Глава 33
Захлопнув дверцу кареты, Ярослав оказался в полной темноте. Он щелкнул кнопкой фонарика и синий луч светодиода выхватил бледное лицо Беззубцева; блестящие глаза пристально смотрели на него.
— Ты! Опять! — проговорил он и закашлялся.
— Всё в порядке, — Ярослав осторожно похлопал его по плечу. — Я — друг.
— С такими дружками врагов не надо, — Беззубцев поморщился и выплюнул кровянистый сгусток. — Кто ты такой вообще?! Откуда взялся на мою голову? Ногу из-за тебя повредил, стрельцам попался, на дыбу угодил! Сказывал, к Димитрию собираешься, а сам с царскими воеводами дружбу водишь! Иуда!
— Тихо, тихо! — Ярослав с тревогой прислушивался.
Карета замедлила ход — видимо, они подъезжали к воротам Кремля. Выпустит ли их стража? Что, если будет какой-нибудь досмотр?
Было слышно, как Евстафьев переговаривается к с кем-то, потом заскрипели петли ворот, и карета снова двинулась в путь.
— Куда ты везешь меня? — зло прохрипел Беззубцев.
Ярослав вздохнул.
— В Путивль, к Димитрию.
Беззубцев разразился булькающим смехом.
— В карете царской с отрядом стрельцов? За дурака держишь?
— Да нет же, я серьёзно! Сейчас отъедем от города, остановимся где-нибудь в лесу, убедишься, что я тебя не обманываю. Тут только мы с тобой, и конюх — никаких стрельцов.
— А хоть бы и так, — Беззубцев приподнялся на локтях и вгляделся Ярославу в глаза. — Думаешь, я поверю, что вот так просто ты пришел в Тайный приказ, вытащил меня оттуда и увез? Да тебя же Годунов послал, чтобы шпионить! Понял, что пыткой меня не взять, решил хитростью одолеть? Не тут-то было!
Он со стоном снова повалился на подушки.
Да уж. Придется найти какие-то чрезвычайно убедительные доказательства, чтобы Беззубцев ему поверил. Пока что картина, действительно, складывалась не в его пользу.
Ярослав выглянул через переднее окошко. Евстафьев лихо управлялся с вожжами, словно всю жизнь правил лошадьми. Карета, запряженная тройкой вороных скакунов, разбрызгивая грязь, мчалась по широкой улице, вдоль деревянных домов и построек; редкие прохожие провожали их настороженными взглядами. Впереди виднелась река, за ней — зеленой стеной стоял лес.
— Михалыч, как проедем мост, ищи где бы припарковаться! — крикнул Ярослав.
Евстафьев кивнул, не оборачиваясь, и, привстав, щелкнул вожжами.
— Крест верни, — подал голос Беззубцев. — Коли при тебе еще.
Ярослав, помедлив, снял с шеи кожаную ленту с крестом и протянул ее Беззубцеву.
— Вот. Слушай, я все могу объяснить…
— Пошел ты! — перебил его Беззубцев. — Зря я тебя тогда не прирезал…
Карета с грохотом промчалась по мосту и теперь пошла мягче, в воздухе потянуло лесной свежестью.
Проехав еще около километра, они остановились на опушке. Евстафьев суетился вокруг лошадей, поглаживая их и что-то приговаривая.
Ярослав распахнул дверцу. Эта ночь выдалась ясной, и луна, стоявшая в небе, освещала карету и поляну.
— Выйти сможешь? — спросил он Беззубцева.
Тот, глянув на него исподлобья, кряхтя, поднялся, оттолкнул протянутую руку и спустился на землю.
— Ну? — спросил Ярослав. — Видишь — тут только мы! Я тебя не обманываю — мне нужно к Димитрию, в Путивль.
— Карета царская, — пробормотал Беззубцев, оглядывая кузов. — И там, на дыбе, я как будто слышал про царевну…
— Она помогла тебя вытащить, — сказал Ярослав. — У нас с ней… Давнее знакомство.
Беззубцев недоверчиво уставился на него. — У тебя? С царевной? Да кто ты, к лешему, такой?!
— Лекарь, — сказал Ярослав. — Давай, осмотрю твои раны. Воды бы нам… Дай и костёр не помешает.
— Тут ручей неподалеку быть должен, — вмешался Евстафьев. — Река, вон, рядом, найти несложно, только вот как с упряжкой быть? Оставлять здесь — небезопасно, в лесу с ней не развернуться.
— Да, — Ярослав задумался. — От кареты, наверное, придется избавляться. Слишком заметная, а нас наверняка скоро хватятся и вышлют погоню, если Ирине не удастся это как-то замять. Вот что, Михалыч, распрягай лошадей — дальше поедем верхом. А мы пока попробуем подлечиться.
Он повернулся к Беззубцеву. — Меня Ярославом зовут. А ты, вроде, Юрий?
— Так крестили, — буркнул Беззубцев. Он опустился на траву, настороженно глядя на него.
— Давай посмотрим тебя, Юра, — сказал Ярослав, доставая сумку.
Прежде всего он обработал еще кровоточащие раны перекисью — Беззубцев вздрогнул, когда пропитанная раствором марля вспенилась, впитав кровь.
На обоих предплечьях пузырились ожоги второй, а то и третьей степени.
Их Ярослав также обработал перекисью, затем, мысленно поблагодарив Когана, достал из сумки несколько противоожоговых салфеток, вскрыл, и наложил компрессы, аккуратно забинтовав обожженные руки.
Беззубцев наблюдал за ним с неподдельным интересом. — Дивные у тебя, лекарь, снадобья, — заметил он. — Отродясь таких не видывал, а уж вашего брата на войнах повидал немало.
Ярослав усмехнулся. — Погоди еще!
Он перешел к осмотру ноги.
Голеностопный сустав сильно распух, но кости, судя по всему, были целы.
— Сильное растяжение, — сказал Ярослав. — Опухоль и боль так сразу не убрать, но можно сделать перевязку — хоть наступать сможешь.
— Валяй! — согласился Беззубцев.
Ярослав протер ногу спиртовыми салфетками. Лучше, конечно, мазь от ушибов, но где ее взять? Внезапно, его осенило. Отойдя в сторону, он внимательно исследовал землю, и вскоре нашел то, что искал — несколько листьев подорожника. Сорвав их, и добавив еще лопух, он вернулся к Беззубцеву.
Растерев листья ладонями, натер смесью отечный сустав и начал накладывать «восьмерку» — тугие витки вокруг стопы и голени.
— Остался последний штрих, — сказал он, когда работа была выполнена. — Уколов не боишься?
— Чего? — переспросил Беззубцев.
Вместо ответа Ярослав вытащил шприц и вскрыл ампулу диклофенака.
— Будет немного неприятно, — предупредил он, всаживая иглу в бедро Беззубцева.
Тот лишь изумленно крякнул.
— Теперь попробуй встать.
Беззубцев медленно поднялся, осторожно ступил на ногу.
— Куда легче, — признал он. — Ковылять могу, но далеко не убегу.
— На, держи, — подошедший Евстафьев протянул ему палку. — Все сподручней будет.
— И вот, — добавил Ярослав, снимая кафтан, — накинь пока, что ли.
— Стало быть, дальше — верхом? — спросил Евстафьев.
Ярослав кивнул.
— Нужно торопиться, чтобы к утру быть от Москвы как можно дальше. А там посмотрим — думаю, заночуем где-нибудь в лесу.
— Знаю я одно такое местечко, — подал голос Беззубцев. — Верстах в двадцати отсель по Серпуховскому тракту будет.
Он ухватился за шею коня и рывком забросил себя на спину лошади.
Евстафьев последовал его примеру, проявив не меньшую сноровку.
Ярослав ездил верхом лишь дважды в жизни, и оба раза оставили не самые приятные воспоминания. Однако, делать было нечего — он с опаской приблизился к коню, и неуклюже взобрался на него. Вцепившись в гриву, стиснул коленями бока. Главное — не свалиться!
Конь недовольно всхрапнул, помотав головой.
— Ну, с Богом! — произнес Михалыч.
* * *
Ярослав всеми силами пытался удержаться на скользкой от пота и дождя лошадиной спине.
Жилет и рубашка промокли насквозь, и теперь он втайне жалел, что отдал кафтан Беззубцеву. Последний, казалось, наслаждался погодой и скачкой.
Они миновали пару деревень, если можно было назвать таковыми несколько домишек, ютившихся вдоль дороги. Ни одного светящегося окошка, ни дымящей трубы. Словно вымерли все.
Чем дольше они ехали, тем гуще выглядели леса вокруг; луна скрылась за тучами и Ярослав почти ничего не видел в окружавшей его кромешной тьме, ориентируясь больше по стуку копыт коней его спутников.
Он затруднялся определить, сколько времени уже длилась эта изматывающая скачка — час, или всю ночь.
Кажется, начинало уже светать, а может, глаза стали привыкать к темноте, когда Беззубцев перевел своего коня с рыси на шаг.
— Здесь, — проговорил он, сплюнув, когда Ярослав и Евстафьев поравнялись с ним.
Они спешились и направились в лес, ведя лошадей под уздцы.
Ярославу казалось что они ломятся в самый бурелом, но Беззубцев уверенно шагал, время от времени приглядываясь к стволам деревьев.
— Сюда, — бормотал он. — Почти пришли…
Окончательно продрогший и закоченевший, Ярослав мечтал сейчас об огне и горячем чае, но где его было взять в лесу? Хорошо, если смогут развести костер.
На открывшейся перед ними поляне притаилась покосившаяся изба. Судя по поросшим мхом бревнам и наглухо закрытыми ставнями окнам, жилище выглядело давно заброшенным, однако, Беззубцев насторожился.
— Что-то не то… Схожу-ка погляжу, вы ждите здесь покуда.
С этими словами он растворился в тенях между деревьями.
— Лучше бы, все-таки, к нашей машине пошли, — пробормотал Евстафьев, поглаживая холку лошади. — Там хоть в тепле сидели бы.
— Ничего, Михалыч, — пробормотал Ярослав. — Еще вернемся.
Чьё-то покашливание сзади заставило их обоих резко повернуться.
На них смотрели два пистолетных дула.
— Покорнейше прошу извинить, но должен предупредить, что стреляю я метко, — хрипло произнес человек в надвинутой на глаза меховой шапке. — Извольте привязать лошадей вон к тем деревьям…
Опешившие от неожиданности, Ярослав и Евстафьев молча повиновались.
— Хорошо… А теперь соблаговолите проследовать в хату. Прошу, не смущайтесь.
«Прав был Беззубцев!» — пронеслось в голове у Ярослава. — «Кстати, куда он запропастился?!»
Войдя следом за Евстафьевым в избу, он зажмурился, когда, в полной темноте внезапно вспыхнули искры.
На столе в центре комнаты загорелась свеча, следом — другая. Лохматый кривой бородач, в тулупе на голое тело, сквернул щербатой улыбкой и зажег третью.
В их разгорающемся свете Ярослав с изумлением увидел Ирину, сидящую на лавке с кляпом во рту и связанными руками.
— Ира! — воскликнул он.
Кулаки его сжались, забыв об осторожности, он обернулся к человеку с пистолетами, сопровождавшего их.
— Вы за это ответите! — выдохнул он.
Человек усмехнулся и убрал пистолеты за пояс.
— На том свете все ответим, — равнодушно бросил он. — Присаживайтесь, гости дорогие. Афоня, развяжи девицу.
Ярослав узнал его — бывший подручный Годунова, работавший на Шуйского, кажется, его называли Мухой.
— Что все это значит?! — вмешался Евстафьев. — Кто вы?
— А вот это, — сказал Беззубцев, появляясь в дверях, — лучше сначала объясните вы.
Следом за ним в комнату вошла женщина, при виде которой Ярослав вспомнил ночных визитеров Шуйского — она была одной из них!
— Чего вы хотите? — выкрикнула Ирина. — Зачем меня похитили?!
— А зачем ты, царевна, полезла в тюрьму меня спасать? — прищурился Беззубцев. — Виданное ли дело!
— Видимо, напрасно! — огрызнулась Ирина, растирая затекшие руки. — А ты! — она перевела взгляд на одноглазого. — Я тебя пожалела!
— И за то, царевна, премного благодарен тебе! — осклабился кривой.
— Буде, царевна, — усмехнулся Беззубцев. — За свой полон еще спасибо скажешь со временем — считай, что за услугу тебе отплатили.
— Это чем же, интересно? — взвилась Ирина. — Напали из-за угла, перебили охрану, мешок вонючий на голову накинули…
— Насчет мешка — это ты зря, царевна, — заметил одноглазый. — Чистый мешок-то был…
— Себе на башку его напяль! — огрызнулась Ирина. Она выпрямилась во весь рост, глаза её гневно сверкали. — Вы что, совсем ополоумели?! Вас поймают и колесуют всех! Я — царская дочь! Немедленно отпустите нас!
Беззубцев хохотнул. — Поймают, говоришь? Ну-ну. Поумерь пыл, девица — ты не в царских палатах ныне.
Он посерьёзнел. — А теперь знать хочу — за каким лядом вы меня вытащить из острога вздумали? Ты, например, — он кивнул на Ярослава, — откуда вообще взялся? Сначала в подземный ход за мной увязался, из-за тебя, опять же, стрельцы меня схватили, а теперь, вот, спасать пришел? Как ты вместо тюрьмы в царские палаты попал? Зачем в Путивль рвешься? Времени у меня в обрез, так что ежели начистоту все сейчас выложишь, про то, как Годунов тебя нанял да следить за мной приставил, то порешим тебя быстро и без мучений. А иначе — поверь, я не хуже симеоновых умельцев пытать умею.
Ярослав лихорадочно соображал. Сказать правду? Все равно не поверит. Любой легенде — тоже.
Муха кашлянул.
— Ты, Юшка, погоди грех на душу брать. Не из Симеоновых людей попутчик твой непрошеный, это я тебе точно скажу. И вообще — не из местных…
Он метнул на Ярослава странный взгляд.
— Блаженный он, вроде как. Андрейка, юродивый, его за своего признал, и тем от дыбы избавил. Оттого и царевна к нему расположение имеет, потому как благочестива и сердцем чиста. Третьего дня его у разбойников Ляпунов отбил, вместе с царевной и дохтуром свейским, у него же он в услужении был. Вон, Афоня тебе подтвердит.
— То правда чистая, — закивал одноглазый. — Истинный крест!
— Ну, положим, — Беззубцев нахмурился. — А от меня-то чего ему надобно?
— Так он же у Шуйского в аккурат в то время был, когда стрельцы нагрянули, — пояснил Муха. — Вот вместе с тобой и убёг.
— Убёг, — проворчал Беззубцев. — Как же… Ну и зачем тебе в Путивль, блаженный?
— К Димитрию на службу поступить хочу, — сказал Ярослав. — Говорят, он подлинный царевич.
— Говорят? А сам-то как думаешь?
— Не знаю, — искренне признался Ярослав. — Вот, посмотрю, тогда и пойму.
— А уверен, что посмотришь-то? — опять сощурился Беззубцев. — Блаженный ты, иль нет, а все одно мне покамест милее тебя тут в овражке оставить.
— Попробуй только! — с вызовом произнесла Ирина.
— Решать, конечно, тебе, — осторожно сказал Ярослав. — Только пока вреда тебе от нас не было — в подземелье, правда, стрельцов на тебя навел, признаю. Но то нечаянно получилось. Крест твой я сохранил, и вину перед тобой загладил. И, кстати, как нога?
Беззубцев хмыкнул. — Для блаженного уж больно ты складно рассуждаешь, — заметил он. — Не скажу, что убедил ты меня, но, пожалуй, дам тебе возможность доказать свою верность. Поедете покуда с нами, там видно будет. Но ежели хоть малейший повод ты, или кто другой дадите заподозрить в чем — считай, покойники оба с конюхом твоим. Уразумел?
Ярослав кивнул. — А что с царевной? — спросил он. — Ей в Москву к отцу нужно — отпусти её.
Беззубцев осклабился. — Ты свою шкуру, считай, взаймы пока носишь, а уже торговаться вздумал?
Он глянул на Ирину.
— А тебе, девица, скажу так: либо едешь с нами и делаешь, что велят, либо хоть сей же час гуляй на все четыре стороны.
— То есть как? — опешила Ирина.
— А так, — Беззубцев зевнул. — Я ведь не солгал, царевна, когда говорил, что услугу тебе оказали. Беспокойно в Москве со дня на день будет, очень беспокойно. И лучше бы тебе в такое время от нее подальше оказаться. Про отца — забудь. Не жилец он — его не спасешь, и себя погубишь.
Ирина, побледнев, переглянулась с Ярославом. Оба подумали про оставшегося при царе Когана.
Ярослав искренне молился про себя, чтобы слова Беззубцева были блефом, но тот выглядел серьезным.
— В любом случае, — продолжил он, — возиться с тобой мне нынче недосуг, так что либо на Путивль с нами поедешь, либо сама пешком до Москвы топай. Если дойдешь, конечно — места-то глухие, а времена — смутные.
Видя отразившееся на лице Ирины смятение, он довольно усмехнулся.
— То-то. А сейчас — собираться, рассиживаться нам некогда — по твоим следам, царевна, скоро много желающих будет прогуляться. Так что, на коней — и в дорогу.
Ярослав едва не застонал, представив очередные часы тряски верхом.
Однако, прежде чем кто-либо успел что-то вымолвить, женщина у дверей, за все время не проронившая ни звука, стремительно шагнула в центр избы, перегородив дорогу Ирине.
— Так не пойдет, — процедила она сквозь зубы, выхватывая из-за пояса нож с широким лезвием.
Далее события для Ярослава происходили словно в замедленной съемке — вот взметнулась рука с ножом, женщина хватает Ирину за косу, та кричит…
Нож сверкнул в темноте. Женщина отошла от Ирины, сжимая в руке отрезанную черную косу.
Ирина растерянно коснулась обрубленных волос и с бессильной яростью уставилась на называвшую себя поленицей.
— Она что, сумасшедшая?!
— Права поленица, — вздохнул Беззубцев. — В таких нарядах, да с этакой косищей тебя враз признать могут — народ нынче ушлый, а на постоялых дворах — каждую мелочь подмечают. Так что быть тебе, скажем…
— Ириной? — ухмыльнулся Муха.
— Можно, — согласился Беззубцев.
— Побрякушки твои сюда клади, — он бросил на стол сумку. — И переодеться тебе нужно попроще…
Он подошел к ларю, стоявшему у стены и откинул крышку. — Присмотри себе что-нибудь.
