Как я писал вначале, эти два атлета были как одно тело и как бы дополняли один другого. В телесных трудах наиболее преуспевал, конечно, отец Арсений.
После многочасового ночного бдения Великий Старец занимался рукоделием, изготавливая простые маленькие крестики, а отец Арсений по большей части следил за внешними работами по дому, за фундаментом, за всем. Также он нередко спускался к пристани, чтобы забрать шестьдесят – семьдесят килограммов груза не столько для себя, сколько для других престарелых монахов. Это тоже входило в его обязанности.
Что же касается бдения, то на протяжении многих лет он и не помышлял о том, чтобы посидеть во время бдения или сделать меньше трех тысяч поклонов. Также на протяжении многих лет подвижники не ложились в кровать, как пишет в своих письмах отец Иосиф.
«Но в конце, – говорит отец Арсений, – эту нашу крайность исправили монахини. Старец выезжал с Афона для духовной поддержки монастырей. В одном женском монастыре сестры убедились, что какой они застилали кровать с вечера, такой и находили ее утром. Дошло это до игумении. Подзывает она Старца и говорит ему:
– Умеешь ли ты слушаться?
– Умею.
– Так вот, с сегодняшнего дня, когда отдыхаешь, будешь ложиться в постель.
Старец оказался в затруднительном положении, но – сотворил послушание. Впервые он лег в постель и, когда проснулся, почувствовал такой прилив сил, такую ясность ума, что уразумел слова Писания: Послушание лучше жертвы. Бдение прошло так хорошо, что, вернувшись, он сказал мне:
– Отец Арсений, с сегодняшнего дня мы будем отдыхать на своих деревянных ложах.
И я без прекословия ответил:
Буди благословенно».
«Многие перебывали у нас, но мало осталось. Сурова была наша жизнь. Но, несмотря на это, они брали у Старца некоторые уроки и шли туда, где могли жить. “Лучше жить в послушании, которое безопасно, и иметь смиренный помысл”».
– Геронда, после столь трудного бдения как мог ты подниматься в такую крутую гору?
– У меня от природы крепкое телосложение. Но вообще, когда послушник имеет веру в благословение старца, то может свернуть горы. Часто, взяв груз, превышавший мои силы, я падал на колени. Но, когда я крестился и призывал благословение Старца, груз начинал уменьшать свой вес, меня как будто кто-то подталкивал, и я взлетал птичкой, непрестанно творя молитву. Однажды Старец, уезжая в мир, говорит мне: «Отец Арсений, я вернусь дней через пятнадцать и привезу с собой много вещей. Когда услышишь гудок корабля, спускайся вниз». – «Буди благословенно».
Когда Старец уехал, я подумал: «Теперь, Арсений, когда ты один, не затянуть ли тебе покрепче пояс?». Совершая всенощное бдение, целую неделю я не брал ничего в рот, говоря: «Нескоро еще приедет Старец». Но гудок корабля я услышал на неделю раньше. Старец приехал. Я тотчас поспешил вниз и поднял около семидесяти килограммов, положил Старцу поклон и взлетел, подобно птичке.
– Геронда, там, наверху, где вы брали воду?
У нас была цистерна, куда по желобкам собиралась дождевая вода, которой только-только хватало на самое необходимое. А для ремонта наших келий я издалека носил воду на плечах. Однажды солнце жарило очень сильно. Старец пожалел меня и говорит Божией Матери: «Прошу Тебя, моя Богородице, дай немного воды, потому что отцу Арсению очень трудно». Тотчас он слышит от соседней скалы какой-то шум, обращает свой взор туда и что же видит? Скала покрылась каплями воды, и они капали с нее. Мы тут же подставили таз и собрали воду. Ее оказалось достаточно. С тех пор я освободился от обязанности носить воду.
– Старче, ты сказал, что Старец выезжал в мир. Ты не ездил вместе с ним?
– У Старца был великий дар утверждать души. В отношении же меня это было бы все равно, что пустить козла в огород. Но однажды мы вместе покинули Афон ради моей сестры и отправились на Эгину, чтобы Старец познакомился с отцом Иеронимом. Однако, когда два старца беседовали друг с другом наедине, отец Иероним, как рассказала мне потом сестра (старица Евпраксия), был приведен в изумление тем, что услышал из освященных уст Старца. С тех пор он относился к нему с особенным благоговением. Еще один раз, когда я был нужен вне Афона, мы поехали в город Драма к моим родственникам, которые переехали из России, не выдержав притеснений со стороны коммунистов.
Как-то я был один в скиту святого Василия. Не знаю как – один человек из Пирея сбился с пути и оказался возле моей келии. Я принял его и предложил ему, если он желает, переночевать. «Нет-нет, – говорит он мне, – я ухожу. Как ты можешь, отец, годами жить среди этих скал? Ты если и привяжешь меня, я порву веревку и убегу». – «А ты где живешь?». – «В Пирее». – «А меня, – отвечаю ему, – если привяжешь в Пирее, я порву веревку и приду сюда».
Действительно, отец Арсений со всей своей простотой дал мудрый и точный ответ; он продолжал:
– Ну, хорошо, да это ничего. Вот, другой спустил нас ночью из Святого Василия в Святую Анну, потому что более не выдержал по причине большого страха. Он пришел вечером, и Старец поместил его в свою келию, а сам совершал бдение в церкви. Вдруг мы слышим крики, вопли. Бежим к нему. Он кидается к нам, весь сжался и трясется. «Что происходит, благословенный?». Он бросается с плачем к нашим ногам: «Пришли демоны и жестоко избили меня. Они меня убьют. Отведите меня быстрее в Святую Анну, я больше не могу». Старец говорит ему: «Успокойся, чадо, пока не рассветет. Они тебя больше не тронут, они ошиблись. Каждую ночь они избивают меня, но ты претерпел это по ошибке». Но, что бы мы ему ни говорили, он все свое: «Хочу уйти». Что делать? Ночью, в темноте, мы проводили его до Святой Анны.
– Что же, старче, действительно демоны вас били?
– В первые годы они много били нас обоих, но больше всего Старца, потому что его молитва их пожигала. Меня они били меньше и потому, что я не имел того духовного состояния, и потому, что был послушником.
Послушник, имеющий настоящее послушание и исповедующий свои помыслы, не дает им повода. Когда искуситель видит, что ты весь отдаешься послушанию, занимаешься и духовными упражнениями, тогда он старается добиться того, чтобы ты скрывал свои помыслы от старца.
Я расскажу тебе об одном случае, который произошел с нами. Если бы у Старца не было дара благодати, то сатана вырвал бы одного монаха из наших рук.
Там, в Святом Василии, с нами жил один влах, отец Яннис, очень благочестивый, но простой человек. В какой-то момент он прекратил исповедовать Старцу свои помыслы. Старец подзывает его: «Как дела, отец Яннис?». – «Хорошо, очень хорошо, Геронда». – «Нет у тебя никакого помысла для исповеди?». – «Нет-нет, все очень хорошо».
Между тем во время молитвы Старец чувствовал большое беспокойство за отца Янниса. Какой-то голос говорил ему, что дела у отца Янниса плохи. Вот Старец и говорит мне: «Позови быстренько отца Янниса». Я зову его. Тот приходит, и Старец говорит ему строго: «Я хочу, чтобы ты поисповедовал мне свои помыслы». – «Но, Геронда, у меня нет ничего…». Старец прерывает его: «Ты не уйдешь, пока не поисповедуешься».
Тогда он был вынужден промямлить следующее: «Благослови, Геронда, но у меня наказ от моего Ангела никому ничего не говорить. Вот, по твоим молитвам я удостоился в последнее время молиться вместе со своим Ангелом. Но раз ты вынудил меня, то это подходящий случай попросить у тебя прощения за то, в чем я, может быть, провинился. Потому что завтра ночью мы спустимся вместе к отцу Матфею, чтобы я причастился, а потом низойдет пророк Илия, чтобы на огненной колеснице взять мою душу».
Едва заслышав это, Старец дал ему пощечину. Куда делись и колесницы, и восхождения! «Прельщенный, – говорит ему Старец, – ты в руках у сатаны, и он собирается сбросить тебя с какой-нибудь кручи, чтобы отправить в геенну, а ты говоришь такое!». – «Но, Геронда, разве это возможно?». – «Подожди и увидишь, возможно ли это!».
В ту же ночь в час посещения «ангела» он и является, но на этот раз не в образе Ангела, а в виде сущего диавола, с рогами, и говорит свирепо: «Разве не говорил я тебе, дрянной монашек, не рассказывать Старцу о нашей тайне? Эх, и ловко же ты вывернулся! А я так все хорошо подстроил, чтобы низвергнуть тебя!».
Едва услышав это, отец Яннис ужаснулся, тотчас прибежал к Старцу, повалился ему в ноги и благодарил его. Видите, как опасно монаху скрывать свои помыслы?