46
Почему я еще на свободе?
Этот вопрос мучил меня, когда я покидал полицейское управление. Я все время сравнивал свое положение с тем, в каком очутилась Сара Телль. Человек, засадивший Сару за пять убийств, весьма хорошо поработал. В конечном счете даже вынудил ее сотрудничать с ним и сделать целый ряд странных признаний. Ко мне подобных требований никто не предъявлял. Но моя дочь похищена, и никто не объявлялся ни с разъяснением, ни с приказом сделать то-то и то-то, чтобы получить девочку назад. Тот, кто нацелился разрушить мою жизнь и честное имя, выжидал. Вопрос лишь в том, чего он ждал.
Невыносимо чувствовать, что твое будущее в чужих руках. Я превратился в марионетку. Из всех ролей, какие мне доводилось играть в жизни, это самая ненавистная.
Мой «порше» стоял у главного входа. Дидрик отдал мне ключи.
— Осторожнее на дорогах, — сказал он.
Я поехал на «порше», Люси — на прокатной машине. Когда мы доставили ее в прокатную фирму, Люси пересела ко мне, на соседнее сиденье.
— Что теперь? — спросила она.
Все тело зудело. После пребывания в полиции машина казалась грязной. Ясное дело, что они насовали там жучков. Иначе бы наверняка не отдали. Хотя Дидрик словом не обмолвился, я был уверен, что они наведались ко мне домой и тайком провели обыск. Ничего незаконного, но украдкой все равно лучше. Как только мы отворили дверь, когда приехали из аэропорта, я тотчас заметил множество странностей. Уже от ощущения, что Дидриковы идиоты-коллеги шныряли вокруг и играли в «полицейские и воры», меня тошнило.
— Сейчас расскажу, — сказал я в ответ на вопрос Люси.
Мы молча ехали по Стокгольму. Десятки скучных серых фасадов тянулись к небу. Стокгольм был такой предсказуемый, такой простой. Красивый, но слабый. Будто женщина из рыцарской драмы четырнадцатого века.
Нам недостает внушительности. Швеция не обнищала, как твердят многие. Она стала незначительной, а это гораздо хуже.
Я временно припарковался у своего подъезда. Мы вошли в вестибюль, и тут я остановился.
— Мне по-прежнему кажется, что нас могут прослушивать и держать под наблюдением. Поэтому мы в квартире не останемся. Возьмем с собой минимум одежды, вызовем такси и поедем в отель. Или прогуляемся, так, пожалуй, даже легче отделаться от сыщиков. Отель оплатим наличными. В квартире будем говорить только самое необходимое. О'кей?
Люси кивнула:
— О'кей.
Но на ее лице я видел сомнение. Она говорила, что все о'кей, но это неправда, уже который день об о'кей и речи не было. Люси быстро теряла силы, и я не знал, что с этим делать. Моей энергии едва хватало для меня самого.
В лифте я обнял ее.
— Скоро все будет позади. Обещаю.
Более пустого обещания, разумеется, еще поискать, но в тот миг я мог предложить лишь бессодержательные слова, и ничего больше. Однако сработало. Люси достало сил подхватить сумку, которую она брала с собой в Штаты, и вскоре мы снова вышли на улицу.
— Не понравилось мне, что Дидрик спросил о мужчинах, погибших в доме деда и бабушки Беллы, — сказала Люси, когда мы решили, что отделались от возможной слежки.
— Поверь, — ответил я, — мне тоже.
Мы едва не бежали по тротуару. Дождь перестал, но гроза рокотала слишком близко. Пожалуй, мы шли уже минут десять, когда я заметил, что Люси плачет. — Детка, что случилось?
Она продолжала идти, и я пошел за ней.
— У меня просто нет больше сил. И мне страшно. Как мы найдем Беллу? Как, Мартин?
С трудом я проглотил комок в горле. Я находился в маниакальном состоянии. Единственное — единственное! — что не давало мне сорваться, была мысль, что срыв будет равнозначен смертному приговору для Беллы. Невозможная мысль. Я и без того уже так виноват перед Беллой. И нельзя допустить, чтобы моя капитуляция в конце концов отняла у нее жизнь.
В очередной раз мы свернули за угол. И вскоре вышли к Бласихольмену и «Гранд-отелю», где и собирались снять номер.
— Сегодня вечером, позднее, у нас встреча с Борисом, — сообщил я.
Люси резко остановилась.
— С Борисом? Нет уж, хватит, разве мы можем снова на него положиться?
Я тоже остановился.
— Послушай, он не виноват, что Беллу похитили.
— Да, конечно, и он не виноват, что нам не удалось встретиться с Люцифером, хоть мы и последовали его доброму совету. «Вам не надо искать Люцифера, пусть он ищет вас». Какая дешевая шутка.
Она сердито пошла дальше.
— Мы встретимся с Борисом не потому, что он намерен выступить с каким-то фантастическим планом, — сказал я.
— Ладно, но в таком случае какой прок от этой встречи? — спросила Люси.
Ирония, кажется, стала неотъемлемым элементом ее голоса и тона.
— Увидишь, — коротко ответил я. — Он сумел добыть любопытный материал и хочет с нами поделиться.
— Вот как. Что за материал?
Мы шагали по Сталльгатан. «Гранд-отель» был от нас метрах в двухстах.
— Чем-то он все-таки похож на Люцифера, — сказал я. — У него тоже есть контакты в полиции. И, судя по всему, он добыл список членов хулиганской шайки, в которую входила Сара. В смысле, до отъезда в Штаты.
Люси крепко стиснула ремешок сумочки, висевшей у нее на плече.
— На что нам этот список? — спросила она.
— Нам нужны имена, Люси, — сказал я. — Имена и лица. Я не говорю, что Борис может дать нам все ответы, но с чего-то мы должны начать поиски. Ведь нам нужно найти связующее звено с Люциферовой сетью в Техасе. И любой ценой отыскать того, кто приходил к нам в контору и втянул меня в эту историю.
Понятно, то была всего лишь попытка. Может, напрасная, может, удачная. О скверном Сарином окружении времен юности говорил только один человек — ее сестра Марион. В материалах предварительного расследования об этом не упоминалось ни словом, что весьма примечательно. Ведь обвинителю было бы только на руку, если бы он мог сослаться на прежние насильственные действия. Дидрик сказал, что они решили не вдаваться в эти детали, поскольку подтверждений им не найти. То есть материал был, но попал, так сказать, в мусорную корзину. В остатки предварительного расследования, не включенные в заключительный протокол. Я заказывал этот материал, но не успел прочитать.
Возможно, как раз в давних Сариных делишках может оказаться что-нибудь интересное, думал я. Объясняющее, каким образом она еще в Стокгольме узнала о техасской сети Люцифера и о том, что там предлагается. Серьезный шаг — от шатаний по городу и избиения людей к продаже собственного тела, но что же толкнуло Сару к такому решению?
Я напомнил себе, что Сару не отнесешь к числу людей рассудочных. Она была пострадавшей. Родной отец продавал ее своим корешам. Может быть, она считала переезд в Техас шансом взять реванш. Она станет торговать собой на собственных условиях и вдобавок неплохо на этом зарабатывать. По наивности она наверняка не думала, что придется терпеть побои.
Лотос-блюз.
Вот черт.
Люси отказалась встречаться с Борисом, и я пошел один.
— Скоро вернусь, — сказал я ей в спину.
Скрестив руки на груди, она стояла у окна, глядела на улицу. Распущенные волосы плащом лежали на плечах. Она не обернулась.
Оставив Люси в номере, я быстро шагал по длинным коридорам «Гранд-отеля». Непривычное ощущение — находиться в родном городе и жить в отеле. Становишься гостем в собственной реальности и буднях. Я вовсе не был уверен, что это ощущение мне по душе, но не придавал ему особого значения. Мы ведь не собираемся жить в «Гранд-отеле» всю оставшуюся жизнь. Лишь до тех пор, пока все не уляжется. Пока мы не вернем Беллу.
Когда я вышел на улицу, сеялся мелкий дождь. Я раскрыл черный зонтик и направился на Шеппсхольмен, где назначил свидание Борису. Свой обычный мобильник я выключил. Если полиции сейчас приспичит связаться со мной, им придется попотеть. Но я на это и рассчитывал. Ни в коем случае не хотел, чтобы меня неожиданно застали в обществе Бориса. Отчасти из-за него, но в основном из-за себя.
Встретились мы на задворках ресторана «Чайка». Он стоял под балконом, прятался от дождя. Я закрыл зонт и стал рядом.
— Знаю, я уже говорил, — начал он, — но все равно мне ужасно жаль, что так вышло.
Я знал, ему действительно жаль. На его месте я бы чувствовал то же самое.
— Моя ошибка куда больше твоей, — сказал я. — Не надо было оставлять ее здесь.
— Я и представить себе не мог…
— Никто из нас не мог.
У меня не было защиты от боли. Сила тревоги, какую я испытывал, поразила меня. Без Беллы вся остальная жизнь виделась черной, как ночь, полосой, которую мне никогда не преодолеть.
— По словам полиции, люди, найденные на первом этаже летнего дома, имели черепно-мозговые травмы, указывающие, что они были без сознания, когда начался пожар. Или, по крайней мере, прежде чем оба попытались выбраться из дома, — сказал я.
— Я слышал об этом от своих осведомителей, — сказал Борис. — Мои парни наверняка вошли в дом по какой-то особенной причине. Они ведь охраняли Беллу не сидя в доме, а снаружи. Достаточно близко, чтобы все видеть, но достаточно далеко, чтобы их самих не обнаружили.
Каждое слово давалось мне с трудом:
— В таком случае первоначальный план, вероятно, не включал пожар. Твои парни, вероятно, увидели, как один или несколько человек проникли в дом, чтобы забрать Беллу, и решили взять их на испуг. А в итоге все пошло наперекосяк. Черт его знает как, но их вырубили.
— Похоже на то, — сказал Борис. — Обезвредив моих парней, они решили, что лучше спалить весь дом. Я бы тоже так поступил. Огонь уничтожает ненужные улики.
— Ты серьезно? — резко бросил я. — Ты бы тоже сжег двух невинных пожилых людей вроде деда и бабушки Беллы, лишь бы уничтожить улики?
Борис тотчас замахал обеими руками.
— Кончай, — сказал он. — Я неудачно выразился. Я… вообще-то я не знаю, как бы я поступил.
Нам обоим не хотелось продолжать этот спор. Из внутреннего кармана пиджака Борис достал сложенный пополам конверт. Несмотря на бритую голову и кустистые брови, лицо у него было самое что ни на есть симпатичное.
— Вот что я тебе принес. — Он протянул мне конверт.
— Спасибо. — Я взял конверт.
— Береги его. Все это обошлось недешево.
— Извини, но я предпочитаю не знать, как ты получил информацию, — сказал я.
Лучше вообще не слышать, что Борис подкупил полицейских, чтобы мне помочь, хоть я и понимал, что иначе просто и быть не могло.
— Твой осведомитель, — сказал я. — Он или она действительно уверены, что лица, чьи имена указаны в этом конверте, те самые, с кем Сара Телль шаталась по городу?
— В принципе, да. Все правильно. Время, когда они действовали, возраст и количество. Имя Сары упомянуто в одной записке, где анонимный источник называет ее среди членов банды, но поскольку полиция ничего больше на нее не имела, она осталась на свободе, когда сцапали остальных. Наверно, там думали, что проблема с ней разрешится сама собой, если раздолбать шайку.
Да, наверняка они так и думали. И, пожалуй, вполне логично. Откуда им было знать, что случилось немыслимое. Что через своих дружков Сара умудрилась найти еще худшую компанию.
Я стиснул конверт в руке.
— Тебе удалось и фотографии добыть?
— Конечно. Все данные с паспортными фотографиями. Кой-какие, понятно, на год-другой устарели, но, тем не менее, надеюсь, вполне сгодятся.
Мне тоже так казалось. Как я сказал Люси, я толком не знал, на что рассчитываю. Знал только, что должен с чего-то начать. И надеялся увидеть знакомое лицо среди тех, кто входил в банду Сары. Кого-нибудь, кто сумеет объяснить мне хоть некоторые непонятные моменты.
— Спасибо, Борис, — сказал я.
Он покачал головой, на лице появилось напряженное выражение.
— Не надо меня благодарить, — сказал он. — Не за что.
Я был не в силах утешить его. Вот так-то. Я уже говорил, что ему не стоит винить себя за случившееся, и ничего больше я сделать не мог. Если этого недостаточно, пусть обратится к кому-нибудь другому, чтобы тот помог ему примириться с собственными неудачами. — Дашь знать, если понадобится помощь, чтобы потолковать с кем-нибудь из этой шпаны?
Он кивнул на конверт.
— Само собой, — сказал я, надеясь, что такой необходимости не возникнет.
Борис взглянул на брошенную тачку, стоявшую чуть поодаль. В ней кучей лежали сгнившие яблоки. Зрелище мокрых от дождя паданцев еще усилило мое уныние.
— Что думаешь делать дальше, Мартин? — спросил Борис.
— Надо понять, как Сара угодила в Люциферову конюшню. Кроме того, я хочу найти человека, который приходил ко мне в контору, и выяснить, кто его послал. Потому что до сих пор не понял, почему получил этот заказ и кто за ним стоит.
Борис кашлянул, прикрыв локтем рот.
— Та-ак, не понял, значит, — медленно проговорил он. Я настороженно глядел на него.
— Нет, не понял.
Борис молчал. Птица села на кучу яблок и принялась клевать потемневшую мякоть.
— Можно мне сформулировать предположение, или у тебя их достаточно?
Я сдержал вздох.
— Твои подсказки насчет того, как связаться с Люцифером, не очень-то помогли, — сказал я, вспомнив, как мы с Люси сидели в гостинице в Хьюстоне и названивали полицейским, чьи имена отыскали в разных газетных статьях.
Борис повернул голову, посмотрел мне в глаза.
— Откуда ты знаешь, что не помогли?
— Прости?
— Не рано ли вы похоронили этот проект, а? — сказал Борис. — Как долго вы пробыли в Техасе после всех своих звонков? Сутки? Двое?
Я открыл было рот, чтобы возразить, но он продолжил:
— Почем ты знаешь, Мартин, что не встречался с ним? В последние дни ты вроде как видался с уймой примечательных людей, которые тебе незнакомы, а потому ты не можешь о них судить. Вдобавок пропала твоя дочь. Я надеюсь и молю Бога, что ее похитили, но полной уверенности у нас быть не может.
Прежде чем ответить, мне потребовалось время осознать его слова.
— Ладно. Выкладывай, Борис. Расскажи, что ты предполагаешь. Потому что я, черт побери, ни хрена не понял.
Борис рассмеялся:
— Ты себя недооцениваешь, и тебе это не к лицу. Подумай хорошенько, и наверняка поймешь, в чем тут дело.
Его мобильник басовито загудел, и он достал его из кармана пиджака.
— Ты удивляешься, почему некто пришел к тебе в контору и попросил помочь мертвой женщине, а также найти ее пропавшего сына. Тут я отвечу вопросом: кому может быть дело до ребенка серийной убийцы? Конечно, его отцу. Или кому-то еще, кто крепко привязан к ребенку.
Я тоже думал об этом.
— Отец ребенка — Люцифер, — сказал я.
— Ты шутишь?
— Нет. По крайней мере, если верить тому, что Сара говорила своей галвестонской подруге.
— Господи. Ну ладно. Что еще тебя удивляет?
Я поковырял зонтиком землю.
— Я твердо сказал парню, который приходил ко мне в контору, что искать ребенка не стану. Тогда он ответил, что одно связано с другим, что я не смогу доказать Сарину невиновность, если не пойму роль ребенка во всем этом. Я не согласился. Сказал, что и в Техас не поеду. Но заказ все равно остался у меня. В другое место он не пошел.
— Поэтому ты думаешь, что была еще одна цель, помимо упомянутой — оправдания Сары и поисков Мио, — ради которой он обратился именно к тебе? Скрытая цель, последствия которой ты ощущаешь лишь теперь?
— Вот именно. Ведь если бы целью были только поиски ребенка, зачем еще до их начала подставлять меня под два убийства, которых я не совершал?
— Возможно, затем, что искать ребенка тебя попросил один человек и совсем другой приложил потом немало усилий, чтобы отправить тебя за решетку?
Я открыл рот и снова закрыл. То, о чем говорил Борис, сущий кошмар. Быть такого не может.
Борис покачал головой.
— Ты опять ошибаешься. Думаешь, оба они искали твоего внимания исключительно по злобе. Это необязательно так. Первый, что приходил к тебе, так называемый Бобби, возможно, действовал совершенно искренне. Хотел оправдать Сару и отыскать ее сына, если он еще жив. А вот второй. Тот, что стремится разрушить твою жизнь. Возможно, ты никогда бы не стал ему поперек дороги, если б не фальшивый Бобби.
— И кто же тогда этот второй? Кто не желает, чтобы я оправдал Сару и нашел Мио?
Снова пошел дождь, на сей раз куда сильнее. Я знал ответ еще прежде, чем Борис открыл рот.
— Настоящий убийца, Мартин. Вспомни, что приговор Саре так и не вынесли. Ее дело даже не успели доказать в суде. Едва ли не все свидетельствует о том, что ее заставили дать признательные показания, по причинам, пока что нам неизвестным. Кто же в таком случае начинает страшно нервничать, когда ты принимаешься тянуть за брошенные нити и копаться в старье? Тот, кто после смерти Сары считал себя в безопасности, поскольку мог скрыться в тени ее драматичных признаний.
От воды потянуло холодом. Издалека доносился мужской голос, громко говоривший по-немецки.
Я вдумывался в слова Бориса. Пожалуй, они не лишены смысла. Отнюдь.
— А Белла? — спросил я.
— Ты получишь ее назад, когда дашь убийце гарантии, что он может и впредь чувствовать себя в безопасности.
Я принялся нервно расхаживать взад-вперед, как плохо нарисованный персонаж из комикса.
— Но я же почти ничего не знаю, — сказал я. — А то, что знаю, уже рассказал полиции.
— Нет, ты в самом деле просто лапоть. — Борис тяжело вздохнул. — Вот с этим надо покончить прямо сейчас. Никаких контактов с полицией. Слышишь? Никаких.
— Не так это просто, когда тебя подозревают в двух убийствах.
— Да начхать. Если полиция тебя арестует, это одно. Тогда ясно, что не по твоей воле. Но все прочие контакты ты должен прекратить. Иначе не видать тебе Беллы, никогда. Понимаешь?
Я понимал. Но не все.
— Мио, — сказал я.
— Хочешь поговорить о нем? — сухо произнес Борис.
— Нигде нет его фотографий.
— Как это нет?
— Ни в газетах, ни в полиции. Странно, а?
Борис пожал плечами.
— Может, и нет. Может, по нему видно, кто его отец. В таком случае его мама наверняка не хотела, чтобы его фотографировали.
— Но Люцифер уже знал о сыне. Потому и преследовал ее, совершал убийства, а потом заставил ее в них признаться.
Сам я не видел лучшего объяснения, но понимал, что это важная деталь целого.
— Возвращайся в отель, — сказал Борис, положив руку мне на плечо. — Не сиди в полной изоляции, оставь возможность найти тебя. И на сей раз наберись терпения. Ты должен быть совершенно уверен, что в ближайшее время с тобой свяжутся. Даже самые последние сволочи остерегаются убивать четырехлетних малышек.
Я посмотрел на него долгим взглядом.
Достаточно ли, что они остерегутся убить ее? Остерегаться — не то же самое, что отказываться или исключать.
И все же последняя фраза Бориса в итоге дала мне силы оставить его на Шеппсхольмене и вернуться в отель. В конверте, полученном от Бориса, хранились обещания новых следов, которыми можно идти, и меня уже не угнетала тяжкая уверенность, что Белла потеряна навсегда.
Но вся новая энергия иссякла, когда я открыл дверь номера и увидел, что там пусто. Люси ушла. На моей подушке лежала записка:
Мартин, прости, но я сейчас больше не могу.
Я не сбегаю. Просто сегодня вечером мне надо побыть одной.
Завтра позвоню.
Люблю тебя,
Люси
