Часть шестая
Заброшенный дом

Я вернулся в Вандергрифф в марте 2013 года, в воскресенье, на борту самолета авиакомпании «Американ Эйрлайнс». Самолет сделал вираж и, пробив облака, очутился в серой, сырой и убогой реальности аэропорта Даллас/Форт-Уэрт. Из-за ненастной погоды мы простояли на асфальтовом летном поле почти час, и мне пришлось сжать в руках устройство для чтения электронных книг, чтобы не заорать от нетерпения. Господи, это всего лишь дождь! Машины без всяких проблем могут ездить под дождем. Какого черта нас так долго держат в уже приземлившемся самолете?

Меган, сидевшая в кресле возле окна, положила ладонь на мою руку.

– Не нервничай так, а то разломишь эту штуковину напополам.

Я положил электронную книгу обратно на колени и виновато взглянул на Меган. Она сжала мою руку. Кроме сочувствия в ее взгляде мелькнуло что-то еще. Я отвел взгляд и уставился в окно.

Наконец нас выпустили из самолета, и мы прошли внутрь здания, где у стойки выдачи багажа уже ждал Кайл. Конечно, мы общались через социальные сети, но вживую я не видел его со дня моей свадьбы, поэтому пивной живот и проседь в волосах немного застали меня врасплох. Он заключил меня в медвежьи объятья и дважды хлопнул ладонью по спине.

– Рад тебя видеть, – сказал он. – Хотя обстоятельства, конечно, паршивые.

Я вновь представил его Меган, и она с улыбкой пожала ему руку. Я безуспешно попытался припомнить, когда в последний раз видел ее улыбку, не считая просмотра комедийных сериалов. В груди зашевелился смутный комок из ревности, тоски и чувства вины.

Кайл лично отнес сумку Меган к своему «Приусу» и поставил на заднее сиденье. Он попытался убедить ее сесть спереди, но она наотрез отказалась. В итоге вперед сел я, а она расположилась сзади.

Выехав с крытой парковки, мы немедленно застряли в пробке, собравшейся из-за сильной, перекрывшей все небо грозы.

Я обвел рукой бесконечные ряды машин.

– Прости. Наверняка сегодня у тебя были дела поважнее.

– Ты шутишь? – ответил Кайл. – Да если бы не вы, мне пришлось бы сидеть дома и ругаться с детьми, пока Донна проводит время в своем книжном клубе. А так им пришлось остаться с моей мамой. Для меня это лишний день отдыха.

Сидящая сзади Меган фыркнула.

– Как вы здесь в целом? – спросил я.

Кайл прочистил горло.

– Мама выгнала папу. В этот раз окончательно.

– Из-за чего? – спросил я, попытавшись не выдать голосом свои мысли.

У меня не было доказательств, что мистер Рэнсом продолжал ходить «налево» после исчезновения Сидни, но мужчина, влюбившийся однажды в девочку-подростка, вполне мог продолжить в том же духе.

– Ничего конкретного, – ответил Кайл. – По крайней мере, мне это не известно. Но знаешь, мама будто стала счастливее. Перестроила весь наш дом. Он уже не похож на то место, в котором я вырос.

– А папа?

– Живет в трейлерном парке, – сказал Кайл.

Немного помолчав, он продолжил отвечать на наши с Меган вопросы: рассказал о своем браке, о троих детях и, наконец, о «Блуждающей тьме». Они с Донной выкупили ее у моей мамы в 2003 году и радикально перестроили, превратив кошмарный лабиринт в сафари по стране нежити. Переименовав аттракцион в «Обитель зомби», они удачно, хоть и непреднамеренно, открыли его в самый разгар зомби-безумия, спровоцированного такими фильмами, как «28 дней спустя» и «Рассвет мертвецов». Какое-то время дела шли неплохо, но, как уже поняла на собственном опыте моя семья, однообразие рано или поздно приедается, поэтому в прошлом году «Обитель» закрылась. Кайл устроился в компанию, продающую коробки и упаковочные материалы, а Донна – оператором в колл-центр.

– Нам до сих пор принадлежит склад и все его содержимое, – сказал Кайл. – Я обдумываю способы, как вернуть его к жизни.

Слова прозвучали глухо, словно он сам не вполне в них верил, ведь для этого пришлось бы отказаться от стабильности его нынешней работы, а это довольно трудно. Что ж, в конце концов, мы все повзрослели.

А потом разговор как-то сам собою стих. Кайл включил дворники на полную мощность. Ползая по стеклу, они издавали жалобные звуки, и я почувствовал, как все мы пытаемся придумать хоть что-нибудь – что угодно! – лишь бы не говорить о причине нашего возвращения в Вандергрифф.

Наконец Меган решилась на маленький гамбит.

– Итак, Кайл… я слышала, мой муж когда-то встречался с твоей женой?

– Меньше месяца, – подыграл я ей. – После чего Кайл, мой лучший друг, ее у меня увел.

– «Увел» – это сильно сказано, – возразил Кайл.

– Как и «лучший друг», – ответил я.

После этих слов мы рассмеялись, и на мгновение я ощутил радость от того, что оказался дома – в машине вместе с женой и лучшим другом; и оттого, что они поладили между собой, сделав меня мишенью для шуток. Это был тот самый проблеск жизни, о котором я мечтал, когда впервые встретил Меган, но который так и не сумел воплотить в реальность.

Чувство радости испарилось, когда мы добрались до жилого массива, в котором жили Юнис и Хьюберт. Впрочем, назвать его жилым было бы преувеличением. Улица, на которой стоял дом Юнис, была первой и единственной в этом районе. Остальная его площадь была усеяна мрачными скелетами недостроенных зданий и прямоугольниками заросших сорняками пустырей. Давно выцветший рекламный щит на углу улицы сулил «ДОМА И ЗЕМЕЛЬНЫЕ УЧАСТКИ ОТ 30.000 ДОЛЛАРОВ».

– Какая старая реклама, – заметил я.

– Она висит здесь уже много лет, – ответил Кайл. – Инвесторы, финансировавшие проект, вышли из бизнеса, и с тех пор он никому не нужен. Раньше здесь еще стояли погрузчики и краны, но кто-то их выкупил и забрал. А то, что осталось, потихоньку ветшает.

Он остановил машину на подъездной дорожке к дому Юнис – позади семейного внедорожника, должно быть, принадлежавшего Хьюберту. Машина Юнис, которая описывалась в газетных статьях как «черная «Тойота Камри» 2009 года», в настоящее время отсутствовала. Вероятно, с ней еще проводили следственные мероприятия.

Дом представлял собой двухэтажное кирпичное строение с широкими окнами, пологой лужайкой и видом на соседствующую с жилым районом промышленную зону.

Мы с Кайлом вылезли из машины, вытащили дорожные сумки и поспешили по дорожке к дому, обогнав по пути Меган.

– Звони, если что понадобится, – сказал он. – Даже если просто захочешь попить пивка.

Помахав рукой Меган, которая шла по дорожке с журналом, раскрытым над волосами вместо зонтика, он побежал обратно к своей машине. Я позвонил в дверь, и почти сразу ее открыл Хьюберт. Он остался таким же худым и бледным, но выглядел более изможденным, чем раньше. Волосы его были растрепаны, под глазами – темные мешки.

– Ной! – произнес он и крепко обнял меня, не обращая внимания на мокрую одежду. – Слава богу, ты приехал.

Дом как снаружи, так и внутри, казалось, был рассчитан на то, чтобы являть собой стандарт уютного пригородного жилища: столовая с деревянным столом и стульями с прямыми спинками; подобранный со вкусом китайский шкаф; симпатичные, но совершенно не запоминающиеся картины с лодками и пейзажами возле прекрасных семейных портретов; безупречный кремовый ковер и белая мебель в гостиной. «Здесь все идеально, – казалось, твердил сам дом сквозь стиснутые зубы. – Мы нормальные и счастливые, черт нас побери!»

На полу в гостиной сидели двое детей, игравшие с конструктором «Лего»: десятилетняя Кэролин и ее восьмилетний брат Дэннис. Когда я вошел, они оба подняли головы. Дэннис напоминал уменьшенную, округленную версию своего отца, а Кэролин до боли походила на свою мать. У нее были точно такие же рыжие волосы, бледный цвет лица, нескладные конечности и вялый подбородок. Когда Хьюберт представил меня своим детям, Дэннис только слегка потерянно кивнул, но Кэролин посмотрела так, словно заранее в чем-то подозревала. Хьюберт предложил нам кофе, и мы уселись втроем в уголке для завтрака.

– Что вам известно? – спросил он.

– В смысле? – ответил я вопросом на вопрос, чувствуя, как лицо заливает ледяным румянцем, будто меня только что в чем-то обличили.

Я основа ощутил на себе пристальный взгляд Меган, но, вместо того чтобы посмотреть на нее, уставился в собственную чашку. Молчание затягивалось.

– О, – заговорил я с запинками, словно неправильно понял его вопрос, – только то, что пишут в интернете.

Мы с Меган по очереди принялись излагать публичную версию этой истории: в понедельник Юнис ушла на работу, провела там все утро за письменным столом и, по словам коллег, «выглядела прекрасно». В полдень она ушла на обед и больше не вернулась. Машину нашли позже в недостроенном жилом комплексе всего в одном квартале от ее дома. Внутри одного из пустых домов стояла ее сумочка. Но содержимое осталось нетронутым – даже имевшиеся в ней наличные. Полицейские попытались связаться с моей мамой, чтобы расспросить ее о Юнис, но не смогли дозвониться до нее по телефону. И даже постучав в парадную дверь, они не дождались ответа. В конце концов полицейские вошли в дом и обнаружили, что телевизор включен и на кухне работает кофейник, но самой хозяйки в доме не оказалось. Что мама, что Юнис – они словно испарились, и с тех пор от них не было никаких известий.

Когда мы закончили, Хьюберт сказал:

– Юнис часто работает допоздна и нередко забывает проверять телефон. Я даже не переживал, пока не проснулся утром следующего дня и не обнаружил, что ее до сих пор нет. Я целые сутки потерял зря, прежде чем понял, что случилось что-то ужасное.

– Хьюберт, ты не виноват, – произнес я.

– Нет, я виноват! – воскликнул он и грохнул кулаком по столу. Мой кофе выплеснулся через край кружки и растекся по деревянной поверхности. – Я давал клятву, когда женился на твоей сестре. Я был обязан о ней заботиться!

Я похлопал его по плечу, и он снова обнял меня, в этот раз значительно крепче, чуть не раздавив, как мягкую игрушку. Наконец, отпустив меня, он вытер лицо тыльной стороной ладони.

– Я обязан был обратить внимание, – сказал он.

– На что? – поинтересовалась Меган.

– Она перестала принимать лекарства. В ее шкафу, в коробке из-под обуви я нашел трехмесячный запас таблеток.

– А ты не заметил в ней никаких перемен? – спросил я.

– Она стала… более живой, – ответил он. – Энергичной. Иногда не спала всю ночь. Но, клянусь Богом, Ной, я думал, что она просто счастлива. И что, возможно, опять начала писать.

В этот момент на кухню зашли Кэролин и Дэннис, прервав наш разговор. Остаток вечера прошел в подавленном настроении. Мы с Меган играли роль взволнованной, но неопытной семьи, сидя в гостиной перед телевизором с мультиками, пока дети на полу строили домик из «Лего».

– Хорошо получается, – сказала Меган, когда они закончили возводить стены и приступили к крыше.

– Это всего лишь дурацкий дом! – немедленно ответила Кэролин.

– Когда я был маленьким, у меня никогда не получалось строить из «Лего», – признался я.

– Ты что, был тупым? – поинтересовался Дэннис.

– Дэннис! – прикрикнул Хьюберт, но я рассмеялся.

– Да, наверное, можно сказать и так, – ответил я.

Около девяти Хьюберт отправил детей спать. Они легли вместе в комнате Кэролин, так что мы с Меган устроились на кровати Дэнниса. Войдя в комнату, мы немедленно поняли, что малыш помешан на «Лего». На стене висел постер с «Биониклом», а рядом – многочисленные полки с расставленными на них собранными наборами.

Как только мы закрыли за собой дверь, Меган сказала:

– Я все еще считаю, что мы должны связаться с «Братством». – Она высказывала это желание по нескольку раз на дню с тех пор, как мы впервые узнали о произошедшем с Юнис и мамой.

– Мы же договорились, что покончили с «Братством», – напомнил я. – Много лет назад.

– Это было в 2003 году. А сейчас совсем другое дело. Вдруг они смогут нам помочь?

Я встал и прошелся по комнате, демонстративно разглядывая полки Дэнниса с гоночными машинами, космическими кораблями, логовищами суперзлодеев, аэропортами и жилыми домами. Целая галерея из наборов, собранных с кропотливой тщательностью. Такая дотошность, должно быть, досталась ему от отца, ведь мы с Юнис всегда были лентяями.

– Я не говорю, что это не относится к делам «Братства», – сказал я. – Просто пропала моя семья, и мне совсем не хочется, чтобы куча посторонних людей копалась в жизни Хьюберта и его детей. Предположим, ты права. Предположим, что мою семью на самом деле похитили монстры. Но мы ничего не можем с этим сделать. Как не смогли сделать другие члены «Братства», и как не смог я, когда такое же случилось с Сидни.

Я отвернулся от игрушек и посмотрел на Меган. Она сидела на кровати, прижав колени к груди.

– Почему ты не хотел, чтобы я ехала сюда с тобой? – спросила она тихим голосом.

– Почему же, хотел, – ответил я, изо всех сил стараясь не отводить взгляд.

Она вздохнула и протянула мне руку.

– Иди ко мне.

Но я не лег в постель, а вместо этого достал из сумки туалетные принадлежности и пошел в душ. Когда я вернулся, Меган уже спала, оставив включенным ночник на столике. Я лег в кровать рядом с ней и выключил свет.

Я действительно не хотел, чтобы она ехала со мной в Техас. Но отношения между нами уже давно стали странными. Она постоянно выглядела несчастной, и ее глаза всегда светились тревогой, напоминая мне то, как смотрели на меня люди в Вандергриффе после 1999 года – словно пытаясь разглядеть во мне нечто ненадежное. И в данном случае она была права. Я действительно хотел поехать один – частично, чтобы располагать временем и пространством на то, чтобы разобраться в исчезновении моей семьи, не чувствуя себя так, будто нахожусь под микроскопом. Но большей частью это было связано с обстоятельствами самого исчезновения – с царапаньем по стеклу нашей спальни и приглушенным голосом в трубке. Когда мы с Меган жили в Чикаго, Город обычно звал меня, когда я оставался один. Находиться рядом с Меган, анализировавшей каждое мое движение, оказалось намного труднее.

Само собой, я не мог рассказать об этом жене, не признавшись во множестве других вещей, которые я от нее скрывал. И вот мы здесь, в Техасе, – лежим вдвоем в кровати моего племянника. Она смотрит свои хмурые сны, а я бодрствую. Она хочет обратиться к «Братству» и никак не может понять, почему я категорически против.

Я понял, что вряд ли усну в ближайшее время. Поэтому я встал, оделся и, нащупав в темноте телефон, написал Кайлу:

Ответ пришел почти сразу:

Я ждал Кайла на лужайке перед домом. Ночной воздух был прохладным и влажным, трава еще не просохла. Это напомнило мне о мире Лианан и его постоянной высокой влажности. Я не мог избавиться от ощущения, будто за мной наблюдают – словно сама улица смотрела на меня.

– Ты где-то здесь? – спросил я вслух, без понятия, к кому именно обращаюсь. – Ты меня видишь?

Улица не ответила, но ощущение, что за мной следят, не прошло. Когда подъехал «Приус» Кайла, я, не теряя времени, запрыгнул внутрь.

– Хочешь поговорить? – спросил он.

– Нет.

Он включил радио, и мы проехали через весь город к складу, который когда-то принадлежал моей семье. И вот я его увидел – в столбах света, отбрасываемых фарами машины Кайла. Огромное сооружение, некогда серое, было раскрашено впечатляющей картиной: серые и синие зомби бродили по жуткому постапокалиптическому ландшафту, окруженные разрушенными дымящимися зданиями, разбитыми машинами, скелетами детских площадок и выжженным оранжевым небом. Пожалуй, это было самое изощренное произведение настенной живописи из всех, что я видел.

– Ого! – выдохнул я.

– Донна ее ненавидит, – признался он. – Но мне хотелось, чтобы она производила сильное впечатление.

– Пожалуй, тебе это удалось.

Мы вылезли из машины, и он вытащил из багажника упаковку пива «Шайнер Бок». Я открыл одну бутылочку, пока он отпирал двери. Пенопластовый череп эпохи «Блуждающей тьмы» исчез, и гостевой вход теперь переместился в другой конец здания. Мы вошли сразу на склад, в котором мастерские, офисы и комната отдыха остались более или менее нетронутыми. Кайл повернул рубильник в «диспетчерской». Свет вокруг нас зажегся, и я ощутил, как дрогнуло сердце. Наконец-то я почувствовал себя дома.

Мы поставили оставшееся в упаковке пиво в холодильник в комнате отдыха, снова вышли наружу и прошли к гостевому входу, представлявшему собой черную дверь с поднимающимся к ней пандусом. С пивом в руках Кайл повел меня по аттракциону.

– Идея такая: ты вместе с группой выживших перемещаешься по городу, кишащему зомби, – рассказывал он, пока мы шли по узкому переулку между двумя сетчатыми заборами, за которыми с обеих сторон были расставлены старые брошенные автомобили и грубые декорации, изображавшие витрины магазинов и офисные здания. – Итак, с обеих сторон вас окружают толпы «инфицированных», занимающихся своими делами, и вдруг справа подбегает незараженная женщина и начинает умолять о помощи. Это привлекает внимание зомби, они набрасываются на заборы, взревывает сирена, и с этого момента становится «жарко». Ну, не по-настоящему, конечно. Ты понимаешь, что я имею в виду.

Весь аттракцион состоял из последовательности все более рискованных встреч с нежитью. Гости перелазили по трубам и взбирались по крутым пандусам, помогая друг другу преодолевать сложные препятствия. Прохождение было более сложным, чем все, что мы когда-либо придумывали во времена «Блуждающей тьмы» – эдакие веревочные курсы из Ада.

– Донна хотела дать людям возможность размяться, – говорил Кайл, пока мы пробирались на четвереньках через красную пластиковую трубу, стараясь не разлить пиво. – Говорила, что этим мы принесем пользу обществу.

Труба закончилась у основания широкого крутого склона, к верху которого были привязаны веревки. Допив пиво и оставив пустые бутылки, мы начали подъем.

По мере того как мы продвигались дальше, испытания становились все сложнее, и через некоторое время нам стало не до разговоров. Сердце бешено колотилось, одежда липла к телу. Я все ждал, когда меня посетит знакомое чувство – та странная смесь беспокойства и возбуждения, сигнализировавшая о начале перемещения в Город, но оно не приходило. С каждым новым испытанием и новым поворотом я оставался рядом с Кайлом. Мы проходили по качающимся платформам, преодолевали рукоходы, скакали по бревнам, подвешенным на довольно небезопасной высоте. К тому времени, когда мы добрались до конца и скатились по горке, доставившей нас к выходу, мои легкие уже горели, а в боку неприятно покалывало. Тем не менее впервые за долгие годы я почувствовал себя совершенно счастливым. Разложившись на коврике у подножия горки, я раскинул руки в стороны и позволил разуму дрейфовать в пустоте.

Спустя несколько минут я пришел в себя, встал и последовал за Кайлом в комнату отдыха сотрудников, где мы сели допивать оставшееся пиво.

– Спасибо, – произнес я, когда дыхание восстановилось. – Мне этого не хватало.

Кайл чокнулся своей бутылкой о мою. В тишине, временно освобожденной от беспокойства, мне кое-что пришло в голову.

– Слушай, а у тебя осталось что-нибудь от «Блуждающей тьмы»?

– Мы оставили старый лабиринт Монстра нетронутым, – ответил Кайл. – Он оказался очень удобным для перемещения зомби.

– А как насчет костюмов?

– Большинство костюмов мы «зомбифицировали», – сказал он. – Порезали, изорвали, залили «кровью». – Он встал, и я последовал за ним в костюмерную, где в углу хранилась целая груда картонных коробок. – То, что не пригодилось, сложили здесь.

Я открыл коробку, стоявшую на самом верху, и вытащил из нее помятый коричневый пиджак, вычурную блузку с оборками на плечах и обрезанные джинсы. Все эти вещи, маленькие кусочки моего давно забытого прошлого, были мне хорошо знакомы, но я искал нечто другое. Я перерыл еще несколько коробок.

– Если ты скажешь, что тебе нужно… – заговорил Кайл.

Но я нашел его сам в четвертой коробке, завернутым в плотный куль: пятнистый коричневый мех разных оттенков, выглядевший старым и дешевым под яркими лампами – лишенный того темного величия, которым он обладал в своей естественной среде обитания. Моя вторая кожа. Мой костюм Монстра.

– Я должен был догадаться, – сказал Кайл.

Я внимательно осмотрел костюм.

– Ты ничего с ним не сделал…

– Конечно же нет. Он твой, как я мог его испортить? К тому же куда бы мы пристроили Монстра в «Обители зомби»?

На обратном пути я держал костюм на коленях, проводил пальцами по взъерошенному спутанному меху и чувствовал себя гораздо более цельным, чем час назад.

– Ничего, если мы тормознем здесь на минутку? – спросил Кайл, заезжая на стоянку у круглосуточной аптеки. – Я обещал купить отцу лекарство от остриц.

Я последовал за ним внутрь, где он взял лекарство, и мы присоединились к неожиданно длинной очереди в кассу. Какая-то женщина во главе очереди спорила с кассиршей о скидке по купону. Примерно через две минуты, поняв, что спор затягивается, кассирша направила нас к открытой стойке в задней части аптеки, где располагалась другая касса. За ней сидела скучающего вида женщина в белом халате. Что-то в ее облике – возможно, манера кривить рот так, будто она сосала кислую конфету, – показалось мне знакомым, но я так и не вспомнил, кто это. Прекратив гадать, я уставился в телефон и принялся спокойно дожидаться нашей очереди.

– Ной? Ной Тёрнер?

Я поднял голову. Смутно знакомая аптекарша смотрела на меня и робко улыбалась.

– Да… – неуверенно ответил я.

Улыбка стала шире.

– Давно не виделись, – сказала она и приложила руку к бейджу на груди с надписью «ПРИВЕТ, МЕНЯ ЗОВУТ БРИН». Брин. Первая и единственная любовница моей сестры. Брин, разбившая сердце Юнис настолько сильно, что она впала в самоубийственную депрессию. Чертова мразь Брин.

– Я помню тебя, Брин, – сказал я.

Улыбка ее увяла.

– Я слышала о Юнис и вашей маме. Если я могу чем-нибудь помочь…

– Ты можешь побыстрее обслужить моего друга, – сказал я. – Мы очень спешим.

Ее взгляд опустился, и я почувствовал жестокое удовлетворение от этой маленькой мести. Так ей и надо! Я заметил, что Кайлу стало любопытно, но сделал вид, будто полностью поглощен телефоном, когда он доставал свою дебетовую карту и расплачивался.

– Что это было? – спросил он, когда мы вышли из аптеки.

– Не возражаешь, если мы не будем об этом говорить?

– Как скажешь, босс.

Кайл отпер машину, но, прежде чем мы успели сесть, из аптеки выбежала Брин в развевающемся пальто.

– Эй! – крикнула она.

– Хочешь, чтобы я ее послал? – спросил Кайл.

– Сам разберусь. Подожди внутри. – Я встретил Брин на полпути до машины. – Чего тебе надо?

– Слушай, я понимаю, почему ты не хочешь со мной разговаривать, – сказала она. – То, как я поступила с Юнис, было непростительно. А потом… – она провела рукой по лицу. – Мне кажется, это была самая большая ошибка в моей жизни. Религия, особенно такая странная, какой увлекалась я, сложная штука, из которой очень трудно выбраться. Она заставляет вести себя глупо и жестоко, бояться саму себя, и вместо того чтобы порвать с религией, я обидела Юнис. – Она снова прикоснулась к своему лицу. – У меня ушло много лет на то, чтобы прийти к согласию с собой. Я всегда хотела встретиться с Юнис, но мне сказали, что она вышла замуж и родила детей. Не знаю… Мне долго казалось, что еще будет время все исправить.

– Мне тоже, – произнес я.

– В любом случае прости меня, – сказала она. – Если тебе или твоей семье что-нибудь понадобится, просто позвони.

Она вытащила ручку и бумажку из нагрудного кармана и написала на ней номер. И как только я ее взял, поспешила обратно в аптеку.

– Брин! – окликнул я.

Она остановилась.

– Хотел бы я быть таким же бесстрашным, как ты, – сказал я.

Брин махнула рукой и скрылась за дверью. А я пошел обратно к машине.

– Все в порядке? – спросил Кайл, когда я сел рядом.

– Да.

Через некоторое время мы подъехали к трейлерному парку, в котором жил отец Кайла, – плоскому, лишенному растительности бетонному участку, носившему название «Медоу-Лэйк». Кайл спросил, не хочу ли я составить ему компанию.

– Наверное, папа был бы не прочь поздороваться, если бы знал, что ты в городе, – сказал он.

– Нет, спасибо, – ответил я как можно вежливее.

И Кайл поднялся по ступенькам, сложенным из шлакоблоков, к рифленой металлической коробке, в которой жил его отец. Когда Дэниел Рэнсом открыл дверь, я на мгновение растерялся. За те годы, которые я его не видел, он превратился в трясущегося, сморщенного, сутулого старика с редкими седыми волосами. В пижаме, которая была ему чрезмерно велика, он казался карликом. Он явно прожил непростую жизнь, и на мгновение я ощутил к нему нечто вроде жалости, которая сразу же пропала.

Я отвернулся и принялся разглядывать бумажку, которую дала мне Брин. От мысли о том, что я как ни в чем ни бывало вернусь в дом Юнис, буду спать в кровати ее сына и притворяться, будто знаю не больше других, мне стало мучительно стыдно.

Когда я вернулся, Меган еще спала. Измученный долгой ночью, я упал на кровать рядом с ней и тут же отрубился.

Проснулся я почти к обеду, когда солнечный свет, проникавший в окно спальни Дэнниса, стал почти невыносимым. Приведя себя в порядок, я спустился вниз и застал всю семью на кухне. Хьюберт споласкивал посуду в раковине и передавал ее Дэннису, чтобы тот ставил ее в посудомоечную машину. Кэролин и Меган сидели за кухонным столом. Меган пила кофе, а Кэролин читала толстую книжку в мягкой обложке. Ее рыжие волосы скрывали бо́льшую часть лица. Она была так похожа на Юнис, что на секунду я ощутил дурноту.

– Доброе утро, – сказал Хьюберт. – Угощайся кофе, если хочешь.

– Конечно, – ответил я, подходя к кофейнику, чтобы налить себе кружку.

– Тяжелая была ночь? – спросила Меган.

Ее слова ударили меня подобно бейсбольному мячу, влетевшему между лопаток. Мне даже потребовалось некоторое усилие, чтобы не сгорбиться.

– Ага, – ответил я. – Проблемы со сном.

– Аналогично, – сказал Хьюберт. – С тех пор, как это случилось, я почти не сплю.

Я сел за стол рядом с Меган и Кэролин с кружкой в руках.

– Что делаете? – спросил я.

– Ничего особенного, – ответил Хьюберт. – Пытаемся решить, как провести оставшуюся часть дня и вечер.

– Я хочу в зоопарк, – сказал Дэннис.

Кэролин оторвала взгляд от книги.

– Ты шутишь? Зачем тебе эта тюрьма для животных?

– Тюрьма? – протянул Дэннис.

Очевидно, ему никогда не приходило в голову, что животные могут не хотеть жить в зоопарке.

– Не обязательно идти именно в зоопарк, – сказал я. – Можно просто в парк или в кино.

Схватив книгу, Кэролин вышла из кухни на задний двор, хлопнув за собой дверью.

Хьюберт прислонился к стойке и скрестил на груди длинные костлявые руки.

– Ей сейчас трудно. Я с ней поговорю.

– Дай ей возможность побыть одной, – возразила Меган, перебираясь на освободившийся стул. – Попей со мной кофе. Сними груз с плеч.

Хьюберт подчинился с заметным облегчением, очевидно, радуясь тому, что кто-то принял за него решение. Дэннис так и хмурился по поводу тюрьмы для животных.

Я сказал, что забыл свой телефон, и быстрым шагом поднялся в комнату Дэнниса, где раздвинул шторы и поднял жалюзи. И как раз вовремя – Кэролин только что перемахнула через забор и исчезла в дебрях недостроенного жилого комплекса.

Я выскользнул через переднюю дверь и долго обходил квартал, прежде чем увидел Кэролин. Она сидела, скрестив ноги, на бетонном фундаменте с установленной сбоку дверью. Вероятно, это была основа того, что когда-то задумывалось как жилая комната или кухня. Услышав меня, она тут же вскочила и приготовилась бежать.

– Я пришел с миром, – сказал я и поднял обе ладони вверх.

Взойдя на фундамент, я оставил дверь открытой в знак того, что она может убежать в любой момент, когда захочет. В отсутствие стен это был чисто символический жест, но весьма эффективный. Она осталась напряженной, но не сдвинулась с места.

Я немного побродил туда-сюда, разглядывая окружавшие нас недостроенные дома, затем спросил:

– Ты часто здесь бываешь?

– Маме с папой это не нравится, – ответила она. – Они за нас боятся.

– В твоем возрасте меня бы это не остановило.

– В основном я смотрю, как играет Дэннис, чтобы с ним ничего не случилось.

– Выходит, ты за ним присматриваешь?

Она кивнула.

– Твоя мама всегда присматривала за мной, когда мы были маленькими. Тебе известно, что ты очень на нее похожа?

Она все еще оставалась напряженной.

– Как вы узнали, что я здесь?

– Случайно, – ответил я. – Выглянул из окна наверху и увидел, что ты перелезаешь через забор.

– Я не сделала ничего плохого, – сказала она, посмотрев на меня с вызовом. Я не стал спорить, просто подождал немного. Постепенно ее негодование сошло на нет. – Какое-то время назад мама казалась очень счастливой – раньше мы никогда ее такой не видели, – а потом вдруг изменилась и стала злой. Ее злило все, что мы говорили или делали. А папа… Она очень ужасно с ним обращалась, называла слабаком и трусом и жалела, что вышла за него замуж. Говорила так при мне и Дэннисе, будто ей все равно, услышим мы или нет. А папа горбился и терпел.

Она несколько раз поморгала и тяжело сглотнула – так громко, что я это услышал.

– Мне следовало вести себя с ним помягче, – сказала она.

– Мне тоже, – ответил я.

– Потом стало еще хуже. Иногда я просыпалась ночью и видела, как она расхаживает по кабинету, скрестив руки и опустив голову. Но продолжала надеяться, что все станет как раньше. А затем мама начала подолгу гулять ночью одна. Иногда я пробиралась в комнату Дэнниса и видела через окно, как она ходит туда-сюда, качая головой. А через несколько недель они с бабушкой пропали.

Затем она отвела взгляд и добавила:

– Иногда, когда мама сидела в своем кабинете, я видела, как из-за окна за ней кто-то наблюдает.

– И на что оно было похоже? – спросил я.

Кэролин бросила на меня сердитый взгляд.

– На чудовище в мантии. Будто огромный злой волк украл у Красной Шапочки плащ и закутался в него. Кажется, мама его не замечала, но я-то видела. – Она снова на меня посмотрела и, словно разглядев что-то, добавила: – Вы же тоже его видели?

Первой моей мыслью было все отрицать. Но я почувствовал родство с этой девочкой – она напоминала мне не только Юнис, но и меня самого в детстве. Умная, испуганная, пытающаяся разобраться в той полуправде и лжи, которой до сих пор пичкала ее семья.

– Видел, – признался я.

– Вы знаете, куда делись мама и бабушка? – спросила она.

Я закрыл глаз, испугавшись, что меня сейчас стошнит. Это моя вина. Лианан предупреждала меня много лет назад – в мою первую брачную ночь. В ответ на просьбу оставить меня в покое она ответила, что «оно так не работает». Она сказала, что есть вещи, которые я не понимаю. И вот теперь она это доказала, забрав всю мою семью.

Когда я вновь открыл свой глаз, Кэролин смотрела на меня с глубокой тревогой.

– Вы вернете их домой? – спросила она.

– Даже не знаю, с чего начать, – ответил я.

Но, не успев закончить фразу, я уже понял, что это неправда. Я точно знал, с чего следует начинать. Мне ни к чему приглашение Города. Возможно, я смогу добраться туда самостоятельно.

Я оставил Кэролин внутри недостроенного здания и вновь обошел квартал кругом. Когда я вернулся в дом Юнис, все сидели на кухне, и это позволило мне без проблем снять ключи от машины Хьюберта с крючка у входной двери и выскользнуть наружу. После этого я ухитрился настолько тихо скатиться по подъездной дорожке и отъехать дальше по улице, что никто даже не вышел из дома. Затем я выключил звук на телефоне, чтобы не отвлекаться на звонки и сообщения, и поехал через город.

К дому мамы, расположенному на другом конце города, я добрался, когда уже начало темнеть. Вскоре солнце скрылось за тяжелыми грозовыми тучами на горизонте, и почти настала ночь. Дом казался больше, чем я его помнил. Он словно рос и вширь, и в высоту, подобно живому существу, регулярно питающемуся… хм… не знаю, чем обычно питаются жилые дома. Как бы то ни было, в его окнах отражался свет уличных фонарей – как в черных глазах насекомого.

Ни на подъездной дорожке, ни на улице не было видно ни одной полицейской машины, но входная дверь была обмотана желтой лентой. Я поднырнул под нее, чтобы попробовать открыть замок своим старым ключом. Ключ по-прежнему к нему подходил. Оказавшись внутри, я не стал включать свет, поскольку не хотел, чтобы кто-нибудь из соседей видел, что в доме кто-то есть. Вместо этого я вынул телефон, не глядя скрыл уведомления, включил фонарик и начал осматриваться.

Очевидно, дом прочесали в поисках улик и бросили, оставив страшный беспорядок. Подушки скинуты с дивана, все кухонные шкафы распахнуты настежь, и их содержимое разбросано по столам и полу. Вид разгрома напомнил мне дом Лианан после землетрясения.

Но, если не учитывать беспорядок, здесь фактически ничего не изменилось: на окнах висели те же шторы, а в столовой стоял тот же стол. В доме пахло плесенью и спертым воздухом, словно у его обитателей давно вышел срок годности. Я поднялся наверх, в свою старую спальню. Постель была разобрана, на полу валялось грязное белье, отчего казалось, будто девятнадцатилетний Ной может зайти сюда в любой момент. На стене висели те же плакаты, а на ночном столике лежала та же стопка книг: «Кровавая комната», «История призрака», «Церемонии» и «Мемнох-дьявол».

Я увидел клочок бумажки, пылившийся на столе целых десять лет:

Ощутив укол вины, я уже открыл было список пропущенных уведомлений, но заставил себя остановиться. Надо завершить задуманное, прежде чем беспокоиться о Меган. Я присел на корточки перед столом и выдвинул нижний ящик. Он был доверху набит старыми школьными тетрадями, блокнотами на пружинках и комиксами. Я засунул ладонь под бумаги и стал шарить на дне ящика, пока пальцы не сомкнулись на искомом предмете. Я вытащил его и поднес к глазам в полумраке спальни, чтобы рассмотреть как следует: маленький гладкий черный камень. Мой ключ от мира Лианан, брошенный одиннадцать лет назад, оказался на том же месте, где я его оставил.

Я сжал его в кулаке, зажмурился и представил себе дом Лианан в черном лесу, миазматическое небо и густой влажный воздух.

Затем я открыл глаз и понял, что все еще нахожусь в своей старой спальне. Камень не сработал. Почему он не сработал? Неужели его сила иссякла? Неужели в нем сели батарейки после долгих лет неиспользования? Я повертел камень в руках. Он был точно таким же, каким я его помнил.

И тут мне в голову пришла одна мысль. Вероятно, я еще не был готов сдаться и вернуться к Хьюберту, Меган и детям.

Я положил камень в карман и продолжил обыскивать комнату, но не обнаружил ничего полезного – так же как и в старой спальне Юнис, и в «домашнем офисе» в конце коридора, где на шкафу с папками до сих пор стояла школьная фотография Сидни.

Тогда я спустился по лестнице и принялся обследовать первый этаж. Ни на кухне, ни в гостиной не было ничего необычного или странного. Кровать в маминой комнате стояла с голым матрасом, вся одежда и обувь валялись в беспорядке внизу шкафа. Я уже собирался прекратить поиски, когда луч фонарика телефона высветил что-то небольшое, коричневатого цвета, прижатое к задней стенке шкафа. Я опустился на колени и взял в руки картонную коробку – такую старую и выцветшую, что она казалась почти желтой. Я раздвинул верхние клапаны и увидел в ней одну-единственную древнюю толстую папку со скоросшивателем, наполненную пожелтевшими от времени листами. Под пластик обложки был подсунут титульный лист, на котором теперь уже выцветшим карандашом крупными буквами, как на обложке старых комиксов про Супермена или Людей Икс, была выведена надпись:

Буквы были написаны так, как если бы их рисовали дети, посещающие художественную школу, и это многое говорило о моих родителях: об отце, которого я никогда не видел, и о той версии моей матери, которая умерла вместе с ним. Это были веселые люди, которые любили пошалить.

Под заголовком была приклеена та самая фотография, которую я описывал много-много страниц назад: с моими родителями, присевшими на корточки у вывески бесплатного «Дома с привидениями» – улыбавшимися и гордившимися своим творением. (Это единственная фотография отца, которая у меня есть, – драгоценность, по-прежнему хранящаяся в пластиковом файлике.)

Положив папку на кровать, я открыл ее. Обложка не лгала – внутри действительно оказались чертежи и планы, которые мама с папой рисовали перед его смертью – те самые, которые мы с Сидни мечтали заполучить в свои руки. Мама говорила, что выбросила их, но они были здесь – наброски проекта огромного аттракциона, включавшего в себя три вымышленных отеля: «Гилман», основанный на идее приморского городка Иннсмута из произведений Г.Ф. Лавкрафта; «Глитц» – отель в стиле «Оверлука» из романа «Сияние» с лабиринтом из живой изгороди и медными светильниками; и «Ма» – отель-пансионат с черной кованой оградой и кладбищем на заднем дворе.

Вокруг отелей, насколько я мог судить, во все стороны разбегался настоящий город – с офисными зданиями, магазинами и ресторанами, отрисованными в мельчайших деталях. Тем не менее от страницы к странице проект города менялся. Было совершенно невозможно найти какую-либо точку привязки, необходимую для того, чтобы перенести все это на точный план. Я перелистывал страницы взад и вперед, но чем больше я смотрел, тем больше все это казалось случайным нагромождением зданий – точно так же, как планировка Города, в котором я когда-то побывал.

Но обдумать свое новое открытие и попытаться понять, как оно поможет мне перенестись в мир Лианан, я не успел. В прихожей открылась входная дверь и раздались приглушенные голоса. Кто-то проник в дом.

– Ной! – услышал я голос Меган. – Выходи. Мы знаем, что ты здесь.

Когда я вышел из гостиной в прихожую, то обнаружил Меган вместе с Джошем, Илаем, Гектором, Лаурой и Сарой. Несмотря на мои просьбы, она все-таки связалась с «Братством» и привезла всех сюда.

Они безбоязненно включили свет.

– Как ты узнала, где меня искать? – спросил я.

– Я знаю только два места, куда ты мог пойти, – ответила она. – И, к счастью, угадала с первой попытки.

– Но я же говорил тебе, что мне не нужна помощь «Братства», – напомнил я.

– Возможно, – произнесла Меган спокойным, рассудительным и немного грустным тоном. – Но мне нужны ответы.

Я почувствовал в ней что-то холодное и опасное. Кажется, меня прижали к стенке.

– Почему бы нам не пройти в гостиную? – предложила Сара.

Все, кроме меня и Меган, расселись на диванах и стульях. Мы вдвоем остались стоять у телевизора. Когда вся группа уставилась на меня, я ощутил то же чувство, какое испытывал в подростковом возрасте, – словно меня в чем-то подозревают и вот-вот готовы разоблачить. Словно я чужак среди нормальных людей.

– Что вы хотите знать? – спросил я.

– Считай это собранием группы, – мягко сказала Сара. – Начни с самого начала этого последнего события и расскажи, что все-таки произошло.

Я погасил в себе рвавшуюся наружу ярость загнанной в угол крысы и пустился в рассказ о странном телефонном звонке и царапании в окно в ту ночь, когда исчезли Юнис и мама. Я поведал им об откровении Кэролин, видевшей одно из тех существ. Я рассказал, что решил посмотреть, не смогу ли как-нибудь разобраться с этими исчезновениями самостоятельно, но признался, что зашел в тупик. Я показал им папку, найденную в мамином шкафу, но о камне умолчал. Я по-прежнему не хотел, чтобы о нем кто-нибудь знал.

Когда я закончил, настало томительное молчание. Члены группы неуверенно поглядывали друг на друга или изучали собственные колени. Наконец тишину прервал Джош:

– Чушь собачья!

– Что? – не понял я.

Никто не смотрел на меня. Даже Меган, стоявшая рядом, вдруг заинтересовалась рисунком на ковре.

– Моя мать пропала, когда мне было восемь лет, – сказал Джош. – Она работала внештатным журналистом в Сан-Антонио. Исследовала подпольное вампирское сообщество – не настоящих, разумеется, а всего лишь обдолбанных фанатов Энн Райс, игравших в переодевания и якобы пивших кровь. Она сделала на них имя и неплохую карьеру. А знаете, что она расследовала непосредственно перед тем, как исчезла?

– Даже не представляю, – откликнулся я.

– Странные исчезновения.

Он сделал паузу и посмотрел на меня, словно приглашая прокомментировать. Я жестом попросил его продолжить.

– Многие исчезновения можно объяснить логически, – принялся рассказывать Джош дальше. – Иногда виновен супруг или бывший муж, привлекавшийся в прошлом за насилие – даже если не имеется достаточных доказательств преступления. В других случаях пропавшие злоупотребляли психоактивными веществами или страдали психическими заболеваниями. Такими делами мама не занималась, ее интересовали необъяснимые случаи. Например, о ребенке, который зашел в симулятор космического корабля в Хьюстоне, штат Алабама – в маленькую комнатку с единственным входом, – но так и не вышел наружу. Или о мужчине, сидевшем в тюрьме в штате Мэн, который испарился ночью прямо в запертой камере.

– Полагаю, у нее была рабочая гипотеза? – спросил я, не в силах скрыть раздражение в голосе.

– Может, и была, но я о ней ничего не знаю, – ответил Джош. – Она только начала копать, обзванивала свидетелей, искала зацепки. В то время у нас не работал домашний телефон, поэтому ей приходилось ходить к телефону-автомату в другом конце улицы, если надо было сделать звонок. Когда она работала, для нее было обычным делом пройтись туда раза два или три за вечер. Только в этот раз она ушла и больше не вернулась. Полиция ее так и не нашла. Эта история попала во все новости. Телешоу, посвященные неразгаданным тайнам, рассказывали о ней по нескольку раз. Но до сих пор ответа нет. Она просто ушла. Большинство людей считают, что ее похитили те самые псевдовампиры, но я так не думаю.

– Ну и какое отношение все это имеет ко мне? – поинтересовался я.

– После того, как на прошлой неделе пропали остальные члены твоей семьи, ваша фамилия засела у меня в голове. Повинуясь какому-то наитию, я принялся рыться в незаконченных записях моей матери, и знаешь, что я там нашел?

– Без понятия.

– Записки о женщине по имени Дебора Тёрнер. Звучит знакомо, правда?

Я покачал головой.

– Она страдала параноидальной шизофренией, – пояснил Джош. – Вдова, муж убит в Корее. Однажды ночью ее обнаружили гуляющей по дороге в одной ночной рубашке. Она отбивалась от полицейских, когда они пытались к ней подойти, и все время твердила о каком-то городе. У нее был сын по имени Гарри. Так звали твоего отца, если не ошибаюсь.

Я кивнул.

– Он умер сразу после моего рождения. И вскоре после этого – его мать. Моя мама никогда не рассказывала мне ни о нем, ни о ней.

Джош снял свою шляпу и провел рукой по редеющим светлым волосам.

– Странно, но, кажется, ваша семья тесно связана с этими существами. Все инциденты, рассмотренные «Братством», никак не связаны с другими. И в них не прослеживается ничего наследственного.

– В первый раз об этом слышу, – ответил я, по крайней мере, частично правдиво.

Мою бабушку находили на обочине дороги? Она говорила о Городе? Означает ли это, что ее похитили и она каким-то образом сбежала? Неужели такое в принципе возможно?

– Мы приняли тебя в свою группу, – сказал Джош. – Мы поделились с тобой нашими историями. Большинство из нас присутствовали на твоей свадьбе. Мы поверили твоему рассказу о той ночи, когда пропала твоя сестра. Мы поверили твоему рассказу о том, что произошло в ночь ареста отца Меган. Мы приняли все на веру, поскольку жаждали любой информации, которая пролила бы свет на то, что случилось с дорогими для нас людьми. Но разве не странно, что твоя семья настолько тесно связана с этими существами? Мы долгое время подозревали тебя, а теперь ты уходишь среди ночи, лжешь Меган и пытаешься помешать ей общаться с нами. Так вот. Почему бы тебе не перестать, наконец, молоть чепуху и не выложить правду?!

Я засунул руки в карманы и пытался придумать хоть что-то, что заставило бы их отвести от меня взгляды. Пальцы правой руки наткнулись на клочок бумажки и потеребили его края. Я вытащил бумажку на свет. На ней был записан телефон Брин. Я завороженно уставился на него, и шестеренки в моем мозгу на время остановились.

Я оторвал взгляд от бумаги и увидел, что они по-прежнему ждут от меня ответа.

– Я… – начал было я, но осекся, закашлявшись.

Закрыв глаз, я увидел Брин, стоящую на парковке, и ее лицо, искаженное многими годами боли. Она не побоялась быть честной со мной. Она сумела принять ответственность за свой поступок и признать свою ошибку.

– Все, что я говорил вам, – правда, – заговорил я, открывая глаз. – Но я действительно рассказал не все. Впервые я увидел одно из этих существ, когда мне было шесть лет. Оно приходило ко мне каждую ночь и царапало по стеклу, пока я наконец не столкнулся с ним лицом к лицу.

– Тогда почему ты не пропал? – спросил Джош.

– Не знаю, – ответил я. – Но за последующие двенадцать лет это существо стало моим товарищем по играм, моим защитником и, в конце концов, моей любовницей.

Я почувствовал, как недоверие группы сменилось отвращением. Меган сморщила нос, будто почувствовала неприятный запах.

– Я не знал, кто они такие и чем занимаются, – продолжил я. – Существо, с которым я общался, скрывало от меня все эти вещи. Я был всего лишь одиноким ребенком, у которого появился волшебный лучший друг. Но когда я встретил Меган и всех вас, все изменилось. Я отправился в мир монстров с помощью этого камня. – Я достал черный камень из левого кармана и показал всем присутствующим. – И увидел там попавшего в ловушку человека, которого превратили в монстра. Я слышал историю Меган о том, что ее отца захватило одно из этих существ и довело до безумия, и не хотел, чтобы такое же случилось со мной. Поэтому я изгнал монстра из своей жизни и начал строить отношения с Меган.

– Если это существо обрабатывало тебя, то секс стал одним из инструментов подавления воли, – мягко заметила Сара. – Оно тобой манипулировало. Твоей вины в этом нет.

– Почему ты не рассказал мне? – спросила Меган. Ее руки были сжаты в кулаки, а взгляд стал пугающе стальным.

– Чтобы не увидеть в тебе то, что вижу сейчас, – ответил я. – К тому же мы тогда только познакомились. Кто вступает в новые отношения, рассказывая о бывших?

С тошнотворным содроганием я осознал, что лгу до сих пор. Даже сейчас. Я вздохнул и сжал черный камень в руке.

– Проклятие, это еще не все, – сказал я. – Да, мы с монстром были близки, и да, я изгнал ее. И да, я скрыл это от тебя, потому что хотел на тебе жениться и боялся отпугнуть. Но истинная правда… вся правда, – продолжил я, – заключается в том, что я находился одной ногой в этом мире, а другой вне его с тех пор, как мы познакомились. Я думал, что останусь с тобой, рассказав тебе и твоим друзьям часть правды… Я думал, это меня изменит. Думал, что если буду прятаться от этой части себя достаточно долго, то она исчезнет. Думал, что это спасет меня от того, чтобы закончить жизнь, как твой отец. Но, несмотря на то что я знаю, чем занимается мой монстр, я по-прежнему скучаю по ней. Несмотря на то, что она охотилась за моей семьей пятьдесят с лишним лет, я – да поможет мне Бог! – до сих пор ее люблю.

И как только я договорил эти слова, мир подернулся серой дымкой. На мгновение я услышал возгласы членов «Братства», но крики быстро заглохли, и воздух вокруг меня стал плотным и влажным, как мокрое одеяло. Наконец-то я перешел на другую сторону.

Когда я пользовался черным камнем в прошлом, то всегда сам выбирал место назначения. В этот раз, кажется, он выбрал за меня. Когда туман рассеялся и мир снова обрел цельность, я понял, что попал в гостиную, похожую на ту, что была в мамином доме, но, в отличие от нее, темной и пустой. Вокруг ног клубился туман, когда я пересекал комнату, чтобы нажать на выключатель. Над головой зажглась лампа, но темнота оставалась физически ощутимой. Она поглощала свет, как огонь поглощает кислород.

Я подошел к задней двери, открыл ее и увидел поле, густо заросшее черной травой и цветами «эбеновой нежности». В некотором отдалении возвышался лес из сумрачных деревьев. Я уже вышел наружу, намереваясь отправиться через лес к хижине Лианан, но внезапно услышал звук. Низкий приглушенный стон доносился из соседней комнаты – маминой комнаты.

Я вернулся в дом и открыл дверь комнаты. Она была залита тусклым розовым светом. Детская кроватка и кресло-качалка делали ее похожей на детскую, но содержание фотографий в рамках, висевших на стенах, опровергало это впечатление. Стон раздался снова, на этот раз у меня за спиной. Я обернулся и увидел свою мать, одетую в ночную рубашку. Шатаясь, она вошла в комнату с оцепенелым взглядом. С тех пор, когда я видел ее в последний раз, она сильно похудела и выглядела бы костлявой в своей развевающейся ночной рубашке, если бы не идеально круглый, выпуклый живот. Она была беременна.

– Мама… – произнес я.

Ничего не ответив, она оперлась о бортик кроватки и опустилась на колени. Затем достала из-под кроватки еще одну фотографию в рамке и присела, чтобы ее рассмотреть. Несмотря на пыль, покрывавшую стекло, я разглядел на ней маму и папу в день их свадьбы. Мама была одета в зеленое платье, а папа – в костюм, который выглядел на нем великовато.

Мама провела рукой по стеклу рамки, оставив на нем полосы. Затем помассировала свой живот и тихо застонала.

Я встал перед ней на колени.

– Мама?

Она опять не ответила, и я положил руку ей на живот. Он вдруг смялся, как мешок, набитый сухими листьями, а потом резко задрожал. Я резко отдернул руку, когда что-то вырвалось из живота, прорвав ткань – узкое, черное и быстро двигающееся. Я отпрянул в сторону и ударился о стену. Из живота матери выросли две черные лозы. Они зашевелились как две лапы богомола – жесткие и цепкие. Но не найдя ничего такого, что можно было бы проткнуть или схватить, стебли втянулись обратно под ткань ночной рубашки.

Мама никак на это не реагировала. Она по-прежнему сидела, склонившись над фотографией, и издавала слабые, печальные горловые звуки. Я хотел продолжить попытки ее разбудить, но испугался, что, если черные лозы появятся снова, я уже не смогу от них убежать. Тогда я поднялся на ноги, вышел из комнаты и направился вверх по лестнице.

Второй этаж дома также выглядел как обратная сторона нашей реальности: длинный коридор с закрытыми дверями. Последняя дверь – обычно пустовавший мамин «офис» – открылась со щелчком. Я медленно двинулся по направлению к ней, прислушиваясь к звукам за соседними дверями, ежесекундно ожидая, что какая-нибудь из них распахнется и оттуда выскочит что-нибудь немыслимо ужасное. Подойдя к «офису», я услышал музыку, доносившуюся из открытой двери: «Трубчатые колокола», вступительная тема из фильма «Изгоняющий дьявола». Это была одна из тех мелодий, которые мы использовали в «Блуждающей тьме». Я перешагнул через порог.

Эта комната оказалась чем-то вроде домашнего концертного зала или театра «в черном ящике». На маленькой сцене перед толпой зрителей, одетых как на Хэллоуин, выступала женщина. По сцене плыл дым и моргал стробоскопический свет, отчего движения женщины казались потусторонними и какими-то нереальными. Она была одета в черную балетную пачку, идеально сочетавшуюся с прозрачной кожей и волосами цвета воронова крыла. Я прищурился, пытаясь разглядеть ее лицо в свете огней, мелькавших в бешеном стаккато.

– Сидни! – выдохнул я.

Да, это была Сидни. Она находилась в плену, но все же была живой, и все еще человеком, спустя столько лет. Я никак не мог в это поверить.

Человек рядом – парень в костюме, плаще и венецианской маске с длинным заостренным носом – повернулся ко мне и приложил палец к губам.

– Тсс!

У его маски не было шнурка для крепления к голове. Блестящий, металлического цвета материал, казалось, был просто впаян в лицо. На висках он погружался под верхний слой кожи, превратившийся в комковатую рубцовую ткань. Глаза за маской были не тусклыми, как у мамы или Сидни, а остекленело блестящими, поглощенными представлением.

Сидни, призрачная в прерывистом освещении, вертелась и растягивалась на сцене. Я не мог хорошенько ее рассмотреть. Поседели ли ее волосы? Появились ли морщины на прежде гладком лице? Когда она пропала в 1989 году, ей было семнадцать лет. Тогда сейчас ей должен быть сорок один год. Неужели все эти годы она танцевала без перерыва?

Из запястий и лодыжек Сидни торчали толстые черные лозы. Они натягивались и расслаблялись в такт ее движениям. Что-то невидимое за сценой дергало ее за «ниточки».

– Я вернусь за тобой, – сказал я и попятился из комнаты.

Человек в приросшей маске резко обернулся и снова на меня шикнул.

Как только я вышел в коридор, дверь «кабинета» сама собой захлопнулась, а дверь спальни Юнис, наоборот, распахнулась.

– Ладно, я понял, – сказал я, повышая голос. – Где ты?

Я прошел мимо комнаты Юнис к своей собственной двери. Ручка не повернулась. Я ударил в нее плечом, но это было все равно что биться о бетон. Тогда я вернулся к лестнице, но обнаружил, что путь мне преградила железная решетка высотой более двух метров. Судя по тому, во что превратилась дверь в мою комнату, нечего было и пытаться взобраться на решетку. Этот аттракцион не предполагал никаких коротких обходных путей. Мне придется пройти его шаг за шагом – именно так, как задумал его создатель. Я вошел в комнату Юнис.

Она была такой же неопрятной и захламленной, какой я ее помнил. Многочисленные книги и деревянный стол, придвинутый к окну. Юнис, ссутулившись за столом, стучала по клавишам черной, маслянистой на вид пишущей машинки. Жуткую тишину заполнил громкий ритмический стук. Она играла на машинке, как на пианино. На ней были рваные остатки деловой повседневной одежды, рыжие волосы потускнели и спутались в колтуны. Я медленно приблизился, ощущая стеснение в груди. Длинные, многосуставные черные стебли торчали из стола, впиваясь в ее руки, ноги, живот и даже лоб. Стебли танцевали в такт печатанию Юнис. Она выглядела так, словно ее готовили к преображению.

Юнис вытащила страницу из машинки и положила ее в стопку справа. Я поднял первую страницу, и Юнис остановилась. Потом подняла голову. Она выглядела бледнее, чем я ее помнил, глаза были пусты. Лицо осунулось от чего-то большего, чем усталость. Изо лба – в тех местах, где кожу проткнули стебли – вытекала кровь.

Титульная страница рукописи гласила:

Я взял следующую страницу и прочитал:

Юнис захрипела, и я вздрогнул, отступив от нее на шаг.

– Положи… на место… – Слова исходили из ее рта, но голос был совсем не похож на голос Юнис. – Не… закончено…

Я положил страницы на стол и вышел из комнаты, даже не удивившись тому, что дверь за моей спиной сразу захлопнулась. Немедленно после этого открылась дверь в мою комнату.

Как только я шагнул внутрь, пространство подо мной исчезло, и, ухнув вниз с совершенно негероическим воплем, я приземлился на четвереньки на твердый деревянный пол. Мягкий теплый свет озарил комнату вокруг меня, и темнота немного отступила. К стенам были прислонены холсты, с потолка свисали сухие растения и корни. Я оказался в хижине Лианан. Сама Лианан сидела в центре комнаты, спиной ко мне – на этот раз в волчьем обличье, обхватив колени покрытыми шерстью руками.

Я встал с пола и сказал:

– Я пришел.

Она ничего не ответила. Тогда я прошел через комнату и взял ее за плечо.

– Эй, – сказал я и осекся, увидев ее оранжевые глаза, полные страдания и муки.

Она сжала мне руку, и, прежде чем весь мир побелел, у меня оказалось достаточно времени, чтобы прочитать то, что она нацарапала на полу: