Глава 25
Я проснулась еще затемно со знакомым ощущением теплого, мягкого тела в постели рядом со мной. Правда, это конкретное тело было не таким мягким и имело только две ноги вместо четырех. И с ним было намного приятнее спать.
Под простыней рука Джека медленно водила круги на моем голом бедре. Я мгновенно ощутила его интерес к продолжению наших энергичных постельных упражнений предыдущего вечера. Мое тело слегка покалывало в тех местах, о существовании которых я даже не догадывалась. Мое сердце стучало в новом, незнакомом ритме, возбуждая во мне странное желание вздыхать, смеяться и плакать – и все это одновременно. Впервые с тех пор, как моя мать бросила меня, я была довольна тем, где я в данный момент. Моя голова не кружилась, мои мысли не бегали по спискам того, что я должна успеть сделать за день. Я была с Джеком, а это самое главное.
Я была готова нежиться здесь вечно, в уютном коконе темноты, где не было никаких слов, где я могла показать Джеку, что я чувствую, не усложняя все пресловутыми тремя короткими словами. Не то чтобы я не хотела сказать их первой или не была уверена в чувствах Джека ко мне. Мои сомнения были порождены необходимостью сообщить Джеку о Марке и его книге, и я знала, что не могу сказать ему одно, не сказав другого.
Я повернулась к нему лицом, чтобы заглянуть ему в глаза, но его лицо было в темноте, подсвеченное лишь зеленоватыми цифрами на прикроватных часах. Мне стало даже легче оттого, что сейчас я могу смотреть ему в глаза, не краснея при воспоминаниях о предыдущем вечере. Это был идеальный момент, чтобы поведать Джеку, что я узнала о Марке, сказать, что я на его стороне и он всегда может на меня положиться. И если ему понадобится помощь в изготовлении кукол вуду или в разработке сложных схем расчленения, когда никто не будет бесповоротно искалечен и не сядет в тюрьму, я согласна помочь ему.
Вместо этого мой взгляд остановился на часах позади него. Светящийся индикатор показывал, что уже почти пять тридцать утра. Моя голова оторвалась от подушки.
– Черт! – Быстро поцеловав Джека в губы и скинув одеяло, я заметалась по всей комнате, а затем бросилась в прихожую, столовую, гостиную и кухню в поисках моей одежды и обуви, застенчиво прикрываясь подушкой на манер щита.
Джек лениво потянулся, стоя в дверях спальни в чем мать родила. Похоже, мой бег голышом странным образом его возбуждал.
– Что за спешка, Мелли? Разве ты не можешь взять сегодня отгул? Я думал, что мы проведем день дома… в четырех стенах. Где тебе не понадобится никакая одежда. – Он пристально посмотрел на меня: – И зачем вообще прикрываться подушкой? Я и так уже все видел. – Его улыбка была лукавой и немного самодовольной.
Меня одолевал соблазн махнуть рукой на поиски одежды, вернуться в кровать Джека и забыть, пусть ненадолго, об остальном мире. Вместо этого я сорвала с торшера за диваном лифчик и, одновременно ведя поиски трусов, попыталась его надеть.
– Джек, я бы хотела остаться, но я должна вернуться домой, пока все не проснулись и не увидели меня в том, в чем я была накануне вечером. Тем более что моя мать знает, что, когда я ушла с вечеринки, я поехала искать тебя.
Свое платье я нашла в кухне и уже влезла в него, но Джек подошел ко мне сзади и поцеловал в затылок, чем поколебал мою решимость.
– Тебе сорок лет, Мелли. Я уверен, что твоя мать поймет.
Я повернулась в его объятиях и поцеловала его, едва ли не кожей ощущая, что он хочет, чтобы я осталась.
– А как же Нола? Что скажет она?
Джек растерянно посмотрел на меня.
– Тебе следует поторопиться. – Он развернул меня и начал застегивать на мне платье. Затем, пока я искала мою сумочку, заскочил в свою комнату и вернулся в шортах и футболке, держа в руках мои туфли. Он поднял их над головой, словно трофеи: – Извини, что так долго. По неведомой причине они оказались в моей постели.
Я покраснела, вспомнив, как они туда попали.
– Спасибо, – сказала я, взяв у него туфли, и начала обуваться.
– Давай я отвезу тебя.
Я отрицательно покачала головой:
– Если кто-то увидит, что ты меня высадил, будет только хуже. Кроме того, у меня есть собственная машина.
Он положил руки мне на бедра и притянул к себе:
– Так когда же я смогу увидеть тебя снова?
– Сегодня вечером? – Я закусила губу, смущенная собственной смелостью.
Джек усмехнулся:
– Мне, конечно, приятен твой энтузиазм, но, боюсь, сегодня вечером не получится. Моя мать просила меня съездить с ней за покупками на неделю на северо-восток, и поскольку я не могу сослаться на то, что я работаю над книгой, то придется поехать. Она не любит путешествовать одна, а мой отец должен остаться здесь, чтобы присматривать за магазином. Кто знает – вдруг я там найду вдохновение для моей следующей книги? Моя мать уже договорилась с твоей матерью, чтобы та присмотрела за Нолой, пока ты на работе.
Я пыталась скрыть свое разочарование:
– И когда же ты вернешься?
– В следующий четверг. Нам обоим будет к чему стремиться. – Он снова поцеловал меня в шею, и я вздохнула. – И всегда есть телефон.
Я кивнула, думая обо всем, что осталось невысказанным между нами, и, зная, что ничего из этого нельзя сказать по телефону, попыталась признаться.
– Джек… – начала я, но тут на моем телефоне зазвонил будильник и перебил меня.
– Что это было? – спросил Джек, пока я судорожно рылась в сумочке, чтобы вытащить телефон и выключить настырный сигнал.
– Мой будильник. Я всегда просыпаюсь точно в шесть часов, поэтому он установлен на пятнадцать минут раньше будильника у кровати.
Он пару секунда пристально смотрел на меня:
– Это должно быть «меллизм», поэтому я не стану просить объяснений.
– «Меллизм»?
– Так Нола называет все твои странности. Например, все часы в твоей комнате, а также наручные, спешат на десять минут. Или то, что ты наклеиваешь на внутренние панели ящиков ярлыки, чтобы было видно, что куда класть. Меллизмы. – Джек поцеловал меня в лоб. – По-моему очень мило. – Он протянул руку и схватил с кухонного стола ключи. – Давай я провожу тебя до машины. Я не в настроении объяснять этим утром Ноле про птичек и пчелок.
Я вышла вслед за ним за дверь. И когда он поцеловал меня на прощание возле моей машины, постаралась убедить себя, что то, что я должна сказать ему, может подождать одну недолгую неделю.
* * *
Всю следующую неделю мои ноги как будто парили над землей, когда я занималась моими повседневными делами. Я была крайне осторожна, стараясь скрыть от остальных мое настроение, считая, что это справедливо, пока я не сказала Джеку. Но Шарлин пожелала узнать, к какому косметологу я хожу, а моя мать и Нола отругали меня за то, что я поставила чашку с кофейной гущей в холодильник, а молоко сунула в кладовку. Причем дважды. Похоже, один лишь Генерал Ли догадался, в чем дело, и теперь спал у меня в ногах, а не на подушке рядом со мной, как будто понял, что теперь это конкретное место предназначено кому-то другому.
Мой график работы был плотнее, чем обычно. За неделю я заключила рекордные три сделки, заработав мое обычное – и желанное – первое место в рейтинге продавцов в бюро недвижимости Дейва Гендерсона. Джек и Амелия, по-видимому, были заняты не меньше меня, пока коллеги по антикварному бизнесу от Бостона до Нью-Йорка наливали им вино и угощали обедами. Наши телефонные разговоры были краткими, как будто мы оба знали, что в наших отношениях произошли глубокие, но еще не до конца осмысленные изменения. Мы были исследователями неизведанной территории, еще не нанесенной на карты. Я продолжала ждать, когда он скажет мне, что знает, почему издатель расторг с ним контракт, и каждый день, когда он этого не делал, я все больше и больше чувствовала себя виноватой в том, что скрываю от него правду. Однако я убедила себя, что сказать такое по телефону нельзя и что, как только я увижу его снова, я непременно скажу ему, когда мы будем наедине.
Впервые в жизни я могла посоветоваться относительно важного решения с обоими родителями. Впрочем, я знала, что они скажут мне, и не хотела разочаровывать всех нас троих, идя против здравого смысла и голоса рассудка. Я понимала, что веду себя трусливо. Но то, что произошло между Джеком и мной – что бы это ни было, – казалось все еще слишком новым и хрупким, чтобы принять такой удар. Как человек, наблюдающий за приближением торнадо, я до последней минуты не торопилась в убежище, надеясь, вопреки всему, что смертоносный смерч отклонится от курса и обойдет меня стороной.
Ясно было лишь одно: от кукольного домика следует избавиться. С того момента как в земле Маниго были обнаружены человеческие останки, вражда между Уильямом и его отцом обострилась. Нола оказалась в эпицентре их вражды. Они преследовали бедняжку в ее снах, используя ее в качестве канала для продолжения своих споров, разбрасывали по всей комнате ее постельное белье и другие вещи. Миссис Хулихан угрожала уйти, и Нола ходила с темными кругами под глазами. Я поняла: с меня довольно.
В то утро, когда Джек должен был вернуться в Чарльстон, меня разбудили раскаты грома. Генерал Ли испуганно юркнул под одеяло. Открыв глаза, я увидела вспышку молнии, а в ее свете человеческую фигуру рядом с моей кроватью.
Холодная рука коснулась моей руки. Я как ужаленная села в постели. Стены сотрясались от раскатов грома, вспышки молнии беспрестанно озаряли комнату, словно в драматическом финале старого кинофильма. Словно в замедленной съемке, фигура у кровати наклонилась ко мне. Я уперлась пятками в матрас, отталкиваясь прочь от нее, пока моя голова не уперлась в изголовье кровати, как будто пытаясь слиться с деревянной доской. Фигура наклонилась ближе, а в следующий миг комнату озарила очередная вспышка молнии. И тут я увидела перед собой пару широко открытых глаз. Причем глаз знакомых.
– Нола? – Я едва услышала свой собственный голос среди раскатов грома.
Ее рука сжала мою руку с удивительной силой. Когда же она заговорила, это не был ее голос, а нечто глубокое и темное, и не из этого мира. В свете молнии ее лицо было мертвенно-бледным, на месте глаз – как будто пустые глазницы.
– Мы сказали тебе, чтобы ты остановила ее. И теперь ты за это заплатишь. – Ее пальцы крепко сжали мне запястье, перекрывая кровообращение.
– Нола! – крикнула я, пытаясь вырвать ее из транса или какого-то другого состояния, в котором она сейчас пребывала.
– Ты не можешь ее спасти. Ты должна была послушаться нас.
Я с силой взмахнула другой рукой. При этом я задела тумбочку, и лампа на ней покачнулась.
– Нола, проснись! Это сон, проснись!
Мне тотчас стало холодно. Комнату наполнил всепроникающий свет, не имевший ничего общего с бушующей снаружи грозой, хотя верхняя люстра и лампы оставались темными.
– Нола. Проснись. Это просто сон.
Это была Бонни, ее голос был ласковым и мелодичным. Нола подняла голову, и в этом странном свете я увидела ее глаза. Она заморгала. Ее взгляд медленно переместился на меня, затем на руку, сжимавшую мое запястье. Она вскрикнула и закрыла лицо руками.
Свет потускнел, а затем исчез. Я вылезла из-под вороха простыней – хотя мне мешал Генерал Ли, пытавшийся сделать то же самое, – и нащупала выключатель на прикроватной лампе. Встав с кровати, я потянулась к плачущей Ноле и прижала ее к себе.
– Это все Уильям и его отец, – прошептала она сквозь рыдания. – Они были так злы. На тебя! Он хотел, чтобы я делала тебе больно, и я не могла остановиться… – договорить ей помешала икота.
– Кто, Нола? Кто хотел сделать мне больно?
– Отец… Гарольд. Уильям тоже был зол, но на что-то другое. Мне кажется, он был зол на мисс Джулию. Мол, из-за нее все зашло слишком далеко. Что это она во всем виновата.
Я погладила Нолу по спине, давая ей успокоиться.
– Все в порядке, Нола. Ты здесь ни при чем. Я знаю, ты никогда бы не сделала мне больно. – Я попыталась обратить наш разговор в шутку: – Если только я не заставлю тебя снова спеть песню «АББЫ» на публике.
Ее губы задрожали в подобии улыбки, и я поняла, что попала в цель. Я немного отстранила ее от себя и, положив руки ей на плечи, попыталась придумать, что мне делать дальше.
– Думаю, тебе не помешает немного поспать, но ты можешь остаться здесь, с Генералом Ли. Уже почти рассвело, поэтому я собираюсь встать и одеться. А когда я уйду на работу, если ты еще будешь спать, я попрошу мою мать побыть с тобой.
Нола сглотнула, ее плечи расслабились, на лице появилось облегчение.
– Я первым делом звоню Чэду. Попрошу, чтобы он приехал с кем-нибудь из друзей и перевез кукольный дом в квартиру твоего отца, пока мы не выясним, что с ним делать. Ты дашь ему свой ключ, когда он приедет сюда. У меня сегодня утром показ на острове Даниэль, но после него я сразу вернусь сюда. Где-то в половине двенадцатого. Если ты будешь к тому времени готова, мы сразу отправимся к мисс Джулии.
Нола нахмурила брови:
– Зачем?
– Чтобы сказать ей, что я поняла, что означают слова «останови ее», и выяснить, почему Джулия просит прощения. Пора угомонить наших призраков.
Нола кивнула, молча давая понять, что готова составить мне компанию. Я же не стала говорить о том, что я просто боялась выпустить ее из поля зрения, опасаясь, что Уильям и Гарольд не оставят ее в покое, пока мы не найдем ответы на все вопросы. Или что ее мать по-прежнему остается здесь по причинам, которые все еще ускользали от меня.
* * *
Мы с Нолой стояли у входной двери дома на Монтегю-стрит, глядя, как со старого карниза стекает вода, и прислушиваясь к шагам в глубине дома. Нола зябко потерла руки – несмотря на теплый день, они покрылись гусиной кожей.
– Странно, – сказала она.
– Что странно? – спросила я, игнорируя очевидные ответы – «этот дом» и «его призраки».
– У меня вечно возникает жуткое ощущение, когда я стою перед домом и в коридоре. Но никогда в музыкальной или в рождественской комнате, что тоже жутко, но по-другому.
– А по-моему, тут все понятно, – сказала я. – Джулия сказала мне, что ее отец не любил Рождество и никогда не войдет в эту комнату. А музыкальная комната… думаю, туда входит только Уильям, так как именно он любил играть на рояле. С другой стороны, Уильям ведь тоже не самый миролюбивый дух?
Нола покачала головой:
– Это да. Но я… чувствовала его в музыкальной комнате. Как будто он любит слушать. Мне, конечно, было не по себе, но ничего даже близко похожего на ту жуть, которую я чувствую в других частях дома. Как, например, сейчас, когда мне кажется, будто за нами следят.
Я кивнула, но не стала говорить ей, что, когда мы подходили к дому, я видела в башне человека, который – я была почти уверена – и был Гарольд, и что как только мы с ней вышли из машины, у меня по коже пробежали мурашки.
Ди Давенпорт приоткрыла дверь, оставив щель, достаточную для того, чтобы высунуть голову:
– Мисс Джулия неважно себя чувствует. Мне пришлось установить для нее в задней комнате больничную койку. Боюсь, она сейчас никого не принимает.
Я пожалела, что сейчас с нами нет Джека – вот кто бы очаровал помощницу Джулии! Что ж, придется полагаться на собственные силы.
– Это крайне важно, и я обещаю, что мы будем недолго. Пожалуйста, скажите ей… – Я на мгновение задумалась. – Пожалуйста, скажите ей, что я знаю, что пытались ей сообщить Уильям и ее отец.
Ди подозрительно прищурилась:
– Ее брат и отец давно умерли.
– Я знаю. Просто передайте ей. Она поймет, что я имею в виду.
– Почему она здесь? – Ди подбородком указала на Нолу.
Нола шагнула вперед. Ди в свою очередь поспешила сузить щель между дверью и дверной коробкой.
– Потому что я хотела рассказать мисс Джулии, как прошла вечеринка. Ей будет любопытно узнать.
Я вопросительно посмотрела на Нолу: лично я об этом слышала впервые. Она посмотрела на Ди с подкупающей, едва ли не ангельской улыбкой. Похоже, эту способность очаровывать людей она унаследовала от отца.
Ди пристально посмотрела на нас обеих.
– Ждите. Я пойду проверю, – буркнула она.
Ди закрыла дверь, а мы остались ждать на улице. Затем, несколько минут спустя, она появилась снова.
– У вас самое большее пятнадцать минут, – сказала она, закрывая за нами входную дверь. – Мисс Джулию нельзя сильно беспокоить, вы меня поняли?
Мы кивнули и молча последовали за Ди в комнату, в которой напрочь отсутствовал дух Рождества. Здесь на больничной металлической койке, откинувшись на подушки, лежала сморщенная старуха в ночной рубашке, застегнутой под самое горло. Поверх одеяла у ее ног лежала сложенная газета, рядом стоял кислородный баллон, от которого к ее носу тянулись гибкие трубочки.
Ее глаза радостно вспыхнули, стоило ей заметить Нолу, но тотчас потухли, когда ее взгляд остановился на мне. Она жестом велела Ди удалиться. Та со вздохом поставила на стол возле кровати маленький колокольчик.
– Позвоните, если вам что-то понадобится. – Она сурово посмотрела на нас с Нолой, как будто в наши планы входило заставить мисс Джулию танцевать фокстрот или делать что-то не менее изматывающее.
– Почему вы пришли? – спросила Джулия хриплым голосом, как будто до этого несколько дней молчала. Нола села на край стула, который был придвинут к самой стене, чтобы освободить место для кровати, я же осталась стоять.
– Прошлой ночью Уильям и Гарольд посетили Нолу и очень сильно потрепали ей нервы. Они в чем-то обвиняли меня, говорили, что вы опоздали и что меня ждет расплата. Они ведь имели в виду строительство на вашей земле в округе Джорджтаун, не так ли? Это его они пытались остановить… Именно это означали слова «останови ее». Я права?
Ее лицо оставалось непроницаемым.
– Я полагаю, вы знаете, что там были найдены останки мужчины и женщины. Как вы думаете, кто они? Или почему Уильям и ваш отец не хотели, чтобы их нашли?
Часы в виде Санта-Клауса на каминной полке пробили час.
– Вам следует быть более информированной, мисс Миддлтон. Похоже, вы еще не читали вчерашнюю прессу, – она указала на газету в ногах ее кровати, я же дала себе слово, что с этого момента начну читать прессу.
Взяв в руки газету, я обнаружила, что она уже развернута на внутренней странице, где были напечатаны фото сгоревшего дома и пожелтевшие снимки семьи Маниго. Прищурившись, чтобы видеть лучше, я пробежала глазами статью и прочла о том, что и без того знала и о чем говорилось в предыдущей статье. Потом мои глаза остановились на одном интересном месте. Я даже прочла его дважды, прежде чем поняла, в чем суть. После чего зачитала вслух для Нолы:
– «Останки, обнаруженные во время расчистки земли на прошлой неделе, теперь идентифицированы как принадлежащие двум мужчинам, несмотря на то что на одном из тел была женская обувь, корсет и дамские украшения. Власти взяли образцы ДНК у одного из членов семьи Маниго, чтобы установить наличие какой-либо связи с умершими. Судя по стилю обуви и украшений, предварительные данные указывают, что останки могут датироваться 1930-ми годами».
Я опустила газету и посмотрела в глаза Джулии:
– Мог ли один из них быть Уильямом?
Она наморщила лоб и покачала головой:
– Я не знаю. Не знаю! Но я не поверю, что это Уильям. В своей записке он сказал мне, что уходит. Зачем ему было ехать в Джорджтаун, где его знали люди?
– Понятия не имею. Лично для меня это полная бессмыслица. Прежде чем строить какие-то догадки, мы должны узнать, кто похоронен в этих могилах.
Джулия закрыла глаза. Я обратила внимание на то, каким поверхностным было ее дыхание.
– Думаю, мы скоро узнаем наверняка. На прошлой неделе у меня взяли анализ ДНК.
Я не сводила с нее глаз:
– Если одно из тел не принадлежит Уильяму, то почему они не хотят, чтобы вы отдали землю под застройку?
– Мой отец не хотел, чтобы нашей семьи коснулся скандал – независимо от того, чьи это тела. Честь семьи всегда была для него превыше всего. – Она поморщилась, и ее старческое лицо перекосила уродливая гримаса. – Вот почему я всегда точно знала, как причинить ему боль.
Она сурово поджала губы. Я опустилась на колени рядом с ее кроватью, чтобы посмотреть ей в лицо.
– Вот почему вам нужно прощение Уильяма? – тихо спросила я.
Она отпрянула от меня:
– Почему вы задаете мне все эти вопросы? Я ничего не знаю!
Разозлившись, я усилием воли заставила себя заговорить спокойно:
– Потому что ваш брат и отец используют Нолу, чтобы выплеснуть свой гнев, и этому безобразию пора положить конец. Немедленно. Я также могу предположить, что вы хотели бы обрести некоторое подобие покоя. И единственный способ это сделать – это узнать, что удерживает их души на земле. – Я наклонилась к ней ближе и, когда она снова отпрянула от меня, испытала легкое злорадство. – Так зачем вам нужно прощение Уильяма?
Она закрыла глаза, и ее кулаки медленно разжались, словно она сбросила давнее тяжелое бремя.
– Потому что я сказала отцу то, чего не должна была говорить. – Она открыла глаза, но устремила взгляд куда-то за мою спину, видя то, чего я видеть не могла.
Я ждала, не говоря ни слова, боясь, что она больше ничего не добавит. Джулия перевела взгляд на Нолу, затем снова на меня:
– Я не могу… Я не могу вам сказать.
Я подалась вперед и очень тихо сказала:
– Если бы речь шла только о вас и вашей семье, я бы тотчас ушла. Но увы. Нола стала невинной жертвой их злобы, что означает, что и она, и я теперь вовлечены в эту историю. Так что, боюсь, нам придется сидеть здесь до той минуты, когда вы скажете нам правду, сколь болезненной бы та для вас ни была. – Я коснулась ее руки и чуть мягче добавила: – Вам ведь тоже нужен покой. Так дайте же мне помочь вам его обрести.
Она снова закрыла глаза и судорожно вздохнула. Какое-то время она молчала, и я уже начала волноваться, что Ди вернется раньше, чем я узнаю секрет, который Джулия Маниго хранила несколько десятилетий. Наконец едва слышно, что мне пришлось наклониться к ней, чтобы расслышать ее слова, она сказала:
– Я сказала отцу, что Уильям любит наряжаться в платья нашей матери и появляться в таком виде на публике. – Она отвернулась. Я так и не поняла, чего она стеснялась больше – того, что выдала тайну Уильяма, или того, что он делал. – Он всегда старался посещать места, где его не узнают. Но я знала… знала долгие годы. Я была наблюдательная и всегда все замечала.
Она пристально посмотрела на меня, ожидая моей реакции. Я постаралась сохранить бесстрастное лицо.
– Почему вы так долго ждали, прежде чем рассказали отцу секрет Уильяма?
Ее грудь поднялась и снова опала в очередном неглубоком вздохе.
– Потому что мой отец составил завещание и отписал все – бизнес, имущество, все-все – Уильяму. Уильяму! Который мог читать наизусть страницы стихов, но был не в состоянии решить самую простую школьную задачку. Я была умной, практичной, наделена здравым смыслом. Я могла бы построить финансовую империю, если бы только отец не видел во мне лишь женщину. Я думала, что, имея рядом с собой Джонатана, я возьму бразды правления семейным делом в свои руки, а Уильям пусть делает все, что ему заблагорассудится. Таким образом мы все будем счастливы. Я хотела, чтобы мой отец это понял.
К глазам Джулии подступили слезы, и я ощутила тяжесть вины, которую она более семидесяти лет несла на своих плечах.
– Вот почему они повздорили в тот вечер, – сказала я. – Вот почему ваш отец убил его.
Я ждала реакцию Джулии. Хотелось понять, приблизилась ли я к истине. Но она взволнованно покачала головой:
– Но у меня сохранилась записка от Уильяма. Мой отец его не убивал. – Ее голос звенел отчаянием, как будто она хотела, чтобы я согласилась с ее правдой. Вспомнив слова ее брата, я решила, пусть истина будет такой, какой она хочет ее видеть. Она считает это доказательством невиновности там, где ее нет. Ладно, пусть верит.
– Если на старой плантации похоронено тело Уильяма, скажите, кем, по-вашему, может быть другой мужчина? – спросила я.
Джулия покачала головой:
– Я не знаю. Прошу вас. Довольно. – Ее рука потянулась к моей, и я взяла ее.
Я погладила ее по руке, пытаясь успокоить:
– Я сделаю все, что смогу. Сейчас они оба очень сердиты… не знаю, согласятся ли они говорить со мной, но я попробую.
Она сжала мою руку:
– Спасибо.
Она опустила мою руку и потянулась к Ноле. Та встала и подошла ближе.
– Извини, если мои родственники досаждают тебе. Ты молодая и сильная. Сражайся с ними.
Нола кивнула:
– Постараюсь.
Джулия пристально посмотрела на нее:
– Как прошло твое выступление на вечеринке? Жаль, что меня там не было.
– Думаю, что нормально. Людям, похоже, понравилось.
– Она была великолепна, – добавила я. – Гости были поражены, что у юной исполнительницы такой огромный талант.
Лоб Джулии собрался морщинами.
– А эта песня – «Фернандо», – она понравилась гостям?
Нола расплылась в довольной улыбке:
– Еще как! Хотите верьте, хотите нет.
Я посмотрела на часы:
– Нам пора идти. Джек должен вернуться домой в любую минуту.
К моему удивлению, Нола наклонилась и поцеловала старушку в щеку:
– Спасибо вам, мисс Джулия. Когда вы почувствуете себя лучше, мы сможем продолжить наши уроки?
– Конечно, – ответила та.
Мы с Джулией встретились взглядами. В ее глазах читалась мольба, но было в них и что-то иное.
– Я виновата, что Уильям не может упокоиться с миром, – сказала она. – Пожалуйста, прошу вас, помогите ему обрести покой.
Я кивнула и повела Нолу к двери. Лишь когда мы вышли на крыльцо, я поняла, что еще было в глазах Джулии, – она прощалась.
