Часть третья

Совет начался ровно в десять. Кураторы, согласно протоколу, поднялись навстречу Великому Инквизитору; Клавдий быстро оглядел их лица – бледные после бессонной ночи, сосредоточенные, не очень-то добрые. Черные плащи с откинутыми капюшонами придавали сборищу вид официальный и мрачный.

Оскар и Элеонора не смотрели друг на друга прямо, но и не выпускали из виду, между ними потрескивало ясно ощутимое напряжение. Соня из Одницы, получившая новое назначение, улыбалась с чуть заметным снисхождением и превосходством. Август из Альтицы, впервые оказавшийся в этом кабинете, держался невозмутимо, впрочем, из-за шрама у него было всегда одно и то же выражение лица. Елизар из Корды нервно поглаживал свой протез, Виктор постукивал пальцами по столу, как рассеянный пианист, – он был единственный, с кем Клавдий не говорил перед началом заседания, и теперь понятия не имел, чего ждать.

Мартин стоял, выпрямив спину, царственно держа голову, с выражением легкой скуки на спокойном лице. В его возрасте я таким не был, подумал Клавдий. Заболело сердце: он прекрасно понимал, что слов, сказанных сегодня, Мартин не забудет никогда. Но и Клавдий ничего не забудет; впрочем, нет времени сокрушаться, все только начинается, а ставки чудовищные.

– Прошу всех садиться, господа, – сказал Клавдий с интонациями доброго дядюшки и сам опустился в кресло. Оскар остался стоять:

– Да погибнет скверна… Господа, я прибыл с сообщением об измене.

Он был великолепен сейчас – аристократ со сверкающими глазами, настоящий Великий Инквизитор, человек абсолютной чести и безусловного самоотречения. Такому к лицу высокое кресло, грустно подумал Клавдий.

– В исключительных случаях, вот как сегодня, – продолжал Оскар, – куратор не может молчать и не должен молчать. Я заявляю, что Мартин из Ридны лишился права сидеть за этим столом, быть и называться инквизитором, поскольку вступил в сговор с действующей ведьмой!

Копию своего рапорта Оскар заблаговременно разослал всем членам Совета. Клавдий понимал, что через секретарей и технических сотрудников информация расползется дальше и ее не остановить.

– …Но прежде, чем мы двинемся дальше, – Оскар оглядел сидящих за столом, – я хочу напомнить, что ни Соня из Одницы, ни Август из Альтицы – хоть и получили назначения – до сих пор не утверждены в новых должностях и не имеют права голоса! Это правило, это закон, который не может быть изменен волей Великого Инквизитора!

Соня быстро посмотрела на Клавдия – вопросительно. С замешательством. Она не была готова к такому повороту событий – ведь если Клавдий назначил ее в Одницу, он должен был позаботиться и о том, чтобы провести кандидатуру через Совет? Соня лихорадочно соображала – она оказала Клавдию ценную услугу… В самом деле ценную, и рассчитывала на благодарность… Просчиталась?!

– Я ставлю вопрос на голосование, – с новой силой продолжал Оскар. – Кто за то, чтобы лишить Мартина Старжа кураторской должности?

Он сам же первый поднял руку. Требовательно оглядел лица сидящих за столом: Оскар зачищал пространство. Устранив Мартина, он получит большинство, даже если Элеонора его предаст.

Однорукий Елизар из Корды поднял свой протез. Виктор оценил его жест и хищно ухмыльнулся – Великий Инквизитор терял власть над Советом, а Виктор всегда примыкал к сильному; теперь он поднял руку вслед за Оскаром и Елизаром. Элеонора покосилась на Клавдия. Тот выждал паузу – и поднял сразу обе руки, будто сдаваясь:

– Вы неудержимы в своем напоре, куратор, ну кто же сможет противостоять…

В глазах Сони из Одницы мелькнула паника. Август помрачнел, и даже шрам через лицо не мог скрыть его напряжения.

Элеонора перевела взгляд на Оскара – посмотрела впервые прямо, глаза в глаза. Дернула щекой. Подняла тонкую, как ветка, белую руку – будто признавая, что ее договоренности с Клавдием потеряли силу, как потерял сейчас власть некогда всемогущий Великий Инквизитор.

Мартин встал с кривой усмешкой, стянул с плеч мантию и уронил на спинку кресла. Тень боли мелькнула на его лице – только тень, и видимая только Клавдию. Мартин пошел к двери, не оглядываясь.

– Стоп, – вкрадчиво сказал Клавдий. – Прошу минуту внимания…

Люди за столом насторожились. Мартин остановился, не оборачиваясь.

– Вернее, прошу не я. – Клавдий чувствовал, как раздуваются ноздри. – Внимания просит его сиятельство герцог…

Он демонстративно посмотрел на часы. Кивнул референту, тот поднял пульт. Включилась панель под потолком – с логотипом главного новостного канала. Заставка держалась мучительных пять секунд, потом в кадре обнаружился герцог. Правитель сидел за резным дубовым столом на фоне панорамы Вижны. По его лицу Клавдий понял, что обращение записали не с первого раза и даже не с пятого.

– Друзья мои, подданные и сограждане… – начал герцог, и Клавдий услышал общий вздох над столом. С таким видом герцог мог объявить что угодно – хоть ядерную войну.

– Последние события в Вижне, – глухо говорил герцог, – в столице и провинциях подталкивают меня к непростому решению. Инквизиция, как независимая от государства организация, не отвечает вызовам времени, это архаичная, закоснелая структура, не способная решить возложенные на нее задачи. Кому служит современная Инквизиция? Если она служит обществу – почему не под контролем государства, верховной власти? Или, может быть, Инквизиция служит сама себе?!

Мартин, стоявший в дверях, наконец-то повернул голову, но посмотрел не на экран, а на Клавдия. Это был взгляд детского, искреннего удивления; Клавдий ухмыльнулся в ответ.

На государственной телестудии у него было по меньшей мере три шпионки, две из них ведьмы на высоких позициях, отлично понимавшие, кому обязаны профессиональным статусом. Когда герцог явился записывать свое обращение, Клавдию донесли об этом трижды. Он без скуки выслушал бы новость и десять, и пятнадцать раз – такой изматывающей была партия, которую Клавдий разыграл этой ночью. Столько раз успевал отчаяться и поверить, что продул всухую. И ведь он еще не выиграл – просто заставил герцога в истерике смести фигуры с доски, теперь вместо шахмат начнется рукопашный бой без правил…

Правитель говорил всего-то три минуты и за это время успел охрипнуть. Речь он, скорее всего, писал себе сам – и даже редактуры не потерпел, беспомощные канцелярские обороты перемежались в его обращении с откровенно обиженными выпадами. Кураторы за столом внимали герцогу в ошеломленном молчании. Наконец, на экране возникла заставка с государственным гербом; после короткой паузы все лица обратились к Клавдию.

Он оценил выражение глаз Оскара. Вот что бывает с предателями – их даже не ставят в известность, когда идут ва-банк. А герцог пошел ва-банк, он уверен сейчас, что совершил сильный поступок, он видит свое имя на страницах учебника истории – назло Клавдию. «Посмотрим, кто из нас неудачник» – интересно, сколько раз за ночь герцог повторил про себя эту фразу.

А еще интереснее, понимает ли Оскар, что стал орудием Клавдия, против воли подталкивая герцога к скандальному решению; понимает, судя по выражению лица.

– Итак, господа, – сказал Клавдий сокрушенно, – теперь вы видите, какие вызовы перед нами стоят?

В комнате царила мертвая тишина.

– Его сиятельство публично замахнулся на независимость Инквизиции, – продолжал Клавдий все более драматическим тоном. – Все мы знаем, что это достаточная причина для введения всеобщего чрезвычайного положения.

Он снова посмотрел на референта. Тот подскочил и положил на стол готовый, отпечатанный на бланке приказ; Клавдий с нарочитой небрежностью расписался внизу листа.

Оскар побледнел до синевы, Соня, наоборот, раскраснелась. Елизар из Корды тяжело дышал; он голосовал в сговоре с Клавдием, отрабатывая «второй шанс», и поднял руку за отставку Мартина по предварительной договоренности. А вот Элеонора поняла, что промахнулась с голосованием; у нее было такое лицо, будто здание вокруг загорелось, а бежать некуда.

Клавдий отдал подписанный приказ референту, и тот торопливо вышел. Заместители Великого Инквизитора с четырех утра ждали момента, чтобы запустить механизмы чрезвычайного положения. Жаль только неинициированных ведьм; совсем недавно казалось, что темные времена позади…

– Казалось, темные времена позади, – сказал Клавдий вслух, пользуясь тем, что никто не решался нарушить молчание. – Но вот, оказывается, все только начинается… Чрезвычайное положение, введенное Вижной одновременно во всех провинциях, дает мне право утверждать кураторов без согласования с Советом. Вот документ, утверждающий госпожу Соню куратором Одницы, вот приказ о назначении Августа куратором округа Альтица, а вот это…

Он выложил еще один документ на край стола и посмотрел на сына, так и стоящего у двери – в элегантном светлом костюме и безупречно повязанном галстуке с осьминогами.

– Это приказ о восстановлении Мартина из Ридны в его должности, – сказал Клавдий в полной тишине. – Займите ваше место, куратор.

Секунду ему казалось, что Мартин сейчас выйдет, хлопнув дверью. Но тот сжал зубы и вернулся; Клавдий отлично понимал зачем.

– Какой прекрасный галстук, – со смешком сказала Соня из Одницы, глядя на Мартина и отлично сознавая неуместность своих слов. Соня пребывала в жесточайшем стрессе: еще минуту назад она была уверена, что все кончено, в новой должности ее не утвердят и отправят вслед за Клавдием в позорную отставку. А Оскар уже чуял кресло Великого Инквизитора у себя под ягодицами, а Элеонора радовалась, что вовремя сделала выбор, а Виктор – что удачно примкнул к сильному…

Мартин снова надел мантию, но садиться не спешил. С вызовом посмотрел на Оскара, куратор Рянки проигнорировал этот взгляд, как если бы Великий Инквизитор только что свалился с неба прямо в высокое кресло.

– Вижу, вам есть что сказать, куратор? – Клавдий слегка кивнул Мартину. – Ну так скажите, прежде чем мы перейдем к другим неотложным вопросам.

У всех за столом появилось дурное чувство разыгранной по репликам пьесы, и у Мартина в первую очередь. Никогда прежде Клавдий не преподносил им таких мастер-классов – с герцогом в роли марионетки, с заготовленными приказами в качестве либретто. Сидящие за столом на секунду уверились, что и слова Мартина написаны заранее и вызубрены наизусть, как стишок.

– В исключительных случаях, вот как сегодня, – Мартин заговорил, слово в слово повторяя вступление Оскара, с хорошо спрятанным сарказмом, – куратор не может молчать и не должен молчать… Я рад, что видел ваше голосование, и уверяю, что запомню сегодняшний день.

Клавдий не отказал себе в удовольствии внимательно оглядеть лица кураторов. Элеонора с горечью покачала головой, Оскар оскалил красивые белые зубы. Елизар смиренно вздохнул, Виктор смотрел на уже отключенный телеэкран, будто надеясь, что герцог вернется и объявит, что его обращение – шутка.

– Но, раз уж я восстановлен в должности, господа, – продолжал Мартин, – я требую еще одного голосования! Кто за то, чтобы немедленно вернуть мораторий и остановить все виды казней для всех категорий действующих ведьм?

– Эгле Север убила человека в селении Тышка, – в тишине отчетливо лязгнул Оскар. – Вы хотите избавить ее от казни?

У Мартина опасно сузились глаза. Клавдий подумал, что в кулачном поединке, пожалуй, у Оскара не будет шансов – Мартин моложе, спортивнее и несравненно, чудовищно злее. Не хотелось бы превращать Совет в потасовку; но неужели Мартин думал, что происшествие в Тышке удастся скрыть хоть на пару часов?!

– Я за мораторий, – глухо сказал Мартин и поднял руку. Никто не двинулся – все уставились на Клавдия. Он прочитал по их взглядам: Соня заранее знала о «самостреле» от своих информаторов в Ридне. Елизар и Август не знали, насторожились. Элеонора искала способы, чтобы вернуть контроль над ситуацией, Виктор пытался понять, кто за этим столом сильнее рискует, Оскар собирался с силами для новой атаки.

Мартин стоял, играя желваками, но руку не опускал. Клавдий откинулся на спинку кресла; несколько секунд прошли в тишине.

– Неоднозначный выбор, – медленно сказал Клавдий. – С одной стороны, мы вводим чрезвычайное положение, с другой – мораторий на смертную казнь… Но это точный и правильный сигнал обществу, это решение доброй воли. Да, казни несвоевременны.

Он поднял руку; Елизар, Август, Соня и Элеонора одновременно повторили его жест. Через секунду руку поднял Виктор. Такого единодушия в этой комнате не было уже очень давно.

– Здесь что же, согласованное голосование? – спросил Оскар, демонстративно обращаясь к Элеоноре. – Договорное?!

– Оскар, Оскар, – горестно пробормотал Клавдий. – А что же вы такое сказали герцогу, что тот решил подмять Инквизицию? Он хотя бы посвятил вас в свои планы – или просто использовал, как одноразовый… пакет?

Оскар сделался багровым.

– Это вас, господа кураторы, сейчас используют, как… ветошь! За что вы только что проголосовали?! За то, чтобы сохранить жизнь ведьме-убийце! Которую перед этим привела к инициации другая ведьма! Привилегированная! Ей, оказывается, можно все в этой стране! И вы знаете ее имя!

Мартин, опустившийся было на свое место, резко поднялся опять. Клавдий поймал его взгляд и молча потребовал успокоиться. Мартин, играя желваками, уселся снова.

– Отлично, – сказал Клавдий. – Теперь можно двигаться дальше.

Он кивнул референту. Тот шагнул к столу и быстро, как дежурный в школе, разложил перед сидящими у стола копии одного и того же документа, распечатанного на бланке инквизиторской канцелярии, подписанного от руки. Клавдий кивнул в ответ на вопросительные взгляды – читайте, мол.

С первых же прочитанных строк они растеряли бесстрастие. Выдержка Мартина окончательно ему изменила – он посмотрел на Клавдия с откровенным ужасом. Оскар придержал на лице очки со сломанной дужкой:

– Это что, явка с повинной?!

– Это свидетельство того, что госпожа Старж, действуя с моего ведома и одобрения, исследовала некоторые теоретические вопросы, – сказал Клавдий.

Они перечитывали текст, будто не веря глазам: Ивга написала этой ночью блестящий инквизиторский отчет, таким густым канцеляритом, который сделал бы честь даже Мартину, а ведь тот порой сознательно доводил свои рапорты до стилистического абсурда. Инквизиторский отчет, исполненный ведьмой, – да, этот документ когда-нибудь займет место в музее.

– Рапорт составлен по моему указанию, – небрежно продолжал Клавдий, убедившись, что они все прочитали. – На любые вопросы господа кураторы незамедлительно получат ответ.

Он посмотрел на референта. Тот вышел и сразу вернулся – с ним вошла Ивга, совершенно спокойная с виду, но очень бледная. Она вошла и осталась стоять, потому что кресла для посетителей в этой комнате предусмотрено не было.

Клавдий поднялся. Одновременно подскочил Мартин, белый как бумага, и еще через секунду встали все – кто повинуясь этикету, кто не решаясь на открытый бунт. Последним оторвал седалище от кресла Оскар. Если Ивгу и поразило зрелище стоящих перед ней восьми инквизиторов в черном, то она не подала виду.

– Что бы вы хотели знать о «чистой инициации», господа? – спросила Ивга с чуть заметной улыбкой, вполне доброжелательно и вместе с тем нейтрально.

Кураторы переглянулись. Элеонора вопросительно посмотрела на Оскара. Мартин буравил взглядом отца; если он даст мне в челюсть, я свалюсь в нокдаун, подумал Клавдий.

– А она существует? – быстро спросила Элеонора. – Чистая… лишенная скверны… такая инициация возможна?

– Неизвестно, – спокойно ответила Ивга. – Я пришла к выводу, что подтвердить или опровергнуть существование так называемой «чистой инициации» невозможно без экспериментальных данных. Которые ни я, ни кто-либо другой не может получить, потому что эксперименты с инициацией незаконны и безнравственны.

– А откуда тогда взялась Эгле Север? – отрывисто спросил Оскар.

– Видите ли, – Ивга улыбнулась с благожелательным академическим высокомерием, – если бы несколько женщин прошли инициацию в сходных условиях и все показали сходный результат – я бы ответила вам. Но я не могу ответить, потому что не было эксперимента. Эгле Север – единичный феномен, возможно, результат неких редкостных мутаций… Если легендарную Мать-Ведьму, например, принято называть деструктивной мутантной ведьмой, то Эгле по аналогии можно считать конструктивной, созидающей мутантной ведьмой. Впрочем, кому я это рассказываю…

Она улыбнулась шире, встретившись глазами с Клавдием. Он молча восхитился – и испугался за нее.

– Матери-Ведьмы не существует, – тихо сказал Елизар. – Это миф.

– Вам виднее, – Ивга кивнула. – Но мутантные ведьмы разного рода описаны в литературе, в исторической, я имею в виду. До сих пор среди них не было ни одной целительницы. Будем считать, что Эгле Север вытащила счастливый билет.

Кураторы опять переглянулись; Клавдий мысленно считал секунды. Находиться в одной комнате с этими людьми Ивге было физически трудно, несмотря на ее великолепную естественную защиту. Мартин стоял, покрываясь красными пятнами, с каждой секундой становясь все более непредсказуемым.

– Еще вопросы? – Клавдий постарался не выказать нетерпения.

– Значит, вы не проводили экспериментов с инициацией? – спросил Виктор.

– Нет, – тут же отозвалась Ивга.

– Кто инициировал Эгле Север? – быстро спросил Оскар.

– Никто. – Ивга ответила после небольшой паузы. – Она прошла обряд… без участия другой ведьмы. Это редкий, но… возможный вид инициации.

– Откуда она узнала о таком обряде? – не умолкал Оскар.

– Этот вопрос будет адресован Эгле Север, – сухо вмешался Клавдий.

Мартин посмотрел на него бешеным, жутким взглядом. Терпение, сынок, мысленно взмолился Клавдий. Элеонора неслышно хмыкнула – она была уверена, что Эгле мертва и что Клавдий это знает.

Ивга по-прежнему чуть улыбалась. У нее выступил пот на бледном лбу.

– Спасибо, – сказал Клавдий, и голос его прозвучал вполне бесстрастно, – на этом все.

Ивга слегка кивнула и вышла, сопровождаемая референтом, с прямой спиной, еле заметно покачиваясь. Клавдий неторопливо уселся, и кураторы, чуть замешкавшись, последовали его примеру. Остался стоять только Мартин – он, кажется, собирался навсегда выйти из этого кабинета и задержался только затем, чтобы сказать памятную речь на прощание.

– Теперь по поводу Эгле Север. – Клавдий поймал его взгляд. – Что вы нам хотите сообщить об этой ведьме, куратор?

Мартин молчал, раздувая ноздри. И снова все в комнате на секунду поверили, что речь Мартина готова наперед и отрепетирована перед зеркалом, но Мартин молчал, глядя в пространство, и пауза затягивалась. Элеонора смотрела на него почти с сочувствием; Клавдий мельком подумал, что альянс Мартина и Элеоноры в Совете кураторов был бы, пожалуй, живучим и продуктивным. Если бы они решились все-таки скинуть Клавдия Старжа.

– Очень бы хотелось допросить Эгле Север, – в тишине проговорил Виктор. – Вот прямо… руки чешутся.

– Нам придется отвлечься на несколько минут, – Клавдий демонстративно посмотрел на часы. – За изучением научных проблем мы почти забыли, что герцог объявил нам войну, а тем не менее на обращение его сиятельства должен ведь быть адекватный ответ, правда?

Референт, не дожидаясь приглашения, поднял пульт; вместо студии на экране появился кабинет Великого Инквизитора, вместо городского пейзажа – темная дубовая панель на стене, вместо герцога на зрителей смотрел теперь Клавдий в черной мантии с капюшоном на плечах. Запись была сделана за несколько минут до начала Совета.

– Выражая глубочайшее почтение его сиятельству герцогу, – Клавдий на экране говорил светским тоном, с мягкой, едва ощутимой иронией, – я хотел бы ответить на заданный им вопрос: кому служит Инквизиция? От ответа зависит наше общее будущее… Так вот, господа, Инквизиция никому не служит. Мы служим идее. Инквизиция борется с ведьмами? Нет. С инфернальным злом, которое превращает людей в чудовищ. Ежедневно мы противостоим тому, чего большинство сограждан, к счастью, не может представить. Государство хочет нас контролировать? Прекрасно. Я мог бы сказать – пусть действующие ведьмы завтра выйдут на улицы, пусть полицейские их ловят, а чиновники штрафуют. Я так не скажу, потому что помню свой долг. Я мог бы сказать, что инквизиторских патрулей на улицах завтра не будет и ведьмы придут в школу к вашим детям, – но я так не скажу… пока.

Глядя сейчас на монитор, Клавдий с удовлетворением отметил, что с возрастом его ухмылка не растеряла зловещего обаяния, а сделалась, возможно, еще более гадкой.

– Я искренне надеюсь, – продолжал он же с экрана, – что его сиятельство пересмотрит решение, к которому его подтолкнули негодные советчики, и что это случится раньше, чем Инквизиция бросит всех на произвол судьбы. Вы готовы предстать перед ведьмами – без посредников? Если нет – готовьтесь, господа. Инквизиции под государственной властью никогда не было, нет и быть не может. Больше мне нечего добавить, сожалею.

На экране появилась заставка – парадный фасад Дворца Инквизиции, монументальный и зловещий. Кураторы смотрели на Клавдия – Соня в восторге, Август в замешательстве, Елизар напряженно, Виктор почему-то с завистью. Элеонора, с красными пятнами на щеках, готова была потерять самообладание. Оскар играл желваками.

И только Мартин, по-прежнему стоя у стола, смотрел вниз, на инквизиторский отчет Ивги.

– Но это… угроза, – тихо сказал Елизар. – Неизвестно, как отреагирует герцог… К тому же может начаться паника, а ведьмы… могут воспринять ваши слова как приглашение…

– Когда это ведьмам требовалось приглашение? – удивился Клавдий. – Кстати, это не просто угроза – это война. Герцог испугается и пойдет на попятный. А мы дадим ему возможность сохранить лицо. Ну и «негодные советчики», разумеется, будут наказаны – лишены должностей, с позором изгнаны… Госпожа Элеонора, а что же вы не держите слова? Мы ведь с вами о чем-то договаривались, а вы проголосовали в сговоре с Оскаром, это как понимать?

Оскар и Элеонора обменялись взглядами, полными желчи.

– Вы были великолепны, патрон, – процедил Виктор. – Признавайтесь, что теперь вы предъявите нам Эгле Север собственной персоной?

Мартина передернуло.

– Это входило в мои планы, – признался Клавдий. – Допрос госпожи Север, безусловно, состоится, но…

– Палач, – сказал Мартин.

У них отнялись языки. Всем одновременно показалось, что случилась акустическая галлюцинация; Мартин выпрямился, откинув волосы со лба, и выглядел он страшно – как ходячая бомба за секунду до взрыва.

– Никто здесь не будет допрашивать Эгле Север, – сказал Мартин, обращаясь персонально к Клавдию, его голос звучал, как шипение. – И она не войдет в эту комнату. Эгле вы не получите.

Референт, сидящий у окна, съежился и втянул голову в плечи, желая сделать вид, что его здесь нет. Кураторы молчали. У Клавдия заболело сердце так сильно, как давно уже не болело; как бы мой обман не оказался правдой, подумал он отстраненно. Как бы Великий Инквизитор не околел сегодня на радость жадным кураторам.

– Она дает нам надежду, – странным, звенящим голосом продолжал Мартин. – Всем. Ведьма, сохранившая в себе человека. Возможно, первая. А может быть, единственная. Уникальная. Окно возможностей. Новая сущность. Вы хотите ее допрашивать?!

– Она убийца! – холодно заметил Оскар. – Ваша бывшая любовница…

– Моя жена! – Мартин заговорил тише, но от звука его голоса Оскар осекся. В комнате сделалось холодно, это ощущали даже инквизиторы, Элеонора зябко повела плечами. Казалось, стол покрывается льдом.

– Моя жена, – повторил Мартин после паузы, – спасла мне жизнь. Спасать и исцелять – ее природа. Убийца из «Новой Инквизиции» стрелял в нее. «Ведьмин самострел» – даже не самооборона… это рефлекторный ответ инициированной ведьмы на летящую в затылок пулю.

– Инициация – преступление, – пробормотала Элеонора.

– Да, – Мартин кивнул. – Если бы Эгле не стала после обряда тем, кем стала, я убил бы ее сам. Кто-то сомневается?

Клавдий с удивлением увидел, как кураторы отводят глаза. Если бы Клавдий не знал этих людей как следует – решил бы, что они смущены и пристыжены. Мартин положил на столешницу две сплющенные пули:

– Кто из вас читал полный отчет по селению Тышка? Засекреченный?

Пауза. Они не торопились сдавать своих информаторов, но и не отводили глаз от двух кусков металла на столе, смотрели, как загипнотизированные. Потом Соня прокашлялась:

– Я полагала, это бредни… напуганных деревенских… обывателей.

– Нет, – сказал Мартин. – Я жив потому, что Эгле способна на чудо. Не на преступление, как любая ведьма, – а на чудо!

Он снова посмотрел на Клавдия – в зрачки:

– Поэтому моя жена в эту комнату не войдет.

У Мартина звенело в ушах.

С того момента, как его мать переступила порог, этот звон становился то громче, то тише. Грандиозный план, придуманный и реализованный его отцом этой ночью, вовлекал десятки и сотни людей, начиная от герцога, но только теперь Мартин до конца, до последнего нюанса понял, почему Великий Инквизитор так хотел заполучить себе Эгле.

Она была картой в его колоде. Козырем, призванным завершить игру. Эгле, конечно, свидетельствовала бы в пользу Ивги. А потом… нет, ее не стали бы казнить, отец и это просчитал. Он все просчитал до последнего – Эгле оказалась бы в комфортабельной тюрьме… возможно, с правом свиданий… возможно, ей принесли бы в камеру компьютер для работы, бумагу, ткань, карандаши…

Пока кураторы допрашивали его мать, звон в ушах Мартина был почти невыносимым. Потом Ивга вышла, Мартин видел, что ей плохо, но не бросился следом. Отец сказал: «Что вы нам хотите сообщить об этой ведьме», имея в виду Эгле, и Мартин впервые увидел его игру целиком, от начала до конца, и поразился его цинизму, и впервые в жизни увидел отца, каким тот был на самом деле.

Мартин хотел швырнуть ему в лицо свой инквизиторский жетон, но заранее знал, что останется и не заикнется об отставке – ради Эгле. Нет, пока у него есть хоть какая-то власть – он будет за эту власть держаться…

…Как его отец держится за высокое кресло все эти годы.

Мартин сказал отцу то, что сказал, и знал, что это конец. Что мама будет в ужасе. Что она, конечно, заранее простила отцу сегодняшний день, и рапорт, который ее заставили написать, и допрос в присутствии восьми инквизиторов… Но Мартин не простит ничего.

Кураторы, на которых его слова произвели впечатление, демонстративно проигнорировали конфликт отца и сына. Теперь они говорили о событии в селении Тышка; Оскар краснел и бледнел, то и дело косясь на Элеонору, а она делала вид, что не замечает его взглядов.

– Множество свидетелей, – повторяла Соня. – Целый поселок свидетелей, и одного выстрела, и второго. Разумеется, все приукрашивают и лгут…

– «Новая Инквизиция», – бормотал Елизар, – я уж надеялся, что больше мы об этом не услышим…

Виктор, непривычно растерянный, вертел в пальцах расплющенную пулю:

– Я не поверю, пока не увижу эту ведьму сам! Одной рукой она поднимает мертвого, другой – убивает стрелка…

– Дайте, – хрипло сказал Мартин и отобрал у него кусочек свинца. Он теперь жалел, что был с ними так откровенен.

Отец глядел мимо Мартина, чуть прищурившись, приподняв уголки губ, развалясь в своем кресле – в прекрасном кресле с высокой спинкой и резными подлокотниками. Подковерная борьба всегда развлекала его, а смертельное противостояние бодрило. Только он был игроком за этим столом – остальные, в его представлении, фигуры; Мартин заставил себя сесть на место. Добровольно он отсюда не уйдет.

Референт ожил, прижимая к уху телефонную трубку. Осмелился привлечь внимание:

– Патрон, есть первые сводки… Пикеты у герцогского дворца, горячие новости, можно сказать… в какой-то степени паника…

– Отлично, – медленно сказал Великий Инквизитор. – Пусть герцог объясняется с подданными… Господа, теперь, когда все сказали, что хотели, я предлагаю Оскару из Рянки сообщить нам свое решение, а то ведь у меня и для него приказ заготовлен…

– Какое решение?! – взвился Оскар.

– О вашей отставке, разумеется. Лучше будет, если вы уйдете добровольно, тогда коррупционный скандал в Рянке не ляжет пятном на честь Инквизиции.

Оскар разинул рот, как рыба на песке, в этот момент у него в нагрудном кармане под мантией беззвучно завибрировал телефон. Это было вопиющим нарушением протокола, но Оскар решил, по-видимому, что хуже уже не будет, расстегнул застежку у горла и вытащил трубку.

– Мы вам не мешаем? – кротко спросил Великий Инквизитор.

Оскар молчал. Его зрачки расширялись по мере того, как неизвестная прочим новость вливалась ему в ухо. Потом Оскар посмотрел на Мартина; это был хищный, торжествующий взгляд. Мартин понял, что случилось, за секунду до того, как Оскар, пошатнувшись, поднялся:

– Господа! Эгле Север, инициированная ведьма, два часа назад совершила нападение на инквизиторский патруль!

Боль в груди разлилась кипятком – и перехватила дыхание. Только не Эгле, молча взмолился Клавдий. Пусть это будет ошибкой.

Оскар, сжимая в руке телефонную трубку, переживал свой звездный час:

– Три инквизитора госпитализированы! А нападавшая, представьте, скрылась! Ведьма, накануне убившая человека! Вот цена вашим словам, куратор! – Он потряс телефоном под носом у Мартина. – Вот ваша надежда для человечества! Позвольте спросить, кто привез ее в Ридну?! Кто привел ее во Дворец Инквизиции, где ведьмы традиционно содержатся только в подвале – и только в колодках?! Куратор, вы сознаете всю невозможность, всю дикость, всю глупость вашего предательства?

– Ридна, – Мартин встал, – мой округ, и я должен… немедленно вылететь в провинцию.

– А ваш ли это округ? – издевательски осведомился Оскар. – Почему новости о чрезвычайных происшествиях получаю я, а не вы?

Хороший вопрос, подумал Клавдий. И поймал взгляд Элеоноры – очень удивленный.

– Значит, вы все-таки прятали ее. – Она как будто не верила собственным ушам. – Ведьму с неизвестными… свойствами. Поразительно… Я уж думала…

– С известными свойствами! – Мартин резко обернулся. – И прятал ее – я!

– Явка с повинной! – констатировал Оскар.

– Вы очень себе навредили, куратор, когда приняли такое решение, – холодно сказала Элеонора, обращаясь к Мартину. – Теперь у нас опасная ведьма в бегах…

Клавдий сжал кулаки, стараясь как можно незаметнее выдохнуть воздух, колом застрявший в груди. Ему захотелось встать, подойти к Мартину, взять за воротник… Нет, с ходу врезать кулаком в лицо, избить в котлету, как никогда никого не бил. О, какое удовольствие получат все за этим столом… Особенно если Мартин будет сопротивляться…

Эгле… Храбрая, добрая, жертвенная девочка. Мартин оставил ее в Ридне, там ее нашли и затравили, а действующая ведьма в ответ на насилие всегда нападает. Скверна взяла свое, инициация достигла цели, ведьма может быть только ведьмой. Теперь она забьется в горы и будет, как все они, рисовать клин-знаки и доить до крови чужих коров…

– Куратор только что признался в измене! – Оскар шел напролом, нюхом почуяв перелом ситуации. – Это Инквизиция – или вотчина семьи Старж?!

Он нервным движением поправил мантию на груди:

– Господа, наступил момент истины! Вы стали свидетелями… как, выгораживая изменника, своего сына… наш нынешний патрон… выстроил интригу колоссального масштаба! Он поставил на кон само существование Инквизиции! Он выдвинул ультиматум герцогу! Чтобы защитить инициированную ведьму?! Все эти сказки о чудесном спасении… целительных свойствах… почему бы нам не поговорить о единорогах?! Действующая ведьма в сговоре с инквизитором! Да бывало ли такое в истории?! Как мы это допустили? Когда? А может быть, когда терпели во главе Инквизиции человека, женатого на ведьме?! Потворствующего ведьмам?! Вся наша великая история…

«Великая традиция борьбы, охоты и наказания – все в прошлом», – кажется, эти слова уже было готовы сорваться с его губ.

В эту секунду собственный телефон Клавдия, во внутреннем кармане пиджака, дернулся и завибрировал. Клавдию сперва показалось, что это сердце подает прощальный сигнал. Но нет, это был телефон – и Клавдий тоже обязан был перед началом Совета его отключить…

– Это я, – сказала Эгле в трубке. – Я в Вижне.

Она стояла в телефонной будке у бокового входа во Дворец. На морок у нее больше не хватало сил, поэтому она просто стояла за матовыми стеклами с трубкой возле уха и смотрела, как через площадь идет инквизиторский патруль.

Их было страшно много в городе Вижна. Чрезвычайное положение. Эгле пять минут пыталась дозвониться Мартину, но у того был намертво отключен телефон. Тогда она позвонила Клавдию – оказывается, его приватный номер она тоже отлично помнила.

– Я приехала, чтобы свидетельствовать, – говорила Эгле в онемевшую трубку. – Я готова дать показания.

Патруль почуял ее. Она много раз видела это движение – когда люди, идущие мимо, одновременно замедляют шаг, поворачивают головы, будто их окликнули…

– Я знаю, что происходит, от Руфуса из Ридны, – говорила Эгле. – От бывшего Руфуса… то есть… из бывшей Ридны… Короче, я здесь.

Если ему удалось не измениться в лице – только потому, что он практиковал это искусство с очень ранних лет, куда больше, чем полвека. Трубка уже молчала, а Клавдий все еще держал ее возле уха; Оскар витийствовал, крохотные капли слюны, сорвавшиеся с его губ, зависали в воздухе, как брызги над фонтаном, и казалось, вот-вот вспыхнет радуга.

Клавдий поразился, как светло за окном. И как светло в кабинете – снаружи солнце, оказывается. И как, в сущности, мало значит всё, все эти альянсы, которые распадаются и складываются, как узоры в калейдоскопе. И как они при этом колоссально важны, потому что речь идет о жизни и смерти.

Элеонора и Виктор были готовы переметнуться и предать. Август, на которого Клавдий возлагал столько надежд, замер, как жук, притворившийся мертвым в компании голодных птиц. Соня снова начинала паниковать. Елизару было откровенно не по себе. А ведь однорукий, чего доброго, поверит, что я свихнулся в борьбе за кресло, подумал Клавдий. Впрочем… Оскар дурак. Он мог бы уничтожить меня сейчас, если бы заручился поддержкой Мартина. И Мартин поддержал бы его – в эту секунду он готов сожрать меня с костями. Ах, Оскар, если хочешь быть интриганом – умей менять планы молниеносно, в ответ на перемену ситуации…

Референт, которому было очень неуютно, дернулся, прислушиваясь к чему-то в наушнике:

– Патрон, на связи канцелярия герцога…

– Скажите, я занят.

– Но герцог…

– Мне дважды повторять?!

Референт осекся. Мартин уже уходил, как если бы все, что здесь творилось, потеряло для него смысл.

– Куратор, вас никто не отпускал, – сказал Клавдий.

– Я должен быть в Ридне. – Он остановился, но головы не повернул.

– Она, – Клавдий чуть заметно выделил голосом это короткое слово, – уже не в Ридне.

Все, кто был в комнате, одновременно замолчали.

Мартин медленно обернулся. Такого ужаса на его лице Клавдий не видел никогда в жизни.

Эгле и не знала, какие глубокие подвалы в этом здании и как много повсюду инквизиторских знаков, и как они давят, царапают, мешают, появляясь всякий раз из-за поворота. Она чувствовала себя в этом подземелье будто в бочке, утыканной гвоздями. Когда инквизиторы нацепили на нее колодку со специальными символами, Эгле перестала сдерживать себя и попыталась освободиться, но было уже поздно: она попалась.

Ее заперли в клетке – настоящей железной клетке с толстыми ржавыми прутьями. Ее решимость к тому времени закончилась; все, что происходило с ней сейчас, ни в какое сравнение не шло с рутиной в офисе для неинициированных ведьм, даже в самой гадкой и страшной конторе. Отправляясь в Вижну, она по-другому представляла свое прибытие во Дворец Инквизиции – она думала, что ее встретит Мартин. Она думала, что Клавдий, конечно, ее защитит. Теперь, в подземелье, среди вонючих факелов и цепей на стенах, она вспоминала слова Руфуса: «Господа Клавдий Старж и Мартин Старж потеряют власть…»

Колодки жгли запястья, с каждой секундой сильнее. Эти стены были пропитаны чужой яростью, отчаянием, страхом – не человеческим и от этого еще более жутким. Минуты шли, Эгле не находила себе места, она не могла ни сесть на грубую деревянную скамью, ни встать у решетки, ни продохнуть – здесь отвратительно воняло, и Эгле не могла дать названия этому запаху.

…Она так и не различила, какого цвета глаза у Руфуса. Тот пообещал Ивге Старж справедливый суд за эксперименты с инициацией, а Эгле пообещал свою защиту в обмен на свидетельство против Ивги. Там, в пригороде Ридны, Эгле вдохнула туман – со вкусом корицы. И выпустила на волю свое видение того, каким должен быть справедливый суд, – получилось что-то вроде объемного взрыва. Инквизиторов раскидало, будто кегли. Руфус спиной налетел на капот машины, но, падая, успел начертить в воздухе знак. У Эгле подкосились ноги, она чуть не потеряла сознание, но сумела удержаться, может быть потому, что рука у Руфуса в последний момент дрогнула. Эгле каким-то образом догадалась, что это сердечный приступ, инстинктивно потянулась, желая помочь, склонилась над ним и поняла, что сделать ничего не сумеет. Тут Руфус снова вскинул руку – и Эгле отпрянула, мгновенно оказавшись на крыше дома напротив.

Оперативники валялись на грязной земле, но Эгле знала, что они живы и даже здоровы, хоть и без сознания. Руфус смотрел снизу вверх, привалившись спиной к своей машине, это был очень выразительный взгляд, и Эгле бросилась бежать и через несколько мгновений была уже далеко, в двух кварталах. Горы звали, теперь уже определенно тянули ее, завлекали, и в какую бы сторону она ни посмотрела – на горизонте стояли эти горы…

В глубине коридора лязгнула, заскрипела, завыла железная дверь на несмазанных петлях. Эгле почувствовала ужас животного в капкане – в присутствии охотника.

– Да, – сказал Клавдий в трубку. – Прямо сейчас.

Прикинул в уме: минут семь им понадобится, чтобы конвоировать пойманную ведьму из подвала в комнату заседаний. Целая вечность.

– Господа, – он обвел собравшихся приветливым взглядом, – кстати, о единорогах… Госпожа Эгле Север любезно согласилась побеседовать с нами.

– Этого не будет, – сказал Мартин.

Он подошел и остановился у стола, рядом с Клавдием. Тот остался сидеть.

– Иначе что?

Мартин стоял так близко, что мог бы дотянуться сейчас до его горла.

– Я напомню ваши же слова, куратор. – Клавдий откинулся на спинку кресла, увеличивая дистанцию между ними. – Инициированная ведьма, сохранившая в себе человека. В мир явилось нечто, прежде небывалое. Мы решимся посмотреть в глаза этому новому или струсим и встанем в позу страуса?

Мартин скрипнул зубами.

– Мы же не звери, – тихо сказала Соня. – Мы вряд ли станем ее пытать… Но… Мартин, вы уверены, что она… в сознании? Или… она умело… мимикрирует? Вы знаете, ведьмы… отлично притворяются, обыватели говорят с ними, ничего не подозревая…

– Мы не обыватели, – заметила Элеонора.

– Это мистификация, – рявкнул Оскар, – я не понимаю, на что вы надеетесь! Мы что же, никогда не видели флаг-ведьмы?!

– Через три минуты, – Клавдий посмотрел на часы, – каждый из вас получит свой ответ.

На пороге этой комнаты она почувствовала себя, как на дне океана, где давит страшный груз со всех сторон, холодно, нечем дышать и одновременно воняет мертвечиной. Мир перед глазами расплывался, будто в мутной воде: она понимала только, что здесь инквизиторы, очень много, очень нервные и злые. Не различая лиц, двигаясь, как в тумане, она выдала заготовленную фразу:

– Это мое решение, я приняла его самостоятельно, никто не оказывал на меня влияния, я прошла инициацию по собственной воле, в одиночку, без свидетелей…

Кто-то в черной мантии подошел очень близко – Эгле съежилась. Колодки соскользнули, это было облегчение, Эгле только сейчас поняла, как сильно они ей мешали. Размытое изображение превратилось в человека, Эгле увидела прямо перед собой Клавдия Старжа. Он давил на нее одним присутствием, но Эгле так обрадовалась, что ухитрилась даже улыбнуться: она, оказывается, мысленно была готова к тому, что его низложили, арестовали или даже убили на месте.

– Патрон, насколько это оправдано с точки зрения безопасности? – спросил хрипловатый женский голос. – То, что случилось в Ридне…

– Неужели вы меня боитесь? – пробормотала Эгле. В комнате кто-то рассмеялся – неестественным нервным смехом.

– Если никто из нас не собирается стрелять в госпожу Север, – Клавдий внимательно ее разглядывал, – я думаю, мы обойдемся без потерь.

Он отошел, небрежно держа колодки в опущенной руке, и передал их кому-то в глубине комнаты. Эгле увидела Мартина у стола – тот стоял, вцепившись белыми пальцами в спинку тяжелого кресла. Эгле испугалась, встретившись с ним глазами.

– Это мое решение, – повторила, повысив голос. – Я не могу допустить, чтобы невиновный человек из-за меня пострадал… Тем более госпожа Ивга, которая…

Она осеклась: а если это тайна?! Если имени Ивги здесь никто до сих пор не произносил, если, явившись защищать, Эгле подвела ее и выдала?!

Мартин молчал, от него растекался ледяной холод, он был в ярости, в растерянности, он за что-то на нее злился. Эгле умоляюще растянула губы, надеясь, что он улыбнется в ответ, но Мартин молчал, будто каменная статуя.

Клавдий много раз представлял себе эту сцену.

Монета падает орлом – и Эгле Север вталкивают в комнату, где в кресле Великого Инквизитора уже сидит Оскар. Вызывают Руфуса, чтобы тот дал показания. «Флаг-ведьма», – звучит в комнате. «Ведьмин самострел», – отражается от стен. «Допросить с пристрастием». «Привести в исполнение».

Монета падает решкой… «Ведьма, сохранившая в себе человека». «Нечто, прежде небывалое». Об одной и той же девушке, в одной и той же комнате, устами тех же людей или почти тех же. Клавдию ли не знать, как это бывает.

Теперь монета балансировала на ребре.

Она мигнула, избавляясь от мути перед глазами, и впервые увидела всю комнату целиком – людей в черных мантиях у большого стола. Секунда, и они перешли в оперативный режим – все, кроме Клавдия и Мартина. Эгле смотрела, часто сглатывая, смотрела глазами инициированной ведьмы: бронированные жуткие твари, все разные, но каждый изнутри похож на ходячую пыточную камеру. Совет кураторов – собрание чудовищ.

Молодой человек, который единственный не был в этой комнате ни ведьмой, ни маркированным инквизитором, принес и поставил напротив стола канцелярский стул. Эгле поглядела на стул с ужасом, как на место казни:

– Но я уже все сказала…

Она умоляюще посмотрела на Клавдия – тот сидел, сохраняя для нее человеческий облик, во главе стола, и даже чуть улыбался:

– Одну минуту. Садитесь, пожалуйста. Так надо.

Его голос был мягким, но не допускал возражений.

Мартин не шелохнулся, только его пальцы, вцепившиеся в кресло, побелели и сделались похожими на птичьи.

Шатаясь, она подошла к стулу и села, привалилась к спинке и начала дышать ртом, так глубоко и медленно, как только могла. Мартин смотрел на нее, и она не могла понять смысл этого взгляда.

– Господа, – небрежно сказал Клавдий, – у нас оперативное мероприятие или все-таки заседание Совета?

Случилась короткая пауза. Один за другим они вернулись к нейтральному модусу, и Эгле смогла заново их увидеть.

Худощавая женщина с очень жестким волевым лицом, чем-то сильно встревоженная. Другая женщина – массивная, круглая, с большой грудью и маленькими острыми глазами. Желчный мужчина лет сорока, с выражением брезгливости в углах большого тонкогубого рта. Старик с протезом вместо руки; еще один мужчина средних лет, злобный, заранее ненавидящий Эгле, и еще один – длинный, как баскетболист, с косым уродливым шрамом от виска до подбородка. Будь Эгле по-прежнему «глухой» ведьмой – никогда бы не знала, что за чудища прячутся за их выразительными либо заурядными лицами.

– Это было мое решение. – Она заговорила снова, но на этот раз голосовые связки не желали повиноваться и голос звучал еле слышно. – Принятое на свой страх и риск. Меня никто не подталкивал, я могу повторить под присягой…

– Мы видим, что вы говорите правду, – полная женщина кивнула, поощряя. – Вы действительно способны поднимать мертвых?

Эгле несколько секунд молчала, пытаясь осознать вопрос.

– Не совсем мертвых, – отозвалась после паузы. – И не всех. И не всегда.

– Вы умеете исцелять? Затягивать раны? Лечить болезни?

– Я могу. – Эгле закашлялась. – Но только… когда нахожу в себе силы. Это похоже на… озарение. Если вы мне сейчас предложите кого-то исцелить, я не сумею.

– Кто сегодня доставил вас в Вижну? – вмешался злобный. – Да еще так быстро?!

– Я добралась сама, рейсовым самолетом. – Эгле дышала ртом. – Под мороком.

Они переглянулись, будто не веря.

– Я не вру, – добавила Эгле безнадежно.

Они опять переглянулись.

– Вы знаете, что инициация – это преступление? – снова заговорил злобный.

– Д-да. – Эгле опустила глаза, не в силах смотреть на него.

– Но вы все равно прошли обряд?! – В голосе инквизитора ей послышалось торжество.

– Они… убивают неинициированных, – с трудом выговорила Эгле. – А действующих они не могут убить. Там была «Новая Инквизиция». Если вам это что-то говорит.

– Это безусловно «что-то» говорит, – пробормотал большеротый. – Но это не отменяет того, что в Ридне произошел классический «ведьмин самострел», что вы, безусловно, флаг-ведьма…

– Зачем вы напали на инквизиторский патруль? – задумчиво спросил однорукий.

– Они не давали мне… – Она запнулась. – Не давали добраться до Вижны. Я старалась никого не поранить. Но у господина Руфуса, кажется, больное сердце. По дороге в аэропорт я вызвала ему «Скорую помощь».

– Там был Руфус?! – в два голоса спросили худощавая женщина и большеротый мужчина. Злобный закатил глаза; человек со шрамом вопросительно посмотрел на Великого Инквизитора. Мартин сжал зубы, глядя на Эгле.

Клавдий кинул взгляд на злобного:

– И как себя чувствует господин отставной куратор? – Его голос звучал преувеличенно заботливо.

– Ему лучше, – сказал злобный сквозь зубы. – Он прекрасно себя чувствует!

– Вероятно, благодаря своевременной врачебной помощи, – Клавдий кивнул.

– Что же вы сами не исцелили его? – спросила худощавая с фальшивой мягкостью в голосе.

– Не нашла… в себе сил. Я не могу… исцелять тех, кто меня ненавидит.

– Еще бы он вас любил, – пробормотал большеротый. – Но сам подход, конечно, вызывает…

– К делу, – прервал его Клавдий Старж. – Итак, госпожа Север вызвала «Скорую» и улетела в Вижну…

– По собственной воле? – осведомился большеротый, не сводя глаз с Эгле. – Или вас все-таки кто-то… направил?

– По собственной воле, – она снова сглотнула.

– Неужели вы думаете, что здесь, кроме вас, некому вступиться за Ивгу Старж? – с неприкрытым сарказмом спросила худощавая инквизиторша.

– Здесь, кроме меня, нет свидетелей моей инициации, – сказала Эгле. – И я ни за кого не вступаюсь, я пришла, чтобы сказать правду. Госпожа Ивга умоляла меня не проходить обряд, но, если бы я этого не сделала, нас обеих не было бы в живых.

Странное дело – пока она говорила, ей было легче. Как будто слова повисали перед ней в воздухе и превращались в невидимый щит.

– Никогда не видел ничего подобного, – пробормотал однорукий.

– Флаг-ведьма, – с отвращением сказал злобный. – Возможно, мутировавшая. Но это флаг-ведьма!

– Эгле, а как вы думаете, что вы такое? – вкрадчиво спросила сухощавая.

– Я человек, – сказала Эгле. – Я… понимаю, что в этой комнате у меня нет голоса и по законам страны нет права ни на что вообще, и моя жизнь не дороже плевка… Но я человек, хоть и ведьма, хоть и прошла инициацию. Я такая же, как вы. И не стану всю жизнь прятаться, я не крыса. Я должна была сделать, что сделала, и сказать, что сказала. А вы теперь решайте…

– Всё, – сказал Мартин хрипло. Подошел и остановился между Эгле и инквизиторами. – Я сказал, всё!

От него несло холодом, как из арктической пустыни.

Клавдий подозвал референта и сказал ему несколько слов на ухо. Референт с готовностью кивнул, с опаской обошел Мартина, склонился к Эгле:

– Я прошу вас… пойдемте…

Он вполне галантно предложил ей руку. Референт не был маркированным инквизитором и не осознавал сейчас, что любезничает с действующей ведьмой огромной силы. Закрылась дверь; Мартин сделал движение, чтобы выйти следом.

– Куратор, – очень тихо позвал Клавдий.

Мартин молча вернулся к столу и сел на свое место. Клавдию не понравилось его лицо – на смену ярости пришло другое чувство, глубже, хуже и разрушительнее.

За столом установилось молчание. Снаружи, под окнами, шумела площадь – кажется, там собиралась толпа.

– Вопросы? – Клавдий переводил взгляд с одного лица на другое.

– Очень трудно это осознать, – сказал Елизар, разминая висок единственной рукой. – Если все так, как видится сейчас… Мартин был прав. Это неслыханное… небывалое событие, и оно дает нам надежду. Если получится повторить… воспроизвести то, что случилось после инициации с этой девочкой…

– Никаких повторений, – отрезал Клавдий. – Никаких экспериментов!

Елизар смутился. Виктор бросил на Клавдия быстрый оценивающий взгляд.

– Она флаг-ведьма, – сквозь зубы проговорил Оскар, – колодец за семьдесят. Мы все здесь опытные люди, мы таких ведьм видели-перевидели… Господа, наш патрон сошел с ума, вы хотите последовать его примеру?!

Никто не смотрел на Оскара, все отводили глаза.

– Ее необходимо запереть, – проговорил Виктор с нажимом. – И взаперти, конечно же, изучать. Я согласен, что казнить ее не нужно, это по крайней мере преждевременно…

Мартин сидел, не шевелясь, будто оглохнув.

Референт вернулся в кабинет с красными пятнами на щеках:

– Патрон, там войска… военные машины, оцепление… герцог… говорят, нас будут брать штурмом…

– Замечательно. – Клавдий на секунду прикрыл глаза. – Какое элегантное решение.

– В городе паника, патрон…

– Ну разумеется. Люди боятся, что мы выпустим наших ведьм из подвала – навстречу войскам. Вот это будет потеха.

– Вы перегибаете палку, – тихо сказала Элеонора. – Вы играете с огнем, патрон.

– Я?! – Клавдий искренне удивился. – Я смирнейший человек на свете, осторожный и незлобивый… Вы все еще хотите меня сместить?

Снаружи, на площади, что-то кричали в мегафон – железным голосом, и выла полицейская сирена.

– Оскар, вы не хотите позвонить вашему другу герцогу? – Клавдий устроился в кресле, как в пляжном шезлонге. – Вы же видите, он совершает ошибку за ошибкой.

По впалым щекам Оскара прокатились желваки. Металлический голос за окном просил кого-то соблюдать спокойствие, при этом сам звук его спровоцировал бы панику даже на кладбище.

– Патрон, – снова начала Элеонора. – Мне кажется, сегодня… все раскрыли свои карты и нам пора уже… сбить накал конфликта. В конце концов, мы делаем общее дело… Мы коллеги… мы не первый год друг друга знаем…

Оскар поморщился, как от тухлятины.

– Не я начал этот конфликт, – ровным голосом отозвался Клавдий. – Мы не первый год друг друга знаем… видимо, знаем недостаточно. Но это легко поправить.

Баскетболист шумно вздохнул.

– Август, – Клавдий обернулся к нему. – У вас есть голос или нет? По-моему, сегодня мы не услышали от вас ни слова, кроме «да погибнет скверна»…

Баскетболист выпрямился в кресле:

– Прошу прощения, патрон, мне надо было войти в курс дела…

– Входите быстрее. – Клавдий прохладно кивнул и посмотрел на референта: – Протокол у нас ведется, я надеюсь?

Референт быстро кивнул.

– Господа, – Клавдий приподнял уголки губ, – кто из вас считает, что неинициированная ведьма Ивга Старж повинна в нелояльности к Инквизиции?

Мартин дернулся. Другие не шевельнулись. Оскар сидел, глядя в пространство, сжав рот в куриную гузку. Виктор что-то рисовал в блокноте – не имеющее ни малейшего отношения к делу. Соня сидела с отрешенным лицом. Снаружи шумела толпа, выли сирены и кричали искаженные динамиками голоса.

– Прекрасно, – сказал Клавдий, чувствуя, как сведенные судорогой мышцы живота постепенно расслабляются. – Значит, ее невиновность полностью доказана.

И снова никто ничего не сказал. Мартин тяжело дышал, от его невозмутимости не осталось и следа; а чувствует ли он радость, подумал Клавдий. Хотя бы облегчение. Или он думает сейчас только об Эгле? Мир ужасно несовершенен, Мартин сказал: «Моя жена в эту комнату не войдет», имея в виду, что он, конечно, в отличие от Клавдия, такой подлости не совершит и ситуацию контролирует…

Референт заморгал, прислушиваясь к голосам в наушнике:

– Патрон… висят звонки из провинций… и опять герцог…

Клавдий посмотрел на Оскара. Тот отвел глаза:

– Неужели вы думаете, что я могу влиять на герцога, патрон?!

– Если не можете, мы получим локальную войну в центре города Вижна, – сказал Клавдий. – При участии ведьм, и я не угрожаю. Я констатирую: ведьмы не останутся в стороне, их привлекает насилие. Они будут здесь – сколько их осталось в нашем чудесном городе после «ведьминой ночи».

– Да что же вы творите? – прошептала Элеонора. – Вы же видите – всё, вы победили, мы проголосуем за всё, что вы еще вытащите из рукава…

– Выбирайте выражения. – Клавдий бросил на нее ледяной взгляд. – И спросите у господина Оскара, что он намерен предпринять в ближайшие несколько минут.

– Герцог – идиот, – в отчаянии пробормотала Элеонора. Все сделали вид, что не заметили ее бестактности.

– Могу я хотя бы выйти, чтобы позвонить? – сквозь зубы спросил Оскар.

– Разумеется. Прошу вас.

Уже у двери Оскар повернул голову:

– Патрон, если мне удастся оказать Инквизиции эту услугу… я имею в виду – заставить герцога передумать…

– Это не услуга, – Клавдий улыбнулся. – Это ваш долг, пока вы еще куратор.

Оскар молча вышел.

Ивга получила текстовое сообщение: «Все обвинения сняты. Отдыхай. Не смотри новости».

Она сидела в гостиной, над сумкой с вещами – белье, одежда, кое-какая косметика, ноутбук. На секунду прижала телефон к щеке. Вдохнула. Выдохнула. Хрипло рассмеялась.

«…На первый день из леса явились звери, подобные волкам, и растерзали третью часть всех живущих в поселке, и зверей послала ведьма. На второй день задрожала земля, и люди проваливались, будто в трясину, и это тоже сделала ведьма. На третий день она явилась сама и шла по улицам, хохоча, и кровли падали на головы тех, кто был жив еще. А ведьма говорила, ее голосом повторяли, будто смердящими ртами, ямы деревенских нужников: я пришла с вами посчитаться, любимые соседушки…»

Книга соскользнула с колен и упала на пол. Библиотечная, редкая. Нельзя с ней так.

Не смотри новости, написал ей Клавдий. У Ивги как раз работал телевизор на стене: военная техника на улицах Вижны. Сообщение из канцелярии герцога – действия Великого Инквизитора подпадают под закон о неповиновении власти. Воспользовавшись тем, что верховные инквизиторы округов собрались в столице, герцог обращается к своим наместникам в провинциях, предлагая взять окружные Инквизиции под государственный контроль…

Ивга подобрала с пола книгу, открытую все на той же странице.

«…И они упали на колени, и умоляли пощадить их, и раскаивались, что прежде гнали ее, и били ее, и заставляли страдать, но ведьма смеялась в ответ. И все орудия, бывшие в селении – вилы, топоры, дубины и колья, и ржавые крюки, вбитые в стены, – все это обрело злую волю и накинулось на людей, и кровь поднялась фонтаном, а ведьма хохотала…»

– Кто теперь будет защищать нас от ведьм? – кричала женщина на экране. – Герцог?!

Ивга огляделась в поисках телевизионного пульта, лежавшего прямо перед носом, а новости на экране продолжались своим чередом: студентов и школьников посреди дня распустили по домам, полиция умоляет граждан избегать людных мест и ограничить перемещения, по улицам Вижны идут танки.

Оскар вернулся куда быстрее, чем его ждали. Это был совсем другой Оскар – тот, что вышел из комнаты, был зол, растерян и, наверное, побежден, но все еще полон достоинства. Пожалуй, только остатки достоинства и заставили его вернуться в комнату Совета, а не бросить все, например, и не сбежать в родную провинцию. Оскар пришел, чтобы выпить чашу унижения до дна:

– Разговор с его сиятельством не состоялся.

– Как же та-ак? – огорченно протянул Клавдий. – Герцог ведь обещал вас подсадить прямо в кресло Великого Инквизитора. Вы же считали его своим другом. А он не стал даже разговаривать, да? Как же можно так откровенно вас игнорировать? Столь демонстративно ставить на место? Это возмутительно, господа кураторы, вы не находите?

Оскар смотрел воспаленными, тоскливыми глазами. Это был именно тот момент, которого так боялись все подчиненные Клавдия, – да и не только подчиненные. Многие высшие чиновники опасались когда-нибудь оказаться на нынешнем месте Оскара; никто за столом не решался вставить ни слова, только Мартин вдруг поднял голову:

– Ситуация вышла за рамки борьбы за кресло, вы не находите, патрон?

Он казался много старше своих лет, говорил отстраненно и веско. Все, кроме Оскара, смотрели теперь на Мартина. Спорить с Великим Инквизитором в этот момент может только сумасшедший, читалось на их лицах.

Клавдий улыбнулся, от этой улыбки Оскар вздрогнул, а Элеонора судорожно вдохнула сквозь зубы.

– Не надо указывать мне на рамки, – мягко сказал Клавдий. – Это плохо заканчивается.

– Патрон, – пробормотал референт, которому ужасно хотелось в этот миг оказаться где-нибудь в другом месте. – Инцидент… на окраине… военные попытались остановить инквизиторский патруль… демонстранты вступились… Драка… Стычки с военными. Отдан приказ не стрелять, но… солдат забрасывают камнями прямо в оцеплении…

Два наушника, каждый на своей волне, что-то бубнили ему двумя взвинченными голосами – мужским и женским.

– Мы популярны, господа, – констатировал Клавдий. – Приятно, когда народ столь ценит свою Инквизицию.

– Вы сказали, что герцог пойдет на попятный, – пробормотала Соня.

– Обязательно, – Клавдий благожелательно кивнул. – Но все по порядку. Сначала паника, военное положение и, возможно, атака ведьм. Поучительно, не так ли? Все извлекаем уроки, господа. И герцог извлекает уроки…

– И я извлекаю уроки, – сказал Мартин и встал. Клавдий не пытался его остановить – знал, что на этот раз не получится. Мартин шел, не оглядываясь, выходя из этого кабинета, возможно, навсегда. Бесшумно закрылась дверь; за окнами выли, перекрикивая друг друга, сирены.

– Перерыв, господа. – Клавдий поднялся из-за стола, буднично, как ни в чем не бывало. – Свяжитесь с заместителями в провинциях, узнайте новости, убедитесь, что действия, предписанные чрезвычайным положением, исполняются в полной мере. Увидимся через полчаса.

Только выйдя из комнаты, он понял, какой спертый там воздух, каким напряжением и страхом пахнет сейчас над столом Совета.

Эгле сидела в комнате для персонала – без решеток. Без инквизиторских знаков на стенах. Спрятав ладони под мышки, покачиваясь, опустив голову, так что сиреневые волосы закрывали лицо. Когда вошел Мартин, содрогнулась и посмотрела почти со страхом.

– Привет. – Он не стал подходить.

– Привет. – Она всматривалась в его лицо не то с надеждой, не то с отчаянием. – Что решили? Насчет Ивги?!

Он разглядывал ее – бледную кожу, тени под глазами, обветрившиеся губы. Очень хотелось обнять и утешить, но он боялся, что ей будет больно.

– Все хорошо. Никаких обвинений.

Она закрыла глаза с таким облегчением, что Мартину сделалось стыдно.

– Слушай, – сказал он хрипло. – Из любой тюрьмы я вытащу. Просто отобью, силой.

– При поддержке авиации? – Она улыбнулась сквозь слезы.

– Не сомневайся во мне, – он сжал зубы. – Не сомневайся.

Он оставил черный инквизиторский плащ на стуле в приемной. По коридорам метались люди, бормотали голоса из портативных раций, тревога слышалась в каждом слове. Мартин шел сквозь суету, как сквозь воду, ни на кого не глядя.

Парадный вход. Воняет выхлопом многих моторов, отвратительный запах. Проходная блокирована железной цепью – что они, собрались устраивать баррикады?!

Он перепрыгнул через турникет, не задержавшись ни на секунду. Не ответив на предостерегающий оклик. Снаружи вышло солнце – ох, как давно он не видел солнца в промозглой Ридне…

Площадь перед Дворцом Инквизиции была пуста, и, обрамляя ее сизым дымом выхлопа, застыли танки, будто на съемках военного фильма. А перед танками цепочкой, держась за руки, стояли люди – мужчины и женщины, прохожие, зеваки…

Мартин замер, пораженный – так странно, пугающе и трогательно это выглядело. Сколько он себя помнил, люди на улице никогда не выявляли особой приязни к инквизиторам. Журналисты не упускали возможности за что-нибудь пнуть Инквизицию – за жестокость ли или за мягкость, за любой инцидент и малейший просчет. И вот герцог ухитрился начать войну на пике эмоций, в тот самый момент, когда поддержка Инквизиции ненормально, неестественно высока. Впрочем, это не герцог ухитрился, а тот, кто им манипулировал, – кто заварил всю эту кашу, принуждая к повиновению и герцога, и взбунтовавшихся кураторов…

Мартин почувствовал во рту отвратительный кислый привкус.

Металлический голос обратился к людям в цепи, предлагая им расходиться. Голос принадлежал полицейскому с мегафоном; рядом стоял пожилой военный с потным лицом и большими погонами, кажется, генеральскими. Генерал топтался у приоткрытой двери штабного внедорожника, он смотрел на Дворец Инквизиции и, похоже, грязно ругался про себя, не зная, что делать с невыполнимым приказом…

На холостом ходу взревел танковый двигатель, выпуская новое облако дыма, и в этот момент Мартин почуял ведьму.

Здесь был Мартин – минуту или две назад. Клавдий оценил выражение лица Эгле – та сидела, погруженная в свои мысли, с горькими складками в уголках губ. Дернулась и вскочила навстречу Клавдию.

– Как ты? – Он закрыл за собой дверь. – Садись, чего ты прыгаешь?

– Я хорошо. – Она опустилась на край стула. – Что-то происходит… вокруг. Творится. Очень много агрессии… страха… но это не ведьмы. Когда я ехала… из аэропорта, такого не было.

– Не было. – Он сел на кушетку напротив, как можно дальше от Эгле. – На чем ты ехала, кстати?

– Я угнала машину. – Она прерывисто вздохнула. – Оставила здесь на подземной парковке… Надо вернуть…

– Вернут, не беспокойся. Я сейчас уйду, я зашел на минуту, чтобы напомнить, что я твой друг и твой должник. Навсегда.

– Спасибо. – Она снова опустила голову. – Остаться в Ридне и спрятаться – это было мое решение.

– Тогда я благодарен, что ты его переменила, – сказал Клавдий после паузы. – И я, и Ивга очень тебе благодарны. И Мартин тоже потом оценит.

Она сцепила пальцы:

– Между вами и Мартином… что-то случилось?

Флаг-ведьма, подумал Клавдий. Интуиция на грани ясновидения.

– Случилось.

– Из-за меня?

– Нет. Это между мной и Мартином.

– Но… это можно… еще исправить?!

Странно, она ведь ничего не знает об ожидающей ее судьбе. Но думает совершенно о другом, и это ее по-настоящему волнует.

– Я должен идти, – он поднялся. – Скоро все решится, недолго осталось, потерпи.

Солнце висело, кажется, прямо над площадью перед Дворцом Инквизиции. Видна была каждая выбоина на влажном булыжнике, каждая пуговица на мундире полицейского с мегафоном, каждая капля пота на лбу генерала, каждый блик на бронированном стекле штабного внедорожника. И только ведьму Мартин не мог увидеть, прекрасно зная, что она здесь.

Вдох-выдох – он перешел в оперативный режим, сразу захотелось действия, захотелось двигаться, нападать и гнаться. Он заставил себя оставаться на месте: нет информации. Где ведьма?

Снова взревел двигатель. Серо-зеленый танк, стоящий в самом центре цепи, дернулся, как живое существо. По броне прошла судорога, пушка изогнулась, будто хобот, и потянулась в небо. Люди все еще стояли перед ним в нескольких метрах, цепью, взявшись за руки, никто из них не был инквизитором. Никто не реагировал мгновенно. Им требовалось время, чтобы поверить глазам.

Как она могла пробраться внутрь боевой машины?!

Танк затрубил по-слоновьи. Это было бы забавно, как в мультфильме, если бы не грохот брони и не вонь солярки, и не обморочное чувство нереальности, невозможности, безумия. Люди отшатнулись, будто отброшенные трубным гласом, их первая реакция была – оцепенение. После страшно долгой паузы они решились наконец разбегаться, еле двигаясь, увязая в сгустившемся воздухе, а стальные гусеницы уже лязгали, впиваясь в брусчатку. Торжествующий низкий рев разлегся поверх грома траков и воя двигателей.

«Сударыни мои ведьмы творят поначалу не убийство даже – балаган, – писал Атрик Оль. – Фарс, от которого кровь стынет в жилах; играют ли они, как кошка с мышью, либо черпают силу в страхе напуганных толп?»

Вопли людей были едва слышны в диком грохоте. Ломалась брусчатка, из-под траков летели осколки, бегущие спотыкались, обливались кровью, кто-то падал – чуть ли не под гусеницы танка. Сколько же веков этому булыжнику? Сам Атрик Оль, легендарный инквизитор прошлого, подметал его полами своей мантии. Мартин был, конечно, Атрику Олю не чета и мантию надевал в редких случаях…

…В танке экипаж, оглушенный, но еще живой. Ведьма – в другом месте. Или Мартин найдет ее за три секунды, или кости захрустят под гусеницами.

Три. Два. Один. Ноль. Темный силуэт в штабной машине.

Мартин потянулся через площадь, быстро и нежно, будто для поцелуя на расстоянии. Дотронулся до ее нервных центров, не раня, не нападая, просто обозначая свое присутствие. Танк, уже почти догнавший беглецов, на мгновение замедлился. Казалось, воздух вокруг превратился в желе, пространство получило новые измерения. Люди выпрыгивали из-под самых гусениц – у них была огромная воля к жизни. И приличные шансы. Но у ведьмы шансов всегда заведомо больше.

Она помещалась за спиной водителя в камуфляже, на заднем сиденье внедорожника. Мартин поймал ее взгляд – сквозь бронированное стекло, сквозь дым танкового выхлопа, сквозь солнечный свет, на расстоянии сотен шагов. И вроде бы не было времени, чтобы спросить – а кем ты была? До инициации? Каким ты видела свое будущее? Таким?!

Она, конечно, не услышала бы вопроса. И никогда бы не ответила. Мартин ударил – теперь уже хлестко ударил, намеренно причиняя боль, и тут же получил такой отпор, что мир вокруг заволокло красным. Щит-ведьма. Колодец под шестьдесят. Прямо как бетонная стенка. Замечательно.

Он еще раз коснулся ее нервной системы, не пытаясь пробить защиту – издеваясь, щекоча, нащупывая слабые места. Танк завертелся, как если бы у него зудели гусеницы. С визгом разлетались обломки булыжника. Танк имитировал пушкой уже не слоновий хобот, а эрегированный член.

Мартин засмеялся.

Не то чтобы ему было очень весело в этот момент. Вовсе не весело, но шутка должна получить ответ среди публики. Ведьма шутит – оценить сейчас может только Мартин. Остальные в панике. Да и шутка сомнительная; он поймал себя на сожалении. Любовь к спецэффектам часто губит ведьм, на спецэффектах ловятся.

Водитель штабной машины медленно поворачивал голову – он, кажется, только что догадался, что в салоне за его спиной кто-то есть. Не успел ничего увидеть – осел в кресле, потерял сознание, будто его огрели по голове. Генерал вцепился в редкие волосы, его фуражка упала на мокрый булыжник. Полицейский разинул рот, рискуя проглотить мегафон.

Танк окутался тучей дыма и, раскидывая брусчатку, ринулся на Мартина – полным ходом.

– …Ситуация представляется безвыходной, – кричала в микрофон девушка в ярко-красной куртке, – ясно, что штурмовать Дворец Инквизиции никто пока не решается, но напряжение растет, и неизвестно, как долго военные будут терпеть провокации…

Съемочная группа выбрала место на краю площади, и, забравшись на основание старинного фонаря, оператор выдавал в эфир ясную и содержательную картинку: пустая площадь, оцепление по краям, танки.

– Немного странно, что здесь нет ни одного инквизитора, – кричала в микрофон девушка. – Что это за война, кто с кем собирается драться и почему Великий Инквизитор до сих пор…

За ее спиной танк содрогнулся. Окутался облаком выхлопа и перестал быть машиной. Сделался чем-то другим. Завыл, затрубил, будто мамонт, и в его вой вплелся панический визг красной девушки.

Оператор был не то безумно храбр, не то глуповат и с замедленной реакцией. Еще несколько секунд Ивга могла видеть, как танк преследует бегущих людей. Как, почти догнав их, останавливается. Дергается, вертится, тычет пушкой в небо, имитируя непристойный жест. Камера отвернулась, будто смутившись, – на самом деле оператор пытался нащупать опору, слезть с фонарного столба; картинка дернулась, Ивга успела заметить человека в светлом костюме, непринужденно идущего через площадь навстречу бешеному танку…

Трансляция оборвалась.

До танка оставалось тридцать шагов. Двадцать. Пятнадцать. Мартин чувствовал вонь разогретого масла и горячего выхлопа. И еще он чуял ведьму – как если бы она сидела перед ним на допросе.

Ее расчет был на естественную человеческую природу, на нормальный шаг в сторону, попытку уклониться, увернуться, уйти с пути обезумевшего чудовища. Попытайся Мартин спастись – он потерял бы с ведьмой связь и не успел восстановить. Двигатель ревел, гусеницы грохотали; прыгай, не прыгай, убежать от этой штуки невозможно, но, к счастью, Мартин был здесь не затем, чтобы бегать.

Он видел ее щит как свинцовую стенку без единой трещины. Но это не монолит, скорее массивная чешуя, и чешуйки не везде плотно прилегают друг к другу. Совершенных защит не бывает, моя девочка.

Десять шагов. У этой махины должна быть жуткая инерция. Мартин никогда не интересовался тормозным путем танков. Да, ведьма вступила в поединок с таким стартовым преимуществом, что с ней приходилось считаться.

Пять шагов. Она больше не думала о зрелищности. Она гнала к результату. Мартин чуял азарт и жажду крови – чуть-чуть, и она ощутит мякоть под гусеницами и услышит хруст костей…

Мартин ударил, теперь уже точно зная, как устроена ее защита. Танк затормозил на полном ходу, стирая в пыль старую брусчатку, надвигаясь, наваливаясь, источая жар и вонь. Остановился в метре от Мартина. Пушка, задранная к небу, обмякла и, судорожно дернувшись, опустилась, увяла, будто признавая поражение. Мартин сделал шаг в сторону – пушка клюнула камень в том месте, где он только что стоял.

От Дворца Инквизиции бежали люди. Весь поединок с ведьмой занял от силы тридцать секунд.

– Нет, на командовании нет вины, они исполняли приказы в рамках своих полномочий. Господа, я обращаю ваше внимание: агрессия, напряжение, вооруженное противостояние притягивают действующих ведьм, как дерьмо привлекает мух, простите за подробности. Я рекомендую всем, кто присутствует здесь не по долгу службы, немедленно покинуть площадь. В идеале – вернуться домой.

– Вы говорите от себя лично или от руководства Инквизиции?! – Смутно знакомая блондинка, наверное, известная телеведущая, совала ему под нос микрофон, будто мороженое.

– Я и есть руководство Инквизиции, – Мартин слегка отстранился, – во всяком случае, представитель руководства. Вам лучше мне поверить.

Меньше всего ему хотелось давать сейчас комментарии, но он понимал, что объясниться необходимо. Именно сейчас. Именно здесь, посреди разбитой брусчатки, на фоне танка с неестественно изогнувшейся пушкой; работники «Скорой» поднимали из люка экипаж, одного за другим – без сознания. Люди в отражающих жилетах с опаской ступали по осколкам булыжника; кто-то сидел, держась за голову, вокруг суетились медики.

– Кто, по-вашему, виноват в том, что случилось?

– Ведьма, – коротко отозвался Мартин, и тут же добавил: – Я подчеркиваю, виновна конкретная действующая ведьма. А не ваша неинициированная соседка, однокурсница или кассирша в магазине.

Он понимал, что расстается сейчас со своей приватностью. Не то чтобы он рассчитывал всю жизнь оставаться анонимом – но в Однице за него всегда отдувались заместитель или пресс-секретарь. Фото на инквизиторском сайте было его единственным изображением в сети. Не все ведьмы округа знали его в лицо, а чужие и вовсе не знали; теперь, стоя на разбитой площади перед Дворцом Инквизиции, Мартин отдавал себе отчет – ведьмы, сколько их есть, действующие и «глухие», смотрят сейчас на него. И не только ведьмы, но и обыватели.

– Господин Старж, вы совершили подвиг на глазах тысяч людей, как это скажется на вашей карьере?

– Мне поставят памятник из мятного шоколада.

– Что?!

Он одернул себя – здесь никто не понимает шуток. Журналисты перекрикивали и оттесняли друг друга, они были взвинчены, кто-то в эйфории, кто-то в тревоге. Большая часть из них видела своими глазами бешеный танк, затормозивший в шаге от Мартина. И почти все наблюдали, как он тащил из штабной машины ведьму – грубо, надо сказать, тащил, хотя та была уже побеждена, уже едва живая, с лицом, перепачканным кровью. Хорошо, что сотрудники из Дворца почти сразу забрали ее, избавив Мартина от участи тюремщика.

– Не надо напирать, – он повысил голос. – Это не матч по регби! Всем – три шага назад, спрашивать будет тот, на кого я укажу!

Он кивнул худощавой женщине в очках – та давно пыталась что-то сказать, ее всякий раз перебивали.

– Господин Старж, – волнуясь, начала журналистка, – чего нам ожидать в ближайшие часы? Насколько вероятны новые атаки ведьм?

– Очень вероятны, – сказал Мартин. – Инквизиция усиливает патрулирование. Если у вас есть возможность вернуться домой и оставаться дома – сделайте это немедленно. Неинициированным ведьмам – соблюдать спокойствие и быть готовыми к профилактическому задержанию.

– Признайтесь, что вы используете ведьм! – выкрикнул молодой, но уже лысеющий репортер с обильной испариной на лбу. – Вы сами провоцируете их, чтобы наглядно показать герцогу, кто хозяин положения!

– Расскажите, как я провоцировал эту ведьму. – Мартин посмотрел ему в глаза, репортер отшатнулся. – Расскажите, как я ее использовал. Расскажите, что это Инквизиция пригнала танки в центр мирного города, который еще не опомнился от «ведьминой ночи»! Мы на грани катастрофы, хозяйками положения на этот раз станут ведьмы, а умирать ради ваших жизней будем мы!

Что же так пафосно-то, подумал он с досадой.

– Инквизиция – не контора, – заговорил снова, ни к кому конкретно не обращаясь. – Инквизиция – это миссия. Природа Инквизиции не доступна пониманию большинства людей, и это правильно, есть вещи, которые знать некомфортно. Я не раздуваю панику – я предлагаю всем взять ответственность за свои действия… и приготовиться к худшему. А теперь – дайте мне пройти.

Блиц-интервью Мартина транслировали все новостные каналы. Члены Совета смотрели его, сидя за столом в кабинете. Запах выхлопа проник уже и сюда. Снаружи ревели моторы – на экране стелился дым.

Мартин закончил и пошел сквозь толпу, не реагируя на новые вопросы, на микрофоны у самого носа и объективы, стремящиеся с ним поцеловаться. У него было отрешенное лицо человека, сделавшего дело, и сделавшего хорошо.

– Он оперативник, – тихо сказал Виктор, и в его голосе не было привычной желчи, – а не функционер. Он прирожденный…

– Я прошу не комментировать, – оборвал его Клавдий. – Не забывайтесь.

Елизар вздохнул:

– Из пяти лучших оперативников, которых я знал, до старости дожили двое…

Клавдий бросил на него такой взгляд, что Елизар осекся. Оскар из Рянки сидел, опустив голову и потеряв ко всему интерес.

– Вы позвоните герцогу, патрон, или нет?! – Железная выдержка Элеоноры, кажется, исчерпала последние ресурсы.

– Я все сказал. Слово за его сиятельством.

– Вы отдаете себе отчет, что атаки ведьм не прекратятся?! Мартин прав, мы на пороге катастрофы!

– А вы ведь голосовали за его смещение, – не удержался Клавдий. – Я запомнил, он тоже.

– Речь не идет о креслах и должностях! – Элеонора уже кричала. – Есть наша ответственность, мы должны выработать единую позицию…

Клавдий показал ей жестом – голос ниже. Элеонора осеклась и закусила губу.

– А кто мне говорил, что никогда не было ни единства, ни доверия в Совете? – Клавдий отечески улыбался. – Соскучились по диктатуре? Или нет?

Элеонора молчала, сцепив пальцы, всматриваясь в лица кураторов, будто умоляя о поддержке. Все отводили глаза.

– Новое голосование, господа, – нарочито лениво сказал Клавдий. – И я очень надеюсь на ваше благоразумие… Вы хотите знать, что еще я собираюсь достать из рукава?

Референт, осунувшийся и очень тихий, положил перед ним на стол желтую канцелярскую папку.

– Мама, ну пожалуйста. – Мартин говорил в трубку, злясь на себя за то, что не умеет подобрать нужных слов. – Ну не смотри телевизор, ты же так с ума сойдешь… Что мне сделать, чтобы тебя успокоить? Хочешь, я сейчас все брошу и приеду?

Он шел по коридорам Дворца, не понимая, куда направляется. Ему на ходу пожимали руку, о чем-то спрашивали, вертелись под ногами и ужасно мешали.

– Я так тебе благодарна, что ты сам, первый мне позвонил, – пробормотала Ивга на той стороне связи.

– Они специально показывают так, чтобы пощекотать зрителям нервы. Я знаю, что делаю, это безопасно. Просто не надо смотреть, не смотри, пожалуйста.

– Хорошо. – Она сделала вид, что верит ему. – Можешь сказать… что происходит, что будет дальше? Чего ждать?

– Главное, что с тебя сняты все дурацкие обвинения, – сказал он ласково. – Всех, кто тебя обижал, я задушу.

– А что с Эгле? Что с Эгле, Мартин?!

Из коридора напротив возник дежурный по Дворцу – старый знакомый, в неофициальной обстановке всегда звавший Мартина на «ты» и по имени. Теперь он казался целлулоидным от затопившего лицо официоза:

– Господин Старж… Вас очень настойчиво приглашают в комнату Совета… Патрон распорядился сообщить вам, что дело касается Эгле Север.

Они повернули головы ему навстречу – все, кроме отца. Тот демонстративно игнорировал его, разглядывая бумагу на столе, – важную, судя по всему, бумагу. С голографическими знаками, с гербом Инквизиции Вижны.

– Поздравляю, – быстро сказала Соня.

– С чем? – Мартин остановился рядом со своим местом. Инквизиторскую мантию он не стал на этот раз даже надевать. – С тем, что ведьмы учуяли запах крови?

Они переглянулись – как если бы Мартин чего-то не знал и городил ерунду.

– Подойдите, пожалуйста, – сказал Клавдий Старж, по-прежнему не глядя на него. – Здесь не хватает вашей подписи. Будьте любезны.

Он пододвинул на край стола документ – и темно-зеленую авторучку с золотым пером. Мартин нехотя подошел; кураторы не сводили с него взглядов, и взгляды были странные.

«Данным документом устанавливается, – прочитал Мартин, – что Эгле Север, инициированная ведьма, в порядке единичного исключения обладает гражданскими правами, переданными ей непосредственно Советом кураторов. Документ подтверждает, что Эгле Север не может быть казнена без суда, не может быть задержана без твердого подозрения в совершении правонарушений, предусмотренных уголовным и гражданским кодексами, а также положением «О преступлениях ведьм» города Вижны и провинций. Документ не может быть отозван или отменен иначе, чем после официального судебного процесса, и только в случае, если злонамеренность госпожи Эгле Север будет подтверждена и доказана. Документ утвержден Великим Инквизитором и заверен подписями…»

Семь росчерков. Одно свободное место. Голограмма, защитная вязь инквизиторского документа, печати. Они все на меня глядят, подумал Мартин. Если это не ловушка, шутка, розыгрыш… То что это?!

Он наконец-то посмотрел прямо на Клавдия Старжа.