Вино в баре отеля отдавало на вкус мылом.

— Мерзость, — сказала Люси, отодвигая бокал.

— Ну и ладно! — Я жадно выпил кислятину. Будь у меня возможность ввести алкоголь внутривенно, я бы с радостью согласился.

— Она убила таксиста, — сказал я.

— Знаю, — сказала Люси.

— Но ее же не было той ночью в Галвестоне.

Люси молчала.

Я подтолкнул ее локтем.

— Люси, посмотри на меня. Ее там не было. Дженни можно верить. И она сохранила билет.

Люси продолжала молчать.

— Знаю, ты думаешь, билет мог принадлежать любому идиоту, но я уверен, он принадлежал Саре.

И только в этот миг я заметил, что Люси вот-вот заплачет.

— Что с тобой, детка?

На ее щеках проступили розовые пятна.

— Что со мной?

Она едва не кричала, и кое-кто в баре оглянулся на нас.

Я попытался заставить ее понизить голос, но безуспешно.

— Мартин, мы уехали из Стокгольма в разгар полицейского расследования, где ты — подозреваемый в двойном убийстве. Единственный свидетель, подтверждавший невиновность Сары, убит. Как ни посмотри, мы ни к чему не пришли. Тебя по-прежнему подозревают в убийствах, мы по-прежнему не знаем, кто приходил в контору под видом Бобби, и, дорогой мой, у нас по-прежнему нет убедительных доказательств, что Сара невиновна. Наоборот. — Она все-таки понизила голос. — С какой стати ты так уверен, что Дженни Вудс говорила правду? Откуда ты знаешь, вдруг она тоже сидела на наркотиках и занималась проституцией? С фактами не поспоришь: Сара Телль была человеком с никудышными задатками и принимала никудышные решения.

Некоторое время я молчал, а ее слова как бы висели между нами. Дилемма очевидна. Мы не знали, кто из нас прав. И что еще хуже — не знали, как внести ясность.

— Разве ты не согласна, что американские убийства отличаются от шведских? — в конце концов спросил я.

Люси тронула пальцами свой бокал.

— Почему? Согласна. Но я не очень уверена, что это имеет значение. Может, совершив первые два убийства, она сделала вывод, что надо стать менее импульсивной и более аккуратной.

Я был не в силах спорить. Не в силах возражать.

— Давай плюнем на все и ляжем в постель, — сказал я. Когда мы выходили из бара, Люси взяла меня за руку.

— Ты ведь знаешь, да? Я на твоей стороне.

Я кивнул.

Да, я знал. Это одна из немногих в жизни вещей, в каких я могу быть вполне уверен.

В моей усталой голове складывался план. Сперва я хотел повидать хозяев Сары. Не потому, что считал, будто они располагают какой-то важной информацией, а просто чтобы получить более четкое представление о жизни Сары в Штатах.

Далее, так называемый Люцифер. Я хотел повидать кого-нибудь из дознавателей, знакомых с ним и его сетью. Шериф Стиллер сказал, что Сара не имела к нему отношения, но ее дневник говорил о другом. А если вдобавок Сара вправду занималась наркотиками и проституцией, еще менее вероятно, что упомянутый в дневнике Люцифер не тот наркобарон, которого техасская полиция упекла за решетку.

Но больше всего мне хотелось встретиться с Ларри, полицейским, который опознал Сару по фотографии и утверждал, что виделся с ней в Галвестоне той ночью, когда произошло убийство. Он был последним, о ком я размышлял перед тем, как уснул. Для меня он был ключевым персонажем. Той нитью, что связывала Сару с местом убийства в Галвестоне. Сумей я заставить его изменить прежние показания, у Сары было бы твердое алиби.

Однако оставалось в силе то, что нам с Люси сообщил Эстебан Стиллер и что поразило меня больше, чем я себе признавался: веские доказательства, что убийство таксиста в Хьюстоне — дело рук Сары.

Наверняка она защищалась, думал я. Наверняка тут недоразумение.

На рассвете я лежал без сна, щурясь в окно. Мы забыли задернуть шторы, и комната сейчас купалась в солнечном свете. Черт бы побрал авиаперелеты. Если летишь на запад, впадаешь в младенческий режим сна — засыпаешь рано, а просыпаешься еще раньше. Летишь на восток — вообще кранты. Невозможно привести жизнь в порядок. Направляясь в Техас, мы летели на запад. И, когда я проснулся в пять утра, у меня не было ощущения, что я выспался. Хотелось только одного — чтобы начался день и мы взялись за работу.

Я понимал, что, того и гляди, потеряю внутренний компас. Уже толком не понимал, за кем или за чем гоняюсь. За правдой, так я думал. Но чем больше я узнавал, тем неприятнее она становилась. Ведь я снова и снова сталкивался с обстоятельствами, от которых не отмахнешься.

Например, что родная сестра Сары Техас считала, что Сара могла совершить пять убийств, потому что развлеченья ради избивала в городе людей.

Или что был свидетель, уверенный, что он или она видел, как Сара клюшкой для гольфа убила таксиста.

Или что смущавшие меня противоречия и неясности в ее показаниях об убийствах легко объяснялись тем, что по меньшей мере два убийства она скорее всего совершила под сильным воздействием наркотиков.

Никакого просвета. Как для меня, так и для Сары. Но в конце концов именно этот вывод вернул меня в нужное русло. Ведь речь шла уже не только о Саре Техас. Во всяком случае для нас с Люси. Речь шла еще и обо мне и о том, почему меня втянули в эту мешанину странных событий.

Люси проснулась на четверть часа позже меня.

— В какое время можно без зазрения совести навестить Сариных хозяев? — спросил я.

Люси потянулась.

— Если мы хотим повидать их, прежде чем они уедут на работу, то надо быть там часикам к семи. Хотя, с другой стороны, странновато являться к незнакомым людям в такую рань. Может, подождем до вечера?

Мне эта идея не понравилась. Хозяева Сары слишком важны для меня, чтобы откладывать встречу с ними. Без двадцати семь мы подъехали к дому в Хайтс, который накануне вечером нам показал шериф Стиллер.

Люси оказалась права. Семь даже поздновато.

Мы застали супругов Браун возле дома, они собирались сесть в свои машины. Муж — в огромный «хаммер», жена — в авто поменьше. «Форд» незнакомой мне модели. Женщинам пора кое с чем завязывать. Например, с ездой на автомобилях меньшего размера, чем у мужей. Черт с ней, с окружающей средой, — речь-то идет о деньгах и власти.

Оба с удивлением воззрились на нас, когда я подрулил к воротам и мы с Люси выскочили из машины, едва только она остановилась. Мы не стали звонить по телефону, не предупредили, что хотим с ними встретиться. Слишком боялись отказа.

Удивление супругов Браун не уменьшилось, когда мы представились и сообщили о цели визита.

— Вы журналисты? — спросила хозяйка Сары.

— Юристы, — ответил я.

Я не стал подробно рассказывать о предшествующих событиях. Это займет слишком много времени, да и вряд ли супруги в итоге проникнутся к нам бо́льшим доверием. Они нервничали и говорить о Саре были явно не расположены.

— Для нас все это — дело прошлое, — коротко сказал мистер Браун. — И нам нечего добавить к тому, что мы рассказали полиции.

Солнце уже накалило воздух. Я стоял на подъездной дорожке, чувствуя, как по спине течет пот. В одном из окон мелькнул ребенок лет десяти. Девочка.

— Вы не испытывали сомнений, когда нанимали Сару? — спросил я.

— А почему вы спрашиваете? — спросила миссис Браун.

Я пожал плечами.

— У меня у самого четырехлетняя дочка. Мне было бы чертовски трудно оставить ее на попечение двадцатилетней наркоманки, которая занималась проституцией, а к тому же участвовала в шайке, которая забавы ради разбивала людям головы.

У миссис Браун отвисла челюсть, а ее муж стремительно шагнул в мою сторону. Я едва не попятился. — Кто вы такой, чтобы судить нас? — рявкнул он. — Мы поступили так же, как поступают сотни других здешних семей. Наняли иностранку, чтобы она заботилась о наших детях, а мы могли заниматься своей карьерой. Вы что, думаете, в ходатайстве о работе Сара писала о своем прошлом и образе жизни? Ясное дело, нет. Иначе бы не видать ей работы. Эту информацию мы получили намного позже.

Намного позже. Неужели это правда? Как можно не заметить, что у тебя в доме наркоман?

— Точнее говоря, мне интересно, как получилось, что вы не поняли, кто такая Сара, когда она к вам приехала, — спокойно сказал я. — Понятно, что она не писала в ходатайстве про наркотики и проституцию. Но как она работала?

На этот вопрос ответила жена:

— Образцово. После нее у нас ни разу не было такой надежной няни. — Она помолчала. — Мы с мужем вовсе не наивны. Знаем, как выглядит наркоман. А Сара… она была совсем другая. Классная.

Я перевел дух, чуть ли не с облегчением.

Наконец-то нашелся человек, который хорошо отзывался о Саре.