Глава 15
– Сегодня или никогда, – Дарен появляется в центре повозки, словно из ниоткуда.
Прошло больше двух часов с тех пор, как сразу после заката друг исчез, чтобы разведать местность. Я уже начала волноваться: он никогда не задерживался так надолго. Но теперь можно расслабиться, зная, что его никто не заметил. Прошло три дня, и завтра мы пересечём границу Каидана, поэтому Дарен прав. Сегодня или никогда.
– Я осмотрел территорию вокруг. Наконец-то поля вновь сменились на леса. От дороги до кромки деревьев буквально пятьдесят метров, но лучше не рисковать. Я сразу перенесу нас как можно дальше, – кахари потирает озябшие руки. – Я не могу попасть туда, где раньше не бывал, поэтому и постарался пешком тщательно изучить местность. Также я никогда не брал с собой больше одного человека, и нужно быть готовым, что мы сумеем переместиться лишь раз. Из-за ночной стражи украсть лошадей незаметно я не смог.
Исарийка рассеянно кивает в ответ. Это продолжает меня беспокоить, но я решаю разобраться с этим позже, сейчас есть проблемы поважнее.
– Мальта, – привлекает её внимание Дарен. – Ты знаешь местность Исара лучше нас всех. Что находится за лесом по правую руку?
Старуха какое-то время напряжённо молчит, подняв тёмные глаза к потолку.
– Справа идёт пограничный хвойный лес, – выдавливает она через силу. – Сейчас мы движемся по главному тракту. Каидан начинается сразу перед тем, как эта дорога свернёт направо и сольётся с двумя другими. Они меньше, чем наш тракт, но тоже являются основными путями между Теялой и Каиданом. Если мы скроемся сейчас среди деревьев, то сможем двигаться на юг, но лишь временно. Лес закончится, и начнутся поля, которые мы проехали. Слишком открытая местность. – женщина плотнее укутывается в плащ, и я невольно следую её примеру. Холодная погода стоит теперь каждый день, и я с тоской вспоминаю жаркие пески Илоса. – Если же мы пройдём чащу насквозь, то выйдем на вторую дорогу, с которой позже сольётся наш тракт. Можем пойти по ней…
Под конец исарийка говорит напряжённо, но я вновь отмахиваюсь от сомнений, напоминая себе, что Мальта всегда ведёт себя странно. Вначале разберёмся с побегом, а потом с её непонятным настроением.
– Тогда мы доберёмся до города или деревни и сможем украсть там лошадей. Но дорога так же опасна, как и поля. Возможно, даже больше…
– Как насчёт того, чтобы двигаться вдоль обочины, оставаясь в тени деревьев, – предлагаю я. – Можем путешествовать под защитой леса, пока он не закончится, а когда выбора не останется, выйдем на дорогу.
– Мне кажется, это хороший план, – поддерживает меня друг.
Мальта молчит, и мы принимаем это за согласие.
– Тогда приготовьтесь. Я быстро заберу наше оружие и украду немного еды, – кахари, не дожидаясь ответа, вновь испаряется в воздухе.
Я растерянно моргаю, всё ещё с трудом привыкая к его появлениям и исчезновениям. То Дарен прямо передо мной, а через мгновение растворяется в тенях, которые так же рассеиваются через несколько секунд, словно дым.
Я скатываю несколько одеял, которые могут нам пригодиться в таком холодном климате. Сама закутываюсь в тёплую мантию, которую Смотрители удосужились нам дать. С досадой отмечаю, насколько изношенной стала моя илосийская одежда, заляпанная в крови и грязи. Я с недовольством заплетаю в тугую косу грязные волосы, с надеждой гадая, сможем ли мы помыться в ближайшем исарийском городе и удастся ли украсть более тёплые вещи. Я проверяю, надёжно ли спрятана моя настойка, которую я капнула сегодня вечером. Дарен возвращается, когда я помогаю Мальте скатать ещё одно покрывало. Улыбаясь, он аккуратно кладёт на пол мои клинки.
– У нас есть три минуты, – предупреждает он.
Я не сдерживаюсь и бросаюсь вперёд, хватая оружие. Так приятно снова держать их в руках. Теперь я чувствую себя увереннее. Без промедления вешаю мечи на поясницу, закрывая мантией. Также затыкаю за голенище пару коротких кинжалов, которые друг украл у наших тюремщиков. Дарен вешает свой клинок на спину, а Мальта упаковывает наши одеяла в единственную сумку, которую кахари также перекидывает через плечо, проверяя, насколько легко можно вытащить оружие. Мальта и Дарен с отвращением сбрасывают нерабочие жгуты. Те глухо падают на грязный пол, и я с мрачным удовольствием пинаю их подальше. Это последнее, что я делаю, прежде чем друг уверенно хватает мою ладонь. Второй рукой он берёт Мальту, которая нехотя позволяет ему это. Я хочу спросить её, в чём дело, но не успеваю, потому что в этот момент мы исчезаем.
* * *
Я вижу, как искажается пейзаж вокруг, как всё проносится мимо, превращаясь в растянутые разноцветные полосы. Я чувствую, что мой друг тяжело дышит, и крепче сжимаю его ладонь. Мы находимся в прыжке дольше, чем в прошлый раз. Скорее всего, Дарен напрягает весь свой Дар, чтобы перенести нас на максимальное расстояние. Он больно стискивает мою руку, но я не жалуюсь и ничего не говорю. И тут мы останавливаемся. Все предметы обретают чёткость. Я понимаю, что стою на мягком мхе, окружённая высокими деревьями, запахом хвои и ночным морозом, что щиплет нос.
Вот я покачиваюсь на ногах, но в следующую секунду весь мир кренится, и я утыкаюсь щекой во влажную землю. Даже не замечаю, как упала. Голова кружится, и я морщусь, стараясь не вывернуть наружу всю ту скудную пищу, которая ещё осталась в желудке. Я так и остаюсь лежать, а земля подо мной ходит ходуном, как неспокойное море. Вижу, что Дарен облокачивается о дерево. Его лицо посерело и покрылось бисеринками пота, а губы стали бледными. Но он, как и я, упорно держится, ведь мы должны поскорее прийти в себя и продолжить путь. Я переворачиваюсь на спину, рассматриваю чёрное ониксовое небо над головой, скудно усыпанное звёздами. Серп старой луны висит высоко, значит, нашу повозку проверят в течение нескольких часов. У нас есть немного времени, чтобы уйти как можно дальше. Самой первой приходит в себя Мальта. Она не упала, как я, но по примеру Дарена тяжело откидывается на толстый ствол дерева и, прикрывая лицо рукой, пытается унять головокружение.
– Нам нужно двигаться, – она плотно сжимает губы и отталкивается от опоры, чтобы помочь мне подняться, а потом на удивление твёрдым шагом отправляется в путь первая.
Глядя старухе вслед, я вдруг вспоминаю её палку, с которой исарийка не расставалась в Городе. Но сейчас она спокойно идёт без какой-либо поддержки, и я покачиваю головой, гадая, а что я вообще о ней знаю. Живя в Городе, видела ли я хоть раз её настоящую?
Мы двигаемся на юго-запад. Наш шаг заметно ускоряется, как только мы приходим в себя. Я благодарю про себя Первых, что уже два дня не было дождей. Земля относительно сухая, что облегчает путь, а воздух хоть и холодный, но не пробирает до костей. Несмотря на окоченевшие руки, которые я грею под мантией, я наслаждаюсь свежим еловым запахом. Терпкий аромат для меня в новинку, так как на Островах нет хвойных лесов, а уж в Илосе и подавно. Мы останавливаемся на привал чаще, чем хотелось бы, выбиваясь из сил. Несколько недель в заключении, неподвижность и плохое питание подточили нашу былую выносливость и силу. Я обращаю внимание на то, что за это время Мальта словно уменьшилась в росте, а лицо Дарена осунулось, резче обрисовывая его скулы. Я ощупываю свои щёки, догадываясь, что выгляжу не лучше.
– Тебе противен мой Дар? – недовольно бросаю я старухе, когда на очередном привале вновь ловлю на себе её взгляд.
Пристальное внимание исарийки немного нервирует меня, но ещё больше я переживаю о том, что сейчас она подтвердит мои опасения. Не хочу признаваться даже себе, что её мнение мне настолько важно.
Мальта стала более замкнутой после того, как вблизи увидела покрывающую мои руки тьму. Мой вопрос сбивает старуху с толку, глаза округляются, она выглядит удивлённой, что для неё несвойственно, так что я начинаю сомневаться в своей догадке.
– Глупости! – отвечает исарийка.
Она вертит в руках кусок хлеба, который Дарен украл у каиданцев.
– Мои руки чернеют, я часто злюсь, исцеляюсь и призываю каких-то тварей! Что это… что это за Дар такой? – мой раздражённый тон в конце становится отчаянным.
Я осознаю, что раскрыла перед старухой все свои секреты. Мне некого больше спросить. Исарийка достаточно пожилая, чтобы знать хоть что-то. Дарен заинтересованно переводит взгляд с меня на Мальту, ожидая ответа, она же избегает смотреть в глаза нам обоим.
– Если тебе что-то известно, то расскажи… пожалуйста.
– Я ничего не знаю. А что знаю, в том сомневаюсь. Да, таков твой Дар, и он весьма необычный. Но мне он кажется… знакомым. Может, видела или слышала о чём-то подобном, но не могу вспомнить, – по взгляду Мальты я понимаю, что она не врёт.
– Ты не помнишь? – удивляется Дарен.
– Я не илосийка, но знала слишком много секретов семьи Калануа, – отрезает она. – Просто так отпустить они меня тоже не могли. Мне дали выбор принести им клятву до конца жизни, но я не решилась.
– Какую клятву? – вновь интересуется приятель, и Мальта раздражённо поджимает губы, бросая резкий взгляд на Дарена, явно недовольная тем, что её опять прерывают.
– Клятва – это привилегия рода Калануа. Они могут попросить кого угодно принести им обет на крови, который нельзя нарушить, если не желаешь жутких последствий. Это никак не связано с Даром Первых, а является особенностью древней правящей семьи, что обитала в тех краях ещё до падения Звезды. И сам Илос получил это умение благодаря своей жене Ааре Калануа. А ещё он взял её фамилию – Калануа, которую передал дальше.
– Если это не настоящая фамилия Илоса, то тогда какая из четырёх правящих семей носит имя Первых? – недоумевает Дарен.
– Действительно… в Илосе на троне сидит династия Калануа, в Теяле – Юн, в северном Каидане – Квинтилий, а в Исаре – Эгеланн. Какая из них получила фамилию от Первых? – Мальта задаёт этот вопрос вслух и загадочно улыбается. Мы с Дареном молчим, ожидая ответ, но старуха разбивает наши надежды. – Да, считается, что одна из фамилий – настоящая. Но которая? Это знают разве что сами Первые.
Я разочарованно выдыхаю. Исарийка продолжает, пока мы не успели задать новые вопросы и вновь отвлечь её:
– Итак, я не решилась дать клятву, и тогда при помощи их целителей мы создали настойку, которая стирает память. Полностью исчезают последние три года жизни, а остальные воспоминания – выборочно. Поэтому я не могу быть уверена во многом. Последний год, который я не забыла, – когда Даяну исполнилось три. Это за год до рождения принцессы Айлы.
– То есть ты была там дольше? – интересуюсь я.
– Кто знает? Следующее моё воспоминание связано уже с Исарой и Элиотом, – она грустно опускает взгляд. – Я забыла, как встретила его. Так что я даже не уверена, пила ли я настойку однажды или сделала это несколько раз, прочно запутав свои воспоминания. – Сердце сжимается от сочувствия, когда по лицу Мальты проходит волна сожаления. – Но твоя сила кажется знакомой, хотя и не ясно, откуда. Просто чувствую, что знаю, – исарийка вновь переводит взгляд на меня. – Возможно, ты жила при дворе. И твои родители советники или высокопоставленные люди. Похоже, что я сталкивалась с подобным.
Я ухватываюсь за эту крупицу знаний о своей семье, как за спасательную верёвку. От надежды сердце начинает биться чаще. Моя семья жила при дворе. Теперь мне известно, откуда начать поиски, как только попаду в Паргаду. Я чувствую прилив сил двигаться дальше, но моё ликование обрывает протяжный звук рога со стороны севера.
Смотрители знают, что мы сбежали.
Мы сразу же, не сговариваясь, подбираем свои вещи и двигаемся дальше в путь. Мы идём, в то время как небо едва заметно светлеет, но низкие дождевые облака почти закрывают сапфирово-синие прорехи. К счастью, мы пока не слышим звуков погони. Это приободряет, даже когда ноги наливаются свинцовой тяжестью. Я иду и разглядываю землю, которая усыпана острыми хвойными иголками, словно ковёр. То тут, то там лежат жёлуди и шишки. Мы сбавляем ход, потому что вскоре должны выбраться на вторую дорогу. Впереди начинают мелькать просветы в деревьях, указывающие, что граница леса находится буквально в нескольких минутах ходьбы. Дарен шагает первым, следом за ним – Мальта, и я – в самом конце, немного отставая от спутников. Поддавшись странному порыву, я останавливаюсь и подбираю одну шишку. Стоит мне к ней прикоснуться, как тени от деревьев неестественно искажаются и идут рябью, словно отражение в неспокойной воде, хотя освещение никак не меняется. Я испуганно отпрыгиваю, когда тёмные контуры ближайших стволов поворачиваются и ползут прямо ко мне, извиваясь, как змеи. Галлюцинация сразу исчезает, но на смену внезапному страху приходит непонятное предчувствие.
Напряжение. Тут же лес замирает. Ветер стихает, будто кто-то приструнил его, заставив залечь и молчать. Даже в моём сознании тьма за границей, которую я не стремлюсь пересекать, недовольно шевелится. Дарен всё ближе подходит к кромке леса, и тогда я срываюсь на бег, уступив интуиции. Мне удаётся вовремя подскочить к другу, увлекая его к ближайшим кустам недалеко от первых просветов, что выведут на дорогу. Мальта, не спрашивая, присоединяется к нам.
– Что-то не так, – я пытаюсь оправдать своё поведение. – Я… я чувствую.
На лице парня отсутствуют насмешка или пренебрежение. Он согласно кивает в ответ, показывая, что верит. Молча указывает рукой, давая мне возможность идти первой. Я медленно продвигаюсь вперёд, чтобы разглядеть дорогу, но при этом продолжаю оставаться в тени кустов и деревьев. Сердце быстро бьётся от необъяснимой тревоги.
Надеюсь, я ошибаюсь. Пусть это окажется игрой воображения.
Я прячусь за огромным стволом ели. Благодаря низким веткам мне легко удаётся остаться незамеченной, но при взгляде на дорогу и холм за ней дыхание перехватывает. Насколько хватает глаз, перед нами простирается просыпающийся лагерь каиданцев. Обычные воины вперемешку со Смотрителями, которые выделяются бронёй и длинными золотистыми плащами. Все они сопровождают десятки, а может, и сотни тюремных повозок, таких же чёрных и металлических, в точности похожих на ту, из которой мы сбежали. Дарен прижимает меня к дереву всем телом и судорожно выдыхает, когда сам видит эту же картину.
Не веря своим глазам, я пытаюсь пересчитать повозки, но сбиваюсь, когда переваливает за пятый десяток. Оцепенев от страха, я смотрю, как проснувшиеся воины вытаскивают заключённых для проверки. Практически все – илосийцы. Мужчины, женщины, старики и даже дети. Некоторые ранены, другие в жгутах, а третьи напуганы, но видно, что свободу они продали дорого.
– Они сошли с ума! Что творят эти каиданцы? – шипит Дарен, наблюдая, как Смотритель за волосы выволакивает из повозки молодую илосийку, совсем ещё подростка. Друг всё так же крепко удерживает меня в тени дерева, не давая дёрнуться и совершить глупость.
Я скриплю зубами. Если бы у нас был лук, то я бы попросила Дарена пристрелить этого мерзавца. Не могу оторвать взгляд от жуткой картины того, как страдают мои соплеменники. Да в чём они провинились? В том, что Клетусу хочется больше власти? В том, что жадность и эгоизм Каидана превысили все границы? Я чувствую себя преданной и обманутой. Я так мечтала попасть домой, но вначале сковали нас с другом, а теперь, когда мы вновь оказались на свободе, враги забирают и мой народ. Возможно, где-то в этих повозках находится моя семья. Мне хочется кричать, пока не услышу вразумительного ответа на свои вопросы или… не убью их всех. Эта мысль словно чужая. Как будто мои демоны услышали зов и злобно шипят, уговаривая их выпустить.
– Похоже, гонцы говорили как раз об этом, – к нам подходит Мальта. – Каидан впервые за много столетий развязывает войну.
– Клетус сумасшедший. Теперь весь Континент будет в огне, – отвечает Дарен.
– Но я не вижу на одежде пленников никаких отличительных знаков Паргады, – тихо возражает Мальта, и мы одновременно поворачиваемся к ней. – Не могли же каиданцы перебить всех стражей. Вероятно, это жители портового городка Илоса или другого маленького поселения. Значит, страна пока не сломлена, раз столицу не взяли, – уверенно отмечает исарийка. Она понимающе сжимает моё плечо. – Принц Даян этого так просто не оставит, Ойро. Я знаю, что Калануа бесконечно любят свой народ, и они не отдадут подданных на растерзание.
Я не отвечаю, надеясь, что старуха права. Но у меня самой нет никаких воспоминаний об этом принце, поэтому особого воодушевления я не чувствую.
– Мы должны двигаться, – нехотя напоминает Дарен, а я замечаю, как лицо друга искажается от такой же злости, которая вовсю клокочет во мне самой.
Возможно, он и кахари, но я понимаю, что сейчас парень смотрит на народ своей матери, как на свой. И ему, так же как и мне, хочется выйти и отправить на тот свет столько каиданцев, сколько успеем до того, как нас вновь схватят. Но это было бы слишком глупым решением.
– Да, здесь мы ничем не поможем, – с трудом выдавливаю я.
И мы отходим немного в глубь леса, чтобы остаться незамеченными и случайно не столкнуться с охранниками или разведчиками. Затем продолжаем путь среди деревьев вдоль дороги на юг. С такого расстояния не видно ни повозок, ни пленников, ни каиданцев, но мы слышим доносящиеся из лагеря звуки и, не отрываясь, следим за любыми изменениями, продвигаясь медленнее, чем раньше.
Солнце уже поднялось, но из-за тяжёлых облаков, которые плотно облепляют всё небо, ориентироваться нелегко. Свет кажется приглушённым, будто в сумерках. Проходит час, возможно, два, когда со стороны дороги раздаётся звук драки, потом женские крики и мужская ругань вперемешку с плачем детей. Мы напряжённо дёргаемся, и я сжимаю кулаки, уговаривая себя идти дальше, но тело замирает на месте.
Проклятье, двигайся! Ты ничего не можешь сделать. Их сотни. Ты ничего…
Мои ноги словно прирастают к земле, не позволяя сделать ни шага. Мальта за моей спиной хранит молчание. Я смотрю на друга, замечая, как нервно сжимаются и разжимаются его кулаки. Тьма во мне вновь недовольно бурлит, как закипающая в котле вода. Дарен отвечает мне таким же напряжённым взглядом из-под чёлки. За нас всё решает отчаянный протяжный мужской вой. В нём столько боли, что мы с парнем, не сговариваясь, крадучись двигаемся в сторону дороги. Друг сбрасывает на хвойный ковёр сумку, а я жестом велю Мальте оставаться на месте. Она не выказывает никакого сопротивления, не пытается нас задержать или остановить, как поступили бы другие. И это должно меня насторожить, но крик вновь повторяется.
– Угомоните этого предателя! Он нужен нам живым, так что сильно не усердствуйте, – мы слышим голос, но не видим, кто отдаёт приказы. – Этой отрубить голову в назидание всем, чтобы не смели бежать!
– Есть, сэр!
– Нет! Не трогайте её…
Я уже могу разобрать протяжный стон, когда солдат, не церемонясь, хватает женщину за чёрные волосы и швыряет на землю. Я вижу снующих людей, неразбериху, попытки каиданцев навести порядок среди заключённых. Замечаю, как крепкого мужчину пытаются оттащить несколько солдат, но тот успевает повалить одного из противников ударом в лицо. Цветом волос пленник похож на исарийца.
Перед глазами разворачивается неожиданная картина, и я замираю от того, насколько неправильным кажется происходящее. Мужчина, которого с трудом удерживают трое каиданцев, – это Алан Отеро, отец Дарена. Мне требуется целая вечность, чтобы перевести взгляд с него на темноволосую женщину, над головой которой сейчас высоко занесён топор, чтобы привести в исполнение вынесенный секунду назад приговор. Последнее, что я успеваю заметить, – это ужас на лице мамы Дарена, когда та видит своего сына. Шерин трясёт головой, безмолвно умоляя его не подходить, но секира опускается раньше, чем мы успеваем вытащить мечи или закричать. Широкое лезвие рассекает шею женщины и прорубает ключицу, глубоко входя в тело.
Я застываю на месте, как и в тот раз с Теренсом, смотря, как мама Дарена заваливается, а палач с отвратительным чавканьем вытаскивает топор. Как кровь льётся из жуткой раны. Дарен же полностью теряет контроль над собой. В несколько широких шагов он подскакивает к каиданцу и с жутким рёвом отрубает тому голову одним ударом меча, вложив в замах какую-то нечеловеческую силу. Шерин ещё не успевает упасть на землю, как её обезумевший от горя сын переключается на второго врага, потом третьего, четвёртого. Он кружится над противниками, то появляясь, то исчезая, используя остатки Дара. Косит Смотрителей и обычных воинов Каидана, словно траву. Я вижу перекошенное от ярости лицо Дарена, которое ни капли не походит на моего весёлого друга, и я ужасаюсь.
Это лицо смерти.
Но даже смерть не всесильна.
Он устаёт, а его Дар иссякает. Я вытаскиваю из сапога кинжал и подскакиваю к одному из Смотрителей сзади. Вонзаю лезвие ему в горло, помешав приблизиться к Дарену, пока тот занят другими нападающими. Потом достаю оба меча и пытаюсь помочь другу, прикрывая ему спину. Однако тот сейчас не чувствует ничего, кроме всепоглощающего горя и отчаянной ярости. Кахари не защищается, лишь нападает. Поэтому и мне приходится держаться на расстоянии, чтобы не попасть под его клинок. Другие заключённые в ужасе разбегаются и прячутся. Количество врагов, наоборот, множится, они окружают нас со всех сторон. Я с трудом сдерживаю натиск троих, боясь обернуться и узнать, сколько каиданцев собралось возле моего друга.
– Дарен! Дарен, пожалуйста… – мой крик больше похож на отчаянный стон.
Хочу предупредить, чтобы он уходил, пока можно. Хотя в глубине души понимаю, что он не собирается сбегать. Я слишком сильно отвлекаюсь, пытаясь уследить слишком за многими противниками, поэтому вскоре один из нападающих задевает лезвием моё бедро. Я падаю на колено, кто-то бьёт меня в спину. Мне заламывают руки и валят лицом в землю, отбирая мечи. Я продолжаю брыкаться, но при этом слежу за Дареном, боясь, что его убьют. Проклятье, вокруг него столько трупов! Скольких же он прикончил?
Я отчаянно кричу, когда Смотритель бьёт кахари по голове, отчего он отшатывается и теряет ориентацию. По лицу парня струится кровь. Мы на мгновение встречаемся взглядами, но Дарен контужен и не видит меня. Я изворачиваюсь и каким-то образом пинаю держащего меня каиданца в колено. Удар сильный, и противник ненадолго ослабляет хватку. Этого хватает, чтобы попытаться подползти к другу в хаосе сражения. Мне почти удаётся встать на ноги, когда тот же Смотритель заносит тяжёлый меч над парнем. Тот ничего не замечает и лишь мотает головой, пытаясь вернуть чёткость зрению. Пальцы Дарена всё ещё сжимают клинок, что теперь бессильно опущен вниз.
Я не успею. Я не…
Алан с рёвом выныривает из-за ближайшей повозки, куда его утащили в этой неразберихе подальше от поля боя. Он набрасывается на противника сына и отражает смертельный удар. На Дарена сразу накидываются трое солдат, валят на землю, выкручивают ему руки и надевают жгуты. Кахари отбивается, но очень слабо. Три тела практически лежат на нём, придавливая к земле. Алан – крепкий кузнец и отлично сдерживает удары, но каиданец оказывается быстрее. Я подбегаю и в последнее мгновение дёргаю отца друга за одежду назад. Клинок противника проходит в сантиметре от шеи мужчины. Воспользовавшись нашим замешательством, враги нападают одновременно, вжимая нас в землю и заламывая руки.
Бой закончен. Больше никто не кричит, не бежит и не дерётся. Здоровые воины начинают помогать раненым, со злобой поглядывая на нас.
– Чёртовы демоны! На сумасшедшего кахари жгуты покрепче, и в одиночку его! – орёт на кого-то командир, зажимая кровоточащую рану в боку. – Его доставим лично Его Величеству! Шкуру спущу с того, кто его тронет.
– Что делать с девчонкой и кузнецом, сэр? – спрашивает совсем молодой солдат.
Я не обращаю внимания на говорящего, продолжая наблюдать за Дареном, чтобы увидеть, куда его отведут.
– Этих просто связать и бросить вдвоём. Разберёмся с ними попозже. И позовите чёртова целителя сюда!
Кто-то стягивает мне руки верёвкой и резко дёргает вверх, заставляя встать на ноги. Я морщусь, чувствуя, что холодная грязь так и осталась на щеке. Вижу, что то же самое проделывают с мистером Отеро, а потом замечаю, как двое каиданцев тащат Дарена к одной из тюремных повозок. Его голова падает на грудь и безвольно болтается. Похоже, он без сознания.
– Сэр… – неуверенно бормочет другой Смотритель. – Тут… что нам делать с ней?
Я оборачиваюсь на голос, чтобы увидеть, как солдат ведёт Мальту. Хотя скорее это она идёт, а солдат неуверенно мельтешит за ней, не зная, как поступить.
«Беги! Уходи, пока можешь!» – хочется закричать мне. Но я теряюсь, понимая, что старуха шагает сама. Никто не выдернул её из укрытия, её никто не тащит. Жгутов на ней тоже пока нет. «Сопротивляйся, – хочу сказать я. – Вытяни воздух из лёгких врагов, как умеют некоторые исарийцы, и беги». Но Мальта продолжает идти, даже не глядя в мою сторону, а я, наоборот, не могу оторвать от неё глаз.
– Я поеду в повозке с кузнецом и девчонкой, – ставит всех перед фактом исарийка.
Я, должно быть, ослышалась. Старуха, вскинув голову, с вызовом смотрит на капитана, который только что отдавал всем приказы. Почему ты не сопротивляешься? Я почти уверена, что сумею выдавить хоть этот вопрос, но из горла не вырывается ни единого звука. Осознание постепенно приходит, но я трясу головой, пытаясь выкинуть эти мысли. Я не хочу понимать, что происходит.
– Ты ещё кто такая?! – рявкает командир. Несмотря на потерю крови, его лицо багровеет.
– Мальта Сильвия Эгеланн. Отвези меня к своему королю, солдат.
Все вокруг отчётливо слышат её имя. Каиданцы, включая капитана, отшатываются от исарийки. Это имя пугает их до чёртиков. В очередной раз я вживую вижу, насколько правдивы её слова. Лица многих солдат моментально бледнеют. Командир не может выдавить из себя ни звука, просто кивает одному из подчинённых, чтобы нас посадили вместе. Всё настолько неправильно, что я успеваю понадеяться: это всего лишь очередной из моих жутких кошмаров. Однако проснуться никак не удаётся.
Прежде чем закинуть нас в тюремную повозку, каиданцы связывают нам троим руки. Теперь они стянуты спереди. Это, конечно, не жгуты, но от плотных исарийских верёвок не выйдет избавиться так просто. Нас с Аланом заталкивают в повозку первыми. Мальта заходит последней. За её спиной закрывается дверь, погружая нас в полумрак, громко щёлкает замок. Алан тяжело опускается в углу, а я, как беспокойный хищник, нервно меряю шагами узкое пространство, неотрывно глядя на Мальту.
– Ойро, успокой…
– Объясни мне! – рявкаю я.
– Вначале возьми себя в руки, – она невозмутима, но на лице отражается сожаление. Это злит меня ещё больше, я не хочу его видеть.
– Ты знала, – это не вопрос, мой голос угрожающе понижается. – ТЫ ЗНАЛА?! – Мальта молчит, поэтому я повторяю громче. Пожалуйста, скажи «нет». Скажи, что это всё глупое совпадение.
– Да.
По моему телу проходит нервная дрожь. Я закрываю глаза и считаю до пяти, чтобы её подавить, а потом продолжаю мерить шагами пол повозки из одного угла в другой.
– Это ты заманила нас в ловушку? Зачем? Всё было подстроено с самого начала?!
– Нет. Я… – она поджимает губы. – Я ничего не знала, пока не проявилась твоя сила. Тогда перед глазами сразу возникло… множество образов.
Я внимательно слушаю, не перебивая, ненадолго замедлив нервный шаг.
– Лишь некоторые из них были чёткими. Я видела то, что произошло сейчас. Видела, что мы окажемся в Каидане. Видела, что там произойдёт что-то страшное, но будет ещё хуже, если мы туда не попадём. В любом случае мы бы…
– Ты видела, что мама Дарена умрёт? – перебиваю её я.
– Да.
– Ты знала, что она погибнет, но ничего не сказала! ТЫ ПОЧТИ УБИЛА МОЕГО ДРУГА! – с отчаянным рёвом я бросаюсь на исарийку, хватаю связанными руками её одежду на груди и пригвождаю к стене. Я едва сдерживаю желание задушить старуху или… свернуть ей шею прямо сейчас.
Прочь из моих мыслей! – кричу я на чужое шипение, раздавшееся в голове. Я отвлекаюсь, и Мальта делает едва заметный жест. Сильный порыв воздуха отбрасывает меня к противоположной стене. Болезненный удар немного отрезвляет, но двигаться я не могу. Давление усиливается, удерживая меня на месте.
– Ойро, пожалуйста, возьми злость под контроль. Не слушай голоса, это их желания, а не твои, – я вижу боль в глазах Мальты вперемешку с сочувствием.
«Как смеешь ты грустить, когда всё произошло по твоей вине! Ты не имеешь права на это чувство!» – хочется бросить мне ей в лицо. Я мечусь, как животное в силках, не способное двигаться.
Но это не я.
Я вспоминаю, что Дарен где-то там один. Я обещала помочь ему, я обещала Шерин защитить её сына. Ярость покидает меня вместе с силами, ноги становятся ватными, и голова с трудом держится на шее. Я бы упала, если бы не была прижата к стене Даром Воздуха.
– Почему? Почему ты не предупредила нас? Мы бы могли…
– Не могли, – печально возражает Мальта.
Непроизвольный всхлип вырывается из моей груди. Слёзы текут по лицу, когда я вспоминаю Шерин, которая всегда была так добра ко мне. Так любила своего сына, что была готова расстаться с ним навсегда.
– Помнишь, что я рассказывала о своей матери? Будущее не было бы будущим, если бы не сбывалось. Моя мама умерла раньше на два месяца, потому что я пыталась изменить судьбу. Ты думаешь, я никогда не боролась с предопределением, Ойро? – горько усмехается Мальта, но в её голосе не слышно насмешки, только печаль. – Каждый раз, когда я это делала, получалось только хуже. Возможно, сообщи я вам о своём видении, сейчас и ты, и Дарен, и Алан были бы уже мертвы.
– Но ты же предупредила нас на Островах, говоря бежать, – отчаянно бормочу я.
– Тогда я не меняла будущего. Ваше бегство и мой плен – это уже было предопределено, – тихо возражает Мальта.
– Тебе всё равно стоило… сказать… – Я больше не в состоянии сдерживать всхлипы, глотая горькие слёзы. – Мы бы… хоть что-ни-будь…
– Мы можем помочь сейчас, Ойро. Точнее, ты можешь.
Я непонимающе смотрю на исарийку, забыв о слезах.
– Теперь нужно спасти отца Дарена.
Я перевожу взгляд на Алана, который к этому моменту потерял сознание и лежит, привалившись к стене. Его лицо неестественно бледное, а грудь почти не двигается. Воздух перестаёт меня сдерживать, и я падаю на колени. Не обращая внимания на боль, ползу к отцу Дарена и проверяю его пульс. Сердце кузнеца едва бьётся.
– Похоже, у него внутренние повреждения. Помоги ему, используй силу исцеления.
– Но как? Я не знаю, как она работает. И могу ли я вообще лечить других… – Я беспомощно смотрю на мужчину, не понимая, что делать.
– Ты и вправду ничего не помнишь… – растерянно бормочет исарийка.
– Помоги, Мальта. Дарен… Дарен не переживёт потерю отца, – я вновь хватаюсь за её одежду, но теперь в мольбе.
– Кровь, девочка. Твоя кровь может исцелять других. Дай ему немного.
Не мешкая, я нахожу острый выступ и делаю надрез на ладони. Морщусь, понимая, что рана глубже, чем требуется, но это не имеет значения, если моя кровь спасёт Алана. Как идиотка, я смотрю на Мальту в ожидании указаний, что делать дальше. Та помогает, раскрыв рот мужчине, и я сжимаю кулак, выдавливая ему на язык стекающие с кулака алые капли. Останавливаюсь, когда он наконец судорожно сглатывает.
– Теперь нам придётся подождать, – исарийка садится у противоположной стены, следя за состоянием Алана. Я опускаюсь рядом, также наблюдая за отцом друга. Отрываю кусок материи от своей дорожной мантии и перевязываю порез на руке.
– Откуда ты знаешь? – я прерываю молчание.
Дыхание Алана становится глубже и ровнее, а лицо приобретает розовый оттенок, но он всё ещё не просыпается.
– Я жила в Илосе, забыла? И помню главную тайну илосийских целителей. Их припарки и мази, конечно, хороши, но истинное чудо заключается в их крови. Поэтому это знание держат в секрете, а сам Дар считается крайне редким. Они… то есть вы, – внезапно она улыбается мне, – вы не можете лечить прикосновением или мыслью. Помогает только кровь, отданная добровольно. Поэтому подобный Дар опасен и для самого целителя. Пытаясь вылечить слишком многих, он сам может умереть.
– Что нас ждёт в Каидане?
– Я точно не уверена. Видение было очень противоречивым. Но это связано со всеми нами. И как всё закончится, зависит лишь от нас.