ПБ — цельнометаллический свободно-несущий моноплан с высокорасположенным крылом и разнесенным вертикальным оперением.
В проекте имелись две новинки, ранее в отечественном самолетостроении не встречавшиеся.
Первая касалась конструкции бомбоотсека. Его форма, рассчитанная арестантом членом-корреспондентом АН СССР А. И. Некрасовым, обеспечивала свободный (непринудительный) выход бомб любого калибра при глубоком пикировании. Он посчитал движение в пространстве пикирующего под углом 75° к горизонту самолета и бомбы, отцепленной от него. Оказалось, что, благодаря наличию подъемной силы, самолет как бы снимается с бомбы. В движении относительно самолета центр тяжести бомбы отходит от самолета под углом 60–65° к строительной оси самолета.
Это означало, что если бомбоотсеку дать по передней стенке скос в 65°, а на бомбовых замках обеспечить выход ушков бомб вперед под углом 65°, то бомбу можно сбрасывать из отсека на пикировании так же, как и в горизонтальном полете. До этого считалось, что для бомбометания с пикирования бомбы нужно было подвешивать либо снаружи самолета, либо делать систему принудительного вывода бомб из отсека по типу маятника или катапульты (так, например, было сделано на самолетах-пикировщиках Ар-2).
Второе новшество относилось к оборудованию. В стране не было прицелов, позволяющих вести точное бомбометание с пикирования. В ОТБ такой прицел был создан арестантом Г. С. Френкелем, штурманом и математиком. Он получил шифр ПФБ-100 (прицел самолета ФБ, спроектированный в СТО — спецтехотделе).
Весьма показательна для духа арестантов — остроумного, несломленного — моментально придуманная ими расшифровка аббревиатуры ПФБ. В ОТБ всеми вооруженческими делами ведал первоклассный специалист А. В. Надашкевич, сидевший, кстати, по второму разу. Он носил бородку-эспаньолку. Сотрудники между собой называли его «Борода». И «ПФБ» сразу же получил всем понравившееся название «Подарок Френкеля „Бородушке“».
Обе эти новинки были впоследствии материализованы и применены в самолетах семейства «103».
Фюзеляж ПБ делился на три части: носовую, среднюю и хвостовую. В носовой расположены гермокабины штурмана и летчика. В кабине штурмана предусмотрены два люка: нижний для входа, верхний — аварийный. Кабина летчика оборудована сдвижным фонарем и бронированным сиденьем.
Средняя часть Ф-2 выполнена как одно целое с центропланом крыла. В Ф-2 размещался бомбоотсек, в котором могли помещаться бомбы самого большого калибра. В хвостовой части размещалась гермокабина стрелка-радиста. На конце фюзеляжа крепился стабилизатор и имелась ниша для хвостового колеса.
Крыло состояло из трех частей: центроплана и двух консолей. Центроплан оснащен щитками, консоли — элеронами.
Шасси обычной схемы. Основные усиленные колеса размером 1000 х 350 мм снабжены тормозами. С помощью гидравлики они убирались назад по полету в хвостовые части мотогондол внутренних двигателей. Хвостовое колесо размером 400 х 200 мм убиралось в нишу фюзеляжа.
Четыре мотора М-105 водяного охлаждения устанавливались по размаху крыла в его носке. Каждый из них снабжался двумя турбокомпрессорами ТК-2. Запуск двигателей обеспечивался баллонами сжатого воздуха. Предусматривалась противопожарная система: каждый двигатель имел два баллона «СС-А» — один с тетрахлором, второй — с углекислым газом. Винты трехлопастные ВИШ-42 диаметром 2,80 м с регуляторами.
Бензобаки — протестированные.
Хвостовое оперение состояло из стабилизатора и двух килей, закрепленных на его концах.
Управление самолетом смешанное: рулями и элеронами — жесткое, триммерами — тросовое, щитками — гидравлическое.
Оборудование. Предусматривалась установка автопилота АВП-12, радиостанции внутри эскадрильной связи. Для членов экипажа устанавливалось переговорное самолетное устройство СПУ-ЗМ, были предусмотрены пневмопочта, трехцветная сигнализация.
Электропитание обеспечивали два генератора ГС-1000 и два аккумулятора 12А-30.
Стрелковое вооружение. На самолете устанавливалось шесть пулеметов ШКАС, расположенных попарно в трех установках: носовой с боезапасом 1000 патронов, задней турельной с боезапасом 2000 патронов и люковой с боезапасом 1500 патронов.
Масса конструкции, без бомб и горючего, составляла 8600 кг. Еще 500 кг добавили в качестве резерва. Таким образом, масса ПБ без бомб и горючего стала равной 9100 кг.
После этого были сделаны расчеты по определению характеристик машины в зависимости от заданной дальности полета и величины бомбовой нагрузки.

 

Вариант нагрузки Нормальный I II III
Вариант полета ближний дальний ближний дальний
Масса бомб, кг 1500 2000 3000 2000 4000 1000
Дальность полета, км 1500–1800 2500–3000 2500–3000 3500–3800 2000 4000–5000
Масса горючего, кг 1600 3100 3200 4200 2200 5200
Полетная масса, кг 12 200 14 200 15 300 15 300 15 300 15 300
Нагрузка на крыло, кг/м2 159,5 185,5 200 200 200 200
Нагрузка на мощность, кг/л. с. Масса самолета над целью, кг 2,78 3,23 3,48 3,48 3,48 3,48
до сброса бомб 11 300 12 500 13 600 13 100 14 100 12 500
после сброса бомб Средняя масса самолета, кг 9800 10 500 10 600 11 100 10 100 11 500
при полете на задание 11 750 13 350 14 450 14 200 14 700 13 900
при возвращении с задания 9450 9800 9850 10 100 9600 10 300

 

Технический проект ПБ был готов в сентябре 1939 года. 29 сентября состоялось его обсуждение в ОТБ с представителями УВВС и НИИ ВВС РККА.
Результатом обсуждения стало письмо Берии от 4 декабря на имя Ворошилова.
«Сов. секретно
НКВД, 4 декабря 1939 г., № 5371/Б, г. Москва
Народному комиссару обороны СССР маршалу Советского Союза товарищу Ворошилову
В ОТБ НКВД СССР группой арестованных специалистов под руководством инженера Туполева А. Н. разработан проект скоростного пикирующего бомбардировщика „ПБ“.
Основной особенностью проектируемого бомбардировщика является возможность сбрасывания бомб с любой точки его боевого курса при пикировании на цель под углами, близкими к вертикали (от 50 до 75 градусов к горизонту).
При таком полете самолет достигает скорости до 900 км/час, при этой же скорости и производится сбрасывание бомб.
Благодаря большой скорости сбрасывания, бомбы у цели приобретают скорости, близкие к скоростям артиллерийских снарядов, и по расчетным данным смогут пробивать броню лучших современных военных судов.
Самолет запроектирован под четыре мотора М-105 с учетом возможности перехода на два более мощных мотора М-120 с минимальными изменениями конструкции.
Этот проект обсуждался на техническом совете ОТБ НКВД СССР 29 сентября 1939 г. совместно с представителями УВВС тов. Смушкевичем и НИИ ВВС РККА т.т. Лосюковым, Петровым, Стефановским и другими.
Замечания, сделанные военными представителями при обсуждении проекта, были учтены конструктором в процессе дальнейшей разработки проекта.
Наряду с этим проектом, группой арестованных специалистов под руководством Надашкевича разработаны также проекты новых бронебойных бомб (НББ) весом от 10 до 1500 кг, предназначенных для поражения современных военных судов при бомбардировке с пикирования…
… Посылаю Вам объяснительные записки к проектам самолета „ПБ“ и новых бомб. Прошу Вас ознакомиться с записками и сообщить мне Ваше мнение.
Приложения: 2 объяснительные записки.
Народный комиссар Внутренних дел Союза ССР
Л. Берия».
В начале января 1940 года Ворошилов дает предварительный ответ и одновременно приказывает своим службам немедленно подготовить аргументированный отзыв.
«Совершено секретно
Народному комиссару Внутренних дел СССР товарищу Берия на № 5371/Б
Проект конструкции четырехмоторного пикирующего бомбардировщика, разработанный группой Туполева при условии выполнения всех летно-технических данных, запроектированных авторами проекта, представляет большой интерес.
Необходимо в кратчайший срок построить опытный образец данного самолета, внеся изменения в конструкцию, обеспечивающие:
а) место для 4-го члена экипажа — стрелка для стрельбы люковыми установками;
б) размещения всех бомбодержателей внутри самолета (в плоскостях и фюзеляже).
Конструкторов следует ознакомить с германским пикирующим бомбардировщиком Хейнкеля…
О Ваших мероприятиях прошу держать меня в курсе.
К. Ворошилов».
Вверху рукой Ворошилова была сделана приписка:
«Нужно все это показать т. Алексееву и его инженерам, которые должны дать немедленно свой отзыв.
К. Ворошилов. 3.1–40 г.».
Такое заключение оперативно подготовил 5 января 1-й отдел 1-го управления Главного управления авиационного снабжения Красной Армии. В нем впервые говорится о нецелесообразности постройки четырехмоторного ПБ и о необходимости сосредоточить все усилия на двухмоторном варианте.
«Совершено секретно
Заключение по предложению ОТБ НКВД
„Скоростной пикирующий бомбардировщик“
Предлагаемый проект четырехмоторного скоростного пикирующего бомбардировщика представляет особый интерес в двух отношениях:
1. Наличие герметических кабин, обеспечивающих на больших высотах управление огнем, и сбрасыванием бомб на пикировании из внутренних держателей.
2. Исключительная емкость количества бомб с их внутренним размещением в самолете.
Последнее вполне очевидно из сравнения с проектируемыми бомбардировщиками по плану 1939–1940 годов.
Из тех же сравнительных данных явствует необходимость увеличения максимальной скорости самолета, тем более, что по плану 1940 г. скорость заказываемых двухмоторных бомбардировщиков определяется в 650–700 км/ч на высоте 9–10 тысяч метров.
Такой самолет очень нужен, но осуществить его лучше сразу с двумя моторами М-120 без промежуточного этапа в четырехмоторном варианте.
Четырехмоторный самолет сложный и дороже в производстве и эксплуатации. Увязка же самолета одновременно под 4 и под 2мотора несомненно внесет лишний вес в конструкцию самолета и может дать ухудшение со стороны аэродинамики машины.
Предложение ОТ Б НКВД целесообразно принять со следующими изменениями:
1. Число моторов оставить 2 М- 120ТК;
2. Экипаж не 3, а 4 человека (4-й человек специально для обслуживания люковой установки);
3. Максимальная скорость 600–650 км/ч на высоте 8000–9000 метров.
Предложить ОТБ НКВД представить для рассмотрения эскизный проект с целью уточнения ряда вопросов. Необходимо обеспечить самолет винтами-автоматами с диапазоном углов, обеспечивающих предохранение моторов от раскрутки на пикировании, лучше установить реверсивные винты.
Н-к 1 управления ГУЛС КЛ Бригадный инженер Федоров.
Н-к 7 отдела 1 Управления ГУАС КА Бригадный инженер… 5.01.40 г.»

 

Самолет ПБ ОТБ НКВД ТБ-4 тов. Ильюшина ПБ-1 тов. Поликарпова
Моторы 4М-105ТК 2М-120ТК 2М-71ТК или 2М-120ТК
Макс, скорость, км/час 570–600 600 640
на высоте, м 8000–10 000 9000 10 000
Нормальная дальность полета на скорости 0,7–0,71 макс. скорости 0,9 макс. скорости 0,9 макс. скорости
с количеством бомб, кг 2000 1000 600
Дальность при перегрузке, км 3500–4250 4000 1700
Емкость бомбодержателей, кг 4000 2000 1600
Экипаж, чел. 3 4 3

 

На основании этого заключения начальник ГУАС комдив Алексеев 9 января 1940 года кладет на стол наркому обороны развернутые соображения по проекту ПБ.
«НКО СССР
Народному комиссару обороны СССР Маршалу Советского Союза товарищу Ворошилову
ГУАС КА, 9января 1940 г., № 501025 сс.
Докладываю по проекту четырехмоторного пикирующего бомбардировщика, разработанного группой Туполева, и по системе бомб, разработанных группой Надашкевича.
1. По самолету а). Постройка четырехмоторного пикирующего бомбардировщика нецелесообразна, поскольку 'задачи, возлагаемые на пикирующие бомбардировщики, дешевле и проще могут быть решены в варианте самолета с двумя моторами, б). Максимальная скорость самолета, предлагаемая группой Туполева, ниже максимальной скорости самолетов, заказываемых по плану опытных работ 1940 г.
Исходя из этого, считаю наиболее целесообразным поручить группе Туполева разработать проект 2-х моторного пикирующего бомбардировщика под моторы М- 120ТК и под существующие типы бронебойных (ракетных), фугасных и осколочных бомб. Бомбардировщик должен обладать скоростью не менее 600–650 км/ч на высоте 8000–9000 метров и иметь реверсивные винты с автоматами против их раскрутки на пикировании.
2. По авиабомбам а). Система бронебойных бомб, предлагаемая группой Надашкевича, базируется исключительно на свободном падении бомб, в результате, выигрывая в длине бомб, эта система теряет в пробивном действии по сравнению с уже разработанными и испытанными ракетными бронебойными бомбами, кроме того, предлагаемая система бронебойных бомб в 7калибров крайне усложнит производство и их боевое применение и снабжение. б). Система мелких осколочных бомб из трех калибров не имеет никаких преимуществ по сравнению…
Приложения: Заключение на 46 листах и проект письма т. Берии в 2-х экземплярах.
Начальник Гл. Упр. Ав. Снабжения Красной Армии Комдив /Алексеев/.
Военком Гл. Упр. Снабжения Кр. Армии Бригадный комиссар /Князев/».
Письмо Ворошилова к Берии превратило доклад Алексеева в документ, который следовало выполнять:
«Народный комиссар обороны Союза ССР
Народному комиссару Внутренних дел СССР товарищу Берия
„_“ января 1940 г.
Направляю доклад и заключения, представленные мне Главным Управлением Авиационного Снабжения Красной Армии. С докладом и заключениями я согласен.
Приложение: упомянутое.
/К. Ворошилов/».
Заключение и докладная записка начальника ГУАС КА П. А. Алексеева наркому обороны положили конец работам по четырехмоторному варианту «ПБ». Впоследствии, после реабилитации Туполева, проект ПБ с четырьмя моторами М-105 получил в ОКБ порядковый номер АНТ-57.
* * *
КБ В. М. Петлякова, приступившее к работе раньше остальных, первым пришло к желанному финишу. В апреле 1940 года состоялись первые вполне удачные полеты высотного скоростного трехместного истребителя-перехватчика конструкции зека В. М. Петлякова.
Самолет участвовал в первомайском параде. И тут же, в мае, следует указание сделать из этого самолета трехместный пикирующий бомбардировщик. Для выполнения работы в отведенные для этого 45 дней под руку арестанта Петлякова переводится около 300 вольных работников, присланных из ОКБ А. С. Яковлева, С. В. Ильюшина, А. А. Архангельского. Вольные и зеки работают, не считаясь со временем. Все бремя ответственности — на Петлякове.
Но у каждого, как говорится, свои заботы. Мы уже писали об этом событии, но ход повествования заставляет вернуться к нему еще раз. 2 июня 1940 года, в момент передачи чертежей на завод для серийной постройки машины, то есть самый ответственный момент, Владимира Михайловича вызывают в особую комнату. И конструктор-вредитель, создавший, как вскоре выяснится, самый массовый фронтовой бомбардировщик Отечественной войны, расписывается в том, что ознакомлен с приговором — 10 лет исправительных трудовых лагерей.
Чуть раньше, 28 мая 1940 года, в этой же комнате А. Н. Туполев расписался в том, что ознакомлен с приговором — 15 лет ИТЛ.
Вот полный текст аналогичного приговора, прозвучавшего там чуть позже, 8 июня 1940 года.

 

«ПРИГОВОР
Именем Союза Советских Социалистических Республик
Военная Коллегия Верховного Суда ССР в составе
Председательствующего Армвоенюриста В. В. Ульрих
Членов: Корвоенюриста ИО.Матулевича и Диввоенюриста А. М. Орлова
При секретаре военном юристе I ранга А. А. Батнер в закрытом судебном заседании, в г. Москве, 29 мая 1940 г. рассмотрела дело по обвинению:
Саукке Бориса Андреевича, 1891 г. рождения, бывшего ведущего инженера на заводе № 156, — в преступлениях, предусмотренных cm. cm. 58–7и 58–11 УК РСФСР. Предварительным и судебным следствием установлено, что обвиняемый Саукке является участником антисоветской шпионской (Прим автора. Слово „шпионской“ было зачеркнуто) организации, в которую он был завербован в 1929 г. одним из активных участников этой организации Петляковым.
Как участник антисоветской организации обвиняемый Саукке проводил вредительскую деятельность в проектировке самолетов, что давало большой брак на производстве. Таким образом доказана виновность Саукке в совершении им преступлений, предусмотренных cm. cm. 58–7 и 58–11 УК РСФСР.
На основании изложенного и, руководствуясь ст. ст. 319 и 320 УПК РСФСР, Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР приговорила:
Саукке Бориса Андреевича к лишению свободы сроком на 10 лет, с поражением в избирательных правах на пять лет и с конфискацией лично ему принадлежащего имущества.
Срок лишения свободы исчислять с 28 декабря 1938 г. Приговор окончательный и кассационному обжалованию не подлежит.
Зачеркнутое „шпионской“ не читать.
Председатель /Ульрих/.
Члены: /Матулевич/, /Орлов/».

 

Трудно ответить на вопрос, о чем думали в НКВД, предпринимая эту дикую акцию по деморализации заключенных инженеров. Ведь за стенами ЦКБ-29 дела с авиацией после репрессий были далеки от удовлетворительных.
В войне с Финляндией самолеты СБ с их 500-килограммовыми бомбами оказались бессильными против укреплений линии Маннергейма. Несколько четырехмоторных ТБ-3, ветеранов экспедиции на Северный полюс 1937 года, могли летать только ночью, ибо днем опасались встречи с истребителями. Да и эти полеты вскоре были запрещены командованием, чтобы не рисковать жизнями прославленных командиров И. П. Мазурука и М. В. Водопьянова с их экипажами.
Построенные взамен СБ самолеты ББ-22 были способны поднять всего несколько 100-ки-лограммовых бомб. И вот в такой обстановке НКВД наносит очередной жестокий удар по людям, работающим и без того на пределе физических и духовных возможностей. Можно ли найти логику в этом поступке?
В эти тяжелые дни в полную силу проявился громадный нравственный авторитет Андрея Николаевича Туполева. Он сумел внушить товарищам веру в неизбежную победу справедливости, убедить их в необходимости продолжения работы с тем же упорством и напряжением, как и прежде.
Назад: «ПБ» 4 х М-105ТК (AHT-57)
Дальше: ФБ 2М-120 ТК