Печка раскочегарилась, тяга усилилась, весь дым с шумом уходил в трубу. В доме было тепло, почти жарко, комары прятались по углам. Утро уже проснулось, за окнами светлело.
Вставать Семену очень не хотелось, но надо было. Пришло время завтракать и отправляться в путь. Ночь прошла спокойно и даже плодотворно. Не исключено, что леший уже больше не ставит капканы на заблудившихся путников. Если так, то скоро они найдут дорогу, вернутся к машинам, а там уже будет видно, что делать.
Семен закрыл глаза. Надя обнимала его и прижимаясь к нему сзади. Почти всю ночь она ворочалась, все не могла уснуть. То ей жестко, то холодно, то комары достают. Только к утру пригрелась и забылась. Ему не хотелось ее будить.
Засыпая, Семен увидел отца. Он стоял посреди болота в каком-то рубище с шестом в руке, а островок под ним медленно опускался в воду. Вокруг болото, спасения нет. Еще чуть-чуть – и все. Отец с мольбой смотрел на сына.
Семен распахнул глаза и решительно поднялся.
Надя конвульсивно дернулась, вскочила, схватила его за руку и спросила:
– Ты куда?
– Уходить пора.
– Куда уходить? Ага… – Надя окончательно проснулась.
– Вода у нас там есть?
Семен поднял крышку, но в чайник заглядывать не стал. Есть там вода или нет, все равно надо идти к роднику.
– А я думала, ты уходишь. Как тогда. Поматросил, как говорится…
– Вместе уйдем.
– Опять блуждать?
– Леший дал нам зеленый свет.
– От лешего дети не родятся.
– Не понял.
– Теперь ты должен на мне жениться.
– Если выберемся, женюсь, – сказал Семен.
– Да ладно, я пошутила.
– А если я не шучу?
Этот вопрос он обращал исключительно к самому себе. Надя ему нравилась, они уже два раза были вместе. Чем не повод оформить с ней отношения? Но готов ли он к этому?
– Расслабься. Нормально все.
– Да я еще и не напрягался. Пойду за водой.
Он взял котелок, полотенце и несессер, встал на стол, снял несколько еловых лап, забрался на балку и по лестнице спустился вниз. У родника парень быстро умылся, почистил зубы, побрился и даже немного сполоснулся. Ледяная вода ему не помеха.
Он вернулся назад. От него пахло зубной пастой и кремом после бриться.
Надя это заметила и заявила:
– И я хочу!
– Побриться?
– Зубы почистить!
– Ну, если моей щеткой не побрезгуешь.
– Нет уж. Без нее обойдусь.
Она забрала у него полотенце и несессер, выбралась из дома. Семен поставил чайник, нарезал колбасы. Чаю было немного, поэтому он заварил вчерашние пакетики. Экономить надо. Вдруг ему и Наде придется еще долго бродить по лесу?
За стеной послышался шум, кто-то оперся на лестницу. Семен глянул в окошко, в щелку между обрывками рубероида. По лестнице карабкалась Надя.
Он отошел от окна. В этот момент послышался треск.
– Твою мать!.. – выругалась Надя.
Семен пулей поднялся на крышу, глянул вниз. Одна поперечина на лестнице была сломана. Надя сидела на земле и держалась за ногу.
Парень не стал рисковать, просто спрыгнул, подсел к Наде и спросил:
– Что такое?
– Больно! – простонала она.
– Где больно? – Он легонько надавил на сгиб ступни.
– Здесь! – Надя дернулась.
– Вывиха вроде нет.
– Все равно больно.
– А ушиб может быть, – сказал Семен.
– Сейчас пройдет.
– Ты пока здесь посиди, а я чаю принесу.
Семен осмотрел лестницу. Одна поперечина сломалась, а остальные три, хотя и целые, вызывали подозрение. Он осторожно поднялся по лестнице, залез в дом, собрал вещи.
Надя поднялась, чтобы помочь ему спустить рюкзаки, но неосторожно встала на ушибленную ногу, взвыла от боли и опустилась на колено.
– Не надо, я сам.
Рюкзаки и оружие он спустил по лестнице, потом вернулся в дом за чаем. Надя поднялась, одной рукой оперлась о стену, другой забрала у него кружку, тут же взяла вторую. Лестница шаталась, трещала, скрипела, и Семен не рискнул спускаться по ней.
– Может, ты выбьешь дверь? – спросила Надя.
– Да нам тут уже недолго осталось, – сказал он, собираясь прыгать.
– Что осталось? Куда я пойду с такой ногой?
– Ничего, сейчас попьем чайку.
Семен спрыгнул вниз, и в правую ногу что-то глубоко, но не больно кольнуло. Как будто гвоздь из ботинка вылез и воткнулся в кожу. Если так, то ерунда.
– А теперь и чайку можно, – сказал он, глянул на свою правую ногу, и оторопел.
К его подошве приклеился кусок доски.
Боль пришла с опозданием, но пронзила и тело, и голову. Он осторожно сел на землю, взялся за доску, дернул, оторвал ее от ботинка.
– Ничего себе! – оторопело протянула Надя.
Семен и сам потрясенно смотрел на гвоздь. Сантиметров семь-восемь в длину, толстый, ржавый. Если бы он не был изогнут, как ползущая змея, и не толстая подошва ботинка, то ступню прошил бы насквозь. Или так оно и вышло?
Семен снял ботинок, осмотрел ступню. Нет, насквозь гвоздь ее не пробил, но хорошего было мало. Рана оказалась глубокая, крови уже натекло изрядно.
Надя всплеснула руками, от волнения забыла о своей ноге, метнулась к рюкзакам, достала аптечку, подскочила к Семену и только тогда скривилась от боли.
– Противостолбнячную прививку давно делал? – спросила она.
– В школе. Потом в армии.
– Тогда нормально, жить будешь. Или антибиотики нужны?
– Чего нет, того нет.
– У нас много чего нет. Бинтов кот наплакал. Давай-ка мы сначала кровь остановим. – Она оглянулась, увидела лопух, растущий неподалеку, сорвала несколько листов, осмотрела их, затем приложила к ране и распорядилась: – Держи пока.
Кровь остановилась довольно-таки быстро. Надя обработала рану перекисью, затем наложила стрептоцидовую мазь и плотно перевязала.
– Везет мне, как утопленнику, – сказал Семен и тяжело вздохнул.
– А я тебе говорила: «Дверь выбей».
– Давай попробуем пленку назад отмотать.
– Если бы я могла отмотать назад, то тогда в клубе… – Девушка повела рукой, отмахиваясь от глупых мыслей.
– А если бы я мог назад отмотать, то бандиты не похитили бы отца.
– Какого отца? – не поняла Надя.
– А у меня что, не может быть отца?
– У тебя?.. Вполне может. А его что, похитили?
– Да. Его нужно найти, – сказал Семен, решительно взял ботинок, обулся, поднялся.
– Кого найти? – Надя внимательно посмотрела на него.
– Морозова нужно искать.
Парень осторожно наступил на пробитую ногу, и боль тупой волной поднялась к самому горлу. Семена едва не стошнило. Но хуже всего было то, что нога отказывалась принимать на себя вес тела.
– Костыль нужен, – сказал он.
– Два костыля, – заявила Надя. – И мне тоже.
– Ну да.
– Мы с тобой – калеки. Два костыля – пара.
– И что нам теперь делать? – опускаясь на землю, спросил Семен.
– Дверь выламывать.
– Предлагаешь остаться?
– Предлагаю добраться до болота. Там и останемся.
Семен поднялся, взял топорик, кое-как добрался до злополучной лестницы, еще раз осмотрел ее, с трудом, но благополучно забрался в дом. Там он и разогнул усики, которыми замочная петля держалась за дверь. А саму петлю вытащила Надя.
Она открыла дверь, хромая, зашла в дом, без сил опустилась на скамью, кисло глянула на крышу из еловых и можжевеловых лап и спросила:
– А если дождь?
– Печь растопим, баню сделаем.
– Смешно. Так, погоди. Ты сейчас шел искать Морозова?
– Морозова.
– Своего отца.
– Внебрачного.
– Э-э…
– Внебрачный отец внебрачного сына.
– Ага, – в раздумье протянула Надя.
– Он не хочет меня признавать.
– Понятно.
– Но теперь-то ему никуда не деться!
– Да?
– Ну, если я его найду и прижму к стенке.
– А ты хочешь прижать его к стенке?
– А смогу?
– Да, если у тебя есть вертолет и пачка везения.
– Ни того ни другого.
– Значит, ты – внебрачный сын Морозова?
– Доказательств у меня нет, так что давай оставим этот разговор.
– А в Москве тогда ты за доказательствами к Морозову шел?
– За совестью.
– То есть за признанием?
– Давай не будем толочь воду в ступе, – произнес Семен и открыл дверцу печки. Дрова в ней уже прогорели, но угли еще были крупные, красные. Он подбросил пару поленьев, дотянулся до можжевелового потолка, снял пару лап и затолкал их в печку. Дом вмиг наполнился едким дымом. Не самое приятное спасение от комаров, но лучше так и здесь, чем никак и в открытой тайге.
Комаров стало поменьше, а дым потихоньку рассеялся.
– Инвалидная команда! – сказал Семен, потрогав горячий чайник, стоящий на плите.
Вся вода, которую он принес утром, была в нем.
– Две здоровые ноги на двоих, – с усмешкой проговорила Надя.
– Ты давай на своей здесь чаек организуешь, а я на своей – за водой. – Семен поднялся, взял котелок.
– Уверен?
– Не смогу я здесь отлеживаться, – заявил он.
Нельзя ему здесь оставаться, нужно что-то делать. Хотя бы с базой связаться, узнать, как там идут поиски отца. Может, его действительно уже нашли.
Он смог дойти до родника, даже принес в дом воды, но рану растревожил основательно. Боль огнем жгла кости стопы. Парень делал вид, что ему не больно, но Надя все поняла и заставила его снять ботинок, в котором уже хлюпала кровь.
– Сказать тебе, кто ты? – спросила она, покрутив пальцем у виска.
– Идти надо.
– Сказать, куда? Бинтов на две повязки осталось, максимум на три. Ты меня понимаешь?
Семен кивнул. Нельзя ходить, нагружать больную ногу, пока рана не затянется.
Надя усадила его на лежак, сменила повязку, окровавленные бинты бросила за печку и сказала:
– Если что, можно будет потом постирать.
– Нормально все будет.
– Если заражение крови начнется, тогда да, будет нормально, – заявила она.
– Не начнется.
– У меня нога успокаивается. Может, я сама к дороге выйду?.. Найду машины, съезжу за подмогой.
– А выйдешь?
– Не знаю. И как я тебя потом найду? В принципе, зарубки можно оставлять на деревьях.
– Зарубки – хорошо, если к людям выйдешь. А если заблудишься?
– Тогда останутся от козлика рожки да ножки.
– От козочки.
– И от козлика тоже. Пропадешь ты здесь без меня.
– Не пропаду. Но и тебе не надо никуда идти. До завтра обождем.
– Не будем зарекаться.
Надя приготовила чай, напоила его.
– Может, на болото сходить, за клюквой? – спросила она.
– А нога?
– Не знаю.
К обеду Надя совсем перестала хромать, расходилась, действительно спустилась к болоту и принесла ягод.
– Клюква, говорят, природный антибиотик, тебе в самый раз, – сказала она.
Семен кивнул. Он чувствовал себя неважно, его еще не лихорадило, но температура уже поднималась. Парень не стал отказываться от кислых ягод, через силу затолкал в себя почти все, что принесла Надя. Однако к вечеру у него начался жар.
– Вся надежда на организм, – сказала Надя, с сожалением глядя на него. – Если иммунитет сильный, то выживешь.
– Сильный.
– У Морозова иммунитет отменный. Говорят, у него никогда не бывает простуды.
– Так он же Морозов.
– Если и ты Морозов, то ничего с тобой не случится.
– Я – Морозов, – подтвердил Семен. – Фамилия у меня отцовская.
– А гены?
– Ген у нас в роду не было, – с усмешкой проговорил он. – Игнаты, Савелии.
– Морозов – Игнат Савельевич. Ну да, ты должен это знать.
– Знаю.
– А то, что у него сын был, знаешь? – Надя пристально посмотрела на Семена.
– Я – его сын.
– У него законный сын был. Его тоже Семеном звали.
– А почему звали? Почему был?
– Да, говорят, отказался он от отца.
– Кто говорит? – осведомился Семен.
– Почему он от отца отказался? – Надя продолжала смотреть на него в упор.
– Почему?
– Вот я у тебя и спрашиваю.
– У Семена Морозова умерла мать, и его отец женился на другой. Сразу!
– Семен взбунтовался?
– Ушел в армию. Там и оставался. Пока не оказался здесь, в этой глуши, – сказал он.
– Отец тебя не ищет? – Надя смотрела на него, как на сундук с волшебными самоцветами.
– У него – дочь, молодая жена. Как там в песне поется?.. Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…
– Значит, Морозов тебя разрушил?
– Нет, он просто отказался от сына.
– Но ты же можешь предъявить права. Эй, хватит мне тут лапшу на уши вешать!
– Сдаюсь. – Семен закрыл глаза.
Ему почему-то стало больно смотреть на Надю. То ли дым от печки глаза щипал, то ли слезы наворачивались. Как ни крути, а отец отказался от сына. Он сто раз мог найти Семена, поговорить с ним. Но нет, ни одной попытки. Может, и не стоит его искать? Тем более что и возможностей для этого нет.
– Тебе плохо? – спросила девушка.
– Нет.
Надя укрыла Семена плащ-накидкой и теплой курткой.
– Ужинать будем? – раскатным эхом донеслось до него откуда-то издалека.
Есть ему не хотелось, но все же пришлось кивнуть. Вдруг Надя откажется от ужина из солидарности с ним?
Надя накормила его, напоила чаем, а потом вдруг куда-то исчезла. Не поднимаясь с ложа, Семен обошел весь дом, заглянул в каждый угол. Ее нигде не было.
Тогда он отправился на болото, там ее и увидел. Отец стоял на острове, в знакомом рубище, по колено в болотной жиже. Надя держалась вдалеке от него, но разговаривали они без крика, так, как будто находились в одной комнате.
– Как там Семен? – встревоженно спросил отец.
– А он и правда ваш сын?
– Он и правда не моя дочь.
– А дочь вы любите больше?
– Ты не можешь выйти замуж за мою дочь.
Семен усмехнулся. Отец нес откровенную дичь. В здравом уме он просто не мог этого делать. Значит, это всего лишь видение.
Он открыл глаза и увидел Надю. Она сидела рядом и держала его за руку. В доме было темно, но в печке горел огонь, языки пламени выбивались из варочного отверстия. Отсветы играли на лице Нади. Она сидела с закрытыми глазами, медленно засыпала. Ее лицо ничего не выражало, но Семену казалось, будто она то плачет, то смеется.
Парня лихорадило, лоб неприятно холодили капли пота. Надя открыла глаза, посмотрела на него.
– Не отпускай меня, – сказал он.
– Не отпущу.
– И сама никуда не уходи.
– Не уйду.
– Мне сейчас плохо.
– Держись.
– Но завтра утром будет хорошо.
– Даже не сомневайся.
Он закрыл глаза и вдруг оказался в болоте. Сын стремительно погружался в топь, а отец возвышался над ним и весело смеялся.
Семена разбудила капель. Вода стекала с крыши, заливала пол, стол, печь. Но сам он лежал на сухом. Надя обнимала его. Накидок не было ни сверху, ни снизу.
Они, как оказалось, накрывали можжевеловую крышу над головой. Видимо, Надя слазила наверх и постелила их на ветки.
Печь погасла, в доме было дымно и холодно. Надя плотно прижималась к Семену, согревала и его, и себя. Парня уже не лихорадило, температура спала, но во рту пересохло, хотелось пить. Семен улыбнулся. Это не проблема. Он просто высунул из укрытия руку, и вода сама набралась в ладонь.
Он выпил одну пригоршню воды, вторую, а на третьей заснул.
Проснулся Семен, когда в доме было уже светло от утреннего солнца, лучи которого просеивались через щели в крыше и окнах, освещали полосы свежего дыма. Мокрые дрова в сырой печи горели плохо, но дым костра, как говорится, создает уют. Дождя уже не было, но с крыши все еще капало. Надя сидела рядом, обнимала ноги, согнутые в коленях.
– Привет! – с улыбкой проговорил Семен.
– У нас тут потоп, – уныло, но не обреченно сказала Надя.
– Жаль, что не после нас.
– Как себя чувствуешь?
– Я же сказал, завтра, то есть уже сегодня. Все хорошо, жить буду.
– Рада за тебя.
– А за себя? Неплохо ты придумала. – Он кивком показал наверх.
– И за себя рада. Слышу, дождь начинается, ну, думаю, труба нам. Нормально же получилось, да?
– Хоть благодарность объявляй за проявленную смекалку.
– Не надо.
– Нет?
– Я девушка скромная. Просто женись на мне, да и все, – сказала она и усмехнулась.
– Вчера ты шутила.
– А сейчас нет. Вчера ты не был сыном Морозова.
– И я вчера мог пошутить.
– А я и сегодня тебе не верю, – сказала она и поднялась.
Вслед за ней встал на ноги и Семен. Он чувствовал себя неплохо, нога не болела. Да и Надя давно не хромала. Наверное, им уже можно отправиться в путь.
– Эй, ты куда?
Надя протянула руку, пытаясь его удержать, но Семен все же наступил на больную ногу. Он лишь слегка нагрузил ее, но боль снова полыхнула пожаром, опалила, зажгла. Парень скривился и вернулся на место.
– Ты так больше не делай, – сказала Надя.
– Так не должно быть.
– И не будет, если ты перестанешь умничать. Три дня нужно лежать.
– А костыли?
– Хорошо, нарублю тебе палок, займешься делом.
Костыли Семен смастерил себе к обеду, а вечером снова пошел дождь. Надя забралась к Семену под бочок, они прижались друг к другу и уснули.