Глава 14

Мы в пути уже больше недели. Мягкий цветочный аромат Теялы сменился ледяным ветром и запахом дождя, как только мы пересекли границу Исара. Сейчас примерно середина осени, и чем ближе мы к северному Каидану, тем холоднее и ненастнее становится погода. Листва деревьев уже окрасилась багрянцем, и каждый раз, выходя из тюремной повозки, я не могу не восхищаться пожарищами окружающих лесов. И чем дальше мы двигаемся в глубь Исара, тем насыщеннее кажутся красно-оранжевые цвета крон, особенно сильно выделяясь на фоне постоянно серого неба.

Часто идут дожди. Одежда, в которой нас схватили, слишком лёгкая для такой погоды. В один из дней каиданцы всё-таки вернули нам тёплые мантии и несколько покрывал со словами, что «они тащились в такую даль не для того, чтобы вернуться с мёртвыми телами». Они никогда не выпускают нас из повозки поблизости от городов или деревень, но иногда удаётся разобрать голоса переговаривающихся исарийцев или гомон детей, когда мы проезжаем мимо поселений.

Чтобы подготовить план для побега, мы с Дареном всю неделю наблюдали за сопровождающими. Подмечали, куда они прячут оружие, внимательно следили за движениями каиданцев, выискивая слабые места. Даже запомнили по именам самых важных среди них.

Капитан Ролло Тилус, судя по седине в волосах, – опытный воин. Он левша и немного прихрамывает на левую ногу при дожде. Скорее всего, даёт знать о себе старая рана или больное колено.

Лейтенант Гай Калиас – дотошно следит за соблюдением правил, часто отчитывает солдат и всегда носит несколько спрятанных кинжалов. Один раз я случайно заметила, как тот доставал клинки для того, чтобы проверить заточку.

Остальные – обычные солдаты: Юлиан, Арис, Лука и ещё несколько мужчин. Юлиан – старший среди рядовых. Другие же, судя по очень короткой стрижке, только недавно окончили военную академию.

Самый скверный характер у Ариса. При первой же возможности он продемонстрировал свою ненависть к полукровкам. На четвёртый день пути он начал огрызаться на Дарена и, воспользовавшись своей властью, ударил друга в живот, отчего тот согнулся пополам, хватая ртом воздух. Восстановив дыхание, даже со связанными руками кахари сумел ответить обидчику ударом в лицо и сделал подсечку, так что солдат рухнул на ещё влажную от дождя землю. Двое каиданцев сразу подскочили на помощь к товарищу, повалили Дарена и принялись бить ногами. Тогда я не заметила, что к нам уже приближался капитан Тилус, чтобы разнять драку. Сама так разозлилась, что не выдержала и врезала кулаком одному из Смотрителей прямо в челюсть, вкладывая всю силу в удар. Я не смогла вырубить противника, тот просто упал, потеряв равновесие. Однако некоторые, включая капитана, уставились на меня так, будто я голыми руками свернула солдату шею. Когда первое замешательство прошло, Тилус наотмашь ударил меня тыльной стороной ладони по лицу. Рука у него тяжёлая, но я не упала, хотя и отшатнулась, чувствуя металлический привкус крови во рту от разодранной о зубы щеки.

Прилив адреналина сменился приступом боли. Страх ознобом прошёлся по позвоночнику от жёсткого взгляда Смотрителя, который нависал надо мной. Ладони вспотели, хотелось втянуть голову в плечи и съёжиться, но я себе этого не позволила. Даже понимая, что моя жизнь зависит лишь от шаткой веры капитана в проклятье Мальты, я всё равно ответила ему злым взглядом.

После этого меня и Дарена привязали к повозке и заставили идти пешком за ней полдня почти без остановки. Друг беззлобно обозвал меня дурой за то, что влезла, но похвалил мой удар, сказав, что он был хорошим. Я надеялась на это, потому что рука ужасно болела, но вслух я в этом не призналась.

Я ещё хорошо запомнила Луку, который обращается с нами лучше остальных и всегда приносит еду вовремя, в отличие от Ариса, который однажды забыл дать нам обед.

Меч Дарена забрал себе лейтенант Гай. Я видела, как он привязал конфискованное оружие к седлу лошади. Мои клинки присвоил себе Арис. Каждый раз, когда он их касается, на меня накатывает злоба и хочется свернуть ему шею. Я стала чаще замечать за собой такие приступы раздражения, как будто во мне что-то изменилось после использования силы, притянувшей тех страшных демонов.

Сейчас мы вновь трясёмся в повозке. Я капаю настойку, печально отмечая, что в склянке осталось лекарства на три недели, и то если повезёт. Однако, по словам Мальты, до границы северной страны нам ехать ещё дня четыре, а на восьмой мы должны добраться до Церы – столицы и сердца Каидана. По рассказам Роя, город построен в виде крепости, окружённой огромными стенами, способными выдержать длительную осаду. Выходов из Церы всего два, и они отлично охраняются. А значит… Мы не должны туда попасть.

Первой нашей проблемой являются жгуты. Без Дарена в одиночку отбиться я не сумею, поэтому всю неделю мы разбирались, как их снять и возможно ли это. Я пыталась отомкнуть оковы не одну ночь, и мы решили, что сегодня я попробую в последний раз.

К счастью, Мальта знает, как работают магические путы. Оказалось, что умелые ремесленники-исарийцы наделяют их особой силой вакуума, способного блокировать Дар точно так же, как отсутствие воздуха убивает огонь. Но если пламя гаснет, то способности таким способом можно разве что сдержать. Безопасно снять жгуты могут прямые потомки Исара или обладатели действительно сильного Дара. Остальные должны использовать специальную перчатку, если не хотят остаться без руки. У нас перчатки нет, но есть моя способность исцеляться. Несмотря на все убеждения Дарена, что затея – полное безумие, я решилась пойти на риск. Мальта согласно кивнула, поддержав, что я могу хотя бы попытаться. Но тогда я ещё не знала, что мне предстоит.

Через два дня после того, как я очнулась, ночью я начала предпринимать первые попытки освободить пленников. Мы решили, что будет достаточно просто снять жгуты с Мальты, а она, являясь прямым потомком Исара, легко избавила бы от них Дарена. Я до сих пор с содроганием вспоминаю свою первую попытку.

Когда я коснулась оков, ничего не произошло. Только почувствовала прохладу гладкого металла. Тогда я сомкнула пальцы вокруг жгутов, между запястьями Мальты, и вновь ничего не случилось. Ощутив ликование в душе, я потянула магические путы, но они среагировали, ухватив меня в ответ и окатив ненавистью. Я почувствовала это так отчётливо, будто огромный, спящий до этого хищник раскрыл пасть и зарычал мне в лицо, обдав жаром и зловонием. Под кожей змеями заструились чёрные тени, а жгуты стали обжигающе холодными. Я попыталась разомкнуть пальцы, но они не слушались, старалась оторвать ладонь, но та словно моментально приросла к металлу. Я подавила стон боли, сжимая зубы. Ледяные иглы начали проникать в мышцы, и я поняла, что должна немедленно оторвать руку от оков, пока они не пронзили плоть до костей и не поползли выше. Жгуты, будто обладавшие разумом, цеплялись за меня, шипели, как угли в воде, пытаясь вобрать моё тепло и мою жизнь. Паника накрыла меня с головой, и я в приступе страха начала дёргать рукой, не обращая внимания на жуткий звук рвущейся кожи, на кровь, которая капала на пол. Я почувствовала, как кто-то пытается удержать меня на месте, ограничивая мои движения, чтобы я не ударилась о стены. В рот мне запихали кляп, а я могла только болезненно мычать. Из расширенных от страха глаз лились слёзы, но я продолжала дёргать рукой, как ненормальная.

Кажется, я не переставала повторять одно и то же. В голове не было ни единой мысли, кроме ужаса, сковавшего сознание. Кровь с бешеной скоростью пульсировала в висках и затылке. Чьи-то голоса пытались меня успокоить, звали по имени, но я тянула, тянула, тянула. И, наконец, с тошнотворным звуком оторвала ладонь, заливая кровью пол. Как животное, я отползла в дальний угол, всхлипывая и баюкая раненую руку. Казалось, ладонь превратилась в сплошное месиво.

Когда в голове перестало шуметь, я услышала, как Мальта отборно ругалась. Дарен же смотрел на меня с болью и волнением в глазах.

Через какое-то время, когда слёзы утихли, тело перестала бить дрожь, а кожа на руке медленно начала заживать, лучший друг осмелился приблизиться ко мне. Он двигался медленно, сантиметр за сантиметром, словно я была пугливым животным, готовым убежать от любого неосторожного шума. И так и было. Ужас, сковавший меня, казался чужим и древним, отдавая запахом мха и гнили. Меня подташнивало, когда я вспоминала, как жгуты впивались в руку и сознание своими невидимыми щупальцами.

– Чёртовы ремесленники. Что за грязную магию они добавили… – Мальта хмурилась, разглядывая свои оковы. Она принюхалась к ним и тут же скривилась, словно почувствовала тот же гнилой запах плесени, который я продолжала ощущать даже на расстоянии.

– Это… оно схватило меня за руку. Словно слилось, прилипло к ладони и жгло… жгло холодом. Жгло, жгло, жгло… – Я тяжело задышала, чёрные стены повозки смыкались над головой, и мне не хватало воздуха.

Дарен хотел меня обнять, утешить. Я потянулась к нему, но в скудном свете заметила, как блеснули его жгуты, и тут же отпрянула от друга, вновь сжимаясь в углу. На лице парня промелькнуло сочувствие.

Связно объяснить своим спутникам, с чем я столкнулась в момент, когда коснулась магических пут, я смогла только на следующий день, после того, как вынырнула из спасительного сна, который помог стряхнуть жуткие ощущения. Рука почти зажила, к утру кожа на ладони стала очень тонкой и чувствительной, поэтому я старалась не напрягать её. Мальта согласилась, что оковы и должны были причинять описанную мною боль. Но вот сумасшествие, которое словно на лоскуты кромсало сознание, оказалось чем-то новым. Исарийка покачала головой, признавая, что формула жгутов была усовершенствована, и чудо ещё, что моя сила исцеляет не только тело, но и разум. К счастью, я выглядела настолько бледной и осунувшейся, что даже Смотрители перестали меня изводить. Мальта наврала им, что я подхватила какую-то болезнь, и им стоит держаться подальше.

Либо её ложь оказалась настолько правдоподобной, либо мой вид был достаточно ужасным, но с тех пор каиданцы разводили костёр дальше от нашей тюремной повозки, чем раньше.

Три дня я избегала любого контакта с Мальтой или Дареном, боясь даже смотреть на жгуты, стягивавшие их запястья. Но, наблюдая, как на деревьях становится всё меньше листвы, а погода всё холодает по мере приближения к Каидану, я поняла, что другого выхода нет, кроме как попытаться ещё раз. Хотя от одной мысли об этом я цепенела от ужаса. Я почти не говорила, размышляя над планом, где мы могли бы обойтись без снятия оков, но каждый из вариантов кричал, что со жгутами на руках у моих спутников шансов нет.

Через три дня я предприняла ещё одну попытку избавить друзей от пут, но опять неудачно. Я держалась, терпела боль. Секунды тянулись, как часы, но мне удалось лишь немного сдвинуть магические кандалы, прежде чем страх нахлынул на меня, словно цунами, сметая и утаскивая на глубину. Так глубоко, что я забыла цель. Забыла, что я делаю и для чего терплю боль. Поддавшись панике, я вновь отдёрнула ладонь и сжалась в углу. Обжигающий холод стал более привычным, поэтому в тот раз я почти не плакала. Но морально была раздавлена, словно жгуты высосали из меня почти всю жизнь.

– Оставь их, Ойро! – В ореховых глазах друга не было даже искры обычного веселья. Когда он стал таким серьёзным? Когда он улыбался мне в последний раз? – Мы найдём другой способ.

– Нет другого способа.

– Прекрати себя мучить! Я… я не могу… не могу больше смотреть на это, – в его голосе звучали сожаление и печаль.

Мой Дарен, который никогда не мог смотреть, как страдает кто-то другой. Всегда выступающий вперёд, закрывая меня собой. Я невольно улыбнулась этой мысли и, подавив страх, коснулась его руки, избегая металла на запястьях.

– Завтра. В последний раз. Я попробую в последний раз.

– Обещаешь? – он немного расслабился.

– Я обещаю, – я выдавила улыбку, в душе надеясь, что мне не придётся нарушать слово.

И вот наступает следующая ночь. Сегодня она особенно холодная. Мы дожидаемся окончания ужина и момента, когда большинство Смотрителей уснёт. Я недолго наблюдаю, как изо рта вырываются едва заметные облачка пара. Потом, зажав в зубах кляп, чтобы не разбудить охранников, я хватаюсь за жгуты левой рукой. Я научилась сдерживать боль, но не панику, затопляющую сознание.

Магические оковы не показывают мне образов или видений, но каким-то образом мой разум, как безумный, опять начинает метаться в ужасе, приказывая мне убрать руку и прятаться, прятаться, прятаться. И тогда я вновь дёргаюсь, отрывая ладонь. Кожа не успевает сильно прилипнуть к кандалам, но всё равно покрывается рваными ранами, а боль пульсирует аж до локтя. Я не слушаю просьбы Дарена прекратить и сразу обхватываю жгуты на запястьях исарийки другой, правой рукой. Я приказываю себе злиться, злиться на эту тюремную повозку, на Смотрителей, на судьбу, обрёкшую моего друга, на свою утерянную память, на боль, которую мне смеет причинять бесполезный кусок металла, стоящий между нами и свободой. Я скалюсь на тени у себя в голове, накатывающие отвратительным гниющим запахом. И в этот раз я не отдёргиваю руку сразу, а, напротив, сжимаю пальцы крепче и что есть сил тяну мерзкие колодки на себя, пока меня не начинает тошнить от жгучей боли. Я словно безумная упираюсь ногой в стену и обхватываю жгуты уже двумя ладонями, со стоном вкладываю всю волю для последнего рывка. Мальта сидит спокойно, а я напрягаюсь, будто пытаюсь сдвинуть целую гору.

И в этот момент мои руки чернеют.

Из груди вырывается вздох облегчения от ощущения, будто на горячий от лихорадки лоб положили прохладную тряпицу.

Боль. Безумие. Оцепенение. Всё уходит. Исчезает, как жуткий сон после пробуждения, когда остаётся лишь память об испытанном страхе. Жгуты меня больше не держат, они затихают будто… в испуге. Я дёргаю их, и металл сразу же поддаётся, отцепляясь от рук исарийки. Я тотчас с отвращением швыряю оковы в дальний угол, словно гадюку.

Мальта, потирая запястья, внимательно смотрит на меня, как на человека, которого видит впервые, но пытается отыскать что-то знакомое. На её лице застывают эмоции, которые я не могу распознать. Я не успеваю придать этому значение, как старуха трясёт головой, и этот взгляд моментально исчезает.

– Что ж, теперь освободим тебя, парень, – она присаживается рядом с Дареном.

Мальта обхватывает кандалы рукой. Я вся напрягаюсь, ожидая, что исарийка закричит от боли, которую чувствовала я, или что у неё ничего не получится. Но буквально через секунды металл, обмякнув, сползает с запястий кахари, и жгуты повисают в ладони Мальты.

– Смотрителям наверняка не понравится, если они увидят нас с утра без этой мерзости. Но я сумею разбить вакуум с помощью своего воздуха, лишая их силы, – исарийка крепко сжимает оковы, словно они могут превратиться в змею и уползти куда-то. – То есть нам придётся надеть их обратно, но затем легко снимем.

Я шумно выдыхаю и опускаюсь на пол, с облегчением понимая, что мне не придётся больше сражаться с магическими путами. Дарен согласно кивает Мальте и садится напротив, берёт мои руки в свои и осматривает со всех сторон. После того как моя сила вырвалась, а чернота схлынула, все раны затягиваются почти целиком, быстрее, чем обычно. Я едва не задыхаюсь, когда друг проводит пальцем по моей новой, пока ещё чувствительной коже ладони.

Проклятье, это прикосновение… Кахари вскидывает голову, и какое-то время я вижу его светящиеся в скудном свете глаза сквозь спадающую чёлку. Притяжение между нами усиливается, и я непроизвольно подаюсь всем телом ближе к нему. Дарен замечает это движение и кладёт одну ладонь мне на бедро, обжигая теплом сквозь тонкие штаны. Я наблюдаю за тем, как медленно губы парня растягиваются в хитрой улыбке, придавая лицу неотразимо обаятельное выражение.

– Ты молодец, Ойро, но теперь по плану дело за мной, – шепчет он и исчезает.

Холод, который я чувствую теперь на бедре там, где только что была его рука, отрезвляет. Недовольно фыркаю, ругая себя за глупость. Мальта хрипло смеётся, поглядывая на меня из угла, где возится со жгутами.

– А парень-то не промах, – поддевает она.

Дарен возвращается через час. Благодаря способности перемещаться он успевает разведать местность, так как без знания окружающей территории перенести нас в правильное место друг не сможет. По возвращении он рассказывает, что вокруг слишком открытая местность, и сегодняшняя ночь – не лучшее время для побега. Поэтому мы ждём. До границы Каидана остаётся всего четыре дня, а значит, у нас есть четыре дня для того, чтобы выбраться. Мальта обезвреживает жгуты и проверяет оба на Дарене, тот с лёгкостью сам надевает их и снимает. В оковах не осталось никакой силы, теперь это просто металлические нити.

На следующий день Смотрители кажутся более воодушевлёнными. Чаще смеются, громче переговариваются за едой, подшучивают друг над другом, когда капитан не замечает, а на нас обращают внимание всё реже. Наверное, им не терпится скорее вернуться домой. И это злит меня ещё больше, потому что я сама почти добралась до родного края, пока каиданцы не закинули нас в эту чёртову повозку и не увезли так далеко, где я никогда не бывала.

Однако их беззаботность нам скорее на руку, теперь они больше болтают и веселятся. Если раньше солдаты молчали, то теперь держат рот на замке, лишь пока старшие по званию находятся рядом, а в остальное время близость Каидана делает их беспечными. Смотрители всё чаще забывают о том, что мы можем услышать их разговоры. Вот и сейчас, во время обеда, мы втроём сидим на холодной земле, следя за тем, как Лука несёт нам мясное рагу с овощами и пару раз едва не спотыкается, пытаясь удержать три миски одновременно.

– Завтра нам отрубят головы? – саркастично спрашивает Дарен у каиданца.

Тот теряется, не найдясь с ответом.

– Рагу… с чего вдруг вы тратите на нас мясо? – поясняю я.

Лука хмурится, неловко проводя ладонью по коротким светлым волосам. Он пытается придать лицу раздражённое выражение, но в отличие от остальных Смотрителей у него это плохо выходит.

– Капитан сказал, что вы слишком тощие. Боится, что вы умрё… сдохнете по дороге.

Я вопросительно приподнимаю бровь, слушая, как он подбирает подходящее слово. Не дожидаясь очередного вопроса, солдат разворачивается и уходит к товарищам в сторону тёплого костра. По моему мнению, Лука всё-таки неплохой парень, но старается подражать остальным сослуживцам, показывая своё пренебрежение к нам.

– Он хотя бы ответил, – пожимаю я плечами и хватаю одну миску, удивляясь, что Мальте всё равно и она уже давно приступила к еде.

За эту неделю путешествия мы подслушали не слишком много, но узнали достаточно интересные вещи о самом Каидане. На троне сейчас сидит прямой потомок Каида – Клетус Квинтилий. Его жена умерла от тяжёлой болезни примерно шестнадцать лет назад, и с тех пор король сильно изменился. Стал более воинственным и агрессивным, правя тяжёлой рукой. У него два сына. Старший – Демьян Квинтилий, в этом году ему исполнилось двадцать пять. И второй – Эол Квинтилий, на пять лет младше. Судя по разговорам наших сопровождающих, Клетус в последние годы расшатывает мир на Континенте, его враждебная политика в первую очередь направлена против илосийцев. Однако причину такой внезапной ненависти никто толком не знает.

По словам лейтенанта Гая, действия короля одновременно гениальны и безумны, поэтому как минимум половина глав домов, входящих в придворный Совет, не поддерживают нынешнего правителя. Однако и перечить ему боятся. Они уже с надеждой обращают свои взгляды в сторону наследного принца Демьяна, который является настоящим воином с сильным Даром Света. Он – свежая кровь и может сделать будущее Каидана лучше. Похоже, даже преданный короне капитан Тилус не слишком охотно поддерживает нынешнего монарха. Командир никогда не присоединяется к осуждающим текущую политику разговорам своего отряда, но его лицо напрягается, а губы кривятся, когда они обсуждают, что в последнее время всё чаще молодых мальчишек насильно отправляют в ряды Смотрителей. Оказалось, что службу в армии сделали обязательной. И теперь каждый юноша в Каидане на протяжении нескольких лет должен обучаться в военной академии. Целая страна воинов. Эта мысль меня пугает.

– Мальта, в чём заключается сила Каида и его потомков? – спрашиваю я тихо, продолжая пережёвывать еду.

Исарийка на время задумывается.

– Основа их Дара – Свет. По историческим записям способности самого Каида были настолько мощными, что даже ночью он мог притянуть из-за горизонта лучи солнца, вобрать в себя как накопитель и осветить небо, словно днём. Сейчас, из-за того, что сила множество раз делилась между детьми, ни один из потомков на такое не способен.

Она продолжает рассказывать, специально глядя в тарелку. Если кто-то из охранников увидит её сейчас, то подойти точно не рискнёт. Говорящая сама с собой «ведьма», как они её называют, не предвещает ничего хорошего.

– Они не создают свет, а притягивают его, накапливают и используют. Обладающим Даром Каида хватит и слабого лучика. С его помощью можно разгонять тьму, ослеплять противников или согревать друзей. Говорят, они также способны преломлять свет, словно через призму, и становиться невидимыми. У одного из сыновей Клетуса такой побочный Дар точно есть. А также они иногда в состоянии контролировать чужой разум, как ты уже видела, хотя это не слишком частый Дар, хвала Матери. Возможно, есть что-то ещё, но на примере Илоса они поняли, что скрывать способности выгоднее, чем трубить о них повсеместно.

– Некоторые каиданцы чувствуют Дар других через прикосновение, но почему тогда они не обнаружили мой?

– Не знаю. Дар Илоса – самый неизученный. Ответ на этот вопрос ты получишь разве что в Паргаде.

Я хочу спросить ещё кое-что, но Дарен пихает меня локтем в бок, предупреждая о странном движении со стороны Смотрителей. Я поднимаю взгляд, замечая пополнение среди каиданцев. На конях подъезжают ещё двое. Они примчались с севера во весь опор, едва успев остановить лошадей перед нашей группой. Похожи на гонцов, и они явно торопятся, потому что бока животных лоснятся от пота, одежда всадников вся в пыли, а ботинки покрыты свежей грязью.

Новоприбывшие отдыхают буквально пятнадцать минут, поят лошадей и сами жадно приникают к предложенным флягам. А пока переводят дыхание, что-то напряжённо докладывают капитану и лейтенанту.

Мы находимся слишком далеко, чтобы что-то услышать, но на лицах каиданцев отражается шок, смешанный с растерянностью. Рассказав всё, что требовалось, гонцы вновь вскакивают на коней и без промедления пускаются дальше в путь, оставляя за собой шлейф пыли и почти физически ощутимое волнение среди сопровождающих нас Смотрителей. Мне очень хочется узнать, какое событие является настолько значительным, что наши тюремщики до конца дня едва ли вспоминают о существовании своих заключённых, удивительно редко поглядывая в нашу сторону.

Лишь на следующий день мы слышим обрывки фраз, которые мало что объясняют.

– …Его Величество всё-таки сделал это, – с сомнением говорит один из солдат.

– Интересно, кого он выберет, хотя логичнее, чтобы это был принц Демьян, как наследник… – отвечает ему Юлиан, когда они проходят недалеко от нас, чтобы помочиться в лесу.

– Хорошо ли, что он втянул нас в…

– И правильно! Объединение – лучший выход! – перебивает их третий.

– Уж лучше, чем война.

– А ты уверен, что из-за этого войны не будет?! – возмущается первый.

– Ты прав, стоит ли оно того?

Остаток обсуждения мы не слышим, потому что все трое скрываются в лесу. Я стараюсь не подавать вида, но растерянность и беспокойство Смотрителей передаётся и нам, хоть мы и не понимаем, в чём дело. Однако решаем использовать их волнение для побега, который продолжаем планировать. Дарен пожимает плечами, почти сразу переключая внимание на возможность погреться у костра, пока мы на привале. Друг выглядит повеселевшим от осознания, что жгуты его больше не сдерживают. Мальта, наоборот, становится молчаливой, всё чаще погружаясь в раздумья. Я разочарованно выдыхаю, провожая каиданцев взглядом. Я надеялась услышать что-то более стоящее. Оборачиваюсь к старухе, ощутив её внимательный взгляд, но исарийка смотрит перед собой и никак на меня не реагирует.