Часть пятая
Безымянный город

Осенью 2002 года я взял выходной в «Блуждающей тьме», чтобы посетить христианский Адский дом в Мэнсфилде, штат Техас, который носил название «Инферно». Я собирался поехать с Кайлом, но в последнюю минуту он отказался, сославшись на какие-то совместные планы с Донной, так что в тот вечер я отправился в церковь Святого Духа один, прихватив с собой для компании книжку в мягкой обложке с произведениями Энн Райс. Как оказалось, взять книжку было хорошей идеей, поскольку очередь в «Инферно» тянулась от церковных дверей аж до широкого, заросшего травой поля, и все в этой очереди немедленно принялись пялиться на меня, как только я подошел.

Мне следовало бы привыкнуть находиться в центре внимания. Повязка была выразительней стеклянного глаза, но даже если бы я ее не носил, меня бы все равно узнавали как Отважного Мальчика из Вандергриффа – того самого парня, который случайно раскрыл дело похитителя детей в 1999 году. В Вандергриффе или в его окрестностях пристальные взгляды неизбежно составляли часть моей жизни, но все равно каждый раз мне становилось не по себе. Я не любил, когда на меня пялились, если, конечно, не находился в тот момент на работе в костюме Монстра.

Я читал при свете заходящего солнца и не обращал внимания на зевак до тех пор, пока не подошла моя очередь. Работник у входа, одетый в рубашку поло с надписью «Инферно», подтолкнул меня к стайке местной верующей молодежи, чтобы общее число группы стало четным. Подростки, возглавляемые тридцатилетней воспитательницей, бросали на меня смущенные взгляды, когда мы вместе проходили через резиновый вход.

Внутри нас встретила хрупкая девушка в черном облачении с низко опущенной головой. Светильники вокруг нас постепенно зажглись, и девушка подняла лицо, прикрытое резиновой, похожей на череп, маской демона. Глаза ее были жирно обведены черным гримом и светились злорадным ликованием.

– Добро пожаловать! – воскликнула она совсем юным голосом, который доносился из-под резиновой маски в слегка искаженном виде. – Я так рада, что вы нашли для себя возможность приехать к нам в этот День открытых дверей. Надеюсь, что вы настолько хорошо проведете с нами время, что захотите поселиться здесь навсегда! Впрочем, я немного забегаю вперед. Почему бы нам не пройти внутрь и не осмотреться?

Мы проследовали за ней по длинному коридору с красными светильниками на потолке. Голубые огни пробивались сквозь прозрачный пластиковый пол, под которым клубился синий туман. Он действовал успокаивающе, почти гипнотически, пока сквозь клочья этого тумана не проскользнула рука и не ударила в пол снизу, растопырив пальцы и царапая пластик. Одна из девочек передо мной вскрикнула и отпрыгнула назад. Из синей пелены выпрыгнули еще руки и принялись хлопать и стучать, рассеивая туман и открывая искаженные лица, взывающие о помощи.

– Не обращайте внимания, – сказала наш Гид. – Это всего лишь новоприбывшие.

Она расхохоталась и пошла дальше, но я задержался, впечатленный мастерством работы.

Догнав группу, я оказался вместе с ними на какой-то «домашней вечеринке». Парень с вытянутым прыщавым лицом притворялся диджеем, водя взад-вперед руками над двумя пустыми «вертушками». Разноцветные огоньки с потолка покрывали беспорядочными узорами неуклюже танцующих подростков. Возле диджейского пульта стояли и пили из красных пластиковых стаканчиков две девушки. У одной были длинные прямые светлые волосы, крупный нос и большие карие глаза. У другой – зеленые волосы и в целом более подходящий для «тусящего» подростка вид.

– Познакомьтесь с Мирандой и Эшли, – произнесла наш Гид, по очереди указав на каждую из девушек. – Миранда недавно переехала в наш город из Коннектикута. Будучи разлученной со своей старой церковью и друзьями во Христе, Миранда попала в плохую компанию. А Эшли росла с родителями-атеистами и читала Гарри Поттера для развлечения. Она не видит ничего дурного в вечеринках и в выпивке по пятницам.

– Ну что, разве не круто, Миранда? – воскликнула зеленоволосая Эшли.

Миранда бросила недоверчивый взгляд в стакан и сделала глоток.

– Конечно, – ответила она. – Но для меня все это в новинку.

– Посмотри туда! – сказала Эшли Миранде, указав через всю комнату на двух мальчиков, которые смотрели на них и двигали головами в такт музыке. – Это Трент и Эван. Боже! Они идут к нам.

– Как настроение, девчонки? – спросил один из мальчиков.

– Отличное, – ответила Миранда.

– А знаешь, что могло бы сделать его еще лучше? – спросил второй мальчик. – Это! – И он высоко, чтобы было видно зрителям, поднял маленькую белую таблетку. – Она подарит тебе невероятные ощущения!

– Я уже принял две, – признался первый мальчик.

– Звучит заманчиво, – сказала Эшли.

Она взяла в рот предложенную таблетку и запила ее напитком из стакана.

– А как насчет тебя, красотка? – спросил второй мальчик у Миранды.

– Даже не знаю, – ответила Миранда.

Она неуверенно посмотрела на Эшли и отвернулась. Мальчик тут же бросил таблетку в ее стакан. Ничего не подозревающая Миранда допила напиток до дна.

Мальчики приблизились к девочкам, и Гид тут же встала перед ними, перекрыв нам обзор.

– Миранда не знала, что ей только что подмешали специальный «наркотик для изнасилований», – пояснила она своим искусственно хриплым, но тонким голосом Хранителя Склепа. – Пока что она чувствует себя хорошо, но где-то через полчаса перестанет что-либо соображать.

В дальнейших залах разыгрывались похожие поучительные сценки: перестрелки в школе, пьяные автомобильные аварии, жестокий мир продавцов и покупателей наркотиков, посещение черной мессы, чтение любой фантастики, написанной не К.С. Льюисом, домашнее насилие и тому подобное. По мере продвижения сцены становились все более тревожными, и большинство из них заканчивались ужасной смертью главного героя. Вполне закономерно, что, когда мы прошли в комнату, очевидно изображавшую спальню девочки-подростка, мой душевный дискомфорт усилился. Сюда же вошла и Миранда – та самая девочка, которая приняла «наркотик для изнасилований» на вечеринке. Волосы ее были спутаны, глаза ошеломлены. Она обнимала себя руками, будто ей было нехорошо.

– Вы все помните Миранду, – сказала наш Гид. – Ей так отчаянно хотелось завести новых друзей, что она готова была попробовать что угодно и с кем угодно. И конечно, теперь она не может вспомнить, что, где и с кем она делала. Разве я не права, Миранда?

Миранда уселась на кровать и уставилась вдаль невидящим взором. Интересно, как они проводят актрису между комнатами, не прерывая поток посетителей? Трудно ли гримировать и снимать грим с нее несколько раз подряд?

– В чем дело, Миранда? – спросила Гид. – Неужели ты плохо провела время?

– Заткнись, – ответила Миранда глухим страдальческим голосом.

– Это был простой вопрос, – сказала Гид. – Или, может, ты ничего не можешь вспомнить?

– Заткнись, – повторила Миранда в этот раз громче, принявшись слегка раскачиваться.

– Помнишь тот день в твоей прежней церкви, когда ты подписала клятву о воздержании? Ты была столь горда! Ты была так уверена, что Бог защитит тебя.

Миранда тяжело опустилась на пол, открыла ящик прикроватного столика и вытащила оттуда картинку в рамке с изображением Христа.

– А вот и Он! – воскликнула Гид. – Спрятан с глаз долой, в ящик стола. Не сильно Он тебе помог, верно?

– Как ты мог допустить такое? – спросила Миранда у картины.

Она бросила ее на пол и снова полезла в ящик. В этот раз она достала оттуда пистолет. Какие странные вещи хранит эта девочка в своей спальне!

– Ой, а что это у нас такое? – спросила Гид.

– Я ненавижу тебя! – прокричала девочка изображению Иисуса, затем прижала пистолет к своему лбу, взвела курок и нажала на спуск. Раздался громкий хлопок, и нежно-желтое освещение сменилось на кроваво-красное. Гид опустилась рядом с Мирандой на пол и подхватила ее на руки, когда она стала падать.

– Хорошая девочка, – похвалила ее Гид. – Молодец.

В этом месте меня чуть не вырвало.

Затем мы перешли в фальшивое отделение скорой неотложной помощи, где женщина после аборта, облитая кровью с головы до ног, умоляла Господа о милости и прощении перед тем, как она умрет. Я следил за представлением вполглаза, борясь с тошнотой, и только в следующей комнате сумел взять себя в руки. Стены здесь были покрыты золотой фольгой, и из скрытых за огромным крестом динамиков лилась неземная музыка. Вслед за нами вошли персонажи всех предыдущих сценок – с огромным изумлением на лицах.

– Как красиво! – прошептала женщина, сделавшая аборт. – Ничего подобного мне даже не снилось.

Она встала так близко, что я почувствовал запах красной краски на ее штанах.

– Это что, рай? – спросила Миранда.

– Он самый, дитя мое, – раздался голос из динамиков. – Скажи, исполняла ли ты мои заповеди и приняла ли ты Сына моего в сердце свое? Думала ли ты о Нем все дни свои и раскаялась ли в своих грехах?

Миранда и все остальные персонажи принялись с заиканиями оправдываться. Они были смущены и сбиты с толку, говорили неуверенно. В конце концов они замолчали и расступились, когда женщина, сделавшая аборт, приблизилась к кресту.

– Я ходила в церковь, когда была маленькой девочкой, – сказала она, – но прекратила, когда родители перестали меня водить принудительно. Я выросла вне твоей милости и любви и даже смеялась, когда добрые люди пытались меня наставлять. Но потом у меня случился незащищенный секс с незнакомцем, и я решила принять таблетку для аборта, но что-то пошло не так. Я не смогла остановить кровотечение, и твой Сын был единственным, кого я могла позвать на помощь.

– Добро пожаловать домой, дитя мое, – прогремел басовитый голос.

Под крестом открылась дверь, и она вошла. Но когда туда же двинулись остальные, дверь перед ними захлопнулась.

– А как насчет других? – спросила Миранда.

– Вы отреклись от меня при жизни, – произнес бестелесный голос, – посему я отрекаюсь от вас после вашей смерти. Прочь!

И комната погрузилась во тьму.

– Наконец-то! – раздался голос Гида где-то позади меня. – Пришел час расплаты!

Плинтусы загорелись красным. Персонажи, отвергнутые небесами, медленно завращались на месте.

– Что происходит? – спросила Миранда.

– Пора домой, дорогая, – сказала Гид. – Ребята, хватайте их!

Из-за гобеленов выскочила толпа уродливых монстров. Про́клятые боролись, кричали и звали на помощь, когда монстры утаскивали их прочь, и больше всех вырывалась Миранда. Она дернулась вперед, упала передо мной на четвереньки и уставилась на меня. Паника и страх немедленно стерлись с ее лица, сменившись откровенным удивлением. Она смотрела, полуоткрыв рот, когда демоны хватали ее за руки и утаскивали с глаз долой.

– Было весело, – сказала Гид, – но пришла пора расстаться. Надеюсь, еще увидимся!

Она хихикнула и вышла вслед за своими приспешниками. Открылась еще одна дверь, и на пороге появилась женщина в джинсах и футболке с флуоресцентной лампой в руках.

– Сюда, пожалуйста, – сказала она, и ее теплый нежный голос стал для нас утешением после всех этих диких криков.

Группа прошаркала в соседнюю комнату с деревянными панелями и серым ковром. Между двумя дверями в противоположном конце комнаты стоял высокий мрачный человек.

– Как дела? – спросил он.

Подростки украдкой переглянулась, издав нервные смешки.

Мрачный человек бросил на нас взгляд, вероятно, рассчитанный на то, чтобы пробудить в нас симпатию.

– Я наблюдал подобные сцены всю ночь и теперь, когда вы покинули дальние пределы «Инферно», хочу предложить вам помощь. Поверьте мне, то, что вы увидели сегодня, – это абсолютная и бессмертная истина Вселенной. Плохие вещи случаются. Люди испытывают боль и умирают. Но если они умрут без Христа в душе, то будут приговорены к вечной боли и страданию. – Он помолчал, сжав руки и изучая наши лица. – По дороге домой вас может сбить пьяный водитель. Сегодня ночью в ваш дом может ворваться наркоман и убить вас ради содержимого вашей копилки. Но утром, до того как прозвенит будильник, придет Христос и унесет верующих на небеса. Вы ничего не можете знать наверняка. Вы должны все время задавать себе вопрос: «Если это случится, буду ли я готов?» Сможете ли вы посмотреть в глаза Христу в день вашего суда и честно сказать ему, что жили и умерли в Его благодати? – Он снова сделал паузу, дав нам время обдумать его слова. – За моей спиной две двери. Справа – комната, полная хороших людей, которые хотят помолиться с вами, и дверь в нее будет открыта в течение следующих шестидесяти секунд.

Женщина с мягким голосом открыла дверь в молитвенную комнату и отступила в сторону, сложив руки перед собой.

Для меня это было уже слишком. Я вышел из толпы, обогнул мужчину и открыл левую дверь. В комнату немедленно ворвался прохладный вечерний воздух. Не глядя, я захлопнул дверь за собой, прервав на полуслове мужчину, что-то кричавшего мне вслед. На улице стояла тележка-прицеп, отвозившая посетителей обратно на парковку, но я решил пройтись пешком. Сгорбившись и засунув руки в карманы, я побрел по темному полю.

Спросите, зачем вообще я сюда приехал? Ответ простой: у «Блуждающей тьмы» начались проблемы. В течение последних двух лет продажи билетов неуклонно падали, и наша парковка частенько не заполнялась наполовину даже в субботние вечера. В основном к нам приходили семьи с маленькими детьми, а тех немногих пресыщенных подростков и взрослых, которые заглядывали к нам, наши аттракционы совершенно не впечатляли. Мама предлагала уже закрыться окончательно и выставить предприятие на продажу, но я выпросил у нее несколько свободных вечеров, чтобы оценить конкурентов. Я хотел взглянуть на тех, кто крадет наш бизнес, и подумать, сможем ли мы хоть что-нибудь исправить.

В течение недели я побывал в трех «Домах с привидениями» – в даласской «Кровавой бане», выполненной в духе «мясного» слэшера; в «Доме ужасов» – заведении для семейного посещения с детскими мини-аттракционами; и, наконец, в «Инферно» – христианском Адском доме при протестантской церкви в Мэнсфилде, представлявшем собой извращение для помешанных на религии. В этом месте мне следовало бы закатить глаз и отшутиться, но на самом деле я оказался потрясен и расстроен. Мне никак не удавалось избавиться от образа Миранды – девочки-самоубийцы, изнасилованной во время первого свидания и протягивавшей с мольбой руки, когда ее утаскивали в Ад.

Когда я вернулся домой, мама уже лежала в постели. Я поднялся по лестнице и, как только оказался в своей комнате, схватил черный камень, висевший у меня на шее. Я закрыл глаз и сосредоточился, а когда снова их открыл, то оказался на поляне в черном лесу. Воздух был густым и зловонным, деревья чернильными и плотными, словно мазки кисти импрессиониста.

Дверь открылась прежде, чем я успел постучать. На пороге стояла она, распахнув халат так, чтобы я мог видеть полоску ее плоти от впадинки на горле до пятнышка рыжих волос на лобке.

– Лианан Ши, – произнесла она.

Лианан Ши – это прозвище, наша с ней интимная шутка. Я позаимствовал его из книги кельтских сказок. Лианан Ши – это красивая женщина-фея, сделавшая смертного мужчину своим любовником. Я предложил ей имя Лианан, потому что хотел как-то называть ее вместо «Монстр», «Существо» или «Мой Друг». Я хотел переосмыслить наши отношения так, чтобы они больше не напоминали книжку «Дэнни и динозавр» или фильм «Инопланетянин». Это имя придавало нашей связи некую рациональность, когда я нес ее вниз по лестнице к кровати. Лианан Ши. Я положил ее на одеяло, опустился на колени и раздвинул ей ноги. Лианан Ши. Она дернула меня за волосы, и я припал к ней языком. Лианан Ши. Ее бедра сомкнулись вокруг моей головы, и нос мой прижался к ней, когда она вздрогнула и закричала. Лианан Ши. Задыхаясь, я забрался на кровать, стащил с себя штаны и немедленно в нее вошел. Лианан Ши. Ее зубы прикусывают мне ухо, лодыжки ложатся на поясницу. Лианан Ши. Она обнимает меня и шепчет «хороший мальчик», когда золотой калейдоскоп во мне разлетается на сотни крошечных звездных вспышек. Лианан Ши.

Затем мы лежали, переплетясь, покрытые потом. И так уже три года. Три года я посещаю этот маленький домик на маленькой полянке иного мира, не отходя далеко от ее постели. Казалось ли мне это странным? Я не горел желанием объявлять о наших отношениях кому бы то ни было, но теперь, спустя год после окончания школы, я лишь слегка начал сомневаться в их долгосрочности. В основном я получал удовольствие, и моя страсть к Лианан продолжала пылать. Она длилась так долго, как, мне кажется, не может длиться ни одна человеческая страсть.

Положив голову на ее бледный живот, я изучал холст, стоявший на мольберте. На нем были изображены две фигуры на склоне холма под небом странного цвета, вернее смеси цветов: желтого, темно-бордового, синего и черного. На небе висели полумесяц и продолговатая бесформенная звезда, а вторая звезда лежала на земле. Кем были эти две фигуры, мне было не очень понятно. Та, что справа, была похожа на животное – сгорбленное и одетое в желтую одежду, с пурпурно-серой головой в форме запятой. У него был инопланетянский глаз, прикрытый веком только снизу и без всякого выражения глядевший в небо. Фигура слева была похожа на цветок с широким стеблем и двумя отростками, оканчивающимися разными луковицами – одна с крыльями, другая с пурпурной вульвой. За вульвой виднелась почти замазанная краской женская фигура с бедрами, поднятыми к двум округлым грудям. Почему-то я вспомнил о Миранде из «Инферно». Она была такой же соблазнительной.

– О чем ты думаешь? – спросила вдруг Лианан, напугав меня.

Я сел, сделав вид, будто хочу получше рассмотреть картину.

– Не уверен, что я ее понял.

Она тоже села и положила подбородок на мое плечо.

– Это не тайнопись, которую следует расшифровывать. Это картина. Совершенно нормально сказать вслух о том, что она заставила тебя подумать и почувствовать.

– А что ты думаешь и чувствуешь, когда на нее смотришь? – спросил я.

Она задумалась и ответила не сразу.

– Я думаю о тебе, – сказала она.

Это не походило на ложь, но и не было полной правдой. Скорее, некий баланс, который я часто в ней замечал. Когда я впервые услышал ее голос, я подумал, что все тайны, связанные с ней, скоро рассеются, но прошло три года, и я по-прежнему был так же далек от разгадки сути вещей, как в 1999 году. Я до сих пор не знал ее настоящего имени, ее возраст и даже ее истинную сущность. Я не знал, где находится этот дом, и как камень, висящий на моей шее, помогает мне преодолевать расстояние от моей спальни до входной двери Лианан.

Почувствовав, что разговор пошел в том направлении, которое ей не нравится, она встала и подошла к одному из кухонных шкафчиков.

– Ты хочешь есть? – спросила она. – У меня есть еда.

Она достала вазу с яблоками и поставила передо мной.

Я откусил от одного из яблок и понял, что не просто хочу есть, а умираю с голоду. Под ее взглядом я съел два. Когда я закончил, она унесла огрызки и оставшиеся яблоки обратно в шкаф. Я понятия не имел, что она делала с пищевым мусором. Она просто прятала его в шкаф, и к следующему моему визиту он уже исчезал. Еще одна загадка, которую следует добавить к общему списку.

Когда она прятала огрызки яблок, откуда-то издалека донесся низкий гул. Лианан встревожилась, затем схватила с пола халат и застегнула его на талии.

– Что… – начал я, но она щелкнула пальцами, чтобы я замолчал.

Звук нарастал и становился глубже. Пол начал вибрировать, затем затрясся весь дом. Мольберт заплясал на ножках, картина покосилась. Внутри моего черепа зазвенело. Лианан взволнованно запрыгнула на кровать и крепко обхватила меня руками и ногами, которые стали жесткими, как стальные тросы. Долгая, сводящая с ума вибрация продолжалась и продолжалась, пока к ней не присоединился еще один звук – четыре протяжные ноты, подобные сонной, ленивой песне кита. Грохот стал тише, потом окончательно прекратился. Лианан поднесла руки к моим щекам и позволила мне отпрянуть от ее шеи.

– С тобой все в порядке? – спросила она.

– Кажется, да, – ответил я.

Она повернула мое лицо туда-сюда, заглянула в здоровый глаз.

– Ты уверен? Ничего… не изменилось? Ничего не сломано?

– Я в порядке.

Она отпустила меня, и мы сели. Дом выглядел так, будто его перевернули вверх дном и долго трясли. Шкафы распахнуты настежь, как свидетели преступления с отвисшими челюстями, пол завален битым фарфором, тряпьем, сухими кореньями, кусочками глины, блокнотами и карандашами. Картина валялась рядом с кроватью – неразорванная, но с вмятиной с одной стороны.

– Вот черт, – сказал я с досадой.

Она вздохнула, но пренебрежительно махнула рукой.

– Все в порядке.

– Позволь хотя бы помочь прибраться.

Я было поднялся, но она схватила меня за руку.

– Мне не нужна помощь, но спасибо за предложение.

Она продолжала сидеть, почти до боли стиснув мою руку. Она выглядела расстроенной. И очень напуганной.

– И все-таки, что это было? – спросил я.

– Не знаю, – ответила она.

В этот раз в ее ответе не было ни капли правды – лишь откровенная ложь.

Этой ночью я плохо спал в своей постели. Всю ночь мне снились кошмары с каким-то преследующим меня Левиафаном, в результате чего я проснулся, когда солнце уже довольно высоко взошло. Будильник на прикроватной тумбочке показывал одиннадцать тридцать утра. В полдень я должен был встретиться за обедом с Юнис.

Я пришел в кафе на десять минут позже. Она уже сидела на веранде с книгой Тэми Хоаг в руках и потягивала коктейль «Мимоза». Когда я садился, она бросила на меня сердитый взгляд.

– Знаю, знаю, – сказал я, подняв руки в знак капитуляции. – Я проспал.

– Боже тебя сохрани, если когда-нибудь тебе придется искать настоящую работу, на которой пашут с восьми до пяти, – заметила она, после чего проглотила остатки «Мимозы». – В любом случае спасибо, что пришел.

– Конечно, – сказал я.

Это был самый позитивный ответ, на который я был способен. Я бы ни за что не сумел произнести что-то вроде «Всегда пожалуйста» или «Я рад тебя видеть». Хотя общались мы вроде бы хорошо, но наши отношения стали напряженными с той ночи, когда я угнал ее машину, а она попыталась покончить с собой. После двух месяцев, проведенных в психиатрической клинике на большой дозе «Прозака», она бросила учебу, получила сертификат помощника юриста и устроилась в фирму в Форт-Уэрте, после чего переехала из нашего дома, сняв жилье поближе к работе. И хотя она навещала нас каждые несколько недель, наш разговор всегда получался радушным, но не теплым. Она много жаловалась на своего высокомерного босса-всезнайку и постоянно поглядывала на часы, словно мы с мамой, не менее чем работа, отвлекали ее от важных дел. Она всегда приносила что-нибудь к чаю – пирог, печенье или кексы, называя это подарком для мамы, но обычно съедала все сама. Я упоминаю об этом не потому, что хочу осудить, просто постоянное переедание превратилось в привычку сразу после того, как она прекратила писать. Во время ее визитов я часто спрашивал, работает ли она сейчас над чем-нибудь, и если в первое время она хотя бы оправдывалась, то потом просто стала говорить «нет». Это слово она роняла с преувеличенной небрежностью, будто я спрашивал о погоде.

– Я больше не слышу никаких голосов, – говорила она. – И делаю все возможное, чтобы двигаться дальше.

Примерно через год после больницы она снова начала ходить на свидания. Я был в шоке, но Юнис начала интересоваться мужчинами и через несколько месяцев остановила свой выбор на Хьюберте Сангалли, давно потерянном друге со школьных времен. Они пришли друг к другу на свидание вслепую и после первоначального шока узнавания приступили к ускоренному ухаживанию, которое включило в себя паломничество к нам с матерью всего через две недели общения. Хьюберт был высоким и худым, с плохо причесанными светлыми волосами и водянистыми голубыми глазами. Он выглядел каким-то деформированным, словно его пропустили через одну из тех машин, которые расплющивают монеты и печатают на них изображения. Только, в отличие от монет, изображение Хьюберта получилось не вполне четким.

В тот день, когда я с ним познакомился, он вполголоса твердил об удаче, судьбе и предназначении. Юнис сидела с ним рядом, держала за руку и улыбалась, скорее, снисходительно, чем ободряюще. Через полгода они обручились, и теперь до свадьбы оставался всего месяц. За этим обедом мы с Юнис должны были обсудить холостяцкую вечеринку Хьюберта, за которую я, как принудительно назначенный шафер, неохотно нес ответственность.

– А Хьюберт знает, по какому поводу мы встречаемся? – спросил я. – Обычно такие вещи жених и шафер обсуждают без невесты.

– Не будь занудой, – ответила Юнис. – Ты же знаешь, Хьюберт очень застенчивый. Ты ему нравишься, но он тебя боится.

Она помахала рукой, чтобы привлечь внимание официанта.

– Да ладно, – вздохнул я.

Она не стала спорить. Подошел официант, и я снова почувствовал, как меня узнает и оценивает незнакомый мне человек. Если Юнис что-то и заметила, то ничего не сказала. Она заказала еще одну «Мимозу».

– Ну и что у Хьюберта на уме? – спросил я, подразумевая «Что на уме у тебя?»

– Он не пьет алкоголь, так что твой несовершеннолетний возраст не вызовет проблем, – ответила она.

Возле раздаточного стола в глубине ресторана разговорились два официанта, один из которых только что обслуживал наш столик. Они повернулись, чтобы посмотреть на меня, и тут же развернулись обратно, когда увидели, что я за ними наблюдаю.

– А как насчет другого основного блюда холостяцкой вечеринки? – спросил я, переключив свое внимание на Юнис. – Я имею в виду стриптиз.

Я никогда не бывал в стрип-клубах, поэтому мне было любопытно.

– Он нервничает, даже когда ему стригут волосы. Боюсь подумать, как он отреагирует на голых женщин, пытающихся его полапать.

– Довольно благородное рассуждение для будущей жены, – заметил я.

– Да ну тебя, – тут же отреагировала она.

– Значит, никакой выпивки и падших женщин, – сказал я. – Что же он тогда хочет?

– Он хочет в «Веселые горки», – ответила она. – Мини-гольф, аттракционы, картинг и хороший ужин. Может, еще кино, если будет что-нибудь интересное.

– Так он жениться собрался или устроить вечеринку для десятилетней девочки? – спросил я.

– Через месяц этот человек станет твоим братом, – сказала она. – Пожалуйста, дай человеку порадоваться. Только постарайся не гоготать слишком громко, пока будешь с ним «веселиться». Для меня это очень важно.

– Ну, хорошо, – согласился я скрепя сердце. – Я все сделаю.

– Отлично! – ответила она и подала мне список других знакомых Хьюберта – не обязательно друзей, – кого я мог бы загнать на его вечеринку.

Поскольку главное дело мы обсудили, она принялась расспрашивать о моей жизни и «Блуждающей тьме». Я рассказал ей, как ездил шпионить к нашим конкурентам ради новых идей.

– Увидел что-нибудь достойное кражи? – поинтересовалась она.

– Пока нет, – признался я. – То, что используют они, мы уже делаем лучше. Главное их достоинство в том, что они – не мы. Если мы хотим внедрить инновации, то придется придумывать и делать все самостоятельно.

– Уже есть идеи? – спросила она.

– Я хотел бы создать что-нибудь более захватывающее, – сказал я, – чтобы были не только пешеходные экскурсии мимо дешевых пугал. Место, где люди могли бы провести ночь, например гостиница с привидениями или мотель, в котором постоянно происходит всякая странная фигня. В зависимости от того, на какой уровень страха подписывается посетитель, он получает приключения, варьирующиеся от «жуткого» или «смутно тревожного» до «мне действительно страшно за свою жизнь».

Юнис наклонила голову. За темными очками я не видел выражения ее глаз.

– Чего? – спросил я.

– Ничего. – Она поджала губы. – У папы родилась похожая идея, незадолго до его смерти.

Я уже много лет ни от кого не слышал упоминания о папе.

– Не знаю точно, что он там придумал, – сказала Юнис. – Они работали тогда над чем-то с мамой, чтобы скоротать время, но он успел продвинуться довольно далеко. Но мама сказала, что все это ерунда, которую она записывала только для того, чтобы его развлечь. Всякая безумная чушь.

Позже в тот же день я встретился с мамой в костюмерной «Блуждающей тьмы». Пока мы разговаривали, она ремонтировала последнюю версию моего костюма Монстра, подшивая толстыми красными и черными нитками полоски меха различных оттенков – от совершенно черного до светло-коричневого, выцветшего почти до желтизны. В волосах мамы появились широкие седые пряди, а под зелеными глазами залегли постоянные мешки. Лицо ее покрылось заметными морщинами. В этом году ей исполнилось пятьдесят четыре, но массивные бифокальные очки на носу старили ее еще больше.

Я расхаживал взад-вперед, докладывая ей то же самое, о чем рассказал Юнис, и свою теорию о том, что самая большая наша проблема – это привычная узнаваемость.

– В этом есть смысл, – сказала она. – Это вроде как управлять кинотеатром, в котором тридцать лет подряд показывают один и тот же фильм. – Она впилась взглядом в костюм. – Наше предприятие все равно разваливается. Даже костюмы изнашиваются на глазах.

– Значит, нам нужно сделать что-то совершенно новое, – не сдавался я. Мама отложила костюм и откинулась на спинку стула. – У меня появилась идея насчет отеля с привидениями, и Юнис рассказала, что вы с папой работали над чем-то подобным примерно в то время, когда я родился. Так что я подумал, может, ты позволишь взглянуть на его старые записи…

Мама закачала головой, даже не дослушав фразы. Я уже был готов к спору, но не к тому, что она сказала далее:

– Я выбросила все много лет назад.

Я прекратил расхаживать.

– Но зачем?

Она сняла очки и потерла глаза.

– Представь, что у тебя есть коробка в доме, которая постоянно напоминает о самом худшем, самом болезненном периоде твоей жизни. Ты захотел бы оставить ее себе?

– Ты могла бы спрятать ее на чердаке или отдать Юнис, когда она переезжала. Ты могла бы отдать ее мне!

Она снова надела очки.

– Что сделано, то сделано. Обратно не вернуть.

– Я никогда не видел даже фотографии папы, – сказал я.

(В конце концов, я увижу ее, но не раньше чем через одиннадцать лет.)

– Посмотри в зеркало, и ты увидишь его в общих чертах. Даже если бы коробка была еще у меня, это уже не имеет значения. Ты обещал найти идеи, как спасти «Блуждающую тьму», но вернулся с предложением построить совершенно новое и абсолютно другое место, которое будет стоить целое состояние и, возможно, окажется не вполне законным. Даже если оставить в стороне деньги и закон, думаешь, мне хочется делать что-то новое? Я вошла в этот бизнес в 1989 году, чтобы спасти нашу семью от финансового краха. На какое-то время «Блуждающая тьма» превратилась в хороший источник дохода. Она многое значила для тебя и Юнис, она стала данью уважения памяти Сидни. Но теперь она перестала приносить деньги, и, похоже, исправить это уже невозможно. Так что мой тебе совет – насладись последними неделями. Впитай это место и скажи ему «прощай!».

Я прекратил баловаться промышленным шпионажем и снова превратился в Монстра. Занятие это по-прежнему доставляло мне радость, но теперь с оттенком грусти, поскольку стало понятно, что скоро оно закончится. Как и с Лианан, я старался особо об этом не думать, но в данном случае это было сложнее, поскольку осталось так мало времени для доведения незнакомцев до панических криков!

Однажды вечером, примерно через неделю после моего возвращения на работу, я высунул голову из иллюминатора в «Профессорском кабинете» и тут же увидел «Миранду» из «Инферно» среди толпы посетителей. Гости подпрыгнули и завизжали при моем появлении. Все, кроме «Миранды». Она откинула голову и прищурилась, словно пытаясь получше меня рассмотреть. Ее спокойствие настолько меня поразило, что я попятился назад, обратно в свой лабиринт. Позже, когда я появился в танцевальном зале с намерением схватить «Брэда», я остановился рядом с ней. Я понюхал ее локоть, скользнул носом вверх по руке, мимо плеча и шеи, и высунул морду прямо перед ее лицом. Ее дыхание оставалось спокойным и ровным. Она меня совсем не боялась.

– Эй! – смущенно пробормотал «Брэд», но стараясь не выходить из образа. – Оставь ее в покое!

На самом деле «Брэда» звали Джимми. Это был тощий подросток с вялым подбородком, другими словами, классический школьный неудачник. Он положил руку мне на плечо, словно намереваясь толкнуть, и мы перешли к сценической драке. Он попытался меня ударить, после чего я его «задушил» и уволок в свой лабиринт.

Когда мы остались одни и я помог ему подняться на ноги, Джимми сказал:

– А я думал, тебе нельзя подходить так близко к гостям.

Я никогда не разговаривал, когда играл Монстра, и не собирался нарушать это правило сейчас.

– Это было, конечно, очень жутко, но уместно ли? Ну, ты понимаешь…

Позже, когда мы закрылись после рабочего дня, я увидел, как он беседует с двумя девушками в комнате отдыха, но сразу замолчал на полуслове, заметив, что я вошел. Обе девушки бросили на меня взгляды и тут же отвернулись. Я вспомнил свой обед с Юнис и ожидание в очереди в «Инферно». В 1999 году меня называли героем, но благородное сияние быстро сошло на нет, сменившись неловкостью и отведенными взглядами. А также острым чувством непохожести и обособленности от других людей. Как будто я стал громоотводом для трагедии, к которому не хочется подходить слишком близко.

Я задался вопросом, а вдруг не «Блуждающая тьма» терпела крах, а я сам? Может, сказывалось мое влияние? Может, одно мое присутствие заставляло людей ощущать себя неловко?

Я подождал, пока подростки разойдутся по домам, после чего вышел из здания. И тут же с удивлением увидел «Миранду», стоявшую в одиночестве на парковке и переминавшуюся с ноги на ногу.

– Ной Тёрнер? – спросила она с явным волнением.

– Ага, – ответил я, ожидая, что сейчас получу нагоняй от помешанной на Иисусе сектантки, но втайне понимая при этом, что вполне его заслужил.

Только секунду спустя я сообразил, что находился внутри аттракциона в маскировке и что у нее нет никаких причин связывать мою личность с Монстром. Я же сам неразрывно связал себя со своей второй кожей, причем только в собственном воображении.

Вместо того чтобы разразиться бранью, она протянула мне руку:

– Меган Гейнс.

Я ответил на рукопожатие.

– Чем могу помочь, мисс Гейнс?

– Меган. И… скажу честно, я работаю в другом «Доме с привидениями» в нашем же районе…

– В «Инферно», – перебил ее я. – Я оценил вашу игру на прошлой неделе.

– Точно, – сказала она. – То-то мне показалось, что я вас где-то уже видела.

Ну да. Конечно. Многие ли посетители приходят к ним с повязкой на глазу? Кроме того, она говорила так, будто лгала и одновременно знала, что лгала, и понимала, что я это замечу. Что вообще происходит? Я не понимал, но инстинктивно чувствовал, что должен ее успокоить.

– Меня впечатлило ваше выступление, – сказал я (и это была правда), – и ваша привлекательность (а это уже ложь). Может, вы захотите испить со мной чашечку кофе и поговорить о делах?

Она подвигала сомкнутыми губами туда-сюда, словно полоскала зубы.

– Я не пью кофе, – сказала она наконец, – но немного проголодалась. Ты любишь вафли?

Мы зашли в ярко освещенную, но крайне неопрятную маленькую ночную закусочную и заняли столик у окна, выходящего на пустую улицу. Меган заказала целую гору вафель с сосисками и апельсиновый сок. Я же взял сэндвич с яйцом и кофе.

– Так ты в первый раз пришла в «Блуждающую тьму»? – спросил я.

Она кивнула.

– Когда я была маленькой, мама никогда не позволяла мне праздновать Хэллоуин, – ответила она, прикрыв рот рукой. – Она всегда говорила, что это праздник Дьявола – языческий оккультный обряд, раздутый американскими корпорациями с помощью телевизионных мультсериалов. Она воспринимала его как доказательство растущего во всем мире влияния Сатаны.

– Возможно, твоя мама немного преувеличивает… – заметил я.

– Преувеличивала… Она умерла два года назад.

– О. Прости.

Она опустила взгляд на свою еду.

– Можно задать тебе личный вопрос?

– Конечно.

– Почему ты носишь повязку на глазу?

Я поставил кружку с кофе на стол.

– Ты что, не знаешь?

Она покачала головой.

– А должна?

Я немного помолчал, ожидая, что она не выдержит и признается, что пошутила. Но этого не случилось.

– Это долгая история, – наконец ответил я.

– А ты куда-то торопишься?

В следующие несколько минут я изложил ей официальную версию случившегося. Я рассказывал ее так часто и последовательно, что уже сам воспринимал как правду: о том, как мы поругались с Юнис и я угнал ее машину, чтобы развеяться; как на перекрестке в меня врезался человек по имени Джеймс О’Нил; как я потерял глаз в аварии; как я увидел в фургоне этого человека скомканные мешки для мусора, в которых лежали разлагающиеся останки Марии Дэвис и Брэндона Хоуторна; как О’Нил пытался убить меня и я чудом избежал смерти; как я бродил потом всю ночь в полном шоке.

Некоторые детали я опустил: о том, как правоохранительные органы закрыли глаза на то, что я ездил без страховки и сбежал с места ДТП, поскольку я случайно раскрыл дело о пропавших детях, а также из-за попытки самоубийства моей сестры. О том, как мне пришлось давать показания, поскольку обвинение требовало смертной казни – и в тот момент в зале суда я смотрел только на свои коленки, чтобы не видеть Джеймса О’Нила, сидевшего на скамье подсудимых. О том, как обвинение выдвинуло версию, что О’Нил также похитил и убил Сидни, поскольку он увидел нас в тот день, когда загорелась мамина машина. О новостных фургонах, стоявших на нашей улице в течение нескольких недель, и странных взглядах, которые бросали на меня на улице. О том, как, несмотря на то что я вроде бы стал героем, люди ощущали дискомфорт рядом со мной, словно лично я нес ответственность за те исчезновения и смерти.

В течение всего рассказа Меган не спускала с меня своих ярких карих глаз, подавшись в кресле вперед. Когда я закончил, она сказала:

– Помню, что-то слышала об этом в новостях пару лет назад. Удивительно встретить человека, с которым действительно такое случилось.

Она снова посмотрела в свою тарелку, и у меня создалось впечатление, что она хотела сказать что-то еще, но в последний момент струсила.

– Давай уже, выкладывай, – сказал я, подбодрив ее жестом.

Прежде чем заговорить, она сделала большой глоток сока.

– А ты видел что-нибудь… странное в ту ночь?

– Более странное, чем сумасшедший маньяк с трупами в фургоне?

Она вздрогнула, и я пожалел о своем легкомысленном замечании. Кажется, она засомневалась, стоит ли мне говорить дальнейшее.

– Не знаю, – сказала она наконец. – Я никогда не видела сумасшедших вблизи. На что это похоже? Он говорил или делал что-нибудь сверхъестественное?

Она явно говорила не то, о чем думала. Что она скрывает?

– Это было похоже на сон, когда все выглядит вроде бы обычно, но тебе смутно кажется, будто что-то не так. Или как напряжение, витающее в воздухе перед сильной бурей. Было в нем что-то неуловимо странное, но, учитывая обстоятельства, вел он себя вполне нормально. Пока не вытащил нож, конечно.

Слегка нахмурившись, она ответила:

– Звучит жутковато.

Я понял, что она рассчитывала услышать совершенно иное.

Повисла неловкая пауза. Я постарался заполнить ее расспросами, позволившими мысленно составить краткую биографию Меган: она выросла где-то здесь, и после смерти матери церковь Святого Духа помогла ей переехать и поступить на театральный курс Чикагского университета. В свою очередь она каждый год возвращалась, чтобы помогать в «Инферно», получив от своих преподавателей на это специальное разрешение. Каким-то образом она сумела убедить их считать выступления в «Инферно» исполнением религиозного долга и одновременно специальной исследовательской работой. Меган любила играть, но не питала иллюзий относительно своего будущего в актерстве. Она считала, что в конце концов станет преподавать театральное искусство в средней школе или колледже.

Наконец тарелки опустели. Я заплатил за нас обоих, и мы направились к парковке.

– Мне понравилось, – сказал я, желая, чтобы это было правдой.

– Мне тоже, – ответила она.

Я достал одну из своих визиток и протянул ей.

– Если у тебя найдется немного свободного времени, прежде чем ты вернешься в Чикаго, я был бы не прочь опять угостить тебя вафлями.

Она посмотрела на карточку и неохотно улыбнулась.

– Буду иметь в виду.

Я почти не надеялся, что она говорит правду.

И уже после того, как я вернулся домой, я вдруг понял, что она не задала мне ни одного вопроса о «Блуждающей тьме».

В последующие дни яркие глаза Меган и ее спокойное поведение не выходили у меня из головы. Я и не подозревал, как мне хотелось, чтобы кто-нибудь посмотрел на меня вот так – нормальным взглядом. Я изголодался даже по такой маленькой капельке доброты. Дошло до того, что я стал периодически проверять голосовую почту «Блуждающей тьмы» и свою личную электронную почту в надежде увидеть от нее весточку, но ощущал себя при этом немного виноватым. Ведь, в конце концов, я еще встречался с Лианан (чем бы это ни было на самом деле). Конечно, мой единственный совместный ужин с Меган нельзя было считать изменой, но я все равно чувствовал себя неловко.

Но никакого письма не пришло, и я с головой ушел в текущую работу в «Блуждающей тьме». Я менял батарейки в фонариках и люминесцентные лампы в комнатах, ремонтировал неисправные провода в нашей скрытой акустической системе – словом, делал все, что могло занять мои руки и отвлечь мысли от того факта, что мы уходим из бизнеса. Я начал рассылать пакеты с заявками на поступление в колледжи. Может быть, я смогу начать все заново, если перееду в другой город и займусь учебой. Кроме работы, я занялся обходом потенциальных гостей для холостяцкой вечеринки Хьюберта. Чтобы не было скучно, я попросил Кайла составить мне компанию, и он согласился. Хотя он избегал об этом разговаривать, но в те дни он пользовался любым предлогом, чтобы побыть вне дома своих родителей. Всякий раз, когда я поднимал эту тему, он только качал головой и говорил:

– Ума не приложу, какого черта они творят.

Когда я вновь навестил Лианан после почти недельного отсутствия, она открыла мне дверь раньше, чем я успел постучать.

– Лианан Ши, – сказала она. – Я уже начала беспокоиться.

Я проследовал за ней в дом, снял туфли и сел на кровать. С собой у меня был пакет из фастфуда, и я открыл его, чтобы откусить от бургера.

– Тебе не нужно меня ждать, – ответил я. – Ты сама можешь навещать меня, когда захочешь.

Она присела рядом.

– Сейчас самое напряженное для вас время года.

– Раньше тебя это не останавливало, – заметил я, пережевывая гамбургер.

– Так было до того, как я научила тебя пользоваться этим, – сказала она, прикоснувшись к черному камню на моей шее. – К тому же я сама была занята.

Она указала на новую картину, стоявшую на мольберте, – похожую на ту, над которой она работала, когда я посещал ее в предыдущий раз. На ней были изображены несколько фигур в балахонах на грязно-желтом фоне. Фигуры сгрудились под полумесяцем и что-то шептали друг другу, излучая страх и атмосферу заговора.

– Впечатляет, – сказал я.

Она прибралась после моего последнего визита: убрала разбитую посуду, развешала корни на кухонных крючочках и смыла разлитую краску с деревянного пола. Следы землетрясения остались только на прошлой картине, которая стояла в углу за мольбертом с отсутствующим фрагментом в верхнем левом углу.

– Очень жаль, – заметил я, кивнув на картину.

– Есть вещи, которые даже я не могу исправить.

Я почувствовал, как внутри моего мертвого глаза что-то запульсировало.

– А были еще землетрясения? – спросил я.

– Нет.

– Есть мысли по поводу того, что его вызвало?

Она встала перед мольбертом и наклонилась вперед так, что ее нос почти коснулся холста.

– А что обычно вызывает землетрясения? Сдвиг пластов или вроде того.

– А как насчет музыки в самом конце?

– Я недоумеваю так же, как и ты.

Она потянула пояс халата и позволила ему упасть, затем посмотрела на меня поверх бледного плеча.

– Ты хочешь заняться сексом?

Почему-то сегодня мне этого не особо хотелось.

– Лианан, – сказал я. – Кто мы друг для друга?

– Что ты имеешь в виду? – спросила она.

– Я имею в виду, мы пара или нет? Мы женаты? К чему это приведет в долгосрочной перспективе?

– Я тебя не понимаю, – ответила она.

– Какими будут наши отношения через десять лет? Двадцать?

Она обернулась, и я невольно залюбовался ее телом.

– А почему они должны быть не такими, как сейчас?

– В конце концов мне придется съехать из маминого дома. Люди в городе уже косятся в мою сторону. Они удивляются, почему я избегаю свиданий. Еще немного, и пойдут разные слухи.

– А почему тебя это волнует? – спросила она.

– Дело не только в этом. Скоро я начну стареть. Возможно, облысею, а то и растолстею. Жизнь поменяет меня, хочу я этого или нет.

Она снова отвернулась к картине и опустила голову, словно разглядывая свое обнаженное тело.

– Значит, вот чего ты хочешь? – спросила она. – Обычной жизни?

Зря я сюда пришел. Вместо того чтобы разобраться в своих чувствах, я запутался еще больше. Я бросил бургер в пакет и встал.

– Я задел тебя. Мне лучше уйти.

Она накинула халат и перехватила меня, прежде чем я успел подняться по лестнице.

– Тебе не обязательно уходить. Мы могли бы проводить время вместе и не заниматься сексом.

– Знаю. – Я хотел оттолкнуть ее руку, но не решился этого сделать. – Наверное, сегодня я просто не в настроении.

Она меня отпустила.

– Но… ты и я – у нас все хорошо?

Я не смог заставить себя посмотреть ей в глаза.

– А что могло измениться?

На следующее утро мама вошла в мою комнату без стука и поморщилась, увидев, какой беспорядок я развел.

– Мне жаль, что приходится прерывать твою жизнь в мире грез, – сказала она, – но у меня сегодня дела, и я хотела отдать тебе кое-что, пока не забыла. – Она протянула мне сложенный лист бумаги. – Вчера вечером это оставили для тебя в нашей билетной кассе.

– Спасибо, – ответил я удаляющейся маме, затем развернул записку.

Я дотронулся до последнего слова большим пальцем, и мое сердце тревожно забилось.

В этот вечер я сменил свою обычную футболку с капюшоном на спортивную куртку с воротником и пуговицами и поехал по указанному ею адресу. Это место находилось в одном из бесконечных пригородных жилых районов Вандергриффа, причем дома здесь были самыми обычными, для среднего класса. На подъездной дорожке одного из них стояла сама Меган, одетая в джинсы и рубашку мужского покроя с закатанными рукавами и расстегнутым воротником.

– Меня ждешь? – спросил я, вылезая из машины.

Она засунула руки в задние карманы штанов.

– Не хотела, чтобы ты заблудился.

– Отлично выглядишь, – сказал я.

– Спасибо, – ответила Меган и убрала прядь волос за ухо.

Мы стояли на наклонной подъездной дорожке – я снизу, она сверху. Пока я думал, что бы такое сказать еще, она вполне мило подвигала губами по зубам, как в прошлый раз.

– Ты ведь не станешь плохо себя вести? Ты хороший человек?

– Хороший. Если не в костюме Монстра.

Мой ответ ее не успокоил, но тем не менее она провела меня в дом. Кажется, здесь жила какая-то бабушка – судя по мебели, обитой давно вышедшей из моды узорчатой тканью; вязаным покрывалам на диванах и креслах и бесчисленным декоративным салфеткам, разложенным по всем поверхностям. Несколько подростков и взрослых (с седовласой женщиной во главе, которую я принял за хозяйку) расставляли стулья по кругу в гостиной и закуски на кофейном столике. Когда мы вошли в дверь, все остановились и уставились на нас.

– Привет всем! – громко сказала Меган в наступившей вдруг тишине. – Это Ной Тёрнер.

Произнося мое имя, она обняла меня за плечи.

Только что царившая здесь счастливая атмосфера улетучилась без следа. Маленькая женщина с вьющимися каштановыми волосами непроизвольно коснулась скулы под левым глазом, словно почувствовав исходящую от меня фантомную боль.

Широкоплечий мужчина со светлой бородой и в шляпе дальнобойщика скрестил руки на груди.

– Меган, ты же знаешь правила.

– Да ладно тебе, Джош, – сказала Меган. – Это особый случай.

Мужчина провел рукой по бороде, и все присутствующие посмотрели на него. Похоже, он был здесь самым главным.

– А я не против, чтобы он остался, – произнесла пожилая женщина.

– Эллен! – с упреком сказал Джош.

– Он уже пришел, – сказала женщина (Эллен), – и если вы вдруг забыли, это мой дом. Так что если вы не хотите проводить собрание на улице, найдите для него стул.

Мужчина слегка сбавил напор.

– Ну, здо́рово… – Он ткнул в мою сторону пальцем. – Но ты не имеешь права говорить, пока к тебе не обратятся, или рассказывать кому-нибудь о том, что ты здесь увидишь или услышишь. Ты все понял?

Меган фыркнула.

– Конечно же, он понял, Джош. – Она подвела меня к свободному стулу. – Не обращай на него внимания, – сказала она и села рядом со мной. – Джош просто беспокоится о группе. Он хочет, чтобы каждый чувствовал себя в безопасности, в том числе и он сам. Особенно он.

– А что это за группа? – спросил я, но ответа не получил.

В животе зашевелилась тупая паника. Во что, черт возьми, я только что вляпался?

Присутствующие расселись в кружок. Всего я насчитал восемь человек, включая себя. Члены группы посмотрели на Джоша. Бородатый мужчина закрыл глаза, а когда открыл их снова, то уже не выглядел таким встревоженным. Он поставил на кофейный столик микрокассетный диктофон и нажал кнопку записи.

– Добро пожаловать в техасское отделение «Братства пропавших без вести», группу людей, которая помогает друг другу справляться с таинственной и необъяснимой потерей близких, – сказал он. – Обычно мы проводим закрытые заседания, но сегодня с нами гость. Ной, поскольку ты не являешься членом церковной общины, прошу тебя хранить молчание во время собрания, пока мы не попросим тебя что-нибудь сказать.

Я показал ему большой палец. С мыслью «Да пошел ты!».

– Теперь представимся друг другу, но только по именам. Привет, я Джош из Дентона, и я пережил необъяснимую потерю.

– Привет, Джош, – ответили все хором.

Затем принялись представляться остальные: Эллен из Форт-Уэрта, Сара из Раска (маленькая женщина, которую так впечатлил мой глаз), Лора из Атенса (женщина с узким лицом и длинными прямыми волосами), Гектор из Париса (юноша примерно одного со мной возраста), Илай из Хьюстона (подросток с лохматыми зелеными волосами) и Меган из Мэнсфилда. Представляясь, каждый из них заявлял о своей необъяснимой потере.

– «Братство пропавших без вести» – это мужчины и женщины, которые делятся друг с другом опытом, силой и надеждой, как любая другая группа поддержки, – объяснил Джош. – Однако, в отличие от других групп поддержки, которые помогают людям примириться с потерей, зависимостью или медицинским диагнозом, мы не проповедуем идею катарсиса через беседу и не делимся своими историями только ради того, чтобы вызвать чувство товарищества. Мы считаем, что катарсис может быть достигнут лишь путем устранения причины исчезновения человека и противостояния этому в дальнейшем. Мы делимся своими историями, чтобы наши товарищи услышали подсказки и детали, которые помогли бы устранить нашу общую проблему раз и навсегда. – Тут он снова посмотрел на меня. – Не забывай о своем обещании хранить тайну, Ной. Все, что ты услышишь, не должно покинуть пределы этого дома. Кроме того, не перебивай и не вмешивайся. – Джош сверился с записной книжкой, лежавшей у него на коленях. – Сара, сегодня ты планировала поделиться с нами своими мыслями.

Все присутствующие повернулись к Саре. Илай, подросток с зелеными волосами, улыбнулся ей ободряющей улыбкой.

– Вы все слышали об этой истории, – сказала Сара, – но я постараюсь рассказать подробности, о которых вы не знаете. – Она странно, по-детски откашлялась. – Мой брат Стивен пропал, когда учился в одиннадцатом классе, а я в девятом. Он был рубахой-парнем, его все обожали. Он не занимался спортом, но встречался с чирлидершами. И много читал – хотел стать учителем истории.

Пока она говорила, все сидевшие в кругу делали заметки. И только я сидел с безучастным видом, сложив руки на коленях.

В ночь своего исчезновения Стивен отправился на свидание с девушкой по имени Дейзи. Он одолжил у отца машину и выехал из дома около шести. Сара в этот момент смотрела телевизор в спальне, поэтому она не попрощалась и даже не думала о брате до утра следующего дня, когда на машине их отца вернулась одна Дейзи – без Стивена. Машина оказалась в полном порядке, но девушка была растрепана и заплакана, в волосах застрял лесной мусор, макияж размазан. Родителям Сары потребовалось несколько минут, чтобы добиться от нее хоть чего-то вразумительного. Сара стояла у подножия лестницы и подслушала все, о чем говорила Дейзи.

Стивен заехал за ней вечером, как и планировал. Они поужинали, но отказались от кино, предпочтя целоваться на парковке возле городского парка. Примерно через двадцать минут Стивен с отрешенным видом то и дело прерывал поцелуи и спрашивал у Дейзи, не слышит ли она чего-нибудь странного. Дейзи ничего такого не слышала. Тогда он начал массировать виски и морщиться. Он сказал, что услышал звук, пронзивший его мозг, как удар кинжала, и, несмотря на возражения Дейзи, вышел из машины на разведку. Затем он, пошатываясь и все так же сжимая виски, пересек парковку и углубился в парк.

Дейзи прождала почти час, но в конце концов вышла из машины сама и пошла его искать. Она бродила в темноте по тропинкам и безрезультатно звала Стивена. Несмотря на то что Дейзи довольно хорошо ориентировалась в парке, она заблудилась в темноте, и ей потребовалась вся ночь до рассвета, чтобы найти выход и вернуться к машине.

Следующая часть истории показалась мне неприятно знакомой. Родители Сары немедленно вызвали полицию, и начались поиски, которые ни к чему не привели. Несмотря на то что весь парк прочесали от и до, не нашли ни малейших улик. Было не понятно, входил ли он в парк, ибо отпечатков от его обуви не осталось, хотя следы блуждания Дейзи были представлены в изобилии. Полномасштабное расследование с перекрестными допросами Дейзи, родителей Стивена и потенциальных свидетелей хоть сколько-нибудь утешительных результатов не дало. Стивен как в воду канул, но на этом история не закончилась, оставив леденящий душу постскриптум: два года спустя его бумажник нашли в витрине молочного магазина в Топике, штат Канзас. В нем лежали его водительские права, школьное удостоверение, счет за ужин с Дейзи, двадцать долларов наличными и клочок бумажки, на котором было нацарапано одно-единственное слово: «БОЛЬНО».

Я боялся взглянуть на Меган. Боялся случайно выдать свои эмоции. Зачем она меня сюда притащила?

– Спасибо, Сара, – пробормотал Джош, закончив писать что-то в своем блокноте. – Все ли в этой истории – правда? Ну, насколько ты можешь судить…

– Да, – ответила Сара.

– Ты не приукрашивала и не изменяла детали, чтобы заставить нас увидеть случившееся под определенным углом?

– Нет, – ответила Сара после секундной заминки.

Джош откинулся на спинку стула и оглядел собравшихся.

– Тогда перейдем к вопросам.

– У твоего брата случались приступы мигрени? – спросил Гектор.

– Только в детстве, но к старшим классам они почти полностью пропали, – ответила Сара.

– А как насчет Топики? – спросила Лаура. – Он когда-нибудь упоминал об этом городе?

– Никогда, – ответила Сара, в этот раз более уверенно.

На минуту воцарилось молчание, которое прервал Джош:

– У кого-нибудь есть еще вопросы?

Сара с надеждой огляделась, будто кто-нибудь мог задать вопрос, ответ на который прояснит загадку. Сердце мое немного дрогнуло от наивной открытости ее лица, от готовности надеяться на чудо. Я заставил себя опустить взгляд в пол, вновь испугавшись того, что они могут меня случайно выдать перед этими незнакомцами, попавшими в сложную ситуацию из-за необъяснимых потерь.

– Подумайте об этом, – сказал Джош, – и если у вас появятся какие-нибудь мысли или идеи, поделитесь с нами. А пока перейдем к гостю, которого привела Меган.

Как и следовало ожидать, коллективное внимание присутствующих немедленно обрушилось на меня.

– Почему я? – спросил я.

Джош пододвинул ко мне диктофон.

– Почему бы тебе не рассказать своими собственными словами о той ночи, когда пропала твоя сестра, а затем перейти к встрече с Джеймсом О’Нилом?

Я посмотрел на Меган, но она делала вид, будто изучает свой блокнот так внимательно, словно там содержится некий жизненно важный, но трудно разборчивый текст.

– Меган говорит, что ты немного стесняешься рассказывать о том, что случилось той ночью, – сказала Эллен. – Но поверь, здесь ты в полной безопасности.

– Ну-ка, поведай, – сказал Джош. – Как разбитое лобовое стекло могло лишить тебя глаза?

Я молча встал, протиснулся между Илаем и Гектором и быстрыми шагами вышел через парадную дверь. Меган догнала меня на полпути к машине.

– Пожалуйста, не уходи, – сказала она, схватив меня за локоть.

Я отдернул руку.

– Моя сестра не пропала, – ответил я. – Ее похитил и убил Джеймс О’Нил. Так что я не имею права быть членом вашего маленького клуба.

Я сел в машину и поехал. А она осталась стоять у обочины.

Вернувшись домой, я немедленно перенесся к Лианан, и между нами состоялся безумный секс – с царапаньем спины и дерганьем за волосы. Желая выбить из себя смущение и разочарование, я трахал ее что есть силы. Она с готовностью приняла меня и стала подмахивать моим ударам с жаркой, беспощадной интенсивностью. Когда я кончил, я будто растаял и мое сознание распалось подобно папиросной бумаге в воде. Лианан прижала мою голову к своей груди и принялась поглаживать волосы.

Когда сердцебиение немного успокоилось и дыхание восстановилось, я обнял ее за талию и поцеловал в верхнюю часть груди. Лианан издала тихий счастливый всхлип.

Голова наконец прояснилась, и я задумался над своей реакцией на вопросы «Братства пропавших без вести». Почему я так разозлился? Отчасти из-за высокомерного отношения Джоша и устроенной ими засады. Отчасти из-за того, что неверно истолковал интерес Меган ко мне. Но ничто из этого нельзя было даже сравнить с паникой, охватившей меня в начале допроса, и с той болью и тревогой, которую я ощутил, когда они упомянули об исчезновении Сидни. Было такое чувство, будто меня поймали на чем-то нехорошем. Словно я каким-то образом нес ответственность за боль, случившуюся в их жизни, и должен был за это ответить. Потому что я знал кое-что. Знал о том, что такие, как Лианан, существуют и что один из них каким-то образом был связан с Джеймсом О’Нилом. И вместе с тем – буду честен – мне никогда даже в голову не приходило спросить у Лианан, что именно могло их связывать.

– О чем ты думаешь? – спросила Лианан.

– Сколько вас всего? Я про твой народ.

– Не знаю, – ответила она.

– А если попробовать угадать? Больше сотни?

– Конечно.

– Больше миллиарда?

– Господи, нет, – ответила она и слегка рассмеялась.

– У тебя есть собственное имя?

– У тебя сегодня так много вопросов… – уклонилась она от ответа.

– Я хочу знать о тебе больше, – сказал я.

– Ты знаешь самое главное: где я живу, как выглядят оба моих лица… и что я люблю тебя.

– Но при этом не знаю твоего настоящего имени.

– Ты сам мне его дал, – сказала она, затем оттолкнула меня, встала и подошла к мольберту.

На нем стояла картина, которую я уже видел во время прошлого визита: фигуры в ярких балахонах, сгрудившиеся под черным небом с полумесяцем и застывшие в позах, от которых веяло почти религиозным ужасом и мольбой.

Я сел, прислонившись спиной к стене.

– Я тебя обидел.

– Нет, – ответила она, продолжая стоять ко мне спиной. – Я не скрываю ничего важного, но есть вещи, о которых лучше не говорить. – Наконец она повернулась ко мне лицом. – Если я чего-то не рассказываю, то только потому, что хочу тебя защитить. Поверь мне.

– Извини, – ответил я вполне искренне. Я понимал, что должен вести себя повежливее. Как ни странно, но эти отношения были единственными чего-то стоящими в моей жизни. – Я все время думаю о свадьбе Юнис. Мне надо организовать мальчишник для ее жениха-идиота, причем делая вид, будто он мне нравится и я счастлив от этой муры.

Конечно, я слегка слукавил, но все же вопрос с мальчишником добавил мне головной боли.

Лианан смягчилась.

– Как поживает Юнис? Много лет с ней не виделась.

Я мгновенно насторожился.

– Не знал, что ты вообще с ней виделась, – сказал я.

– Я почти десять лет спала в твоей постели по ночам. Как я могла ее не заметить?

– Но Юнис никогда тебя не видела, – напомнил я. – Или она не хотела мне говорить?

– Увидеть меня может не всякий, – ответила она. – По крайней мере, пока я сама этого не захочу.

– Значит, когда я заметил тебя в первый раз, это был твой выбор?

Она слегка улыбнулась.

– Нет. Ты увидел меня сам. Ты уникальный.

– Но Юнис… ты никогда не заглядывала к ней тайком? Или к моей маме? Или ко мне?

– Зачем мне это делать? – удивилась она. – Ты знаешь, где я живу, и приходишь ко мне, когда хочешь. Я стану искать тебя, только если ты пропадешь или окажешься в беде.

Значит, она понятия не имеет о Меган. Вероятно, оно и к лучшему.

Несколько дней спустя мы с Кайлом поехали к Хьюберту, чтобы забрать его на мальчишник. Он уже ждал нас, сидя на ступеньках крыльца, похожий на ребенка-переростка – в брючках цвета хаки и рубашке на пуговицах. Рубашка была в клеточку – как тетрадный листок.

– Бывают же в жизни прирожденные отцы семейств, – съязвил Кайл.

– Этот прошел бы все кастинги, – согласился я.

Герой дня подготовил для нас специальный CD-диск с подборкой музыки, который он назвал «Мелодии прощания со свободой». Хьюберт описал его как «своего рода концептуальный микс», описывающий эмоциональное развитие его романа с Юнис. Всю дорогу до «Веселых горок» мы слушали невыносимо слащавые рок-хиты, кульминацией которых стала песня «Выше» группы «Creed». Мы с Кайлом старались не смотреть друг на друга, понимая, что в этом случае мы не выдержим и разразимся диким, сотрясающим рассудок хохотом.

Несколько приглашенных на мальчишник гостей встретили нас в вестибюле «Веселых горок», который представлял собой сине-фиолетовую пещеру, полную детей, скармливавших жетоны игровым автоматам. Все приглашенные выглядели старше Хьюберта и обладали незапоминающимися лицами, пивными животиками и дружелюбным добродушием мужчин, удобно устроившихся по жизни в роли отцов, мужей и офисных трутней. Все носили односложные простые имена вроде Стив, Брайан или Джек и крепко жали руки.

Я отвел их на поле для мини-гольфа и вел счет, пока они хлопали друг друга по спинам и несли всякую чушь. Кайл легко включился в общий разговор, и я вдруг подумал, что за всю свою жизнь почти не проводил времени в мужской компании. Несмотря на то что мы принадлежали к одному роду, я ощущал себя чужеродным видом. Хвастливые, шумные и неугомонные, даже эти толстые стареющие мужчины вели себя так гордо и уверенно, будто весь мир принадлежал только им. Откуда бралась эта уверенность? Кроме того, где они обрели вот это врожденное чувство братства?

На четвертой лунке Хьюберт задержался, захотев поговорить со мной.

– Те еще ребята, – сказал он, когда Стив наклонился, чтобы положить мяч на резиновый коврик. – Но хорошие. Стив волонтер при церкви, помогает бездомным. Джек удочерил девочку из России.

Я сосредоточился на яркой оранжево-фиолетовой таблице для записи результатов игры.

– Это твои друзья, Хьюберт. Ты не обязан представлять мне их резюме.

Хьюберт обнял меня за плечи.

– Я знаю, но Юнис сказала, что у тебя не так-то много друзей мужского пола. Попробуй дать им шанс, они тебя еще удивят.

Я попытался осторожно от него отстраниться.

– Уверен, что ты прав.

Но он меня не отпустил!

– Мне очень важно, чтобы мы с тобой стали друзьями. Твоя сестра для меня – все. – Он моргнул, и в его глазах за стеклами очков блеснули слезы, но он тут же рассмеялся и вытер щеку рукой. – Прости. Меня переполняют чувства. Видишь ли, я думал… уже начал привыкать к мысли о том, что до конца жизни останусь один, но потом появилась Юнис, и все изменилось… и…

Он настолько расчувствовался, что сбился и принялся вытирать глаза тыльной стороной руки. Я ожидал, что почувствую отвращение, но вместо этого против воли стал ощущать к нему симпатию. Этот человек задумывался о будущем. По сравнению со мной – все еще живущим дома с мамой, общающимся с чудовищем по вызову и работающим в месте, которое закроется через месяц, – Хьюберт казался образцом взрослого ответственного человека.

– Вы что там, целоваться собрались? – закричал Джек, и все засмеялись, даже Кайл и Хьюберт.

Наконец Хьюберт отпустил мое плечо и направился к следующей лунке.

– Ной?

Неожиданный оклик остановил меня прежде, чем я успел присоединиться к группе. Слева от меня стояла Меган с клюшкой, перекинутой через плечо подобно винтовке. Зажатый в правой руке красный мяч был похож на гранату. Она вела себя так, будто хотела произвести впечатление – немного смущаясь, но и стараясь изо всех сил. Другими словами – как типичная актриса.

– Ты что здесь делаешь? – спросил я.

– Мы плохо расстались вчера вечером, – ответила она. – Я позвонила по номеру, указанному на твоей визитке, и мне ответила твоя мама. Она подсказала, где тебя найти.

– Она так легко сдала меня незнакомому человеку?

– Я сказала ей, что это очень срочно, – сказала Меган. – Она, вероятно, решила, что я беременна.

Щеки Меган стали пунцовыми, да и мои тоже немного потеплели.

– Значит, ты задумала испортить нам мальчишник, – уточнил я.

– Я хотела извиниться, – ответила она. – Не следовало устраивать тебе такую засаду.

– Так ты приехала, чтобы извиниться? – сказал я. – И поэтому взяла клюшку?

– Девушка за конторкой не хотела меня впускать, пока я не заплачу за игру, – объяснила она. – Так что это извинение обошлось мне в шесть долларов, не считая расходов на бензин.

– Ной! – крикнул Кайл через руки, сложенные рупором вокруг рта. – Ты чего там застрял?

– Мне пора идти, – сказал я Меган.

– Ты серьезно? Вот так просто возьмешь и уйдешь от меня? – возмутилась она.

– Ной! – продолжил кричать Кайл. – Какого черта, дружище?

Я показал ему большой палец.

– Ладно, хорошо, – сказала Меган, тяжело выдохнув через раздувшиеся ноздри. – Не уходи, Ной, пожалуйста. Или хотя бы оставь мне свой домашний телефон. Я ненадолго в городе, и… я хочу кое-что объяснить. И мне действительно хочется с тобой пообщаться. Поесть вафель или еще чего-нибудь.

В этом все девушки. Включат свое обаяние на полную, и вот тебе пожалуйста.

– Жди здесь, – сказал я и побежал обратно к группе.

– Давно пора, – заметил Стив.

– Мальчишник – не место для свиданий, – добавил Джек.

– Братаны важней «мочалок», Ной, – сказал Хьюберт.

В его устах эти слова прозвучали дико нелепо. Словно он впервые в жизни употребил подслушанную где-то пошлость. И все же кое-кто из его друзей рассмеялся.

– Кайл, поведи пока счет вместо меня, – сказал я, передав ему таблицу для записей результатов.

Затем под хор улюлюкающих и свистящих парней взял Меган за руку и отвел ее к своей машине.

Как только я завел двигатель, радио взревело песней «Сестра Кристиан» группы «Night Ranger». Меган закрыла глаза и поморщилась. Я выключил звук.

– Мне такое не нравится, если хочешь знать, – сказал я.

Практически на автопилоте я повез ее в «Блуждающую тьму», которая закрывалась на ночь, но сегодня мама забыла запереть ворота автостоянки. Машина подкатилась к парадной двери, обрамленной потрескавшимся и выцветшим пенопластовым каркасом в форме черепа.

– Я прыгнула в твою машину, доверив тебе свою жизнь, и из всех возможных мест мира ты привез меня сюда? – удивилась Меган.

Я нажал на тормоз и прикоснулся к ключам, не зная, стоит ли глушить двигатель.

– Мы можем поехать куда-нибудь еще, – сказал я, хотя понятия не имел, куда именно.

Практически все свое время я проводил или здесь, или дома, или с Лианан. Работал, трахался, спал. У меня не было никаких любимых мест в реальном мире, кроме работы, которыми мне бы захотелось с кем-нибудь поделиться. Хьюберт и вправду лучше меня. У него хотя бы есть друзья и хобби.

– Нет, у тебя сработал инстинкт, – сказала она. – Я хочу посмотреть, что из этого выйдет.

Мы вышли из машины и прошли внутрь через пустой пыльный холл прямо на склад. Прихватив в комнате отдыха персонала воду и сладкие батончики, я устроил для нее экскурсию. Добравшись до танцевального зала, мы сели на край сцены и принялись поедать батончики, болтая ногами. Доев свой, она принялась вертеть в руках обертку, громко шурша фольгой. Шелестящий звук заполнил собой все неподвижное пустое пространство.

– Я обещала тебе кое-что объяснить, – сказала она.

– Так точно, – согласился я, хотя меня так и подмывало прекратить этот разговор, поскольку я видел, как трудно он ей дается. А еще мне не хотелось разрушать установившееся между нами спокойствие.

– Мне трудно об этом говорить, – сказала она, – но ты заслуживаешь того, чтобы знать. – Она глубоко вздохнула. – Все члены «Братства пропавших без вести» потеряли кого-то, кто им дорог. Тех, кого они любили, кто исчез при странных обстоятельствах. Кроме меня. Я точно знаю, где находится объект моего внимания. Он сидит в тюрьме «Полански Юнит» в Вест-Ливингстоне, в камере смертников. Его зовут Джеймс О’Нил.

– Ты с ним знакома?

– Он мой отец, – ответила она. Должно быть, шок отобразился на моем лице, поскольку она положила руку мне на колено. – Не волнуйся, я не какая-нибудь «дочка Дракулы» или типа того. Я не собираюсь мстить – просто пытаюсь во всем разобраться – точно так же, как мои друзья.

Я поднес к губам бутылку, чтобы попить, но она оказалась пуста.

– Он никогда не был нормальным, – продолжила рассказ Меган. – И всю жизнь боролся с психическим заболеванием. Мама рассталась с ним, когда я была маленькой, поэтому я выросла без него. Он присылал открытки на мои дни рождения, если вспоминал о них, и несколько раз приезжал в гости. Он всегда казался мне милым, но грустным. Думаю, он понимал, что не годится в отцы, но все равно по мне скучал. Никогда бы не подумала, что он может быть опасен для кого-то, кроме самого себя. Поэтому, когда его арестовали несколько лет назад, это показалось совершенной бессмыслицей. А уж когда обвинили в трех убийствах и осудили за два, нас это совсем сбило с толку. Однажды я навестила его в тюрьме, но он бормотал только, что хочет начать все сначала.

– Мне он говорил то же самое, – сказал я. – В ту ночь, когда я с ним познакомился. Может, у него случился психический срыв?

– Я тоже так думала, – ответила Меган. – Но потом он начал слать мне письма. Очень подробные письма о демоне, который мучил его всю жизнь, заставляя говорить и делать то, что он не хотел. Он настаивал, что никогда не прикасался к твоей сестре, Ной, но признавался, что демон заставил его убить Марию Дэвис и Брэндона Хоуторна. Он писал, что теперь, когда демон мертв, он чувствует себя гораздо лучше. Иногда он присылал мне рисунки.

Меган вытащила из кармана листок бумаги и протянула мне. Развернув, я увидел угольный набросок с Серым Зверем – тем самым монстром, который напал на меня и испортил мой левый глаз. Я изо всех сил старался сохранить скептическое (хотя и сочувственное) выражение лица.

– Вначале я думала, что это бред человека, пытающегося оправдаться за ужасные поступки, которые он совершил, и потому не отвечала на письма. Но однажды ночью, когда мама уже умирала, я принялась рыться в интернете. Тогда я и нашла «Братство». На их форуме есть рисунки, которые очень похожи на этот. И люди в группе – они настоящие. Ты смотришь на Сару или Джоша и понимаешь – они не врут. Они действительно прошли через все это и готовы рассказывать о своем опыте публично. И все же, несмотря на кучу времени, которое мы провели вместе, несмотря на разговоры и теоретизирования, у нас до сих пор нет ни одного реального доказательства существования таких существ, – она указала на рисунок, – или какого-либо разумного предположения, зачем они это делают. Я давно хотела поговорить с тобой, Ной. Мама не разрешила мне пойти на суд и заставила пообещать, что я оставлю тебя в покое. Она сказала, что ты не захочешь слушать оправдания моего отца или ложь о твоей сестре. Но я распечатала для себя твою фотографию и, когда увидела тебя в «Инферно»… мне показалось, что между нами проскочила какая-то искра, какая-то мгновенная связь, и я подумала…

Она замолчала и несколько раз моргнула. Я хорошо понимал, что это значит. У нее было выражение лица человека, изо всех сил старающегося не заплакать, и, когда я увидел его в первый раз, оно поразило меня до глубины души.

Я взял ее за руку. Она вздрогнула, но не отстранилась.

– Я был не совсем честен с тобой, – признался я. – В ту ночь, когда я встретил твоего отца, я действительно увидел вот это. – Я кивнул на рисунок. – Увидел его и еще одно похожее существо. Думаю, они поссорились из-за твоего отца. Я очень испугался, поэтому просто убежал. И никогда никому не рассказывал, поскольку думал…

– …Что люди сочтут тебя сумасшедшим, – закончила она мысль за меня.

Мои слова, казалось, принесли ей облегчение. Ее плечи немного поникли, и она в самом деле заплакала. Не знаю, почему я выбрал именно этот момент для поцелуя, но она не отшатнулась, а, наоборот, наклонилась и поцеловала меня в ответ. На вкус ее губы оказались сладковатыми, как батончик мюсли, и одновременно солеными от слез.

Когда мы вернулись к «Веселым горкам», парк уже опустел. Я был почти уверен, что увижу на парковке весь мальчишник в полном составе, ожидающий меня со скрещенными руками и родительским неодобрением во взорах, но там стояла лишь пара пустых машин. Меган наклонилась и поцеловала меня, прежде чем выйти, и спустя минуту я остался один.

Домой я поехал не сразу, а посидел некоторое время в машине с включенным светильником, изучая рисунок ее отца. Сходство было очевидным. Почему я не предпринял ни малейших усилий к тому, чтобы узнать побольше о Лианан и ее народе? Я общался с ней тринадцать лет и не проявлял при этом никакого любопытства. Конечно, я пытался задавать вопросы, но Лианан всегда меняла тему или отвлекала меня едой или сексом, после чего вопросы переставали казаться важными. Но это меня не оправдывает. Конечно, был момент в 1999 году, когда я начал подозревать ее в похищении и убийстве Марии Дэвис и Брэндона Хоуторна, но тогда я оказался совершенно не прав. Чувствуя свою вину, я научился принимать все, что она говорила, за чистую монету. Я заставил себя поверить, что Джеймс О’Нил и Серый Зверь были исключением, а не правилом. Но какие у меня имелись доказательства? Откуда мне было знать, что я не повторяю судьбу О’Нила? Возможно, он и его Зверь тоже когда-то начали общение, как тайные товарищи по совместным играм? Возможно, его вели собственные стимулы и удовольствия, с помощью которых им манипулировали и заставляли участвовать в гораздо более темных делах. Но какая в этом может быть цель? Зачем Серому Зверю понадобилось, чтобы он похищал и убивал детей? И что, если он в самом деле не убивал Сидни? Но тогда кто? Если она жива, то куда делась? И не была ли замешана в этом Лианан?

В голове у меня вновь застучало. Я положил рисунок на пассажирское сиденье и потер виски. Как мне во всем этом разобраться?

Когда я вернулся домой, солнце уже выглядывало из-за горизонта, окрашивая небо в оранжево-розовый цвет. Машина Юнис стояла на подъездной дорожке, и когда я прошел через парадную дверь, засовывая на ходу рисунок в задний карман, я обнаружил, что она, мама, Кайл и Хьюберт вместе сидят в гостиной. На меня они обернулись одновременно, с самым обеспокоенным видом.

– Привет, Ной, – тихо сказал Кайл.

– Где тебя черти носили? – поинтересовалась Юнис.

– Неважно, – ответил я, засунув обе руки в задние карманы джинсов. – Кое-что произошло.

Хьюберт кивнул.

– Мы понимаем, Ной. И рады, что у тебя все в порядке.

Юнис положила руку на его узкое колено. Костяшки пальцев под обручальным кольцом заметно побелели.

– Для того, что ты сделал, единственным приемлемым оправданием могло стать только похищение или убийство. Я уже морально готовилась к тому, чтобы увидеть твое лицо на коробке молока или в новостях с номером телефона для свидетелей…

Я вытащил рисунок из заднего кармана и развернул его перед ними.

– Кто-нибудь из вас узнает это существо?

Тирада Юнис внезапно прервалась, и на ее лице появилось задумчивое выражение. Мама откинулась на спинку дивана, слегка приоткрыв рот. Кайл с Хьюбертом только растерялись.

– Ты знаешь, что это такое, не так ли? – спросил я, глядя на маму.

– Конечно, – ответила она, собравшись с мыслями. – Это твой костюм Монстра.

– Да ладно вам, – сказал я. – Как долго мы будем играть в эти игры? Как долго будем продолжать врать друг другу, притворяясь, будто все хорошо, хотя на самом деле это не так? Что вы двое от меня скрываете? Что вам известно?

Хьюберт вопросительно посмотрел на Юнис, но та не отводила от меня горящего чистой ненавистью взгляда. Мама же оставалась бесстрастной, словно окаменев.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – произнесла наконец, Юнис. – Хватит паясничать и пытаться сменить тему. Ты бросил зятя и своего лучшего друга посреди ночи, и…

Я не стал дослушивать. Просто взбежал по лестнице, закрылся в комнате, зажмурился и положил обе руки на черный камень на шее. Спустя мгновение я оказался на поляне перед домом Лианан.

Небо здесь также уже светлело, хотя и оставалось сумрачно-мшистым. Поскольку в доме не было окон, я понятия не имел, проснулась уже Лианан или нет. Я приготовился постучать в дверь, но потом передумал. Что бы я ни хотел выяснить, я должен сделать это сам – до того, как она вмешается со своими объяснениями.

Я развернулся и пошел от дома к черному лесу. Поскольку я не знал, куда идти, то просто направился прямо. Деревья и подлесок росли достаточно редко и не препятствовали движению, но все вокруг оставалось чернильно-черным. Всякий раз, когда внимание мое привлекало что-нибудь подозрительное, я пытался разглядеть это среди деревьев, но оно сразу погружалось в глубокий мрак и оставалось не более чем предположением. Я пошел быстрее, вытянув руки, чтобы ни во что не врезаться. Я петлял между угольно-черными деревьями и продирался сквозь спутанный кустарник, пока не наткнулся на разрыв в темноте, залитый болезненным зеленоватым светом.

Я миновал линию деревьев и вновь очутился на открытом воздухе. Земля передо мной обрывалась крутым уступом. Я подошел к краю и посмотрел вниз. Вместо леса я увидел огромную сеть из улиц и зданий из бетона, стекла и блестящего черного камня, растянувшуюся на многие мили вокруг. На горизонте возвышались небоскребы, похожие на острые зубья, а в центре стояла циклопическая колонна из черного камня, тянувшаяся до самых облаков цвета горохового супа. Смотреть на нее было больно, словно сквозь чужие очки с диоптриями.

Здания выглядели современными по дизайну, но вместе с тем очень древними. Они казались обветшалыми и ветхими, удручающе тихими и, судя по всему, пустыми. Земля вдруг загудела, сначала мягко, затем со все возрастающей силой. Я отступил назад и схватился за ближайшее дерево, обхватив пальцами липкую кору. Город зашевелился. Целые кварталы поехали, словно панели в детской головоломке… хотя нет, не совсем так. Город пополз, соседние улицы заскрежетали друг о друга, двигаясь в противоположных направлениях, змеиная голова тротуара оторвалась от земли и понеслась на меня так быстро, что у меня уже не было времени паниковать или о чем-то думать. Она достигла края обрыва и легла там, заполнив пространство между мной и собой четырьмя медленными, ленивыми музыкальными нотами.

Я ждал, что улица набросится на меня и ударит, но она лежала неподвижно. Это было приглашение, а не угроза. Тогда я спустился по наклонной обсидиановой мостовой в Город и очутился в каньоне из стекла и камня. Здания казались вполне прочными, окна в них сверкали чистотой и бледным желто-зеленым светом. Если бы не отсутствие транспорта и странный выбор строительных материалов, то улицу вполне можно было бы принять за район одного из крупнейших финансовых центров Америки. Но меня не покидало ощущение, что за пределами внешней видимости скрывалось что-то бо́льшее. Я не знал, что это, но чувствовал, что это важно – словно смутное обещание или ответ на невысказанный вопрос, который, возможно, ожидал меня за следующим поворотом.

В конце улицы я повернул направо и углубился внутрь квартала. Когда я проходил мимо другого ряда почти одинаковых зданий, земля грохнула и задрожала. Я остановился и вытянул руки в стороны, чтобы не упасть, как вдруг дома в конце улицы, стоявшие поперек Т-образного перекрестка, скользнули вправо и обнажили нечто похожее на бульвар, окаймленный черными железными фонарями. Обсидиан сменился красным булыжником, здания стали меньше и выглядели старше. Появились рестораны и кафе с открытыми верандами. Если до этого я находился внутри типичного финансового района, то теперь оказался в схематичном французском квартале. Где-то поблизости заиграл невидимый джазовый ансамбль. Рекламный щит слева от меня сулил настоящие свежие булочки и лучший в городе кофе. На другой стороне улицы за темным зеркальным окном что-то шевельнулось. Я подошел поближе и заглянул внутрь, сложив руки вокруг глаза, чтобы затемнить яркий уличный свет.

Помещение внутри напоминало старомодную мужскую парикмахерскую – с большими зеркалами, плюшевыми красными креслами и блестящим кафельным полом. В среднем кресле, откинувшись назад, словно намереваясь побриться, сидел мужчина с густыми серебристыми волосами и грушевидным телом.

Я постучал по стеклу. Мужчина медленно поднял голову и посмотрел на меня мутными рассеянными глазами с таким видом, будто только что очнулся ото сна.

– С вами все в порядке? – крикнул я.

Но прежде чем он успел ответить, поверхность кресла лопнула, и из-под ткани вырвались толстые черные отростки. Они заколыхались в воздухе над ним, как щупальца с жалами на концах, и вдруг впились в его предплечья и бедра, проткнув их насквозь. Из ран хлынула кровь. Мужчина запрокинул голову и истошно заорал. Затем он стал дергаться и вырываться, но кресло держало его крепко.

– Боже, – пробормотал я. – О господи!

Кресло сейчас его убьет. Я подбежал к двери и бился в нее изо всех сил, но она не поддавалась. Тогда я огляделся в поисках чего-нибудь такого, чем можно разбить стекло, но пока я стоял спиной к улице, она успела убрать все урны и уличные стулья. Теперь я мог только колотить по стеклу, беспомощно глядя, как человек корчится, кричит и… меняется.

Все началось с конечностей, притянутых к креслу. Руки удлинялись и истончались, подобно пластилину, перекатываемому между ладоней, пока не легли свободно и бескостно на пол. Затем щупальца запульсировали, словно через них что-то текло, и конечности мужчины начали раздуваться. Рукава и штанины лопнули, ботинки взорвались. Ногти на руках и ногах утолщились и искривились. Из бледной рыхлой плоти пучками полезли волосы, пока все тело не покрылось шерстью. Мужчина забился головой о спинку кресла, издавая уже не человеческие, а звериные крики. Нос и подбородок вытянулись, лицо превратилось в морду. Мужчина закрыл глаза, и когда открыл их вновь, они загорелись оранжевым. Он стал одним из них. Таким же, как Лианан.

Кресло освободило его, и он рухнул на пол мохнатой кучей. Шагнув назад, я наткнулся на что-то твердое, а затем увидел их всех в отражении – целую вереницу монстров в плащах, стоявших за моей спиной. Я развернулся и посмотрел на того, с кем столкнулся. Монстр оскалил зубы и зарычал. Я вновь отшатнулся, налетев в этот раз на стекло. Волкоподобное существо подняло один из когтей, явно намереваясь ударить.

Его остановил резкий лай, раздавшийся рядом. Угрожавшее мне существо опустило лапу, и все они развернулись. На той стороне улицы стояла Лианан, впервые за много лет надевшая свое второе, чудовищное лицо. Расправив плечи и растопырив когти, она издала глухое гортанное рычание. Банда монстров, стоявшая напротив, обменялась взглядами, но, видимо, решила обойтись без драки. Они расступились, и Лианан протянула мне лапу. Я подошел к ней. Она притянула меня к себе и взлетела.

Всего несколько секунд ушло, чтобы добраться до ее поляны. Лианан бросила меня в траву на лету, и пока я кувыркался в ней, гася инерцию, она успела принять человеческий облик и сесть прямо передо мной. Я попытался встать, но она толкнула меня на землю обратно с совершенно побелевшим лицом.

– Какого черта ты там делал? – спросила она.

Я снова поднялся на ноги, борясь с желанием ее ударить.

– Что, черт возьми, я только что увидел?

– Это тайная, священная церемония, – ответила она. – Ты не имел права совать нос в чужие дела!

– Но Город сам пригласил меня, – сказал я. – Он хотел, чтобы я это увидел.

Она смотрела на меня с минуту, постепенно приходя в себя. Затем приложила ладонь ко лбу.

– Он тебя увидел. Теперь он знает твой запах.

– Значит, вот как ты… твой народ устроены? Ты так же превратилась в такую, какая ты есть?

Она ничего не ответила.

– Значит, ты этим занимаешься? Крадешь людей, притаскиваешь сюда и превращаешь их в монстров? То же самое должно было случиться с Джеймсом О’Нилом? Неужели именно для этого он похитил Марию Дэвис?

И тут я вспомнил, как на собрании «Братства пропавших без вести» Джош спрашивал меня о Сидни. О моей сестре, которая исчезла тринадцать лет назад примерно в это же время года.

– Так что же на самом деле случилось с Сидни? – спросил я. – Она умерла? Или она здесь? – Я махнул рукой в сторону Города, в котором я только что увидел трансформацию человека. – Так вот что с ней произошло! Это ты с ней сделала?

Лианан подошла ко мне и протянула руку.

– Я знаю, у тебя много вопросов, но сейчас ты должен мне довериться, Ной.

Один тот факт, что она уклонилась от ответа, поведал мне все, что я хотел узнать. Это она забрала Сидни в 1989 году и теперь пыталась отвлечь мое внимание – так же как и всегда.

– Не прикасайся ко мне, – сказал я, отступив назад в ужасе. – И оставь меня в покое.

Я сжал камень в руке и закрыл глаз. Лианан еще говорила что-то, когда я вернулся в свою комнату.

В доме было тихо, наверное, все разошлись. Я лег на кровать, пытаясь унять бившую меня дрожь.

Вскоре я позвонил Меган и попросил встретиться еще раз вечером в «Веселых горках». Улыбаясь, она подошла ко мне, когда я сидел, скрестив ноги, на капоте своей машины. Должно быть, ей не слишком понравилось выражение моего лица, поскольку веселье немедленно сменилось беспокойством.

– Что случилось? – спросила она.

– Мне нужна твоя помощь, – ответил я.