Глава 28

Я положила в багажник машины кирку и мотыгу, которые одолжила у отца. Кстати, он наверняка поехал бы с нами, попроси я его, но я также знала, что, несмотря на всю его непредвзятость, было у него и немало сомнений, способных ослабить энергию, так остро необходимую мне и моей матери. Нет, конечно, дополнительная мускульная сила была бы нам очень кстати, однако я не собиралась просить Джека, а моей матери хватило здравого смысла этого не предлагать.

– Где Нола? – спросила я, увидев, что ко мне идет мать – в спортивных шортах и кроссовках, чего я на ней отродясь не видела и даже не предполагала, что они у нее есть. Интересно, она надела их нарочно, так сказать, в знак солидарности со мной, чтобы избавить меня от комплексов по поводу моего собственного наряда. Или же наоборот, подумала я, глядя на затрапезные джинсы и свободную футболку с логотипом «Гринписа», которую дала мне Софи. Это был предел падения. Принять от Софи тряпки, да еще купленные в секонд-хенде, – это потребовало серьезных мировоззренческих корректировок. Впрочем, менее серьезных, чем я ожидала. Или же у меня вообще не осталось собственного мировоззрения.

– Я рано утром отвезла ее к Джеку. Похоже, у них была запланирована вылазка на природу, и Нола не смогла составить нам компанию.

Сама я проспала до десяти часов, чего не делала с младенчества, и, очевидно, пропустила отъезд Нолы.

– Понятно. Тогда нам не нужна третья лопата. – Моя досада по поводу злосчастной лишней лопаты была подозрительно сильной, но в мои планы не входило копаться в собственных чувствах из-за боязни разреветься. Мать же странно посмотрела на меня.

– Запас никогда не помешает, – сказала она, открывая пассажирскую дверь, и села в машину.

Следующие полтора часа мы провели в поездке в Джорджтаун, сражаясь за кнопки радио – я все время норовила включить станцию с репертуаром семидесятых, чтобы послушать мою любимую «АББА», мать ловила те, что исполняли классическую музыку. В результате я даже пожалела, что установила спутниковое радио. Дело кончилось тем, что я подключила к стереосистеме айпод, и мы были вдвоем вынуждены слушать мой плей-лист, состоявший из большого количества «аббовских» хитов и прочей танцевальной музыки восьмидесятых. Я не стала извиняться, понимая, что моих извинений будет недостаточно для моей воспитанной на классических операх матери.

Шоссе № 17 – это одинокий участок автострады, рассекающей Чарльстон и далее бегущей вдоль океанского побережья. Мимо промелькнули знакомые названия – Остров Салливана и Макклелланвилль. В обоих городках я с моими подругами по колледжу проводила летние и другие каникулы. Пока я училась в Университете Южной Каролины, отец продолжал колесить по стране с одной военной базы на другую, поэтому на каникулы и праздники я «брала напрокат» первый подвернувшийся мне дом и семью. Мне и в голову не приходило навестить отца, потому что давно уже не испытывала потребности быть его сиделкой.

На подъезде к историческому городку Джорджтаун мать развернула большую, изрядно помятую карту образца этак 1989 года.

– Съезд должен быть справа.

– Мама, у меня есть GPS. Все, что нужно сделать, – это ввести адрес…

– Эти вещи вечно врут. К тому же я сомневаюсь, что любой GPS может найти это место. Это заброшенная усадьба, где десятилетиями никто не жил. Даже Ивонна не смогла дать нам точный адрес.

– Мама, навигатор работает через спутник. Все, что существует, можно увидеть…

– Ну-ну, – сказала она с легким смешком. – По-моему, нет ничего надежнее старой доброй карты, которая всегда поможет вам добраться туда, куда нужно.

– Отказ от технологий просто означает, что ты стареешь, – назидательно изрекла я, сворачивая на грунтовую дорогу. После этих слов мать замолчала.

Пыль облаком летела из-под колес, проглатывая дорогу позади нас. Машина то и дело подскакивала на камнях, задевала корни и ветки. Я даже пожалела, что не взяла отцовский грузовик. Над нами, закрывая солнечный свет, густо нависал свод векового соснового бора, отчего казалось, будто я нахожусь внутри церкви. Увы, ничто из этого не успокоило мои натянутые как струна нервы. Впрочем, если учесть, что мне предстояло рыть могилу, удивляться было нечему.

– А если кто-нибудь нас увидит? – спросила мать.

Еще дома мне пришло в голову захватить лыжные маски и что-нибудь еще, чтобы закрыть наш номерной знак, но я отмела эти идеи как продукты просмотра слишком большого количества серий «Макгайвера» по ночному телеканалу, ставшему мне во время моей недавней бессонницы закадычным другом. Тем не менее, если меня застукают за раскапыванием могилы, это будет выглядеть очень плохо, особенно на страницах чарльстонских газет. И уж тем более если они поместят мое фото в затрапезных джинсах.

– Вряд ли нам есть о чем беспокоиться, – сказала я. – Ивонна проверила документы и убедилась, что дом и земля заброшены с 1950-х годов, когда умерли родители Джонатана. Участок унаследовал один из его братьев с севера Джорджии, но с тех пор здесь никто не жил.

– Значит, мы вторглись в частную собственность, – заключила мать.

– Да. Но это будет наименьшее из обвинений, если нас поймают. – Я притормозила. – Если хочешь повернуть назад, говори сейчас.

Мать, а следом за ней и я, обернулась и посмотрела в заднее окно машины, где по-прежнему висели клубы рыжей пыли, а затем по обе стороны узкой дороги, от которой в лес тянулись канавы. Она посмотрела на меня:

– Боюсь, возвращаться уже поздно. Как ты считаешь?

Я кивнула, зная, что она права, и во многих отношениях. И нажала на педаль газа. Машина устремилась вперед. Меня же охватила странная радость, оттого что пути назад нет.

Викторианская ферма посреди поляны, когда мы наконец подъехали к ней, похоже, вела свое последнее сражение с наступающим лесом. Она оказалась именно такой, какой я ее себе представляла, – с остроконечной крышей, просторным крыльцом и прямыми линиями опор, прямиком со страниц книги по американской истории. Такой стиль, вероятно, существовал в самых разных частях страны, вызывая в голове образы многодетных семей и кур на переднем дворе, а не убийств и пустых могил. Единственная разница между моей мысленной картинкой и тем, что предстало моему взору, заключалась в том, что дом казался еще более заброшенным и одиноким, чем я себе его представляла.

В окнах не было стекол, и в зияющие отверстия были видны рухнувшие потолки и обвалившиеся стены. Сквозь крышу пробивалось наружу массивное дерево, сорванная черепица наполовину вросла в землю там, где упала, как будто в подтверждение силы бури, сбросившей ее вниз.

Я остановила машину и выключила зажигание.

– Предполагаю, что семейное кладбище за домом.

– Так сказала и Ивонна. – Моя мать повернулась ко мне: – Ты ведь не любишь кладбища.

Это был не вопрос.

– На них ничего хорошего не происходит.

Мать взяла мою руку и сжала:

– Помни, вместе мы сильнее. Не забывай об этом.

Пожав в ответ ее руку, я вышла из машины. Мы стояли посреди оглушительной тишины, наполненной лишь фоновым гулом тысяч невидимых насекомых. Я ощущала запах близлежащего болота и вездесущей чавкающей грязи, который приятно щекотал мне нос. Говорят, именно так можно узнать истинного уроженца Южной Каролины – если человек не морщит нос от ни с чем не сравнимого запаха лесной гнильцы.

– Ты что-нибудь чувствуешь? – спросила мать. Мы стояли, глядя на заброшенный дом, на который неумолимо, проглатывая его целиком, наступал двор с его сорняками, росшими уже сквозь доски веранды.

– Нет. Во всяком случае, пока. Может, им нет причин здесь быть.

Мать пристально посмотрела на меня:

– Или же мы еще не дали им причину.

Я тяжело сглотнула, пытаясь сосредоточиться на предстоящей задаче. Открыв багажник, я передала матери лопату, затем достала кирку и вторую лопату, для меня. Мы уже завернули за дом, когда я отчетливо услышала звук хлопнувшей двери машины.

Я вздрогнула и остановилась.

– О нет, здесь кто-то есть! – Я быстро прикинула, сколько времени нам нужно, чтобы добежать до машины, а потом выехать по длинной гравийной дороге. Но затем я посмотрела на мать, но не заметила на ее лице ни тревоги, ни даже удивления. Скорее она как будто извинялась.

На смену страху тотчас пришел гнев.

– Ты кого-то ждешь? – спросила я, медленно шагнув вперед. Мои подозрения усилились, а потом и подтвердились, так как я услышала голос Нолы.

– Они здесь, – объявила она, когда мы с матерью завернули за угол дома.

Джек и Нола стояли возле его пикапа, в руках у обоих было по лопате. Чтобы провести средневековую охоту на ведьм, нам нужна была только пара вил.

– Что ты здесь делаешь? – спросили в унисон мы с Джеком и посмотрели на Нолу и мою мать. Обе внезапно виновато потупили глаза.

– Мама! О чем вы думали?

Мать с невозмутимым видом подошла к нам.

– Я подумала, что нам пригодится помощь Джека. Нола со мной согласилась.

Нола встала между Джеком и мной:

– И было бы хорошо, если бы вы двое помирились. Я совсем как тот чувак в «Холостяке», который пытается выбрать между вами двумя. Это неправильно.

Джек в замешательстве уставился на меня:

– Что это с тобой?

Ты, чуть не вырвалось у меня, но мне не хотелось давать ему больше власти надо мной. Я не могла посмотреть ему в глаза, так как тотчас вспомнила унижение нашей последней встречи. Я гордо выпятила подбородок:

– Я в отпуске. Это то, что люди носят в отпуске.

Уголок его рта приподнялся в знакомой усмешке:

– В круизе пенсионеров в Канкун, может быть. Где ты взяла этот прикид?

Я пыталась оскорбиться, но не смогла. Даже если Джек и не был моим, было приятно видеть, что это по-прежнему Джек. Тем не менее я не рискнула ответить, мол, «у Софи» или «в комиссионке». Вместо этого, собрав последние осколки самоуважения, я снова спросила:

– Почему ты здесь?

– Думаю, по той же причине, что и ты. – Он посмотрел на дочь: – Нола рассказала мне о письмах Джулии. Она услышала достаточно, чтобы сообщить мне о том, что в них говорится. Но, как человек умный, вместо того чтобы рассказать мне то, что она уже знала, моя дочь позволила мне самому прийти к такому же выводу, что, очевидно, и вы – второе тело, похороненное вместе с Уильямом, принадлежит Джонатану.

Любопытство взяло верх, заставив меня забыть мое унижение и острую боль в области сердца, напоминавшую о себе всякий раз, когда я смотрела на него.

Достаточное любопытство, чтобы забыть о моем унижении и колющей боли в области моего сердца, которая возникала каждый раз, когда я смотрел на него.

– Почему ты так думаешь? – спросила я.

Джек почесал затылок.

– Его смерть от гриппа в 1938 году была слишком большим совпадением. Сначала Уильям, потом пожар в доме, затем Джонатан – все в одном и том же году. В тот год не было эпидемии гриппа, что вовсе не означает, что он не мог умереть от него. Просто его смерть была… слишком кстати.

– А, как известно, совпадений не бывает, – сказала Нола, сияя довольной улыбкой.

– Молодец. Схватываешь на лету, – сказал Джек и даже погладил ее по головке, словно она была маленьким ребенком. Нахмурив брови, как будто пытался скрыть интерес, он повернулся ко мне: – А ты? Как ты догадалась?

– Письма были полны поэтических излияний о прекрасных белокурых волосах адресата письма. Судя по семейным фотографиям Маниго, которые я видела, у Джулии были темно-каштановые волосы. Уильям был блондином.

– Понятно, – кивнул он. – В любом случае, когда я поделился с ней своим умозаключением, а также как бы невзначай обмолвился, что, если найти могилу Джонатана и та окажется пустой, мы получим довольно убедительное подтверждение тому, кто был похоронен рядом с Уильямом Маниго. Нола изобразила удивление. Предполагаю, она даже убедила Ивонну, с которой я встретился вчера, не говорить мне, что она уже сообщила тебе информацию о том, где искать могилу Джонатана.

Нола сделала вид, что сосредоточенно разглядывает лежавший на земле камень.

Мы с Джеком стояли лицом друг к другу, избегая при этом встречаться взглядами.

– Что ж, – сказала я, – я рада, что мои выводы подтвердились. Но я думаю, что дальше Нола, моя мать и я можем справиться сами. В конце концов, все это тебя не касается.

Моя мать шагнула вперед:

– Давай не будем торопиться, Мелли. Джек уже здесь, и мы действительно могли бы воспользоваться его мускулами, чтобы помочь нам копать. Так дело пойдет в два раза быстрее.

Как бы мне ни хотелось ей возразить, я знала: мать права. Еще одна пара рук ускорит процесс – даже если это руки Джека. Я даже подумала, что смогу работать спиной к нему, чтобы лишний раз не смотреть на него. Или слышать, как он дышит, что вернуло бы слишком много воспоминаний.

– Как скажешь, – с тяжелым вздохом на манер Нолы сказала я.

– Нет.

Мы все трое как по команде посмотрели на Джека.

Он скрестил на груди руки.

– Нет, – повторил он. – Пусть Мелли попросит меня как следует. Как она только что заметила, это не мое дело. Если же ей нужна моя мышечная сила, ей придется меня попросить.

У меня в буквальном смысле отвалилась челюсть.

– Ни за что на свете…

– Мой ишиас дает о себе знать, Мелли, – перебила меня мать. – Вряд ли от меня будет большая польза. Значит, остаетесь лишь ты и Нола. Но какой из нее землекоп, с ее воробьиным весом? Поэтому, прежде чем принимать поспешные решения, хорошенько подумай.

Я попыталась представить себе, как я энергично орудую лопатой, но дальше первых попыток снять верхний слой земли дело не пошло. Одна только мысль об этом истощила мои запасы энергии, не говоря уже о том, сколько это займет времени. Да и неизвестно, что будет потом.

Я набрала полную грудь воздуха и, глядя куда-то за спину Джека, сказала:

– Не могли бы вы остаться и помочь нам копать?

– Ну, поскольку вы так вежливо попросили, – сказал он с тенью улыбки в голосе.

Я отважилась посмотреть Джеку в глаза, отметив в очередной раз, какие они пронзительно-голубые. Более того, я не заметила в них насмешки, казалось, он пытался что-то увидеть в моих. Я отвела взгляд, впервые не сумев догадаться, что у него на уме.

– Тогда вперед, – сказала я и, взяв лопату и кирку, решительно шагнула мимо Джека.

– Симпатичные джинсы, – прокомментировал он, когда я прошла мимо. У меня тотчас возникла пара идей на тот счет, какое применение я могла бы найти кирке и лопате помимо копания.

Как и описала Ивонна, за домом лежало небольшое семейное кладбище. К нему вела каменистая тропинка, почти незаметная за зарослями сорняков. Заржавевшая кованая ограда окружала поляну с несколькими покосившимися надгробиями. Их закругленный верх был виден, лишь когда ветер колыхал траву.

– Что там существует между вами, женщинами по фамилии Миддлтон, и семейными кладбищами? – спросил Джек.

Моя мать выразительно подняла брови. Я поняла: она тоже вспомнила, когда мы последний раз были на кладбище вместе, пытаясь угомонить дух Розы Приоло. Тогда все едва не закончилось катастрофой.

– Я ничего не чувствую, – сказала я. – Как будто все духи здесь пребывают в покое.

– Или их вообще нет здесь, – добавил Нола.

Мне очень хотелось надеяться, что она права.

Мы разбрелись по заросшему сорняками кладбищу, читая едва заметные надписи на старых могильных плитах. Их было всего около дюжины, и у Джека заняло не слишком много времени, чтобы найти нужную.

– Здесь! – крикнул он, указывая на белый мраморный памятник в форме креста. – Одно лишь имя… ни даты рождения, ни смерти. Похоже, родители Джонатана не рискнули осквернять крест ложью.

Мы стояли перед памятником и смотрели на толстый слой земли и заросли травы на могиле. Джек потянулся за киркой. Я вручила ее ему, благодарная в душе за то, что он с нами, даже если не спешила это признать, и не только по причине дополнительной рабочей силы. И все же я не отваживалась смотреть на него, а каждый случайный взгляд был сравним с медленным снятием лейкопластыря с незаживающей раны.

– Отойдите, – велел он нам. – Я начну, и потом мы можем по очереди вынимать грунт. Тут нужно выкопать около шести футов в длину и шесть в глубину, и если будем работать быстро, то управимся за пару часов.

– А нельзя ли быстрее? – поинтересовалась Нола. – У меня на сегодняшний вечер свои планы. С Олстон, – добавила она.

Мы отступили. Джек сделал первый взмах киркой. И в этот момент я затылком ощутила первый приступ страха. Я покосилась на мать. Похоже, та тоже это почувствовала.

– Тебе лучше поторопиться, Джек, – сказала она. – Вряд ли в нашем распоряжении будет два часа.

Джек посмотрел сначала на нее, затем на меня, и я поняла: он тоже помнит, как мы в последний раз копали на кладбище. Подняв кирку над головой, он с силой вогнал ее в землю. Та слегка дрогнула подо мной, как будто мы потревожили нечто такое, что не следовало будить.

Пока Джек убирал сорняки и траву, густо росшие на могиле, разрыхляя почву, чтобы мы тоже могли начать копать, мы молча наблюдали.

– Я первая, – сказала я, беря лопату. – Чем быстрее мы будем копать, тем меньше времени нам будет мешать боль.

По причине тесного пространства мы все трое по очереди переходили на противоположный конец от Джека. Он продолжал копать, время от времени меняясь с нами местами, чтобы выровнять глубину ямы.

Солнце нещадно палило, и я мысленно отругала себя за то, что забыла захватить воду. В моей прежней жизни я бы ничего не оставила на волю случая. В моей новой жизни я едва могла вспомнить, что мне делать в следующие полчаса.

– Тебе дурно? – спросила мать.

Я моргнула, глядя на нее. Мои глаза щипало от пота. Я поймала себя на том, что у меня двоится в глазах.

– Просто… слегка перегрелась, – ответила я.

Она взяла у меня лопату.

– Иди посиди в теньке рядом с Нолой и остудись немного. Я могу покопать за тебя.

– Но ведь сейчас моя очередь… – Я умолкла, зная, что если я сейчас не сяду, то просто завалюсь лицом в яму.

Я устроилась рядом с потной Нолой. Ее лицо и руки были перепачканы грязью. Вероятно, и мои тоже. Застукай нас кто-нибудь сейчас и потребуй ответа, что мы здесь делаем, мы вряд ли бы смогли доказать нашу невиновность. Я просидела не очень долго, когда из могилы донесся стук металла о дерево. Моя мать и Джек остановились.

– Мы откопали всего четыре фута земли, но похоже, что это гроб, – объявил Джек. Его рубашка была мокра от пота, но он ее не снял. Подозреваю, что подобную скромность он проявил ради моей матери и Нолы, тем не менее я была ему крайне благодарна. Если я не упаду в обморок от жары, то от лицезрения его голого торса – это точно.

– Я могу закончить за вас, – сказал он и помог моей матери вылезти из могилы. Она подошла и села рядом с нами в тени высокой сосны. Теперь мы наблюдали за Джеком втроем.

С помощью лопаты он удалил с крышки гроба грязь, а затем, отбросив лопату, взял в руки кирку.

– На всякий случай, если он не пустой, вы трое оставайтесь там, где вы сейчас сидите.

Я было запротестовала, хотя вряд ли смогла бы принять вертикальное положение, даже если бы очень захотела. Он вновь замахнулся киркой и резко опустил ее на гроб. Раздался оглушительный треск. Затем Джек отступил на шаг и еще дважды с силой опустил кирку широким концом вниз, чтобы убрать то, что еще осталось от крышки. После чего повернулся к нам лицом:

– Думаю, вам будет интересно взглянуть.

Нола и моя мать встали. Я немного подождала, собираясь с силами, чтобы вновь принять вертикальное положение. Хватаясь для опоры за ствол дерева, я встала и кое-как подошла к остальным.

Мы втроем медленно наклонились над краем зияющей ямы, глядя на разнесенный вдребезги сосновый гроб. От его крышки практически ничего не осталось, и нашим взглядам предстали несколько крупных камней и плотно утрамбованная земля, заполнявшая узкое пространство гроба. Все трое одновременно ахнули.

Моя мать покачала головой:

– Ничего не понимаю. Почему родители Джонатана скрыли убийство сына и даже соорудили ложную могилу?

Джек вытер о джинсы руки.

– Готов поспорить на кучу денег, они не знали, что он мертв. Их просто заставили поверить, что он сбежал с Уильямом.

Я кивнула.

– Из того, что мне известно про Гарольда Маниго, предположу, что он ждал, желая убедиться, что Джулия права насчет Уильяма. Он наверняка знал, что Джулия завидовала наследству Уильяма, да и у самого явно имелись на этот счет свои сомнения. Думаю, Уильям намеревался уйти из дома, но на прощание хотел увидеть своего любовника еще раз. Он даже переоделся в женское платье, и в таком виде его застукал отец. Ссора явно была короткой – если вообще была. Тот факт, что на Уильяме было платье его матери, говорил сам за себя, и Гарольд в порыве гнева выбросил Уильяма из башни и тем самым убил его, умышленно или нет.

– Я не совсем уверена, как все закончилось, но каким-то образом Гарольд выяснил, где Уильям встречался со своим возлюбленным, и поймал Джонатана. Надеюсь, вы представляете себе, как он был потрясен, когда узнал, кем был его будущий зять? Сомневаюсь, что смерть Джонатана была случайностью.

– Определенно нет, – согласился Джек. – Думаю, он бросил оба тела в свой грузовик и поехал на семейную плантацию, где и закопал их, а затем сжег дом, чтобы никто не вернулся и случайно не обнаружил могилу. Чтобы успокоить родителей Джонатана, предполагаю, что он сказал им, что Уильям и Джонатан сбежали вместе, что по тем временам было позорным клеймом и, по сути, заставило их молчать. Чтобы спасти лицо, они подделали смерть Джонатана и даже устроили фальшивые похороны. В любом случае, он ушел от них навсегда.

– Бедная Джулия, – сказала мать, качая головой. – Все эти годы винить себя в том, что Уильям уехал.

Нола нахмурила лоб:

– Но тогда почему призрак Уильяма пытался остановить Джулию, чтобы та не обнаружила эти могилы? Разве он не хочет отомстить за свою смерть?

Я смотрела на гроб, слушала их разговор, но вместо этого видела темную ночь насилия и утраты. А также ощущала присутствие Уильяма, причем совсем рядом. И оно не несло в себе угрозы. Прежде чем я смогла спросить его почему, до меня дошло. Останови ее. Если она этого не сделает, будет только хуже.

– Он пытался защитить Джулию, – сказала я. – Он хотел, чтобы она и дальше верила, что Джонатан умер, любя ее, хотел уберечь ее от боли наихудшего из предательств.

Нола кинула в гроб комок грязи.

– Мисс Джулия говорила, что ее мать и Уильям были очень близки. Бьюсь об заклад, после исчезновения Уильяма Энн спрятала письма, чтобы Гарольд не уничтожил их. А еще она наверняка видела, как Гарольд убил сына – иначе с какой стати ее вскоре после его смерти упекли в психушку?

Я повернулась к матери:

– Что мы скажем Джулии? – Скажу честно, опыта по этой части у меня не было и я не горела желанием им обзавестись. – Она при смерти. Возможно, ей лучше знать правду, чтобы она могла упокоиться с миром.

Нола закатила глаза:

– Не хватало очередной куклы, преследующей меня по всему дому. Голосую за то, чтобы ей сказать.

Внезапно тяжелое серое облако закрыло солнце, отбрасывающее на нас всех свою свинцовую тень. Мы подняли глаза. Странно. Не считая его, небо было чистым и голубым. Но насекомые умолкли, и в этой жутковатой тишине на нас с силой налетел ветер.

– Пора уходить, – сказал Джек твердо, но спокойно ради Нолы. Мы с матерью помнили еще одно кладбище, на котором мы были не так давно, когда злой дух пытался отомстить тем из нас, кто пытался устранить старое зло.

– Да, – сказала я и наклонилась, чтобы взять пару лопат. – Похоже, приближается гроза. – Перед моими глазами поплыли круги, и я споткнулась.

Мать схватила меня за руку:

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Немного перегрелась. Ты не против сесть за руль?

– Ничуть. Просто сядь в машину и включи двигатель, чтобы заработал кондиционер. А я пока соберу лопаты.

– Только побыстрее. – Я не стала с ней спорить и лишь сжала ее руку. Мой взгляд был прикован к черной туче над нами. Казалось, та опустилась еще ниже, вытесняя из воздуха кислород. – Похоже, мы рассердили Гарольда. По словам Джулии, внешние приличия были для него всем на свете. Даже сейчас, спустя долгие годы, вряд ли он придет в восторг от того, что мир увидит грязное белье их семьи.

Мать ответно сжала мою руку:

– Мы сильнее его. Просто повторяй это себе, и я буду рядом с тобой, – сказала она и зашагала туда, где Джек и Нола засыпали яму.

Я кивнула, хотя и не поверила ей, и проводила ее взглядом. Если честно, я чувствовала себя неважнецки. Все мои силы как будто ушли в песок. Скорее всего, это была естественная реакция моего разбитого сердца, но я бы не взялась это утверждать, так как такое было со мной впервые.

Я села в машину и протянула руку, чтобы включить зажигание и подставить лицо струе холодного воздуха из кондиционера. И в этот момент заметила в подстаканнике бутылку с водой. И хотя та нагрелась на солнце и вовсе не была ледяной, я потянулась к ней, а когда подняла голову, чтобы сделать глоток, мой взгляд остановился на зеркале заднего вида.

Бутылка мгновенно застыла в воздухе на полпути к моим губам, и вода пролилась мне на колени. С заднего сиденья на меня смотрело безглазое лицо Гарольда Маниго. Меня едва не вырвало от тошнотворного запаха смерти и тлена. Я сильнее тебя, – пыталась сказать я, но ложь застряла у меня в горле. Мне было нечем дать ему отпор. Моя мать была вне поля зрения. Я сидела в машине, и, даже если закричать, мои крики вряд ли будут услышаны. И он это знал.

Я потянулась к дверной ручке и нажала ее, но ее как будто заклинило. Объятая ужасом, я нащупала дверной замок, даже в своем паническом состоянии понимая, что тот разблокирован. Холодные, мертвые пальцы сжали мою шею, от смердящего запаха мертвой плоти меня затошнило. Я задыхалась, и что-то со всей силой сдавило мне горло.

Я не надеялась выиграть эту битву, даже если бы моя мать каким-то чудом вернулась. Да и бороться тоже было не за что, никаких причин стоять до конца. Я знала, что сдаюсь слишком легко, но мне было все равно. Жадно хватая ртом воздух, я повалилась на водительское сиденье. У меня перед глазами, застилая собой все вокруг, вспыхнул звездный фейерверк.

На мгновение мне показалось, будто я слышу музыку – песню Бонни. Должно быть, это и есть смерть, подумала я, когда играет музыка и царит полный покой. Я больше не чувствовала боли. Мое тело и кости таяли и становились невесомыми, а я слушала пение Бонни, причем сегодня ее голос звучал громче обычного. Как будто она пела мне на ухо, чтобы я наверняка ее услышала.

Затем внезапно я выплыла за пределы своего тела и посмотрела сверху на крышу машины. Такого умиротворения я еще никогда не испытывала. Музыка продолжала звучать, делаясь все громче и громче, но она была так прекрасна, что я не возражала. Я повернула голову, пытаясь различить слова, которые раньше не могла разобрать.

Моя мать закричала, и я увидела, что она смотрит вверх, что она видит, как я, крутясь, воспаряю все выше и выше над машиной. Я хотела сказать ей, что все в порядке, что я согласна перенестись туда, куда я лечу, что это красиво и умиротворяюще и что мое сердце наконец обрело покой. Мать бросилась к машине и попыталась открыть поочередно все двери, и я неким внутренним слухом услышала, как она сказала: «Я сильнее тебя» – и расплакалась. Она была одна, без моей помощи, и, как и я, она знала, что одних только ее сил будет недостаточно.

Потом я увидела, что к машине бегут Джек и Нола и что у Джека в руке кирка. Замахнувшись, он с силой ударил ею по окну заднего пассажирского сиденья. Острые осколки, словно слезы, усыпали сиденье автомобиля и землю снаружи.

Запустив внутрь руку возле водительского сиденья, он попытался открыть дверь изнутри. Музыка теперь звучала так громко, что я почти не слышала голос Бонни. Ты нужна Ноле. Как и Джек. И он тоже нужен тебе, причем даже больше, чем ты догадываешься. Возвращайся. Вернись и найди глаза моей дочери.

Я посмотрела на мою плачущую мать, на Нолу и на Джека. Тот отчаянно пытался добраться до меня и вытащить из машины. Я на миг снова включила чувства, и боль в моем сердце взорвалась с новой силой, пронзая мне грудь, напоминая мне, что я еще жива. Да, прошептала я, уже неуверенная в том, что отсутствие боли – это веская причина перестать цепляться за жизнь. И он тоже нужен тебе, причем даже больше, чем ты догадываешься. Мне нужно было получить ответ на этот вопрос, а получить я его могла, лишь вернувшись к нему. И к моей матери, и к Ноле и всей остальной моей жизни.

Давление на мое дыхательное горло тотчас прекратилось. Я начала падать. Холодный воздух бил мне в лицо, и вскоре я упала обратно в машину, в тело женщины на переднем сиденье. Дверь пассажирского сиденья была распахнута, и я услышал, как Джек зовет меня по имени. Я попыталась дотянуться до него и даже прошептать его имя, но мой мозг прекратил общение с телом.

– Мелли! – хрипло крикнул он. – Кто-нибудь, позвоните девять-один-один. Побыстрее!

Почувствовав на лбу что-то теплое и влажное, я поняла: это был его поцелуй и теперь все будет хорошо. Я снова услышала, как поет Бонни, каждое слово звучало ясно, как звон колокольчика, и мне захотелось рассмеяться.

– Джек, – наконец пролепетала я.

– Ну, слава богу, – услышала я его голос. – Ничего не говори, береги силы. «Скорая» уже в пути.

– Джек, – пробормотала я, едва ворочая сонным языком. – Я знаю…

– Тссс, – прошептал он, крепко обнимая меня.

Мне наконец удалось открыть глаза.

– Послушай, – сказала я, не уверенная, слышит ли он эту музыку, и, слегка подняв голову, прошептала: – Я знаю, где найти «глаза моей дочери».

Уверенная, что я сказала все, что могла, и что Бонни защитит меня, я отключила сознание и провалилась в глубокий, без сновидений, сон.