Глава 12

Мы за считаные минуты доехали до Монтегю-стрит, и я сумела припарковаться прямо перед домом. Мы стояли на противоположной стороне улицы. Из разросшихся кустов индийской сирени, затенявшей большую часть палисадника и дорожки, доносились птичьи трели. Я восприняла это как хороший знак. Взглянуть на окно башни я не осмелилась.

Джек смотрел на дом, изучая его опытным взглядом. С юных лет, когда он на распродажах помогал родителям находить вещи для их антикварного магазина, он развил в себе чутье и вкус и умел с первого взгляда определить качественную работу как в том, что касалось мебели, так и домов. А также, вероятно, и женщин, но я старалась не думать об этом.

– Не иначе как Софи выпрыгнула из своих «биркенстоков», когда увидела его, – сказал он, откидывая голову назад, чтобы получше рассмотреть флюгер на крыше башни. Я проследила за его взглядом, но остановилась у основания окна.

– Еще как! И никто из нас не усомнился, что это тот самый дом.

– Я тоже. Похоже, краска раньше была голубой, а не серой, хотя первоначальный цвет, скорее всего, был желтым, как у кукольного домика, – сказал Джек, пропуская нас с Нолой вперед.

Нам пришлось пригнуться, чтобы пройти под ветвями кустов индийской сирени, одновременно глядя себе под ноги, чтобы не застрять в ямках и трещинах разбитых или отсутствующих кирпичей. Переднее крыльцо выглядело довольно прочным, и мы поднялись на веранду, обвивавшую фасад и боковые стороны дома. Краска на дорических колоннах, поддерживавших крышу крыльца, отслаивалась и висела лоскутами, так же как и на голубом потолке. Этот цвет, по идее, был призван отогнать злых духов и гнездящихся птиц. Увы, судя по грудам птичьего помета у основания двух колонн и злобному старику в окне башни в мой прошлый приезд сюда, он с треском провалил возложенную на него задачу по обоим пунктам.

Тяжелые двойные двери и окна с витражными стеклами в свинцовых переплетах остро нуждались в реставрации, равно как и растрескавшиеся половицы крыльца. Я вовремя одернула себя – мол, хватит глазеть, к собственной досаде поймав себя на том, как естественно ход моих мыслей перешел к деталям реставрационных работ.

Наше внимание привлекла старая латунная кнопка рядом с дверью. Оглянувшись на нас с Нолой, Джек нажал ее. Внутри дома раздался приглушенный звонок. Впервые с момента нашего приезда сюда мне показалось, что Нола нервничает.

– Интересно, здесь водятся привидения? – спросила она и быстро добавила: – Если, конечно, вы верите в подобные вещи. Я бы ни за что не пришла сюда на Хеллоуин, будь я маленьким ребенком.

Не решаясь посмотреть на Нолу или Джека, я тупо уставилась на входную дверь. Не хотела, чтобы мое лицо выдало меня.

Спустя несколько мгновений к дверям приблизился звук тяжелых шагов. Одна створка открылась, и перед нами возникла грузная женщина средних лет. Ее светлые волосы были убраны в конский хвост, и лишь по бокам лица свисали вьющиеся пряди. Женщина была в мешковатой белой футболке, черных брюках-капри и шлепанцах. И одежда, и обувь были густо забрызганы чем-то похожим на краску.

Широко улыбнувшись, она пристально посмотрела на нас. Затем взгляд ее голубых глаз остановился на Джеке. Ее улыбка тотчас сделалась шире:

– Я могу вам чем-то помочь?

Пытаясь отвлечь ее внимание на себя, я шагнула вперед:

– Я Мелани Миддлтон. Мы с вами вчера договаривались по телефону о встрече с мисс Маниго. Вы помните?

Она по-прежнему не сводила глаз с Джека.

– Ах, да. Я забыла… должно быть, это все испарения краски. Я – Диана Давенпорт, экономка мисс Маниго. Я, так сказать, ее руки и ноги, потому что она больше не в состоянии что-то делать сама. – Женщина выпрямилась, и футболка туго натянулась на ее пышной груди. – Я бы пожала вам руку, но у меня все пальцы перепачканы клеем, – пояснила она, все так же не сводя глаз с Джека. – Можете называть меня Ди для краткости.

Мы с Нолой переглянулись. Джек улыбнулся в ответ:

– Нам можно войти?

Ди встрепенулась и наконец отступила, впуская нас в дом:

– Конечно. Боже, где мои манеры? Заходите. Она в библиотеке. Давайте я провожу вас, а потом пойду приготовлю чай.

Шагнув за ней в просторный альков, мы подождали, пока Ди закроет за нами дверь. Первое, что бросилось мне в глаза, – это изысканная мебель и тяжелое темное дерево повсюду. А там, где на консольных потолках, лестничных балюстрадах, мебели или стенах не было темного дерева, были мрачных оттенков ткани и краска. Из алькова мы прошли в огромное фойе, в котором доминировала широкая лестница, ведущая на верхние этажи. Темно-бордовая ковровая дорожка и толстые, почти черные перила и балясины усиливали мрачную атмосферу, которую была бессильна развеять крошечная настольная лампа. Витражное окно почти во всю стену на нижней лестничной площадке пропускало сквозь замысловатый узор мало света, а сам витраж снаружи почти полностью зарос пылью.

Мы прошли мимо комнаты, похожей на гостиную, темно-зеленые бархатные шторы которой были задернуты и почти не пропускали свет, а затем в музыкальную комнату с огромным роялем в центре. Я вспомнила то, что сказала Олстон. Интересно, это тот же самый инструмент, на котором она когда-то брала уроки?

– О боже! – Нола остановилась перед музыкальной комнатой. – Я как будто внутри кукольного домика, аж жуть берет. В смысле, что там все точно такое же, даже обои. С той разницей, что они не слезают со стен, как здесь.

Она была права. Похоже, дом был построен и декорирован на рубеже прошлого века, и с тех пор его не трогали. Не считая электричества и, как я надеялась, современной сантехники, дом сохранился в первозданном виде, показывая жизнь такой, какой та была более века назад. Правда, при ближайшем рассмотрении оказалось, что ковры кое-где протоптаны до лысин, на деревянных полах отсутствуют куски инкрустации, краска шелушится, обои обвисли или местами вообще отсутствуют. Когда я в последний раз вошла в точно такой же запущенный дом, то в конечном итоге стала его владелицей. От одной только этой мысли я едва с криком не выбежала на улицу. Вместо этого я последовала за Джеком и Ди, уверенная, что Нола идет за мной следом.

В конце короткого коридора Ди открыла пару раздвижных дверей и отступила, пропуская нас внутрь. Нам в глаза тотчас ударил яркий свет. От неожиданности, после гнетущей темноты остальной части дома, мы заморгали. Здесь от пола до потолка высились три больших окна с округлым верхом, отчего казалось, что они хмурятся. За окнами виднелась часть веранды, и я подумала, можно ли их открыть, словно двери. Судя по запаху пыли и чего-то еще, чему у меня не было названия, было видно, что окна не открывались очень и очень давно.

Как только мои глаза привыкли к яркому свету, я попыталась осмотреть остальную часть комнаты и даже несколько раз моргнула, чтобы убедиться, что это не галлюцинация. Комната была большая и круглая и располагалась в задней башне, не видной с улицы. Вдоль изогнутых стен тянулись полки, очевидно предназначенные для книг, но теперь заставленные… Санта-Клаусами? Я шагнула к одной из полок, с которой на меня смотрел веселый святой Николай в красном бархатном кафтане и в такой же красной шапке. А вообще их здесь были сотни – они сидели, стояли, ехали верхом на разных животных и в санях. У всех были одинаковые лица: пунцовые щеки, ярко-голубые глаза и носы с красными кончиками. Вспомнив забрызганную краской одежду Ди, я подумала: не ее ли рук керамические творения я сейчас вижу перед собой?

– Мисс Джулия обожает Рождество, – пояснила Ди. – Для меня это своего рода хобби.

Я кивнула, обводя взглядом миниатюрные рождественские елочки почти на каждой доступной поверхности, бумажные снежинки, подвешенные за нитки к потолку, фигурки снеговиков, стоящие семейными группами.

– Мисс Джулия! – сказала Ди, и я переключила внимание на дальнюю часть комнаты. Сидевшая там женщина была очень старой и очень маленькой. Наверно, именно поэтому я, войдя, не заметила ни ее саму, ни ее инвалидную коляску. Седые волосы и очень бледное лицо хозяйки дома резко контрастировали с ее темно-серым платьем. Ее темные, почти черные глаза смотрели с удивительной настороженностью. Согнутая грузом прожитых лет, она подняла голову, чтобы рассмотреть нас, и я заметила, как трясется ее подбородок.

Джек шагнул вперед и опустился перед коляской на колени, чтобы ей не напрягать шею.

– Мисс Маниго, я Джек Тренхольм. Приятно с вами познакомиться, – он протянул ей ладонь, и она вложила в нее крошечную узловатую руку.

– Вы писатель? – спросила она неожиданно сильным и звучным голосом, и на ее морщинистых губах появилась улыбка.

– Вообще-то да. Вы читали мои книги?

Она улыбнулась ему, и ее веки затрепетали. Мне даже показалось, что она строит ему глазки.

– Все до единой. Ди по моей просьбе ходит на презентации, чтобы получить экземпляр с автографом. Я с нетерпением жду вашу следующую книгу. Очень хочется, чтобы она вышла поскорей, так как я вряд ли смогу ждать слишком долго.

Улыбка Джека слегка потускнела.

– Сейчас она в работе. Я лично принесу вам экземпляр с автографом, если хотите.

Мисс Маниго буквально расцвела. Мне же стоило адских усилий не закатить глаза.

Я шагнула вперед и наклонилась над инвалидной коляской:

– А я – Мелани Миддлтон. Полагаю, вы знали мою мать, Джинетт Приоло.

Ее глаза полезли на лоб:

– О, моя дорогая Джинетт. Какой голос! Она тоже здесь?

– Она не смогла, но пообещала приехать в другой раз.

– Вы унаследовали хотя бы отчасти ее певческий талант?

– Нет, – ответил Джек, прежде чем я успела хоть что-то сказать. Я удостоила его колючим взглядом.

– А это… – Я обернулась к Ноле, но обнаружила, что ее там нет.

– Может, вы двое пока присядете, а я пойду за чаем и заодно выясню, что задержало юную леди, – сказала Ди и оставила нас.

Мы посмотрели на два кресла в готическом стиле: одно обтянутое пятнистым красным бархатом, другое – темно-коричневое, набитое конским волосом, изрядно припорошенное пылью. У одной стены комнаты стоял диван, обтянутый парчой и украшенный кружевными салфетками. Мы с Джеком рассматривали варианты рассадки, когда из соседней комнаты донеслись звуки рояля.

Мы с Джеком переглянулись.

– Нола? – спросили мы в унисон.

В комнату снова шагнула Ди:

– Думаю, я нашла ее.

Музыка сделалась громче и настойчивее, и мы на какое-то время умолкли, прислушиваясь. Нет, это не был ни гранж, и ни хеви-метал, которые слышались из ее спальни или по радио, когда она садилась в машину первой и переключала станцию. Это была… красивая, чарующая мелодия. Она напомнила мне мелодию, которую Нола один раз пела в душе. Я была готова сидеть на месте и слушать, как бы долго она ни играла.

– Ди, – приказала мисс Джулия, и сила ее голоса вновь удивила меня. – Я хочу посмотреть, кто играет.

Ди подошла сзади к инвалидной коляске и выкатила мисс Джулию из комнаты. Мы с Джеком последовали за ними. Разинув рты, мы застыли в дверях музыкальной комнаты, глядя на молодую девушку за роялем. Единственным ярким пятном в комнате с темно-бордовыми стенами, толстыми парчовыми шторами и закрытыми жалюзи были ее кроссовки цвета фуксии. Ее лицо было не узнать – куда только подевались обычная циничная гримаса или вызывающий взгляд. Их сменила сосредоточенность. Внимание Нолы было приковано к пальцам, скользившим по желтоватым клавишам старого рояля. К моему великому изумлению, уголки ее губ были тронуты легкой улыбкой.

Что-то коснулось моей ноги. Я посмотрела вниз и увидела мохнатого пса. Тот сидел и смотрел на меня, навострив уши, как будто тоже слушал музыку. Я наклонилась, чтобы почесать его за ушами, как любил Генерала Ли. Увы, своим движением я нарушила волшебство этого момента. Пальцы Нолы обрушились на клавиши, и чарующие звуки сменились режущей слух какофонией.

Посмотрев на нас глазами человека, только что пробудившегося от сна, Нола заморгала, растерянно глядя на Ди и женщину в инвалидной коляске, затем Джека и меня.

– Это какое-то наваждение, – сказала она. – Я увидела рояль, и он как будто пригласил меня поиграть на нем. – Она на мгновение задумалась. – На рояле в кукольном домике тоже можно играть, но у него всего двадцать клавиш.

Не знаю, что удивило меня больше: то, что собака исчезла у меня под рукой, или то, что Нола посчитала клавиши на миниатюрном пианино.

Джек шагнул вперед. Было видно, что он ошеломлен.

– Нола, это просто невероятно. Я понятия не имел, что ты так прекрасно умеешь играть или петь, да и сама музыка… – Он шагнул к дочери и как будто задумался в нерешительности, а затем тихо спросил: – Это сочинила твоя мама?

Нола тотчас изменилась в лице, как будто ее ударили. Она посмотрела на Джека так, словно увидела его впервые и поняла, что перед ней тот самый отец, который, как она считала, не задумываясь бросил их с матерью. Она резко встала и едва не перевернула скамью.

– Нет, – тихо сказала она, обводя лица присутствующих испуганным взглядом. – Нет! – повторила она, на этот раз громче.

– Дорогая моя, – Джек шагнул к ней и протянул руки.

Она отшатнулась от него. В ее широко открытых глазах читались паника и что-то очень похожее на страх.

– Нет, – прошептала она и бросилась мимо нас к входной двери.

– Я догоню ее, – сказал Джек и, быстро шагнув мимо нашей маленькой группы, сгрудившейся в дверях, кинулся вдогонку за Нолой. Я же повернулась к Ди и хозяйке дома:

– Извините, мисс Маниго. Я понятия не имею, что это было…

Мисс Джулия не дала мне договорить.

– Что за кукольный домик? – негромко, но строго спросила она.

– Кукольный домик, который выглядит точь-в-точь как этот дом. Это подарок Ноле от ее бабушки и дедушки. Мы подумали, что он мог принадлежать кому-то, кто когда-то жил в этом доме…

– Уходите! – неожиданно сказала она.

– Простите? – Я была уверена, что ослышалась.

– Уходите! – повторила старуха, на этот раз громче.

– Я не пони…

– Извините, мисс Миддлтон, – сказала Ди с серьезным лицом. – Боюсь, вам придется уйти.

– Я лишь хотела спросить про кукольный домик, – сказала я. – Знаете ли вы…

– Убирайся! – крикнула мне старуха. На ее щеках, напоминая Санта-Клаусов в библиотеке, алели два пунцовых пятна.

– Хорошо, – сказала я, пятясь к выходу. – Извините, что расстроила вас. Честное слово. – Я открыла дверь и вышла на крыльцо. Солнечный свет с улицы упал на лохматую собаку рядом с инвалидной коляской. – До свидания, – попрощалась я и закрыла за собой дверь.

Чувствуя покалывание на затылке, я сбежала вниз по ступенькам и, встав на тротуаре перед домом, обернулась и посмотрела на окно башенки. На меня смотрел все тот же человек, которого я видела раньше, с такими же пустыми глазницами вместо глаз, с тем же бледным лицом. Только на этот раз его тонкие губы были растянуты в злорадной ухмылке. Казалось, он радовался тому, что мы уходим.