Глава 24
Темнота прокралась в мой сад незаметно, без всякого объявления. Сквозь заросли цветущей индийской легерстремии и все живые изгороди были протянуты провода с тысячей мерцающих огоньков, обмотаны вокруг толстого ствола большого дуба, создавая иллюзию россыпи звезд в зеленоватом небе. Сад сверкал, как колесо обозрения, моя голова тоже шла кругом, пока я болтала, смеялась и танцевала, все время осознавая, что Джек поблизости, но его никогда нет рядом.
Музыканты, одетые в стиле звезд «Крысиной стаи», весь вечер держали танцующих на танцполе, исполняя классические хиты практически всех десятилетий, чтобы угодить вкусам гостей любого возраста. Чэд оказался на удивление хорошим танцором – отлично изобразил лунную походку Майкла Джексона из клипа «Билли Джин» и станцевал со мной великолепный танец под хит группы the Tams «Будь юной, будь глупой, будь счастливой». Танцпол опустел всего один-единственный раз, когда Нола и Олстон попросили музыкантов исполнить хит «Почему мы бандиты» из репертуара Айс Кьюба. Я единственная из тех, кто был старше четырнадцати лет, узнала эту песню, и то лишь потому, что она часто доносилась из комнаты Нолы. Чтобы спасти положение, я предложила «аббовскую» «Танцующую королеву» и, когда гости толпой повалили на танцпол, удостоила Нолу триумфальным взглядом. Та в ответ лишь закатила глаза.
Марк дважды приглашал меня на танец. Его движения были скорее тщательно оттренированными, нежели естественными, но в целом как партнер по танцу он был неплох, и, главное, на него приятно смотреть, особенно в непосредственной близости. Оба раза Ребекка выискивала Джека и тащила его на танцпол. Я поймала себя на том, что не могу на них смотреть, но не потому, что мне было неловко из-за того, что я сама танцую с Марком, а потому, что видеть их вместе было слишком больно, хотя я и знала, что они больше не пара. Что, однако, не помешало мне заметить, что Джек был отличным танцором. Он не сделал ни одного неловкого движения, которые большинство белых парней непременно выставляют напоказ на танцполе. Я даже взгрустнула, что он крутил в танце не меня и не его рука касалась в данный момент моей талии.
Как раз тогда, когда я подумала, что в меня больше ничего не влезет из закусок и напитков, музыканты заиграли знакомую и пугающую мелодию «С Днем рождения», под которую два официанта вынесли на большом подносе огромный торт с пугающим количеством зажженных свечей. Они поставили его на пустой стол, украшенный розами Луизы из моего сада.
Я застыла перед тортом, а все вокруг хором подпевали, поздравляя меня. Я огляделась по сторонам и увидела знакомые и любимые лица, в кои веки чувствуя себя почти по-настоящему счастливой. Даже старый дом за моей спиной с его изуродованным фундаментом был бессилен омрачить мою радость. Более того, если быть до конца честной, он даже внес свой вклад в мое общее чувство удовлетворения.
Но, поблагодарив гостей и обняв по очереди родителей, я остро почувствовала, что, несмотря на всю мою благодарность, где-то на периферии моего сознания присутствовала пустота, словно некий смутный запах, который, куда бы я ни повернулась, все время ускользал от меня. Я всегда знала, что она там была, однако предполагала, что, как только мои мать и отец примирятся с моей жизнью, она исчезнет. И хотя она больше не казалась такой глубокой и темной, она по-прежнему оставалась там – этакий скелет в шкафу, который я не хотела видеть.
– С тобой все в порядке?
Я обернулась и обнаружила, что смотрю в голубые глаза Джека, и, словно кусочки головоломки, все внезапно встало на свое место, все линии и изгибы идеально вписались друг в друга. Я шагнула к нему, и вместо того, чтобы, как мне всегда казалось, упасть в пропасть, моя нога встретила твердую землю, а мои руки сжали его ладони.
– Со мной все в порядке. – Я улыбнулась, как беспечный подросток. – Я замечательно себя чувствую.
Он странно посмотрел на меня:
– Потому что у тебя был такой вид, будто ты перенеслась куда-то далеко, за пределы собственного тела.
Я откинула голову и рассмеялась, разрываемая на части знанием, но не зная, что с этим делать.
– Похоже на то.
Я нехотя отпустила Джека и повернулась к руководителю музыкантов, который снова обратился ко всем присутствующим:
– Без дальнейших церемоний я хотел бы представить мисс Нолу Петтигрю и миссис Джинетт Приоло Миддлтон, которые споют дуэтом в честь сорокалетия мисс Миддлтон.
Это публичное объявление моего возраста заставило меня поморщиться, но в следующее мгновение толпа буквально вынесла меня к сцене. Нола сидела с гитарой Бонни на коленях, моя мать стояла рядом с микрофоном. Мягкий ветерок в моих волосах и далекие звуки теперь уже знакомой мелодии говорили мне, что Бонни где-то рядом, но я ее не видела. Она как будто знала, что для ее дочери настал момент, когда та оказалась в центре внимания, но сама предпочла оставаться в тени. Бросив в мою сторону робкую улыбку, Нола наклонилась над гитарой и начала перебирать струны.
Я мгновенно узнала мелодию «Фернандо», одну из моих любимых песен группы «АББА», и на глаза мне навернулись слезы. Я отлично знала, каких усилий стоило Ноле играть на гитаре ее матери, но сыграть для публики песню из репертуара «АББА»? Это было для нее сродни пытке.
А потом Нола и моя мама запели, причем так гармонично, что казалось, будто звучал только один голос. Все притихли, взгляды гостей были прикованы к сцене. Казалось, будто музыка и певицы были такой же неотъемлемой частью ночи, как небо, луна и огоньки, мерцавшие над нами на деревьях. После того как последняя нота проплыла и растаяла в темноте, несколько секунд все стояли словно завороженные, и лишь затем раздался оглушительный гром аплодисментов и крики «Браво, браво!».
Я повернулась, чтобы сказать что-то Джеку, но его уже не было. Я снова повернулась к Ноле и моей матери. Те уже уходили со сцены, и я увидела, что Нола позволила отцу обнять ее и поцеловать в щеку. Они улыбнулись друг другу одинаковыми улыбками, и мое сердце вновь защемило от грусти. Я попыталась подойти к ним, но меня вечно кто-то останавливал, чтобы поздравить с днем рождения и расспросить о Ноле. Я лишь краем глаза увидела, как Джек поцеловал в щеку мою мать и пожал руку отцу, а затем вышел за ворота сада. Когда я наконец добралась до Нолы и моей матери, его уже не было.
Подавив разочарование, я обняла их.
– Это было потрясающе… вы обе. И, Нола, огромное спасибо! Знаю, это было для тебя нелегко, что делает твой подарок тем более ценным. Твоя мама гордилась бы тобой.
Она посмотрела на меня, и ее глаза были на мокром месте.
– Как ты думаешь, она после этого уйдет? Я, собственно, ради этого и старалась. Я подумала, что, если она увидит, что у меня все в порядке, у нее не будет причин оставаться. Я не хочу, чтобы она вечно бродила здесь из-за меня.
Я посмотрела в глаза этой храброй и красивой девушке с редким именем и фиолетовыми кроссовками. Это надо же как Джеку с ней повезло!
– Надеюсь.
Я отступила, уступая место другим гостям, спешившим поздравить певиц, и столкнулась с Марком Лонго. Он подхватил меня под локоть, не давая мне упасть, но потом так и не отпустил. Сделав глоток янтарной жидкости из бокала, он сверху вниз посмотрел на меня:
– Я видел, как наш друг Джек ушел. Не иначе как получил кое-какое известие.
– Известие?
– Да, о том, почему его издатель разорвал с ним контракт.
Внутри у меня как будто что-то застыло.
– Откуда тебе это известно?
Марк усмехнулся, сделал еще один глоток и смерил меня задумчивым взглядом.
– Как ты думаешь, кто написал книгу, из-за которой он получил под зад коленом? Подумай сама… я – прямой потомок Джозефа Лонго. Мой издатель понял, что я принесу ему больше денег, так как знаю эту грязную историю изнутри. И в ней есть все: похоть, жадность и убийство. Это название, кстати. Здорово цепляет, как считаешь?
Я пристально посмотрела на него. Казалось, гул голосов вокруг нас странным образом сделался тише.
– Так ты написал книгу о моем доме и о том, что произошло в нем, хотя знал, что Джек тоже писал об этом?
Его улыбка буквально сочилась спесивым самодовольством.
– Зато ему досталась девушка. По-моему, это честная сделка.
Я покачала головой, как будто отрицая все, что он мне говорил. Ему следует добавить в заголовок слова «обман» и «нечестность», подумалось мне.
– Джек знает, что это ты?
Марк допил свой бокал и пожал плечами:
– Еще нет. Но после его сегодняшнего разговора с редактором он довольно скоро поймет. Не думаю, что наш Джек будет доволен мной. – Марк подмигнул: – Или тобой.
– Мной?
– Он подумает, что ты знала об этом с самого начала, – с ухмылкой сказал он. – Серьезно, Мелани. Мне понятно, как Джек этого не просёк. Но ты ведь у нас умница. Даже он не поверит, что ты не знала или хотя бы не подозревала.
Мне хотелось врезать ему, стереть самодовольную ухмылку с его наглой физиономии, но я не хотела терять ни минуты. Джек скоро все поймет, и я должна быть с ним рядом, когда это произойдет. Если он еще не напился. Я почти не сомневалась, что это единственное, из-за чего он способен слететь с катушек.
Я повернулась на каблуках, чтобы отправиться на поиски матери, но смех Марка заставил меня вернуться.
– Знаешь, почему я не хочу больше встречаться с тобой? Потому что ты занимаешься любовью так же, как танцуешь, – как будто ты слишком долго тренировался сам с собой, а партнер просто лишний.
Его смех оборвался. Увидев мою мать у качелей, я быстро шагнула мимо него и была рядом с ней прежде, чем она успела подойти к группе окликнувших ее гостей.
– Мама, я должна уйти. Прямо сейчас.
– Но ведь мы сейчас подаем торт! Что случилось? Ты не заболела? Может, выпила слишком много пунша?
Я покачала головой:
– Дело в Джеке. Похоже, у него проблемы, и мне нужно поговорить с ним.
– Тогда иди, – ответила она без колебаний. – Я извинюсь и сама позабочусь здесь обо всем. Если хочешь, я попрошу Чэда отвезти тебя туда, куда тебе нужно. Позвони мне, если тебе что-то понадобится.
– Обязательно. – Я поцеловала ее в щеку и крепко обняла. – И спасибо за сегодняшний вечер. Знаю, я много капризничала, но все равно я рада, что ты это устроила.
– Не за что. Я очень надеюсь, что это хоть немного компенсировало все пропущенные мною дни рождения.
Вновь поцеловав ее в щеку, я оставила разноцветные огни и благоухание сада позади себя и шагнула в темноту на поиски Джека.
* * *
Вести машину в платье и на каблуках оказалось гораздо сложнее, чем я себе представляла, иначе я бы переоделась после того, как Чэд отвез меня в дом моей матери, где я взяла ключи и сумочку. К счастью, я понятия не имела, где Джек проводил время вдали от меня, но теперь я молча проклинала свою глупость, словно знала, где он, и представляла, чем он занимается, и что это неким образом укрепит или прояснит мои чувства к нему. Как будто неведение вообще имело какое-то значение.
С удивительно ясной головой я поехала в одно знакомое мне место – его квартиру во Французском квартале. Там была гаражная стоянка, так что мне не пришлось долго нарезать круги, высматривая его машину. Вместо этого я нашла парковочное место у тротуара в квартале от его дома и заковыляла дальше на высоких шпильках. И даже удостоилась нескольких восхищенных взглядов от прохожих мужского пола, сосредоточившись на том, чтобы не подвернуть лодыжку, в очередной раз пожалев, что не переоделась в нормальную одежду.
Набрав полную грудь воздуха, я нажала кнопку домофона и стала ждать, когда Джек ответит и впустит меня. Я ждала не меньше минуты и, потеряв терпение, нажала кнопку снова. Пока я стояла, затаив дыхание, из дома вышла какая-то пара. Придав лицу виноватое выражение, я указала на свою сумочку, изобразив потерю ключа, и поблагодарила мужчину, который придержал для меня дверь. Похоже, что то, что я не переоделась, было, в конце концов, не так уж и плохо.
Напевая для успокоения расшатанных нервов мелодию «Фернандо», я на лифте поднялась на этаж Джека, размышляя над тем, каким будет мой план Б, если его не окажется дома. Или если он у себя, но просто не откроет дверь. Или же если он ее все же откроет. Я так и не решила, какой из трех сценариев лучший, искренне недоумевая, как та, у кого в электронной таблице расписан ежемесячный график ношения обуви и ее чистки, может почти в полночь появиться у двери мужчины, заранее не подумав о том, что может произойти дальше.
Я, затаив дыхание, впилась глазами в его дверной звонок и таращилась в него до тех пор, пока у меня не закружилась голова. Затем, прежде чем отговорить себя от этой затеи, я с силой нажала на кнопку указательным пальцем, чтобы убедиться, что услышу его внутри, прежде чем ее отпущу. Мне показалось, будто я ждала около часа, но на самом деле не больше пары минут. Я уже подняла руку, чтобы нажать снова, но так и не довела вторую попытку до конца, потому что Джек открыл дверь.
Он стоял передо мной в дверном проеме – босиком, без смокинга, рубашка расстегнута и вытащена из брюк, подтяжки болтаются у его ног. Он с удивлением посмотрел на меня. Но было в его голубых глазах нечто такое, что было похоже на опасение.
Я постаралась не замурлыкать, не зарычать и не сделать того, что обычно делают крупные кошки, когда на африканских равнинах им попадается газель или нечто такое же вкусное. Я закрыла глаза, чтобы заблокировать эту картину, и обвинила в нелепости создавшейся ситуации коварный пунш.
– Что ты здесь делаешь, Мелли?
Его вопрос прозвучал вполне невинно, но за ним явно скрывался иной смысл.
– Ты слишком рано ушел с вечеринки. Я хотела убедиться, что с тобой все в порядке.
Он пристально посмотрел на меня:
– Тебе ничто не мешало позвонить.
Где-то в коридоре хлопнула невидимая дверь.
– Могу я войти?
Он не отступил и не открыл дверь шире.
– Зачем?
Меня внезапно сковал ледяной холод. Я вспомнила, как в прошлый раз, без предупреждения появившись на его пороге, я обнаружила в его спальне Ребекку.
– Ты один? – пискнула я.
Джек едва заметно улыбнулся.
– Я один, и я устал. Разве это не может подождать до завтра?
– Нет. Не может. – Я не была уверена, что именно я хотела сказать ему – все было в равной мере важно, – но в любом случае я не хотела ждать. – Пожалуйста, позволь мне войти.
Его взгляд медленно скользнул от моего лица вниз, мимо моего подбородка, затем задержался на моей груди и вновь скользнул ниже. В конце концов он снова поднял глаза:
– Ты уверена, что хочешь войти, Мелли?
По моим венам промчался обжигающий вихрь электричества, и я была готова почувствовать запах гари. Я знала, что могу повернуться и убежать, что делала не раз. Или же, наплевав на то, что говорило мне логическое полушарие моего мозга, могла шагнуть вперед, в местность, еще не нанесенную на карту, которую не запихнуть в электронную таблицу. Возможно, виной всему было то, что мне стукнуло сорок лет и я устала от ощущения, что упустила что-то очень важное, а может, виноват был пунш. В любом случае, я толкнула дверь. Джек был вынужден отступить и впустить меня внутрь.
Застыв в коридоре, я пронаблюдала за тем, как Джек запер дверь, после чего повернулся ко мне:
– Тебе что-нибудь принести?
Пить мне не хотелось, но мне нужно было чем-то занять руки, пока я буду пересказывать ему то, что узнала от Марка. Я постреляла глазами во все стороны, пытаясь увидеть доказательства того, что он сорвался и запил. Не то чтобы я не доверяла ему. Скорее потому, что я выросла в семье отца-алкоголика и знала, что кое-какие вещи желательно выяснить.
– Воды. Если она у тебя есть.
Странно посмотрев на меня, Джек направился в свою сверкающую хромом и нержавеющей сталью кухню и достал из шкафчика стакан. Положив в него колотый лед, он налил воду из кулера и вручил его мне. Я сделала глоток. Холодная вода – это именно то, что мне нужно было в эти минуты, тем более что Джек стоял так близко и смотрел на мои губы, когда те касались стекла.
– Почему ты здесь, Мелли? – снова спросил он, мягко и вкрадчиво.
Я хотела рассказать ему про книгу Марка, о том, что я ничего не знала о ней до сегодняшнего вечера, но не спешила это делать. Я знала, каким ударом это будет для него и что это оборвет все, что сейчас существует между нами.
Я сглотнула. Мне хотелось рассказать ему, что я поняла раньше, нечто такое, чему у меня еще не было названия. Это было слишком ново и слишком деликатно, чтобы открыто в этом признаться, тем более что я не была уверена в его чувствах ко мне.
– Потому что я беспокоилась о тебе, – сказала я вместо этого. – О том, что ты мог натворить. Представляю, как тебе неприятно, что твоей книге предпочли книгу другого автора. – Я посмотрела на него в поисках признаков того, что он уже знает о книге Марка и обо всем догадался.
Вместо этого его лицо потемнело, но мы оба остались стоять на месте. Он не повышал голоса, но его слова звучали размеренно и четко, как будто он хотел, чтобы до меня до конца дошел их смысл.
– Ты действительно думаешь, что я снова уйду в запой? Что я поступлю так с Нолой… моей дочерью? Ты задала мне тот же вопрос, когда мы были на Батарее, и я дал себе слово, что с меня хватит тебя и твоего недоверия. – Он провел руками по волосам. – Но так и быть, я отвечу на твой вопрос… Нет, я не запил. Хотя и не отказался бы выпить прямо сейчас… и не один стакан. Но правда в том, что Нолу я люблю больше.
Я быстро заморгала, чтобы не расплакаться от его слов. В Джеке Тренхольме было много такого, чего я не знала, что не удосужилась разглядеть, а все потому, что мне было страшно заглянуть глубже, страшно понять, что, возможно, он и есть тот единственный, с которым стоит безоглядно прыгнуть в пустоту.
Я сделала глоток холодной воды, обнаружив при этом, что у меня дрожит рука, и попыталась найти подходящие моменту слова.
– Извини, что я сомневалась в тебе. Наверно, я это зря. Но я знаю, каково это, когда тебе больно, а ты один на один с судьбой. Я подумала, что поддержка друга тебе не повредит.
Он пару мгновений в упор смотрел на меня.
– Мне не нужен друг. – Он забрал у меня стакан, поставил его на стойку и обеими руками взял мое лицо. – Мне нужна ты.
Все, что я могла, это дышать и пытаться понять слово «нужна», его истинное значение. Его губы на несколько секунд замерли над моими, а потом коснулись их, сначала легко и невесомо, словно пчела, нашедшая новый цветок. А в следующий миг я оказалась прижата к кухонному столу. Его губы впились в мои, а мои руки пытались притянуть его еще ближе. Почувствовав головокружение, я открыла глаза, испугавшись, что потеряю сознание и пропущу, что будет дальше.
Джек отстранился и пристально посмотрел на меня:
– В чем дело?
Я тряхнула головой, пытаясь протрезветь.
– Возможно, я выпила слишком много пунша. У меня кружится голова.
Он улыбнулся одним уголком губ, как будто не хотел подавать виду, что ему весело.
– Розовый пунш на вечеринке?
Я кивнула. И удивилась, зачем ему уточнять это в такой момент? В следующий миг он расхохотался.
– Я пил его весь вечер. Нола и Олстон тоже. Это был безалкогольный.
Я растерянно заморгала. Странно. Откуда тогда я нашла в себе храбрость постучать в его дверь, если пунш был безалкогольный?
– Тогда почему у меня кружится голова? – выпалила я.
Его улыбка исчезла. Он вновь наклонился ко мне:
– Это все, что ты чувствуешь? Потому что я чувствую гораздо большее, чем просто головокружение. – На этот раз его губы встретились с моими без всяких колебаний. Джек навалился на меня, и край кухонного стола врезался мне в спину. Мои губы приоткрылись навстречу его губам. Головокружение почти прошло, зато я почувствовала нечто такое, что, возможно, в эти мгновения чувствовал Джек.
Его губы заскользили по моей шее, оставляя горячий влажный след, затем ниже, к моей ключице. Мои колени сделались ватными. Его руки обнимали мои ягодицы, его зубы впились в мою ушную мочку. Чувство реальности ускользало от меня.
– Твоя мать и вправду купила тебе это платье? – шепнул он мне прямо в ухо. Его теплое дыхание овеяло влажную кожу моей шеи, и мое тело содрогнулось.
– Да. – Мне неким чудом удалось выдавить это слово из моих опухших и как будто утративших чувствительность губ.
– Я уже говорил тебе, что твоя мать очень умная женщина?
Я ахнула, почувствовав, как руки Джека гладят мне спину. Вскоре его пальцы нащупали молнию на моем платье. Я перехватила его руку, пытаясь его остановить:
– Что ты делаешь?
Он тяжело дышал и как будто был слегка раздражен.
– Именно то, что, как мне кажется, ты хотела, чтобы я делал.
Моя привычная потребность контролировать ситуацию отчаянно попыталась выбраться из той серой слякоти, в которую превратился мой мозг.
– Может, мы в первую очередь поговорим об этом. Что… это… будет значить для тебя и меня. Для нас. Я знаю слишком много пар, которые прыгают вместе в постель по ложным причинам, а потом больно ей или ему. Или до них доходит, что они ни в коем случае не должны быть вместе. Или его раздражает то, как она суетится в постели. Или то, что он оставляет волосы в раковине, вызывает у нее желание прибить его, и они расстаются и удивляются тому, что они раньше вообще находили друг в друге. А потом им неловко на вечеринках и церемониях бар-мицва, или где там еще они могут столкнуться…
Его рука накрыла мой рот:
– Мелли?
– Ммм?
– Замолчи. Пожалуйста.
Я нахмурилась, затем кивнула.
– Хоть раз в жизни, ради бога, прекрати думать, – сказал он, опуская руку. – Наслаждайся собой и ни о чем не думай, лишь о том, как тебе со мной хорошо.
Умей люди самовозгораться, я была бы тлеющей грудой красного шелка, прожигающей дыру в деревянном полу кухни Джека. У меня снова закружилась голова, и я поняла, что мне нужно дышать или я потеряю сознание. Наши взгляды встретились, и я поняла: слова больше не нужны; все, что мы уже говорили с момента нашей первой встречи почти два года назад, привело к этому моменту. Все это потраченное зря время.
Его рука вновь потянулась к молнии, но на этот раз я не стала его останавливать. Он медленно расстегнул ее до самого конца, все время глядя мне в глаза, даже когда рукава платья сползли с моих плеч, обнажив крошечный красный бюстгальтер, который я в последний момент подобрала в магазине белья на Кинг-стрит в качестве аксессуара к моему ансамблю.
Я открыла было рот, чтобы сказать ему, что сегодняшний вечер – это нечто большее, чем обычное взаимное дарение радости. Я вспомнила, что я чувствовала, стоя в своем саду, когда поняла, что, несмотря на все мои усилия, Джек неким образом исхитрился сломать ту стену, которую я возводила все эти годы, начиная с того дня, когда мать оставила меня.
Его руки на миг оставили свое занятие по выниманию моих рук и платья.
– Мелли? Ни слова больше, хорошо?
Я закрыла рот и кивнула, так и не найдя нужных слов. Между тем платье соскользнуло на пол. Джек взял меня за ягодицы и приподнял. Мне ничего другого не оставалось, как обхватить его ногами. Нет, я, конечно, никогда ему не признаюсь, что мне часто снились такие сны, но ни один из них не шел ни в какое сравнение с тем, что я ощущала сейчас – Джека Тренхольма во плоти – сквозь тонкое шелковое бельё.
Наши губы снова встретились, и я блаженно зажмурилась, чувствуя, что он меня куда-то несет. Почувствовав под спиной мягкие подушки, я удивленно открыла глаза.
– Диван? – спросила я.
– Для начала, – пробормотал он в мягкую кожу между моих грудей.
Мои пальцы вцепились в его рубашку. Джек сел и, стащив ее вместе с майкой, бросил на пол. Он уже взялся было за бретельки моего лифчика, но внезапно остановился, поднял голову и посмотрел на меня:
– Всего один вопрос.
Я приподнялась на локтях, терзаясь вопросом, – в конце концов, это была моя жизнь, – неужели он сейчас скажет мне, что он гей. Или женщина.
– Какой?
Он на миг задумался, как будто подбирая слова.
– Мертвецы, которых ты видишь, ты чувствуешь, когда они рядом, верно? Как, например, сейчас… ты бы знала, что мы точно одни?
Я расслабилась и вновь откинулась на подушки.
– Не скажу, что у меня большой опыт по этой части, но да, я бы это почувствовала. – Я потянулась к нему и положила руки на его обнаженные плечи. – Сейчас здесь только ты и я.
Похоже, я его убедила. Он снова опустил голову и поцеловал меня с удивительной нежностью. За моими закрытыми веками тотчас вспыхнула россыпь огней. Я вздохнула и как наяву услышала слово, донесшееся откуда-то издалека. Наконец-то.
