«Другой монах, из иного братства, пришел в монашество с огромной ревностью. Он поступил в послушание к одному очень строгому старцу, жившему пониже нас, и вначале подвизался очень сурово: всю ночь бдение, стояние, поклоны, пост, послушание, чистая исповедь и тому подобное.
Но вот по прошествии двух – трех лет он охладел, дал власть искусителю и потихоньку начал поворачивать вспять. Затуманился его ум в молитве, во время которой он сидел, спал, просыпался, чувствуя в себе упадок сил, засыпал снова и, наконец, дошел до того, что совершенно не мог исполнять свое правило. Но это еще не все. Насел на него демон блуда и начал с ним жестокую войну.
Одновременно с этим он приносил ему отчаяние и шептал на ухо, что за такие злые дела он точно попадет в ад. Однако самое страшное заключалось в том, что враг внушил ему такой стыд, что он, побежденный этим стыдом, не мог даже исповедоваться; враг говорил ему: “Окаянный, ты, совершивший столько бдений со столькими поклонами, проливший столько слез, подъявший такой подвиг, что скажешь теперь старцу? Если он услышит о твоих безобразиях, а прежде всего о блудной брани, обязательно выгонит тебя. Не уйти ли тебе самому?”.– “Но даже теперь, – помышлял монах, – я должен найти какой-нибудь предлог. Как быть?”.
Но, видно, Бог пожалел его и внушил ему мысль: “Не пойти ли мне для откровения помыслов к отцу Арсению?”.
Приходит монах с опущенной от стыда головой и после долгих усилий выдавливает из себя все, а прежде всего – о блудной брани. Он, будучи неопытным, думал, что если поисповедуется, то я буду его ругать. Я же, зная из своего опыта об уловках диавола, заключаю его в свои объятия и говорю ему:
– Молодец, чадо мое. Теперь я понял, что ты подвижник и что любит тебя Христос.
– Это меня-то, геронда?
– Да, тебя, и чтобы доказать тебе это, вот что: скажи мне искренне: когда ты пребывал в суровых подвигах и у тебя не было браней, какую мысль имел ты о себе?
– Тогда, геронда, я был маленьким святым, а теперь – хуже всех.
– То-то и оно! Теперь ты говоришь верно. Все наши подвиги и труды своим завершением должны иметь смиренномудрие. Никогда ты не был святым, но тебя покрывала благодать Божия, а ты думал, что это твоя собственная заслуга. Поэтому благодать тебя оставила, чтобы ты понял, кто ты есть на самом деле. Но с исповедью снова придет благодать. Только впредь не стыдись исповедоваться своему старцу и крепко держи следующий помысл: “Я – ничто. Все доброе, что есть у меня, – от Бога, по молитвам моего старца. Если Он оставит меня, я тут же паду”.
С тех пор монах этот исповедуется у своего старца и доныне подвизается с большой ревностью».
Благодаря этим примерам можно сделать вывод, что старец Арсений в увенчание своих подвигов сам достиг меры смиренномудрия и Духом Святым был научен тем же самым словам, которые Христос сказал его современнику – русскому подвижнику Силуану: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся».
Раз мы вспомнили об этом великом его современнике – русском подвижнике, то расскажу о том, как однажды я спросил отца Арсения:
– Геронда, может быть, вы знали и святого Силуана?
– Мы многое слышали об этом великом подвижнике, и Старец спросил меня, желаю ли я, чтобы мы пошли и познакомились с ним, но я предпочел сказать «нет».
– Но почему же, геронда?
– Я знал русский язык, а Старец – нет. Меня не устраивало, чтобы я говорил, а Старец молчал. Но он был хорошо знаком со старцем Софронием. Тот сам нашел нас и приходил регулярно, потому что питал особенное уважение к Старцу.
Отказ от предложения Старца в данном случае является не преслушанием, а, напротив, свидетельством его великого смиренномудрия и рассуждения. Как послушника его не устраивало, чтобы он говорил, а Старец молчал. Многим из нас следовало бы обратить на это внимание и использовать как пример для себя.
Услышав рассказ о молодом подвижнике, один брат сказал старцу Арсению:
– Геронда, и я вначале всю ночь совершал бдение стоя, по четкам совершал вдвое больше молитв, умиление и слезы не иссякали никогда. Я совершенно не знал брани, послушание и работу выполнял с готовностью. Но сейчас у меня нет такого понуждения себя, и я не выдерживаю даже стояния на молитве всю ночь. А хуже всего то, что, как только я сяду, тотчас приходят нерадение и сон.
– Сколько часов ты спишь?
– Четыре – пять.
– Чадо мое, не смотри на то, что совершали мы. Прежде у людей было иное сложение. Это ветхое тело требует своей дани. Ты целый день выполняешь тяжелую работу и мало спишь. Отныне будешь спать шесть – шесть с половиной часов: около четырех – четырех с половиной часов ночью и два часа утром.
Брат говорит со своей юношеской ревностью:
– Но, геронда, разве можно ослаблять подвиг?
И старец, шутя, отвечает:
– Ну тогда не спи больше этого – не спи во время молитвы!
Этот брат подтвердил мне, что с помощью такого рассудительного совета старца он установил для себя правильный чин бдения.
Другой брат спросил:
– Геронда, ночью я бодрствую, но ноги меня не держат, поэтому большую часть времени я сижу, но иногда меня борют нерадение и сон.
– Ночной сторож, если устанет стоять, садится. Если иногда и заснет немного сидя, он неподсуден. Но если его вдруг застанут лежащим на кровати, то выгоняют с работы. То же самое и у нас. Если в подвиге сон и расхитит нас немного, не такое это и большое горе. Но если искусителю удастся уложить нас в кровать, тогда он пожирает нас, как капусту.
– Старче, а когда нас борет дремота, что делать?
– А! Существует много лекарств. Если ты молишься стоя и утомился, не садись, а встань на колени. Если и на коленях дремлешь, встань. Походи немного, произнося молитву вслух, с болью, из глубины души, насколько это возможно. Разве не говорит Давид: Из глубины воззвах к Тебе? Есть еще одно лекарство: побрызгай немного воды на лицо. Исаак Сирин говорит: «Желающий спастись изобретает для этого различные способы».
Если не поможет и это, тогда есть еще одно – высшее лекарство. Старец называл это лекарством от всякой страсти: «Сорви ветвь и, когда нападают дремота или помыслы, сильно ударь два – три раза по бедрам, и посмотрим, проснешься ты или нет!».
От нашего Старца есть у нас обычай перед бдением выпивать чашку бодрящего кофе, помогающего в бдении. Но, если с самого начала у нас теплая молитва, созерцание, умиление, тогда ничего этого не нужно и сначала мы должны исполнить свое правило. Позже, когда «моторчик» ослабеет и потребует заправки, мы заводим его вновь с помощью различных искусственных средств: привычных поклонов и крестных знамений, к которым нас обязывает наше ежедневное правило, – каждому столько, сколько рассудит старец.
Но все эти лекарства лишь для того, чтобы завести мотор, доколе не приклоним милосердие Христово согреть наше сердце. Если Он даст нам и немного слез, тогда очи разгораются.
О, эти слезы! Пока молоды, подвизайтесь стяжать любовь ко Христу и Божией Матери, вкусить этих слез любви. Стяжал ты слезы? Бдение становится праздником!
Кроме того, старец Арсений придавал значение и другим факторам, например погодным условиям.
– Самое лучшее время года для молитвы – осень и весна, когда стоит ясная погода. Если в эти времена года у нас проблемы с молитвой, тогда точно у нас проблемы в другом: искуситель имеет власть, и необходимо исследование себя, исповедь и хранение чувств.
Посему, насколько возможно, храните себя от преслушания, осуждения, от гордости, зависти, многоядения и всего того, что открывает дверь искушению, а также и от охлаждения. Настал твой час и ты проснулся? Не рассеивайся, не зевай, не вставай вяло. Монашество требует от нас бодрости, потому что от этого зависит, будем мы жить или умрем. Проснулся? Встань, перекрестись и сразу: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя».
Также он подчеркивал, что условием преуспеяния в молитве является вера в старца и чистая исповедь помыслов.
Еще одним очень важным знаком нашего духовного преуспеяния служит особенная благодать по воскресеньям и великим праздникам. Когда человек в эти дни не чувствует двойную благодать, это означает, что что-то у него не в порядке.