Глава 13
Я тихо работала в своей комнате в доме матери. А именно была занята тем, что с помощью этикет-пистолета наносила наклейки на новые коробки, которые сложила в своем временном шкафу. При этом мне не давал покоя вопрос, как мне лучше хранить обувь – расставить ее в алфавитном порядке по имени дизайнера, или по сезону, или по виду. Время от времени я делала паузу, прислушиваясь, не доносятся ли из комнаты Нолы какие-нибудь звуки, но всякий раз меня встречало молчание. Так было с тех пор, как мы вернулись домой. Нола сбежала в свою спальню, выманить из которой ее оказался бессилен даже соевый бургер или пончик с глазурью.
Джек какое-то время стоял за ее дверью – умолял, уговаривал, извинялся, угрожал и снова извинялся, но затем, поняв бесплодность своих попыток, махнул рукой и замолчал. По моему настоянию он уехал, правда, взяв с меня обещание позвонить ему, если она выйдет из комнаты.
Часы показывали полночь. Мои родители снова куда-то ушли – чем там они занимались, я понятия не имела, – и хотя на следующий день у меня был запланирован ранний утренний показ дома, я не могла лечь спать, зная, что Нола все еще не спит и страдает.
Когда я была маленькой, бабушка приносила мне перед сном чашку горячего какао и беседовала со мной о том, как прошел мой день. Несмотря на хрупкие отношения между Нолой и мной, я поняла: у меня нет другого источника вдохновения или идей и вообще мне не помешает попытаться открыть канал общения. Или просто ее утешить. Не знаю, существует ли такая вещь, как веганское какао, но придется обойтись без него.
Положив этикет-пистолет на тумбочку, я направилась к двери. Не успела моя рука коснуться дверной ручки, как с другой стороны раздался робкий стук. Обрадованная тем, что Ноле, похоже, стало лучше, я распахнула дверь и вздрогнула от неожиданности, увидев перед собой в коридоре Джека.
Прижав ко рту ладонь, я схватила его за руку и втянула внутрь.
– Ну, ты даешь, Мелли! – воскликнул он с лукавой усмешкой. – Твое стремление заполучить меня к себе в спальню не может не льстить. – Окинув меня придирчивым взглядом с головы до ног, он снова посмотрел мне в глаза. И, как мне показалось, остался доволен увиденным. Я с опозданием поняла, что на мне полупрозрачная летняя ночная рубашка. Мать подарила ее мне после того, как кондиционер на втором этаже вышел из строя и мы были вынуждены несколько дней страдать, ожидая, когда мастер придет, чтобы его починить. Это было все равно что спать голой – чего я никогда не делала, но создавало иллюзию ночной рубашки.
Спешно сложив на груди руки, я попятилась через всю комнату, пока не добралась до ванной, где сняла с крючка пушистый халат и накинула его на себя. Когда я снова появилась в спальне, Джек явно был разочарован.
– Мне больше понравился твой предыдущий наряд.
Я туго затянула талию поясом.
– Что ты здесь делаешь и как ты вошел?
Он покачал у меня перед носом ключом:
– Мне дала его твоя мать.
Я открыла было рот, чтобы спросить у него, почему она это сделала, надеясь, что это как-то связано с Нолой, но тотчас закрыла, поняв, что это вряд ли имеет отношение к его дочери. Я сделала мысленную отметку позже поговорить с матерью на эту тему.
Я оглянулась на свою кровать. Генерал Ли благополучно устроился на подушке и лежал с полузакрытыми глазами.
– Ты отличный сторож, приятель. Спасибо, что предупредил меня, что в доме посторонний человек.
В ответ собачьи глаза закрылись окончательно, и раздался тихий храп.
– Я пытался позвонить тебе на сотовый, – сказал Джек.
Я посмотрела на тумбочку, где обычно держала телефон.
– Наверно, я оставила его в сумочке на кухне. – Я хмуро посмотрела на него: – Что это за срочное дело, которое не могло подождать до утра?
Теперь нахмурился он:
– Когда я уходил, моя дочь была так сильно расстроена, что даже не пожелала говорить со мной, так что я решил узнать, в порядке ли она. Она тоже не берет трубку.
Мое сердце на миг как будто растаяло, что делало всякий раз, когда Джек позволял мне видеть эту его мягкую сторону. Мои плечи расслабились.
– Я сказала, что позвоню тебе. Во всяком случае, ничего не изменилось. Она до сих пор молчит. Я как раз собиралась спуститься вниз и приготовить горячее какао, чтобы принести его ей и посмотреть, поможет ли это.
Он потер шею.
– Здесь у тебя жара под сто градусов. Ты считаешь, горячий шоколад – это лучший выбор?
– Это работало, когда в моем детстве бабушка приносила мне на ночь чашку, – резко возразила я.
Джек улыбнулась одним уголком рта.
– К тому же, мне кажется, она любит сладости.
Я вспомнила Нолу и мое тайное свидание с пончиками на кухне и обещание держать это в секрете.
– Я решила попробовать. Ничего лучше я не смогла придумать.
Джек сделал шаг ко мне. Мои нервы тотчас напряглись, давя изнутри мне на кожу, делая меня сверхчувствительной даже к воздуху вокруг меня. Джек протянул руку и, коснувшись моих волос, убрал их мне за плечи. Но его лицо оставалось для меня тайной за семью печатями.
– Спасибо.
– За что? – Я надеялась, что он не услышал, как дрогнул мой голос. Он стоял так близко ко мне, что мое тело реагировало так, как ему не полагалось. Бровь Джека медленно поползла вверх, и я поняла, что он услышал.
– Что помогла мне с Нолой. Ты молодчина.
Я пожала плечами:
– Просто мне очень помогли обе наши мамы. Да и ты тоже.
– Неужели? Она по-прежнему не переносит, когда я рядом.
– Это пройдет. Она видит, что ты заботишься о ней и что ты стараешься. Она пытается не подавать вида, но она все замечает. Думаю, ей просто нужно время. – Я поймала себя на том, что не свожу глаз с пуговицы его бледно-голубой рубашки, упорно отказываясь смотреть ему в глаза.
– Мелли?
– Хм? – Я заметила, что одна нитка на его пуговице болтается, и мне стало интересно, кто ее ему пришивал.
Его пальцы коснулись моего подбородка и приподняли мое лицо. Я была вынуждена заглянуть в его бездонные голубые глаза. Его губы были почти рядом с моими. Я почти почувствовала их снова, вспомнила их вкус, хотя с момента нашего первого – и последнего – поцелуя прошли месяцы.
– Из тебя получилась бы хорошая мать, – сказал он, пристально глядя мне в глаза.
Не знаю, что я ожидала от него услышать, но только не это. Я мотнула головой, освобождая лицо.
– Я понятия не имею, каким образом это может произойти.
Джек буквально расплылся в улыбке, но его взгляд по-прежнему прожигал меня насквозь.
– Я думал, ты знаешь. Но я был бы рад тебе показать. – Он шагнул ближе, но остановился и как будто прислушался. – Ты слышала?
Покачав головой, я подошла к двери и открыла ее. Из темного коридора доносились приглушенные рыдания.
Включив в коридоре свет, Джек шагнул мимо меня и, прежде чем я успела его остановить, осторожно постучал в дверь Нолы.
– Нола, милая? Это я… – Он на миг растерялся, не зная, кем себя назвать. – Это Джек. Могу ли я войти?
– Нет! Уходи! Это всё ты виноват. – Ее слова прошли через дверь, словно физический удар. Джек тотчас отпрянул.
Я прикоснулась к его руке:
– Давай лучше я. Со мной ей комфортнее. Вдруг я сумею выяснить, что не так. – В глазах Джека было столько боли, что я наклонилась и нежно поцеловала его в щеку. – Все будет хорошо. Вот увидишь.
Я не была уверена, что говорю правду или почему все будет хорошо, но мне нужно было сказать Джеку хоть что-то, чтобы стереть с его лица этот страдальческий взгляд.
Он потрогал щеку, где только что были мои губы, а я тем временем постучала в дверь и вошла внутрь.
Первое, что бросилось мне в глаза, были разбросанные по всей комнате ноты. Они напоминали усыпанный черными точками снег. Затем я заметила, что кукольный домик придвинут к изножью ее кровати, но с такой силой, что он накренился назад, так как его движение вперед было остановлено спинкой кровати.
Я встала рядом со старинной кроватью под балдахином. Нола, полностью одетая, свернулась калачиком и лежала в позе эмбриона поверх покрывала. В треугольнике падавшего из коридора света я увидела, как мое дыхание превращается в белое облачко пара. Я вздрогнула от прикосновения ледяного воздуха. Какое счастье, что на мне теплый махровый халат.
– Нола? С тобой все в порядке? – Я потрогала ее руку. Та была покрыта гусиной кожей. – Ты замерзла, – сказала я и, взяв стеганое одеяло, сложенное в изножье кровати, накрыла нее. Затем осторожно села на кровать рядом с ней и, не зная, что делать, положила руку ей на плечо. Мы обе молчали, ожидая, кто из нас заговорит первой.
Я попыталась вспомнить, какой я была в ее возрасте, когда жила с отцом, но без матери, с которой можно было бы делиться секретами, и почти не имея подруг. Правда, у меня была кукла, свидетельница всех моих слезных признаний и жалоб. Правда, она так и не удостоилась моей благодарности, так как я не переставала мечтать о том, что сейчас вдруг появится моя мама и все исправит.
Протянув руку, я вытащила из угла плюшевого мишку и положила его под одеяло рядом с Нолой. Не говоря ни слова, Нола обняла игрушку, и я с трудом спрятала улыбку.
– Пусть я не твоя мать, – сказала я, – но я девочка, и мне когда-то тоже было тринадцать.
– Миллион лет назад, – раздался приглушенный ответ.
Я так обрадовалась, услышав от Нолы колкость, что даже не слишком обиделась.
– Да. Миллион лет назад или около этого. Но я пытаюсь сказать, что, хотя я и не знаю точно, каково тебе сейчас, если тебе нужен кто-то, кому можно излить душу, то я здесь, рядом. – Я глубоко вздохнула, пытаясь разглядеть в темных тенях комнаты мое дыхание, повисшее над кроватью, словно грозовые тучи.
Помню, как в детстве я сидела в постели, ощущая вокруг себя присутствие людей и одновременно чувствуя себя ужасно и бесповоротно одинокой. Я посмотрела на ребенка под одеялом, не зная, насколько могу быть с ней откровенной.
– Когда я была примерно твоего возраста, у меня не было друзей. Я была… не похожа на других детей. Если можно так выразиться. Именно тогда я начала составлять списки. Я всегда держала у своей кровати бумагу и карандаш, и всякий раз, когда мне было одиноко или страшно, я записывала то, что мне нужно или хотелось сделать. Когда казалось, что все валится у меня из рук, это помогало мне контролировать свою жизнь. Сейчас, наверно, это дурная привычка, но тогда это меня спасало. Не думаю, что тебе нужно делать то же самое, потому что ты можешь просто поговорить со мной, но если ты хочешь, чтобы я принесла тебе блокнот и карандаш, то пожалуйста.
Она лежала тихо, но я знала, что она не спит. Приняв ее молчание за ответ, я привстала, чтобы найти для нее что-то, на чем можно писать. Ее рука сжала мое запястье, удерживая меня, и я снова села на край кровати.
– Я боюсь, – прошептала она.
– Чего?
Она ответила не сразу:
– Что я схожу с ума.
Сердце сжалось в моей груди.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что я слишком похожа на маму. – И она разрыдалась, и все всхлипывала и всхлипывала, пока не начала задыхаться. Выхватив из коробки на тумбочке пригоршню бумажных салфеток, я сунула их в ее руку. Не зная, что делать дальше, я похлопала ее по плечу, вспоминая события дня, и попыталась найти причину столь пугающего вывода. С чего она это взяла?
– Та песня, которую ты играла сегодня на рояле мисс Маниго, ее написала твоя мама?
Она качнула головой, и ее волосы разметались по подушке.
– Мы написали ее вместе. Но мы так и не закончили ее.
– Она такая красивая, Нола. Это наше общее мнение. Но почему это заставляет тебя думать, что ты сходишь с ума?
Ее тело дернулось от сдавленного рыдания.
– Потому что я все время совершаю безумные поступки, – еле слышно прошептала она, – а потом не помню, что я наделала. Поначалу я думала, что это твой пёс, но поняла, что он просто не может делать некоторые вещи.
Я сидела не шелохнувшись.
– Например, какие?
Не поднимая глаз, Нола махнула рукой в сторону кукольного домика:
– Я нахожу его в разных местах по всей комнате, но не помню, чтобы я его двигала. Не думаю, что я хотя бы раз пыталась это сделать. – Она снова всхлипнула и указала в угол, где к стене был приставлен гитарный футляр: – И гитара моей мамы, и все эти ноты – они вечно не там, где я их оставила. – Она вновь разрыдалась, и мне показалось, что я слышу звон разбитого сердца.
Не зная, с чего начать этот разговор, я тем не менее рискнула:
– Ты не сумасшедшая, Нола. Всему этому есть логичное объяснение. – Может, и не слишком логичное, но, по крайней мере, объяснение. – Но твоя мама не была сумасшедшей. Я ее не знала, но из того, что я слышала о ней от Джека и от тебя, я предполагаю, что она сильно переживала из-за того, что ее музыкальная карьера не сложилась так, как ей хотелось. И она пыталась утопить свою печаль в наркотиках и алкоголе. К сожалению, это случается со многими людьми. Но это не делает ее сумасшедшей.
Нола упрямо мотнула головой. Мне пришлось напрячь слух, чтобы разобрать между рыданиями ее слова.
– Я была хорошим ребенком. Я заботилась о ней. Я не пила и не принимала наркотики, я не тусовалась с плохими детьми. Я следила за тем, чтобы она по возможности хорошо ела. Но она все равно покончила с собой, как будто я для нее была пустым местом. Как будто она не любила меня. Почему она это сделала, если она не сошла с ума?
Теперь я тоже плакала вместе с ней. А еще я знала: у меня нет выбора, кроме как сказать ей правду, независимо от последствий.
– Нет, Нола. Твоя мама любила тебя очень, очень сильно. Пожалуйста, поверь мне, потому что я знаю, что это правда.
Ее кулаки заколотили по матрасу.
– Ты лжешь! – взвизгнула она. Я отпрянула. – Откуда ты можете это знать? Она мертва!
– Потому что она сама сказала мне. – Эти слова вырвались у меня прежде, чем я успела прикусить язык.
Нола застыла, сверля меня взглядом заплаканных глаза:
– Это как?
Закрыв глаза, я попыталась придумать, как бы получше ей все объяснять, но в итоге выпалила первое, что пришло мне в голову:
– Я могу общаться с людьми, которые умерли.
Нола растерянно заморгала. Я же терпеливо ждала, пока она переварит сказанное.
– Ты можешь говорить с мертвыми людьми? – наконец переспросила она. – Как в том фильме с маленьким мальчиком и Брюсом Уиллисом?
Я вздохнула:
– Да. Примерно так. – Я посмотрела «Шестое чувство» лишь недавно, когда Софи и Чэд пригласили меня в кино на вечерний сеанс и органический попкорн. Я бы не пошла, знай тогда, какой фильм выбрал Чэд.
– И ты видела мою маму? – спросила Нола, икнув.
Я кивнула.
– Она хотела, чтобы я сказала тебе, что она тебя любит и никогда не хотела сделать тебе больно. – Я умолкла, не зная, что еще ей сказать. – Я часто вижу ее рядом с тобой, как будто она хочет убедиться, что с тобой все в порядке.
Я почувствовала, как ее плечо тотчас расслабилось под моей рукой, как будто все напряжение внутри ее улетучилось из ее тела.
– А ты спросила у нее, почему она это сделала? – еле слышно пискнула Нола. – Почему она оставила меня одну?
– Не знаю почему, но она отказывается говорить со мной напрямую. Помнишь, когда мы были в свадебном салоне и ты услышала, как я с кем-то разговаривала? Я разговаривала с давно умершей невестой, первоначальной владелицей платья. Твоя мама через нее передала послание. – Я осторожно коснулась щеки Нолы. – И ты не одинока. У тебя есть Джек и я, твои бабушка и дедушка, мои родители и Олстон. Даже Генерал Ли твой фанат. Думаю, твоя мама знала, что ты не останешься одна. Вот почему она дала тебе адрес магазина «Антиквариат Тренхольмов».
Нола некоторое время лежала молча.
– Почему она не говорит с тобой напрямую?
Я покачала головой:
– Не знаю. Моя мать думает, что это как-то связано с Джеком, потому что твоя мама назвала его имя, но это может значить все, что угодно.
– Но зачем ей двигать кукольный домик?
Я подумала, что на сегодня с нее хватит той информации, которую она могла бы переварить за один присест, и что мне лучше оставить что-то на другой раз. И все же я постаралась быть с ней предельно честной.
– Здесь происходит много того, чего я не понимаю. Я надеялась, что, если просто не обращать на это внимания, оно исчезнет само, но, похоже, этого не происходит.
– Но разве смысл того, что ты умеешь разговаривать с мертвыми людьми, не в том, чтобы им помогать?
Как говорится, устами младенца.
– Я пытаюсь это понять всю свою жизнь. Раньше я думала, что это просто нечто такое, чего я не могу изменить, – например, кто-то слишком высокий, а у кого-то прямые волосы, которые никогда не будут завиваться. И лишь недавно – благодаря моей матери – я начала смотреть на это немного иначе. Что это скорее дар, а не проклятие.
Нола вытерла тыльной стороной ладони лицо и посмотрела на меня. Я удивилась и даже обрадовалась, что она не смотрит на меня как на двухголового урода.
– Твоя мать знает про тебя?
Я кивнула:
– Вообще-то она тоже экстрасенс. И Джек, и Софи знают, но только они. Больше никто. О таких вещах не принято рассказывать первому встречному.
– А по-моему, это круто. Жутковато, но круто. То есть ты помогаешь мертвым людям, которые застряли здесь? Наверное, таких, как ты, немного.
Нола вылезла из-под одеяла, и я поняла, что в комнате снова стало жарко и душно.
– Мелли?
– Да? – Я убрала влажные волосы с ее лба.
– Можешь остаться здесь, пока я не усну?
Я улыбнулась.
– Конечно, могу, – ответила я, зная, что сидеть мне здесь недолго. Ее глаза уже слипались.
– Я, конечно, люблю свой кукольный домик, – сонно прошептала она, – но теперь он меня пугает. Давай перенесем его завтра в другую комнату.
– Непременно. – Я сидела на кровати и наблюдала за ней. Наконец ее веки сомкнулись, дыхание стало медленным и ровным. Я осторожно встала, с минуту подождала, чтобы убедиться, что не разбудила ее, и молча подошла к двери. Луч света из коридора желтым треугольником падал на ее кровать.
– Мелли?
Тотчас застыв на месте, я обернулась на звук ее сонного голоса:
– Да?
– По-моему, вы с Джеком запали друг на друга. И я не стану возражать, если вы замутите любовь по-настоящему.
Я скрестила на груди руки.
– Ты действительно хотела бы видеть нас вместе или просто пытаешься убрать Ребекку с глаз долой?
Со стороны кровати донесся невнятный звук, как будто она фыркнула, и все, тишина. Я немного подождала, но услышала лишь тихое, нежное дыхание.
Я тихонько закрыла за собой дверь, а когда повернулась, то оказалось, что коридор пуст. Подавив разочарование, я попыталась убедить себя, что лишь хотела сказать Джеку, что поделилась с Нолой своим секретом и что она, похоже, восприняла это спокойно.
Развязывая на ходу халат, я прошла через коридор в свою комнату. Мои глаза слипались от усталости. Я уже нащупала выключатель, как вдруг резко остановилась. Генерала Ли сменил Джек. Закинув руки за голову, он лежал на моей кровати, правда, к счастью, полностью одетый. При виде этой картины меня словно ударило током. До меня внезапно дошло: мне достаточно сделать всего несколько шагов вперед, и тогда мне вообще не придется ни о чем думать.
– Это было мило, – сказал он.
Вместо этого я прислонилась к двери и закрыла глаза, лишь бы его не видеть.
– Что ты слышал?
Скрипнули пружины, и когда я снова открыла глаза, Джек стоял передо мной, прижимая обе руки к двери и фактически поймав меня в ловушку.
– Все это, – тихо сказал он.
– Мне кажется, она нормально восприняла все, что я ей сказала.
– М-м-м, – пробормотал Джек, наклоняясь ко мне так, что наши носы почти соприкасались. – Так вот откуда берут начало все твои списки? Тебе хотелось быть хозяйкой своей жизни?
– Примерно так.
Джек вздохнул:
– Это многое объясняет. И все же ты смогла стать утешителем тех, кто вокруг тебя нуждается в утешении.
Я покачала головой:
– Если ты говоришь о Ноле, я просто сделала то, что на моем месте сделал бы любой. Разве не очевидно, что ей нужно с кем-то поговорить?
– Ребекка этого не видит. Она считает, что Нолу нужно отправить в интернат. В каком-нибудь другом штате. А желательно и в другой стране.
Уголок моего рта приподнялся – но только один.
– Мне понятна точка зрения. Пока не начнешь по-настоящему проводить время с Нолой и не узнаешь ее лучше. Потому что под безвкусной косметикой и дурацкими нарядами она хороший ребенок.
– Не сомневаюсь. Она ведь наполовину моя. – Кончик его носа коснулся моего, и мои губы невольно раздвинулись. Я намеревалась в следующий раз, когда мы будем одни, обсудить слова моей матери о том, что он угодил в беду, но обнаружила, что в моей голове нет ни одной ясной мысли. – И она думает, что мы запали друг на друга.
Я перебирала слова в моей голове, пытаясь придумать ответ, и с треском потерпела неудачу. Джек стоял так близко, что, когда он снова заговорил, мне было слышно, как резонирует голос в его груди:
– Помнишь, когда мы плавали на байдарке, я сказал тебе, что между нами еще не все кончено? Именно это я и имел в виду.
Его губы приблизились к моим, и я невольно приподняла подбородок. В предвкушении поцелуя я уже закрыла глаза, как вдруг входная дверь хлопнула, и я услышала голоса моих родителей, когда те поднимались по лестнице к комнате моей матери, расположенной рядом с моей.
Я тотчас открыла глаза и встретила удивленный взгляд Джека. Я приложила палец к губам. Мы услышали, как мой отец пожелал маме спокойной ночи, но затем, к счастью, спустился по лестнице вниз и вышел за дверь.
Я многозначительно взглянула на дверь, соединявшую наши с матерью комнаты, и жестом дала Джеку понять, что ему лучше уйти.
– Это был почти поцелуй номер шесть, – прошептал он, наклонившись к самому моему уху, а когда выпрямился, я отшатнулась от двери и попыталась восстановить равновесие, в том числе и душевное.
Осторожно повернув ручку, он вышел в коридор. Свет из-под двери моей матери освещал ему путь к лестнице. Внезапно он повернулся ко мне.
– Я вернусь завтра, – сказал он, как будто только что что-то вспомнил.
Мое сердце взволнованно забилось в груди.
– Чтобы завершить поцелуй? – недолго думая, выпалила я.
Джек поднял бровь и расплылся в лукавой улыбке:
– Чтобы перенести кукольный домик.
Я отступила назад и расправила плечи.
– Отлично. Потому что я собиралась сказать тебе, чтобы ты не брал в голову… про поцелуй. У тебя ведь роман с моей кузиной, помнишь?
– Спокойной ночи, Мелли, – прошептал он и зашагал к лестнице. Мне были слышны его шаги и негромкий смех. Мучимая вопросом, как так получилась, что Нола ясно увидела то, что я упорно отказывалась признать, я закрыла дверь.
