Глава 16

Алан Отеро приходит в себя спустя три часа. По его словам, он чувствует себя прекрасно, на что я облегчённо выдыхаю. Он рассказывает, что после нашего с Дареном побега с Островов Смотрители ушли, забрав Мальту, Теренса и одного из молодых рыбаков. Но меньше чем через неделю вдруг вернулись обратно и нагрянули прямо в кузницу.

Оказалось, что причиной послужило наше с Дареном столкновение с каиданцами при повороте на Астару. Тогда Смотрители стали свидетелями нашего прыжка в Теневой залив и своими глазами увидели, как мой друг применил Дар Илоса. Именно таких беглецов тщательнее всего ищет Каидан для того, чтобы использовать их способности в своих целях либо отправить на плаху. Но первый вариант интересует Клетуса Квинтилия в разы больше, поэтому Смотрители подняли перепись населения Островов и нашли подходящего кахари. Илосийцев, а тем более с детьми смешанных кровей, на Островах практически нет, поэтому Шерин Отеро отыскали быстро. Не найдя Дарена в Городе, Смотрители решили взять под стражу Шерин и Алана. Во-первых, в качестве наказания за сокрытие ребёнка с Даром, а во-вторых, чтобы использовать их как приманку или средство давления на моего друга.

Не знаю, каким чудом, но мне пока что удаётся оставаться бесполезной в глазах каиданцев, вероятно, благодаря тому, что Смотрители всё ещё не замечают мой Дар. Вытираю о штанину вспотевшие ладони от мысли, что каиданцы могли бы попытаться найти Роя и Лайлу, хотя через перепись это было бы невозможно. Внешне я не похожа на кахари, особенно на ребёнка каиданца и теялийки. А вот Дарена сразу заприметили как полукровку из-за внешности, а по Дару Илоса поняли, что один из родителей – родом из страны песков.

Когда я спрашиваю, почему солдаты убили Шерин, Алан сжимает кулаки и выпрямляется. Он не плачет, но часто моргает, пытаясь избавиться от навернувшихся слёз.

– Они планировали доставить нас живыми до Церы, но потом отряд Смотрителей, забравший нас с Островов, передал меня и Шерин в распоряжение другим стражам. Те, скорее всего, не знали о том, что нас нужно доставить невредимыми. Даже среди каиданцев сейчас творится полный бардак. Никогда ещё они не смели тащить пленных через весь Континент, открыто демонстрируя агрессию в сторону другой страны. Не знаю, чем думает Клетус, но эта показуха точно сделана специально. А Шерин отказалась подчиняться и убила одного каиданца, который избил илосийского подростка. Ещё немного, и стражник проломил бы мальчику голову. Я думал, жена – хрупкая женщина… – В его глазах читается боль, а в голосе слышна гордость, хоть и напополам с печалью. – Но видели бы вы, с какой лёгкостью она замахнулась тяжёлым мечом, который успела стащить за секунду до этого. Это всё моя вина… Я должен был заставить её бежать вместе с сыном… ещё много лет назад. Должен был отправить их в Илос.

Я сжимаю его плечо, не зная, способна ли хоть немного поддержать этого сильного мужчину в его горе. Дав ему несколько минут, чтобы взять себя в руки, спрашиваю, знает ли он что-нибудь о войне. Откуда взялись все эти илосийцы и как плохо обстоят дела? Слышно ли что-либо о Калануа? Дали ли они отпор? Но в ответ на каждый вопрос Алан качает головой.

– Илосийцы – скрытный народ. Они общались лишь с моей женой, и то немного. Я же исариец, чужак для них. Несмотря на то что я тоже заключённый, они не доверяют мне, как и каиданцам, – объясняет он.

Нас продолжают держать взаперти весь день. После нашего с Дареном нападения, каиданцам требуется время, чтобы позаботиться о раненых и собрать тела. Внутри у меня всё застывает, а к горлу подкатывает ком, когда я слышу треск огня. Ветер доносит запах, который ясно даёт понять, что костёр погребальный. Не знаю, сжигают ли они и своих или избавляются только от тел погибших илосийцев. Обхватываю себя руками и потрясённо молчу, пока Мальта утешает Алана.

На следующий день длинная процессия из тюремных повозок пересекает границу Каидана. И в тот же день к нам присоединяется отряд Смотрителей во главе с разъярённым капитаном Ролло Тилусом, от которого мы сбежали. Когда он узнаёт, что нас схватили, командир лично приходит к нам. Его солдаты выволакивают меня и Мальту из повозки. Дарена они не трогают, потому что, по их словам, он уже в отвратительном состоянии. Эти их едкие перешёптывания о его самочувствии словно соль на рану. Беспокойство за друга убивает меня.

– Как ты это сделала, ведьма?! – шипит Ролло в лицо старухе, на что та приподнимает одну бровь. – Как ты сняла жгуты?

Капитан начинает ей угрожать, но исарийка лишь хрипло смеётся в ответ. Когда Смотритель понимает, что запугивания не действуют, то хватает меня за локоть и подтаскивает ближе.

– Тебе лучше самой всё рассказать! Или мы спросим девчонку.

Мальта напряжённо смотрит на меня. Я едва заметно мотаю головой, чтобы она продолжала молчать. Исарийка снова переводит взгляд на капитана и скалится в злой усмешке, не говоря ни слова.

Тогда каиданцы решают выпороть меня в качестве примера для остальных заключённых, одновременно требуя ответы. Эту задачу поручают Арису, и я буквально физически ощущаю его ненависть, которая обязательно отразится в каждом ударе плетью. Хоть я и понимаю, что всё быстро заживёт, но страх перед болью всё равно захлёстывает с головой. Я пытаюсь приготовиться и быть сильной. Призываю свою злость, стараюсь терпеть побои ради Дарена, ради своей семьи, которую я обязательно найду. Но всё равно дёргаюсь вперёд всем телом, когда хлыст в первый раз опускается мне на спину. К счастью, охранники не подвергают меня позору, заставив снять одежду, и ткань хоть немного защищает кожу.

Мне удаётся сдержать крик лишь на первых трёх ударах. На четвёртый из горла невольно вырывается тихий стон, а на десятом я чувствую, как рвётся ткань рубашки и кровь начинает течь по спине. Боль обжигает огнём, она пульсирует, охватывая всю спину, но в ответ на каждый заданный вопрос я молчу или издаю мучительный вопль.

Я получаю двадцать пять ударов плетью. После экзекуции тяжело дышать, тело горит от приступа лихорадки, а лицо покрывается каплями пота. Отстранённо вспоминаю своё ранение в плечо у Теневого залива. Это было месяц назад? Тогда я на собственную открытую рану без приступа тошноты не могла смотреть, а что теперь? Насколько же моя жизнь изменилась за столь короткий срок.

Тилус недоволен, что не получил никаких ответов, но убивать меня тоже не собирается. Мне даже на руку, что он считает, будто у Мальты в запасе множество трюков, а я лишь бесполезная девчонка, к которой старая ведьма почему-то привязалась. Капитан приказывает отправить меня в повозку к Дарену, считая, что исарийка может обработать мои раны, а без неё я промучаюсь дольше или вовсе умру от заражения.

Солдаты набрасывают на меня дорожный плащ, затаскивают в тюремную повозку, бросают на пол и выходят, заперев за собой дверь. Когда глаза привыкают к темноте, я со стоном приподнимаюсь на трясущихся руках, чтобы проверить состояние лежащего рядом друга. Каиданцы оказались правы. Он плох. Даже хуже, чем я думала. Кахари свернулся на груде одеял, многие из которых грязные. В воздухе стоит кислый запах, а значит, парня много раз рвало. Перед глазами сразу появляется образ, как его ударили по голове.

Я тяжело опускаюсь рядом, чтобы проверить повреждения, и обнаруживаю гноящиеся раны на руке и бедре. Дарена лихорадит сильнее, чем меня: тело бьёт крупная дрожь. Когда я приподнимаю другу веки, то вижу, что его глаза закатились. Я нахожу кровь на рубашке, а расстегнув её, замечаю ещё один порез от меча, хоть и не столь глубокий, а также несколько огромных синяков на груди и боку. Друг сильно похудел. Я кладу руки ему на грудь, чувствуя напряжённые, как струна, мышцы под кожей. Не так всё должно было быть. Похоже, несколько рёбер сломаны.

– Всё будет хорошо, Дарен, – хрипло выдавливаю я, вновь обдирая ладонь о неровный метал в стене. – Я тебе помогу.

– Ойро… – не громче шёпота.

Он слышит меня, но не может сфокусировать взгляд.

Морщась от боли в спине, я приподнимаю голову парня, открываю ему рот и роняю на язык несколько капель алой жидкости. Сжимаю кулак, пока не начинает течь красная струйка. Раны друга кажутся мне серьёзнее, а сколько именно крови нужно, я не знаю. Наверняка больше, чем его отцу. Вначале приятель не хочет глотать, морщится и кашляет, но в итоге сдаётся, а затем я с облегчением замечаю, как его дыхание становится ровнее и некоторые раны медленно затягиваются прямо на глазах. Дарен засыпает, а я без сил ложусь рядом и тут же сама проваливаюсь в темноту.

Я просыпаюсь от тихого разговора и прикосновений. Кто-то дотрагивается до моей спины сквозь пропитанную кровью одежду. Вспомнив порку, я неосознанно дёргаюсь, стараясь отодвинуться от чужих рук, словно они могут принести новую боль.

– Что они с тобой сделали?

Вопрос с трудом добирается до сознания, но когда я силюсь ответить, тьма вновь утягивает меня за собой.

Когда я просыпаюсь в следующий раз, наша повозка, медленно раскачиваясь, катится по дороге. Очень холодно. Я подтягиваю ноги поближе к груди, кутаюсь плотнее в мантию и одеяло, которым меня кто-то укрыл. Я с трудом разлепляю глаза, словно давно этого не делала. Рядом находится кто-то ещё.

– Просыпайся уже, – конечно, это Мальта.

– Как ты сюда попала? – Язык шевелится с трудом, горло сухое, в глаза как будто песка насыпали.

– Она одним взглядом способна заставить жутких воинов Каидана надуть в штаны, – раздаётся знакомый голос, и я приподнимаюсь, чтобы рассмотреть слабую улыбку Дарена.

Я счастлива видеть даже такую.

Друг сам садится ко мне ближе. Двигается он осторожно: вероятно, рёбра не зажили до конца. Протягивает мне флягу с водой, и я жадно приникаю к горлышку. Я также замечаю в углу спящего Алана. Дарен часто поглядывает в его сторону. Мне понятны чувства парня, ведь теперь у него остался только отец.

– Я же не могу оставить вас надолго. Каиданцы могли заподозрить неладное от того, что вы вылечились так быстро. А обо мне и так ходит множество слухов, поэтому все решат, что и это моих рук дело, – несмотря на все беды, Мальта возвращается к своему привычному ворчливому тону. Похоже, она тоже рада, что с Дареном всё в порядке. – Я не отставала от капитана, пока он не приказал посадить нас всех вместе. А ещё я капнула тебе в глаз настойку и положила склянку обратно, так как солдаты пару раз пытались привести тебя в чувство.

– Сколько я проспала? – доходит до меня смысл её слов.

– Несколько дней. Скорее всего, к утру мы приедем в Церу.

Я нервно сглатываю. Вот мы и попали туда, где не должны были оказаться вовсе. Я не готова. Надеялась, что у меня будет ещё пара дней, чтобы продумать план действий, как сбежать всем вместе.

– Я говорила тебе: будущее не изменить, – словно читая мои мысли, бросает Мальта.

– Как ты? – я поворачиваюсь к Дарену, не желая продолжать разговор о неизбежности судьбы.

– Мальта мне всё рассказала. Что ты сделала для меня… и для отца. И что сделали с тобой, – сердце сжимается, когда я вижу виноватый взгляд друга, раскаяние сквозит в каждом его слове и в том, как он мнёт край своей изношенной рубашки. Несчастный парень едва может смотреть мне в глаза. – Это всё из-за меня! Если бы я не сорвался… – Я отрицательно мотаю головой, но он продолжает, не обращая на это внимания: – Если бы я оставил тебя в укрытии, то с тобой всё было бы хорошо. Если бы я не родился таким… мама бы…

Теперь я замечаю, что мой весёлый беззаботный друг умер в ту секунду, когда тело его матери упало от удара топора. Теперь я смотрю в лицо молодому мужчине, который, к счастью, не сломался, но потерял что-то важное слишком рано, и это оставило отпечаток на внешности. Если раньше Дарен казался мягким и открытым, то теперь ореховые глаза смотрят исподлобья, брови нахмурены, а челюсти напряжены. Передо мной – мужчина, который желает отомстить, но никогда не оправится от своей потери, потому что нет Дара, способного поворачивать время вспять.

В памяти всплывает сон, как мама толкает меня в Теневой залив, и я вижу, как стрелы вгрызаются ей в спину, разрывая плоть. Это был кошмар, но я почему-то чувствую нечто знакомое в боли друга. Словно вижу отражение собственной печали. Я обнимаю его, притягивая к себе. Он в ответ сжимает меня в крепких объятиях, утыкаясь носом в шею. Дарен не плачет, но ищет утешения. Однако мне нечего ему предложить, кроме объятий и дружеской поддержки. И я отдаю то, что есть, сжимая его плечи и успокаивающе поглаживая по спине.

Как и сказала Мальта, мы прибываем в Церу на рассвете. Тюремная повозка трясётся и раскачивается, а значит, земляная дорога сменилась на брусчатку, колёса скрежещут по мощёным улицам, а кони фыркают, натужно двигаясь в гору. До нас доносятся звуки просыпающегося города и запах свежей выпечки, отчего я сразу вспоминаю о Лайле. Звонкий смех детей раздаётся настолько неожиданно, что я вздрагиваю. Спустя ещё час повозка наконец замирает, а задняя дверца открывается, впуская золотистые лучи солнца. В этот раз нас никто не вытаскивает насильно. Каиданец кивком головы приказывает выходить. Странный контраст с прежним обращением, словно в столице нет места насилию. Неужели они не хотят жестокостью осквернять лестницы, по которым ходил их Первый, а улицы – руганью и стонами заключённых?

Дарен выходит первым, следом выбирается его отец, Мальта и потом я. Несмотря на ненависть к каиданцам, я едва сдерживаю вздох восхищения, разглядывая пейзаж. Оказывается, мы не просто въехали в Церу, но ещё и прибыли к самому её сердцу – дворцу. Мы прокатились по мощёным улицам столицы, поднялись в гору и остановились напротив главных, пока ещё запертых, ворот замка.

Я смотрю на Церу – огромный город, раскинувшийся в низине. С трёх сторон его полумесяцем окружают высокие горы, вершины которых покрывает снег. Я ещё никогда не видела таких величественных пиков. Слева из-за каменной гряды поднимается утреннее солнце, освещая серые дома, черепичные крыши и улицы, покрытые остатками недавно выпавшего снега. Лучи отражаются от белого покрова в горах и слепят глаза. Здесь света не меньше, чем в пустыне, но он холодный, а воздух совсем прозрачный.

«Зима в Каидане всегда приходит рано. Нет ничего ярче солнечных лучей на морозе». Воспоминания о рассказах Роя приносят чувство тоски по приёмному отцу.

Зима – его любимое время года. И, наблюдая, как в безветренном утреннем небе мягко кружат редкие снежинки, не желая падать на землю, я понимаю его чувства. Если бы мы приехали сюда как путешественники вместе с ним, Лайлой и семьёй Отеро, я бы влюбилась в это место с его кусачим холодом и хрустящей белоснежной чистотой.

За моей спиной распахиваются дворцовые ворота, и я с отвращением вспоминаю, что каиданцы убили маму Дарена, пленили мой народ и сейчас я стою здесь со связанными руками в одежде, впитавшей мою кровь.

– Где остальные повозки? – спрашиваю я Луку, который маячит в нескольких шагах от меня.

Молодой каиданец никак не может решить, проигнорировать вопрос или ответить: глаза нервно бегают, смотрят то на других солдат, то на меня. И когда я уже отворачиваюсь, решая, что он не ответит, Лука тихо бормочет:

– Других пленников отправили в Нурим, обычную тюрьму. Вы особенные заключённые. Вас ждёт королевская темница.

Лука толкает меня в спину, заставляя идти вслед за остальными в открытые ворота. Во внутреннем дворе взгляду предстаёт длинная каменная лестница, которая ведёт к главному входу во дворец. Я вскидываю голову, рассматривая огромное здание из светлого, почти белого камня, по архитектуре отдалённо напоминающее крепость. Основной корпус состоит из пяти этажей, но в некоторых местах сделаны пристройки в виде высоких круглых башен или, наоборот, – небольшие флигели в три этажа. Фасад выглядит почти строгим, сочетая в себе простые и резкие формы. Украшениями служат лишь несколько красивых просторных балконов, редкие скульптуры и позолота. Зная, что внутри меня не ждёт ничего хорошего, я с долей страха и неприязни хмурюсь, отмечая всё новые детали, но меня восхищает, что королевский дворец вплотную примыкает к самой горе. Интересно, какая часть здания скрыта от посторонних глаз и сколько ещё помещений находится в глубине?

Пока мы поднимаемся, я не в силах удержаться и наступаю ногой на невысокий белый бугорок. Рой когда-то обещал: «Если наступить на снег, то можно услышать ни с чем не сравнимый хруст».

Он прав, такого звука я ещё никогда не слышала. Лука вновь подталкивает меня вперёд, и теперь я не сопротивляюсь, без остановок бреду за остальными, равнодушно глядя под ноги.

Мы быстро преодолеваем лестницу. Стоит нам пройти в открывшиеся двери дворца, как мы попадаем в длинный коридор с головокружительно высокими потолками. Нас сразу окружает шум и гам снующих туда-сюда служанок. Охранники либо стоят на страже вдоль стен, либо таскают тяжёлую мебель. Я едва успеваю уклониться от очередной прислуги, которая несёт огромную вазу и ничего не видит перед собой. Если их и удивляет наше присутствие, то мы не можем этого заметить. В отличие от воинов, слуги здесь носят белые гладкие маски, полностью закрывающие лица. Я в состоянии уловить лишь любопытный блеск глаз в прорезях. Отсутствуют даже щели для ртов. Значит личины приходится снимать, чтобы поесть или попить. У меня возникает неприятное предчувствие после того, как удаётся разглядеть: у слуг волосы разного оттенка, но в основном тёмные, тогда как у каиданцев они почти всегда светлые, под стать коже и глазам.

На серые стены, украшенные пилястрами и гобеленами, из высоких окон падает солнечный свет. На потолке видна белая лепнина с позолотой, а на полу лежат тёмно-красные ковры с золотым узором. Повсюду на маленьких колоннах стоят бюсты, доказывая, что местным правителям не чужда тяга к искусству.

Мы сбиваемся в кучу. Грязные и истощённые, в изношенной, местами порванной одежде рядом с опрятными слугами и воинами в полированных доспехах мы выглядим нелепо, как какие-то попрошайки, посреди всего этого великолепия и богатого убранства. Я беру Дарена за руку, желая покинуть это место.

Капитан Ролло Тилус поворачивается к лейтенанту Калиасу, отдавая приказ:

– Эгеланн, кахари и кузнеца помойте, переоденьте и накормите! Вечером мы представим их Его Величеству, а он решит, что с ними делать.

– Есть, сэр! А что с девчонкой, сэр?

Я напрягаюсь, ожидая решения.

– Хм… её отведите на кухню. Другие служанки с ней разберутся.

– Есть, сэр!

Солдаты хватают Дарена и Алана под локти и тянут за собой в коридор направо, Мальту никто не трогает, она без сопротивления идёт сама. Я вырываю руку, когда лейтенант берёт меня за плечо и толкает в противоположную сторону. Слышу, как Дарен кроет отборной бранью держащих его солдат, бросая на меня встревоженный взгляд. Но не успеваю я сделать несколько шагов по направлению к друзьям, как лейтенант резко дёргает меня обратно. Зажав мою мантию на груди в кулак, он притягивает меня вверх, так близко к своему лицу, что я морщусь от запаха пота. Мы все уже давно не мылись.

– Даже не думай устраивать сцены! – шипит он мне в лицо так тихо, что слышу его слова только я. – Тебе несказанно повезло, что мы дотащили тебя сюда, а не бросили твоё тело отдельно от головы где-нибудь в лесах Исара. Не смей позорить дворец, по которому ходил сам Каид, своим варварским поведением и будь благодарна работе служанки. Это несказанная щедрость, которой ты не заслуживаешь после всех тех проблем, что ты и твой дружок нам доставили.

С презрением, словно мусор, солдат отталкивает меня, разворачивается и двигается дальше налево. Моих товарищей уже увели, а в открытую пытаться сбежать, стоя в самом сердце вражеской страны, было бы глупо, поэтому я, стиснув зубы, молча следую за лейтенантом. Пока иду, стараюсь запоминать путь и места, где расставлена стража, но забываюсь, рассматривая портреты бывших правителей Каидана. Хочу вернуться и осмотреть их все внимательнее, одного за другим. Мне интересно, есть ли здесь изображение Каида. Однако, опасаясь очередного наказания, не мешкая покидаю галерею вслед за провожатым. Мы сворачиваем в коридор поменьше и входим в неприметную дверь, за которой лестница уходит вниз на несколько этажей. После этого попадаем на кухню.

Сейчас здесь находятся три женщины, и, к счастью, без масок, что позволяет понять, кто же передо мной. Самая старшая – исарийка, а две её помощницы – теялийки. Лейтенант Калиас задерживается, чтобы рассказать главной служанке, что я новенькая и теперь буду работать на кухне. Как только он заканчивает объяснять, то незамедлительно покидает помещение, ни разу не взглянув в мою сторону. Я же неловко переминаюсь с ноги на ногу и смотрю на женщин.

– Меня зовут Энис. Я главная по кухне, – представляется исарийка средних лет, рассматривая меня с ног до головы. Её пшеничного оттенка волосы заплетены в тугую косу. – Это Хана и Мэй. Они мои главные помощницы. Если будут вопросы, спрашивай либо меня, либо их.

Она указывает на теялиек, и я удивляюсь недоброжелательному виду Мэй, которая презрительно косится на меня, морща нос. Хотя её можно понять, я действительно выгляжу не лучшим образом.

– Как тебя зовут? – спрашивает Энис спокойным голосом.

Она не выказывает каких-либо негативных эмоций по отношению ко мне, и пока я не знаю, что о ней думать.

– Ойро.

– Хорошо, Ойро. Девочки отведут тебя помыться, покажут комнаты, накормят и выдадут форму, – главная повариха собирается выйти, но задерживается рядом со мной. – Я понимаю, что ты чувствуешь, но мы все прошли через подобное. Поэтому постарайся вести себя хорошо, ведь мы твоя новая семья.

«Мне не нужна новая семья», – хочется возразить мне, но Энис уже поднимается по лестнице. Моя семья находится в Илосе и здесь, в тюрьме. Что мне нужно, так это план. План, как вытащить нас всех отсюда. Цель. Вот что помогает мне не отчаиваться. Я принимаюсь осматривать помещение, анализировать и думать, как учил Рой.

Теялийки показывают мне купальни для служанок и уходят. Я проглатываю тихий стон удовольствия, опускаясь в тёплую воду. Отскребаю своё измученное тело от недельной грязи и крови дольше, чем стоило, из-за чего моя кожа местами краснеет и начинает гореть от жёсткой мочалки, но на душе становится чуточку легче, словно вместе с потом и пылью я смываю с себя и часть напряжения.

Девушки заранее оставили для меня чистую одежду, но меня интересует, что они сделали со старой. Вероятно, сожгли. Я знаю, что вещи уже изношены, все в крови и никуда не годятся, но всё равно чувствую раздражение. Ведь это была одежда илосийцев, и у меня ушло немало времени на её поиски на рынке Города. К счастью, я додумалась вытащить настойку и спрятать, прежде чем они забрали мои вещи.

Я с ненавистью надеваю простое платье тёмно-серого цвета, а потом с недоумением разглядываю корсет с завязками. Я видела, что Энис, Хана и Мэй носят такие поверх, утягивая талию и подчёркивая грудь, но, пока никого рядом нет, я тихо ругаюсь на этот отвратительный наряд, с трудом зашнуровывая завязки. Не представляю, правильно ли я всё делаю. Однако ещё больше мне не нравится вырез, слишком нескромный для формы служанки. Либо же это платье мне просто велико. Также девушки оставили лёгкие сапожки на ноги и белую маску на лицо. Загоняю вглубь желание сразу же сломать её, вместо этого беру в руки и поднимаюсь обратно на кухню.

Теялийки уже ждут меня, сидя за огромным деревянным столом, на котором обычно повара готовят и режут ингредиенты. Сейчас он прибран, и там стоит миска дымящейся каши, лежит пара кусков хлеба да зелёное яблоко. При виде меня Хана вскакивает, подходит ближе и протягивает руки к моему животу, отчего я отшатываюсь.

– Тише, – успокаивает она. – Я помогу. Ты тут всё напутала.

Она тихо смеётся над моей подозрительностью, пока развязывает корсет и зашнуровывает его правильно. Девушка делает это аккуратно, стараясь не затянуть слишком сильно, и я благодарю её.

Не раздумывая, сажусь за накрытый стол и принимаюсь за кашу. За время нашего путешествия в тюремной повозке я поняла, что если кормят – лучше есть. Никогда не знаешь, когда в следующий раз удастся наполнить желудок. Иногда каиданцы кормили нас раз в день, а однажды за двое суток дали всего пару кусков хлеба.

– Что в тебе особенного? Почему для тебя сделали исключение? – голос у Мэй приятный, мелодичный, но всё портит сквозящее в нём недовольство.

Не отрываясь от еды, я отвечаю девушке внимательным взглядом. Я с ней и двумя словами ещё не перекинулась, а уже чем-то не угодила.

– Это правда, что тебе покровительствует ведьма Эгеланн? – в отличие от первой служанки в голосе Ханы звучит интерес.

Её глаза горят от любопытства, как у детей, которые любят увлекательные истории. Она даже ставит локти на стол и подпирает лицо ладонями. Похоже, теялийка и вправду ожидает, что я тотчас всё расскажу. Я вскользь отмечаю множество светлых шрамов на её кистях и предплечьях. Словно от тонкой плётки. Мне становится не по себе.

Я ещё раз окидываю девушек взглядом, прикидывая, что Мэй на пару лет меня старше, а Хана, скорее всего, немного помладше. Замечаю их сходство, как у кровных сестёр. У обеих нос и щёки усыпаны веснушками, что для теялицев редкость. А в остальном у них миловидные лица, чёрные волосы, светлая кожа и тёмно-карие раскосые глаза.

– Может, и так, – сдержанно отвечаю я.

– Чушь! Наверняка переспала с каким-нибудь капитаном, а может, и не с одним, чтобы тебя взяли в служанки. Так просто илосийцев сюда не берут! – презрительно фыркает Мэй.

Каша едва не застревает у меня в горле от её дерзкого предположения. Я чувствую, как от злости и смущения вспыхивает лицо. Я ещё ни с кем ни разу в жизни не спала, но обсуждать это с кем-либо, а уж тем более с неизвестной мне теялийкой, не собираюсь. Я с трудом сдерживаю в себе желание влепить ей пощёчину, но мне нужны сведения об устройстве дворца, а кто может знать его лучше, чем прислуга.

– Нет, – я спокойно ставлю пустую миску на стол. – Достаточно было лишь попросить ведьму Эгеланн наслать на них саранчу. Она не любит, когда меня обижают.

Мэй морщит аккуратный носик от отвращения, но рот свой предусмотрительно закрывает.

– А почему здесь нет илосийцев? Где они? – обращаюсь я к Хане, понимая, что с ней проще найти общий язык.

– О-о… каиданцы им не доверяют и никогда не берут в дворцовые слуги. Когда-то их сразу казнили, но теперь всех отправляют подальше, на самую жуткую работу. На рудники или шахты. Если же человек – носитель Дара Илоса… – она воровато осматривает кухню, проверяя, что никого нет, наклоняется ко мне через стол и переходит на шёпот, – то таких король использует в своих целях. Но одарённые попадаются живыми очень редко, предпочитая умереть, чем помогать Каидану.

– А как вы здесь оказались?

– Нас…

– Хватит, – одёргивает сестру Мэй и поворачивается ко мне: – Хоть это и не твоё дело, но попали мы сюда из-за таких, как ты. Поэтому сделай одолжение, работай хорошо и не доставляй нам проблем. Мы, может, и не голодаем, имеем крышу над головой и чистую одежду, но всё равно остаёмся рабами. А их часто наказывают и запросто меняют.

– Она права. – Я подскакиваю, когда за спиной неожиданно раздаётся голос Энис. В купальнях мне удалось перевести дух и собраться с мыслями, поэтому теперь я внимательнее разглядываю исарийку, отмечая приятный оттенок её карих глаз. – Делай свою работу хорошо, будь незаметной, никогда не снимай маску и не заговаривай с жителями дворца, пока они сами не спросят. Особенно с членами королевской семьи. Даже глаз на них не поднимай. В наказание могут выпороть, и не обязательно тебя. За твой проступок легко высекут и меня, и девочек. Так что не думай сотворить глупость.

Я стискиваю зубы. Они мне не семья, но от мысли, что из-за моей оплошности могут наказать кого-то другого, становится противно. Зла я им не желаю, но и оставаться здесь навсегда тоже не хочу.

– То, что сейчас происходит с твоим народом… ужасно, – добавляет Энис. – Я никогда не видела, чтобы заключённых привозили в таком количестве. Но ни одному из них точно не дадут работу во дворце. Поэтому я бы советовала тебе быть всегда начеку. Вряд ли каиданцы оставили тебя настолько близко просто из щедрости.

Она права. Это вряд ли.

– И ещё кое-что… – внезапно исарийка подходит ко мне сзади и касается моих распущенных волос. Я напрягаюсь, не зная, чего ожидать, но она просто начинает заплетать их в толстую косу. – Мы все носим одинаковую причёску. У солдат здесь жёсткая дисциплина, но на изнасилование часто закрывают глаза. Поэтому если тебя кто-то схватит в тёмном коридоре, отбивайся и убегай, но только молча. Хоть что-то хорошее в этих проклятых масках есть. Если не откроешь своё лицо, они потом не сумеют найти тебя и что-либо доказать, даже если ты покалечишь стражника. Хоть кожа у тебя темнее, чем у теялийцев, но из-за маски увидеть этого никто не сможет.

– Точно, – хихикает Хана. – Мэй как-то раз одному солдату нос разбила, а потом ещё и в пах ногой дала. Несколько служанок нашли его плачущим на полу в коридоре.

– Ой, хватит, Хана! – несмотря на недовольный тон, я замечаю, как старшая из сестёр улыбается. Теперь она мне нравится чуть больше.