Стоит лишь захотеть — и мечта станет реальностью.
Теодор Герцль
Прочитав эту книгу, вы побывали в двух мирах. В первом мире, описанном в первых семи главах, вы видели людей и организации с работающими инвестициями, энергичными сотрудниками, постоянным притоком инноваций и стабильной прибылью. Эти компании комфортно чувствуют себя в VUCA-мире, в котором все люди и вещи связаны между собой. При наличии правильного мышления и следовании Закону микрокоманды, Закону потребителя и Закону сети эти компании будут постоянно развиваться. Они движутся к созданию мгновенной, беспрепятственной, индивидуализированной ценности для большой группы потребителей и в конечном счете создадут ценность для самих себя и общества в целом.
Чтобы преуспеть в этом мире, они применяют простые принципы. Люди достигают большего, когда их труд радует остальных. Создавая нечто стоящее бок о бок с соратниками, группы добиваются успеха. Работая короткими циклами, люди быстрее видят результат. Интерактивные коммуникации и открытость к окружающей среде позволяют командам эффективно решать проблемы. Компания создает инновации. Потребители с удивлением обнаруживают, что их скрытые желания исполнены. Работа приносит удовольствие сотрудникам. Ни одна из компаний, которые мы посетили, не является идеальным примером воплощения этих принципов, однако они все движутся к этой цели.
В другом мире, описанном в главах 8–11, мы видели организации, которые следовали абсолютно другим принципам. Им тяжело находиться в VUCA-мире, в котором все люди и вещи взаимосвязаны. Они понимают, что вынуждены бежать все быстрее и быстрее, чтобы оставаться на месте. Руководители этих организаций указывают своим невовлеченным сотрудникам, что им делать, поэтому не могут удовлетворить современное рыночное требование — постоянно создавать мгновенную, индивидуализированную, беспрепятственную ценность в большом масштабе. Главным образом эти компании сосредоточены на защите своего статуса-кво и собственного бизнеса. Они мешают самим себе перейти в будущее. Они застряли в ловушках краткосрочной акционерной стоимости, обратного выкупа акций, экономики, ориентированной на затраты, и ретроспективной стратегии. Чтобы скрыть отсутствие эффективности, они часто прибегают к инструментам финансового инжиниринга, которые создают видимость успеха.
Атмосфера в этих организациях невероятно серьезна. Люди уныло идут в офис по утрам. Тратя свою жизнь на зарабатывание денег для босса, они не могут проявить свои лучшие качества. Этот мир делится на победителей и побежденных, однако общество в целом проигрывает от этой постоянной борьбы.
Если сравнить размеры этих двух миров, мы увидим удручающую картину: второй насчитывает гораздо больше корпораций — нисходящих бюрократий; первый только зарождается. «Традиционный режим» поддерживает и продвигает гораздо больше людей на всех уровнях общества. На его процветание работает и постоянно растущий фондовый рынок.
Два мира движутся по абсолютно разным траекториям. Зарождающийся мир развивается, преображается и процветает, вдохновляя и заряжая энергией тех, кто вовлечен в него.
Ситуация в другом мире ухудшается. Он лишает мотивации своих «обитателей», в том числе даже тех, кто радуется его внешне впечатляющим, но на деле эфемерным финансовым результатам. Развивающийся фондовый рынок или краткосрочные выгоды для акционеров вовсе не являются показателями прогресса этого мира. Скорее его символы — это умирающий реальный сектор, отчаяние значительной части населения, потерявшего надежду на лучшее будущее, разваливающаяся социальная структура и политический тупик из-за назревших проблем.
Есть даже более интересная новость: в большинстве крупных корпораций появляются «оазисы» другого мира. Они выступают за преобразования. В некоторых международных корпорациях целые подразделения позиционируют себя тайными агентами корпоративной трансформации.
Несмотря на подозрительность, с которой высшее руководство порой относится к этим «оазисам» инакомыслия, их нельзя игнорировать. Невозможно управлять процессами создания современного программного обеспечения с помощью традиционных бюрократических практик. При разработке ПО единственный возможный вариант действий — применять Agile-управление. Перемены не подлежат обсуждению. Если руководство не поддержит Аgile, лучшие разработчики уйдут в другую компанию. Поскольку программное обеспечение «поглощает мир» и становится центром любой бизнес-модели, этот сектор будет требовать перемен.
Энтузиазм, с которыми разработчики ПО ратуют за нововведения, порой раздражает традиционных менеджеров. Проблемы отчасти носят социальный характер: кажется, будто «подданные» забыли свое место в иерархии и пытаются захватить замок. Столкновение культур отлично передано Полом Фордом в статье, опубликованной Bloomberg Businessweek. Вначале он описывает недоумение некогда успешного руководителя. Его опыт и навыки не помогают ему понять незнакомые языки и новые управленческие практики. Вокруг него все больше людей, с которыми ему некомфортно. Он боится, что перестанет соответствовать своей должности. Разработка ПО потребляет все большую часть бюджета компании и играет все более значимую роль для его будущего и будущего его компании. Хотя статья заканчивается хеппи-эндом — менеджер постепенно разбирается во всем происходящем, — в реальной жизни результаты зачастую противоположны.
Спустя время топ-руководители осознают необходимость изменений для выживания на постоянно меняющемся рынке. При этом поощрение Agile-управления все в большей степени идет сверху. Фактически вопрос «Зачем нам меняться?» превращается в вопрос «Почему бы нам не сделать то, что делают другие?».
Ведущие журналы по менеджменту, такие как Harvard Business Review, The Economist и Financial Times, тоже обратились к этой проблеме. Советы директоров и менеджеры по управлению активами все чаще интересуются общим состоянием компаний, в которые они инвестируют, а не только курсом акций этих компаний. Работа крупных элементов бизнес-экосистемы была нарушена, и компании осознают потребность действовать. Их руководители перестают быть простыми последователями капитализма. Теперь они — его кураторы, ответственные за рост устойчивости рыночной системы.
Почему переход длится так долго? Почему между двумя мирами простирается такая бездна? Почему в период создания уникальных технологических инноваций так много компаний защищают свой статус-кво и держатся за финансовый инжиниринг? Почему они не проводят преобразования ради реального роста? Мы уже видели причины — глубинную природу перемен, вызов существующим привычкам, методам и практикам и огромные финансовые стимулы для руководства поддерживать нынешний статус-кво.
С исторической точки зрения, нет ничего удивительного в том, что два этих мира так долго существуют бок о бок. В конце концов, не первый раз в истории человечество сталкивается с возникновением «новых технологий», которые ведут к «новой экономике». Последняя, в свою очередь, требует «нового типа менеджмента» и сопровождается «финансовым безумием». При этом многие компании сомневаются и, вопреки очевидности, применяют подход «больше того же самого». Профессор Карлота Перес в своей книге «Технологические революции и финансовый капитал. Динамика пузырей и периодов процветания» блестяще описывает схожий феномен более ранних исторических этапов. Эти примеры проливают свет на нынешнюю ситуацию и ее потенциальные последствия.
«История не повторяется, но она рифмуется» — эти слова предположительно принадлежат Марку Твену. Разумеется, каждой эпохе перемен присущи свои особенности. В частности, для сегодняшней характерны глобализация, дерегуляция, наукоемкий труд и удивительные новые технологии, в первую очередь интернет и программное обеспечение, роль которого растет во всех сферах. История может преподать урок всем, кто хочет перейти на новый, лучший способ управления. Речь идет об Agile-менеджерах, бизнес-лидерах или просто неравнодушных гражданах.
Таким образом, на протяжении нескольких веков повторяются одни и те же модели. Как поясняется , инновационные кластеры объединяются и вызывают технологические революции. Самые масштабные из них — революции 1790-х годов (строительство каналов), 1840-х (строительство железных дорог), 1890-х (производство стали), 1920-х (появление массового производства), 1990-х и более поздних годов (компьютеры и коммуникации). В каждом случае перед теми, кто держал руку на пульсе и имел средства для инвестирования, открывались иные возможности получения прибыли. При этом работа с новыми технологиями требовала новых управленческих решений. Эти перемены, в свою очередь, породили последовательные волны финансового безумия с ожиданием высоких доходов. Мало кто мог устоять перед перспективой стать обладателем огромного состояния.
В карманы нуворишей потекли «горячие» деньги — не только за счет использования реальных возможностей, предъявляемых новыми технологиями. Многие захотели получать «деньги из денег», когда инвестиций в реальный сектор экономики стало недостаточно. В результате власть в экономике захватил финансовый сектор. Компании потеряли интерес к реальному производству товаров и услуг, предпочитая еще «игру в казино». На какое-то время выжимание «денег из денег» стало главной заботой «дельцов от бизнеса». Каждый думал, что будет получать прибыль вечно.
При этом простые граждане получали мало выгод. На фоне финансового безумия инвесторы гнались за несбыточными мечтами. Эта погоня обернулась большим финансовым кризисом — вернее, серией кризисов, уничтожившей целые отрасли. После лопания пузырей компании перешли к более прогрессивным способам управления и потребления. Они инвестировали в новые технологии и инфраструктуру.
Когда кризис или серия кризисов оказывались достаточно серьезными, а национальные лидеры — достаточно мудрыми, вводились новые институционные механизмы, цель которых — стабилизировать экономику и взять под контроль распоясавшийся финансовый сектор. Главной задачей вновь становилось создание реальных товаров и услуг для реальных потребителей. Финансовый сектор и одержимость выжиманием «денег из денег» отошли на второй план — наступил «золотой век». Для него характерен уверенный и стабильный экономический рост. Значительная часть населения процветает, что способствует дальнейшему подъему экономики.
Но когда кризис был недостаточно разрушителен, чтобы пробудить общество, или когда правителям не хватало силы и мудрости для проведения перемен и обуздания финансового сектора, экономика приходила в окончательный упадок. Вместо золотого века наступала ядерная зима.
Постоянные финансовые кризисы и усиление социального неравенства наносили ущерб реальному сектору. В некоторых случаях регуляторы накладывали чрезмерные ограничения на банки и мешали их здоровому функционированию, что, в свою очередь, подрывало будущее развитие реального сектора. Такая политика вела к жесткому государственному контролю над экономикой и катастрофическим политическим последствиям.
Где мы находимся сегодня? Пузырь доткомов, лопнувший в 1990-х годах, возник из-за появления новой возможности. Пузырь 2001–2007 годов возник из-за давления дешевых денег. «В первом случае, — пишет Перес, — восторг, вызванный возникновением новых технологий, привлек деньги в казино. Никто не думал об издержках. Во втором случае восторг по поводу появления больших, легких прибылей побудил инвесторов искать новые способы выжимать деньги из денег».
Сегодня, несмотря на помощь, оказанную правительствами банкам после кризиса 2008 года, экономика казино продолжает существовать. Государство приложило огромные усилия для посткризисного восстановления прочности финансовой системы и доверия к ней. Но конечный результат неоднозначен. Финансовый сектор по-прежнему раздут. Нормы регулирования поощряют усиление банковской бюрократии и не обеспечивают эффективной защиты от ошибочных действий. Ведутся разговоры о том, чтобы вернуться к прежним защитным мерам. Фактически общество вновь демонстрирует поведение, которое стало причиной кризиса в 2008 году.
Текущий бум корпоративных прибылей и на фондовом рынке на фоне практически отсутствующего экономического роста отражает проблему столкновения возможностей (интернет вещей) и давления «легких» денег. По состоянию на середину 2017 года, инвесторы с нетерпением ждут налоговых послаблений и возможности вернуть несколько триллионов долларов, которые корпоративная Америка вывела за границу. Затем компании переведут их своим акционерам через обратный выкуп акций. Многие государственные корпорации застряли в ловушках краткосрочной акционерной стоимости, экономики, ориентированной на затраты, и ретроспективной стратегии. Конечно, есть и исключения. В большинстве случаев желание перемен возникает внутри самих компаний. Но перспектива постоянной экономической стагнации, растущего неравенства доходов, дальнейших финансовых кризисов и затянувшейся ядерной зимы по-прежнему представляет реальную угрозу.
Переход к новому золотому веку, для которого характерны стабильный экономический рост и всеобщее благополучие, требует уверенных действий многих представителей общества (). Частный сектор должен принять большую долю ответственности, а компании — направлять свою деятельность на создание новой ценности для потребителей, то есть реальных товаров и услуг. Таким образом они смогут внести свой вклад в развитие экономики и перестанут заниматься финансовым инжинирингом, извлекать ценность и выжимать «деньги из денег».
Написав эту книгу, я хотел привлечь внимание читателей к знаниям, доступным тем, кто управляет организациями и хочет делать это более продуктивно. Мы уже хорошо понимаем этот процесс, отраженный в практике десятков тысяч организаций по всему миру. Теперь мы имеем представление о том, что необходимо сделать и что нужно изменить.
Фактически возникла новая идеология управления рабочим процессом и организациями. Эта идея не просто глобальна — она революционна.
Она отличается своими формулировкой, масштабом и воздействием. Глобальные идеи направлены на улучшение мира: так, робот способен получить лучшие оценки, чем студенты, а с помощью ультрафиолетовых лучей можно бороться с вредными насекомыми. Эти важные темы формируют программы конференций. Они значимы, но их реализация не изменит кардинальным образом наше мировоззрение. Они вплетаются в нашу жизнь, по большому счету не меняя ее.
Революционные же идеи совершают переворот в нашей системе взглядов. Их нельзя мерить меркой современного мировоззрения, так как они создают новый способ понимания и взаимодействия с миром. Они ведут к более продуктивным гипотезам об улучшении будущего.
В мы рассмотрели пример подобной идеи — коперниканскую революцию в астрономии. Она привела к появлению нового образа мышления о Вселенной и имела широкие косвенные последствия для общества и политики. Коперник не создал свою теорию за один день. Она существенно окрепла благодаря вкладу Галилея, Кеплера, Ньютона и, наконец, Эйнштейна. Спустя несколько веков она стала еще более значимой.
Аналогичным образом коперниканская революция в менеджменте — называйте ее как угодно — не является лишь очередным этапом совершенствования процесса управления организацией. Это не просто улучшенный бренд или новый способ выявления талантов. Это абсолютно новая система оценки идей, которые способствуют появлению нового способа сотрудничества.
Она открывает перед человечеством действительно захватывающие перспективы, помогает понять настоящее и указывает на лучшее будущее. Это практический путь к лучшему миру для тех, кто выполняет работу, и для тех, ради кого она выполняется, — для корпораций и общества.
Коперниканская революция в менеджменте предлагает иное видение будущего и многоплановую критику большей части современного метода управления. Последний не позволяет поспевать за быстро меняющимся миром, в котором потребитель занимает центральное место, и процессом создания современного программного обеспечения, которое все чаще служит критерием успеха компаний.
В концепции Agile содержится критика современного метода управления с финансовой точки зрения. Как уже было сказано, стремление лишь к росту акционерной стоимости не приводит к нужному результату — напротив, эта ловушка одержимости краткосрочными результатами в конечном счете разрушает акционерную стоимость.
Концепция Agile содержит критику современного метода управления также с юридической точки зрения. Направление огромных ресурсов на операции обратного выкупа — около $7 трлн за последнее десятилетие — является не чем иным, как манипуляцией курсом акций. Компании должны отказаться от обратного выкупа, чтобы восстановить финансовую целостность экономики.
Agile содержит критику современного метода управления организациями и с экономической точки зрения. Когда экономика основана на извлечении ценности из корпораций, плохой конец неизбежен. В соответствии с Agile-управлением определяющим элементом большей части современной экономики является ценность, а не затраты. Методология Agile предлагает отказаться от мифа о «невидимой руке» рынка и оценить реальную ситуацию. Как заметил нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц, «невидимая рука часто кажется невидимой потому, что ее зачастую нет».
Метод Agile-управления критикует современных лидеров общества с моральной точки зрения. Меркантильность, выраженная в извлечении ценности из корпораций ради акционеров и руководителей через обратный выкуп акций, попросту неэтична. Современные стимулы толкают руководителей на поступки, опасные последствия которых очевидны. Подобное поведение элиты подрывает и разрушает ценности общества.
Agile критикует политическую позицию общества, в котором отсутствие у работников энтузиазма, манипуляция курсом акций и рост неравенства доходов стали нормой. Agile предлагает иную концепцию общественного управления — более обширную, чем платформа какой-либо политической партии. Оно опирается на лучшие традиции прошлого и основано на таких принципах, как личная свобода, самоуправление, предпринимательская инициатива и независимость от государственного вмешательства. Оно демократично в самом высоком смысле этого слова, то есть равноправно по духу. Его цель — благополучие каждого, а не извлечение ценности для избранных. В этом обществе корпоративные рейдеры и банки выполняют вспомогательную роль, а не являются главной силой.
Также Agile критикует философию общества, которое не проводит различия между целями и результатами (к последним, в частности, относится акционерная стоимость). Но когда показатель или результат выдается за цель, он теряет свое подлинное значение. Эта путаница понятий является причиной многих экономических проблем современного общества.
Вышесказанное еще раз подтверждает, что Agile — не просто теория в области менеджмента, а настоящая революция, позволяющая под новым углом зрения взглянуть на привычные понятия. Она предлагает выход из практических, финансовых, экономических, социальных, политических и этических дилемм нашего времени. Она устанавливает критерии, в соответствии с которыми можно оценить прогресс и сформулировать новые цели. Она создает поле деятельности для политиков и пространство для политических дебатов. Она представляет собой не сочетание нескольких решений, а стройную концепцию функционирования субъектов экономики и общества, которая закладывает основы новой эпохи.
Когда же началась эта эпоха? С публикацией Auftragstaktik Хельмута фон Мольтке в 1860-х годах? Или с появлением бережливого производства Toyota Production System в 1960-х? С Agile-манифеста, обнародованного в 2001 году? А может, с 2016-го, когда журнал Harvard Business Review провозгласил Agile главным направлением развития? Или эта эпоха начнется лишь в будущем, когда сформируются необходимые ее компоненты и элементы? Вопрос, в сущности, такой же бессмысленный, как и о начале коперниканской революции в астрономии. Кто ее отец — Аристарх Самосский, сам Коперник, Галилей, Кеплер или Ньютон? Как и любая революционная идея, эпоха Agile уходит историческими корнями далеко в прошлое. Ее окончательное становление закончится лишь через многие десятилетия.
Тот факт, что новая эпоха зарождается именно сегодня, неслучаен. В наши дни многие, как и Дэвид Брукс, чувствуют, что «сама природа общества стала хаотичной». Великие ориентиры прошлого — христианство, просвещение, марксизм — теряют свою значимость. Такие ценности и убеждения, как, например, демократия, правда, свобода слова и нравственность, которые предыдущие поколения принимали беспрекословно, тоже находятся под угрозой. Антиутопия — общество, в котором богачи богатеют, а остальные влачат жалкое существование, выполняя скучную работу с низкой оплатой или вовсе лишены возможности работать, — становится пугающе реальной. Несмотря на несовершенство нынешнего социального и политического уклада, его возможное разрушение вызывает у людей беспокойство.
Интуитивно мы догадываемся, что современное общество должно изыскать более правильный и содержательный способ жить и работать. Его можно представить, с ним можно экспериментировать, и его можно внедрить. Зарождающаяся эпоха должна дать ответ на этот запрос.
Она уже предлагает многообещающий путь вперед. Чтобы проложить его, понадобится работа многих умов, сердец и рук. По большей части ее ведут активные мужчины и женщины, а не ученые или политические деятели. До недавнего времени о ней мало писали в научных журналах, за исключением Strategy & Leadership. Тем не менее она развивается благодаря героическим усилиям отдельных компаний, чьи сотрудники засучили рукава и решили трудиться по-новому, а не вести пустые разговоры. Эти люди — подлинные новаторы, не только изучающие теории, но и действующие на практике. Это и есть настоящие стратегия и политика.
Если мы хотим, чтобы зарождающееся движение охватило все общество, нам нужно посмотреть правде в глаза и принять ценности грядущей эпохи, даже если при этом придется разрушить сложившийся порядок, переставший быть эффективным.
По мере появления новых сторонников Agile будут возникать новые дебаты о его внедрении, значении, целях, терминологии и так далее. Компании будут совершенствовать нынешние практики, вырабатывать более сложные критерии оценки, отвергать то, что непродуктивно. Но нам не нужно ждать этих перемен, чтобы идти вперед. Путь перед нами уже открыт.
Компании и общество в целом стоят на пороге великих изменений. Идеи, представленные в этой книге, призывают признать, одобрить, поддержать, развивать и делиться новой возможностью с другими. Мы должны защищать ее от тех, кто мешает ей осуществиться.
Готические соборы прошлого или офисы-небоскребы современных международных конгломератов пугают нас своими размерами. Эпоха Agile скорее напоминает архитектуру раннего Возрождения, которая не подавляла человека, а радовала его.
Впервые сталкиваясь с Agile, менеджеры зачастую удивляются ее «миниатюрности». Как можно решать глобальные проблемы с помощью микрокоманд? К счастью, принцип объединения в сеть позволяет последним слаженно действовать в большом масштабе.
В эпоху Agile сотрудники компаний знают, для кого выполняют свою работу. Они чувствуют себя полноценными, мыслящими, ответственными личностями, свободными от внутренних и внешних противоречий.
В XX веке люди забыли истинное значение понятия «человеческое достоинство». Они пережили ужасы войны, ежедневное подавление человеческого духа на рабочих местах, созданных для удовлетворения личной выгоды богачей.
Зарождающаяся эпоха Agile уделяет главное внимание людям, радующим других своими товарами или услугами. Компания, где трудятся сотрудники с таким мышлением, подразумевает гармонию с теми, для кого она работает, и с миром в широком смысле этого слова. В подобной атмосфере человеческое достоинство обретает новый смысл.
Традиционно анализ многих видов бизнеса по кварталам, годам или даже десятилетиям упускает из виду длинные циклы нынешних перемен. Обращение к истории поможет пролить свет на современные дилеммы, а также покажет возможные дальнейшие шаги. Для понимания можно выделить пять главных эпох:
Мало кто сегодня знает, что в 1790-е годы в Англии удивительной новой технологией, как ни странно, была прокладка каналов. С началом промышленной революции механизированные заводы запустили преобразование сельского хозяйства. Для поддержки растущей торговли стремительно строились дороги, мосты, порты и каналы. Разразилась настоящая «каналомания» — в строительство каналов вливались большие деньги. Некоторые пытались таким образом обезопасить свои накопления от бушевавшей на континенте Французской революции. Каналы множились даже в тех местах, где в них не было необходимости. Самые удачливые дельцы сколотили на этом огромные состояния. Наконец, в 1797 году финансовый пузырь лопнул. Доходы таяли, как дым, люди сходили с ума от горя — однако в итоге «каналомания» профинансировала инфраструктуру, которая послужила на благо британской экономике.
В 1840-е годы Англию охватила другая мания — строительство железных дорог. Растущая популярность железнодорожных перевозок вызвала настоящий инвестиционный бум. Каждый хотел вложить деньги в эту удивительную технологию и разбогатеть. Многим это удалось, но в целом эпопея закончилась железнодорожной паникой 1847 года. Пока экономика пребывала в коллапсе, одни продолжали богатеть, а другие становились банкротами. Позже выяснилось, что Англия построила гораздо больше железных дорог, чем могла использовать.
Как и повсеместное рытье каналов, новая мания привела к личным трагедиям. Но в целом все оказалось не так уж мрачно: железнодорожная инфраструктура вскоре восстановила английскую экономику и даже способствовала распространению новых управленческих практик, более справедливому распределению материальных благ среди населения. На какое-то время в Англии воцарился золотой век.
В то время как Англия постепенно увязала в финансиализации и зарубежных инвестициях, лидирующие позиции в мире заняли экономики США и Германии. В 1980–1990-х годах новой популярной технологией стало производство стали. Сталелитейная промышленность плюс межконтинентальная торговля, международный телеграф и электричество запустили мощную волну роста мировой экономики. В обществе опять взволнованно заговорили о «новых технологиях» и «новых финансовых возможностях». На финансовые рынки снова потекли деньги. Через некоторое время «лихорадка» обернулась чередой кризисов, затронувших США, Францию, Италию, Австралию, Новую Зеландию, Южную Африку и Аргентину.
Финансовый сектор США и Германии, «усмиренный» кризисами, вновь обратил взоры на реальную экономику. Это ненадолго стабилизировало ситуацию. А вот, например, для Аргентины результат был менее удачным — она потеряла ключевые позиции в мировой экономике. Кризисы сменились периодом относительного спокойствия, в течение которого распались чрезмерно влиятельные трасты и были приняты меры против социального неравенства.
В начале XX века инвесторов вдохновила перспектива серийного производства в автомобильной промышленности, организованного Генри Фордом. Новая технология вновь взбудоражила общество. В 1920-е годы главным двигателем американской экономики стал фондовый рынок с «бычьим» трендом. Все закончилось в 1929 году, когда разразился новый кризис.
Последующий спад был глубоким и продолжительным. Его удалось остановить после принятия ряда законодательных мер, в частности закона Гласса — Стиголла. В итоге деньги из финансового сектора были направлены в производство товаров и услуг. Когда это произошло (параллельно с крупными инвестициями, обусловленными Второй мировой войной), в США на несколько десятилетий наступил золотой век. В стране начался экономический подъем, который привел ко всеобщему благоденствию.
Конец XX века снова был ознаменован рождением новых технологий, на этот раз компьютерных. Компьютерные микросхемы были мощными и дешевыми. Они порождали бесчисленные бизнес-возможности и до неузнаваемости изменили образ жизни и характер работы людей во всем мире. В последующие десятилетия эти изменения привели к созданию и потере огромных состояний. Воспользоваться новыми инвестиционными возможностями стремился каждый.
Пузырь доткомов лопнул в 2000 году, вызвав в Кремниевой долине нечто вроде ядерной зимы, пришедшей на смену эпохе «иррационального изобилия». Компьютеры, безусловно, трансформировали общество, но оказалось, что «новой» экономикой по-прежнему управляют основные элементы старой — ценность для реальных потребителей и полученная прибыль.
И опять, несмотря на трагедии и банкротства, которые инициировал лопнувший «пузырь доткомов», у «компьютерной» волны был огромный плюс — ценная материально-техническая инфраструктура. Повсюду был проложен оптоволоконный кабель. Компании модернизировали свои компьютерные системы. В Кремниевой долине была создана огромная социальная сеть, которая способствовала ускоренному развитию следующего поколения игроков рынка, таких как Apple, Amazon, Facebook и Google. Эта сеть вела к появлению новых методов управления организациями.
В 2001 году приток инвестиций в Кремниевую долину сократился. Но финансовый сектор по-прежнему стремился заработать на рискованных решениях. В эпоху «безумия доткомов» он стабильно терял интерес к реальной экономике. Финансисты изыскивали все новые и новые способы получения огромных выгод, пытаясь выжать «деньги из денег».
На протяжении последующих лет благодаря снисхождению Центрального банка финансовый сектор вновь получал баснословные доходы — на этот раз из недвижимости. На какой-то период Америка погрузилась в атмосферу праздника. Экономика процветала. Собственники богатели, несмотря на тревожные признаки, которые возникали повсюду: чрезмерное использование заемных средств, бессмысленные инвестиции, алчные банки, новые экзотические и непрозрачные финансовые инструменты — и органы регулирования, которые словно заснули за рулем. Политики продвигали идею домовладения среди тех, кто не мог себе этого позволить. Голоса ведущих аналитиков, которые открыто предсказывали плохой конец этой эпопеи, были проигнорированы. Когда инвестиционный банк Lehman Brothers обанкротился, финансовая система замерла, а мировая экономика практически полностью обвалилась.
Тем не менее Уолл-стрит сумел избежать ядерной зимы, которая обрушилась на Кремниевую долину. Правительство оказало поддержку крупным банкам. Мелким инвесторам повезло меньше — огромное количество малых и средних предприятий разорилось. Рабочие места массово сокращались. Сбережения таяли. Недвижимость резко упала в цене, и многие люди лишились права выкупа заложенного имущества. Средний показатель доходов упал.
За годы ипотечного бума было построено огромное количество ненужного жилья, но эти инвестиции по большей части не принесли прибыли. В отличие от предыдущих финансовых пузырей (строительство каналов, железных дорог, производство стали, серийное производство и доткомы), инвестирование в недвижимость, которую люди не могли себе позволить, привело к сильнейшему экономическому спаду без перспектив роста. Пузырь на этом рынке практически не имел положительных аспектов, кроме личных выгод финансовых «волшебников». На протяжении нескольких лет неиспользованное жилье висело мертвым грузом на экономике, препятствуя ее развитию.
По состоянию на середину 2017 года, быстро растущий фондовый рынок на фоне скромного экономического роста испытывал влияние новых возможностей (интернет вещей) и давление из-за постоянного изобилия «легких» денег. Многие корпорации застряли в ловушках краткосрочной акционерной стоимости, экономики, ориентированной на издержки, и ретроспективной стратегии. Тем не менее дальновидные компании успешно развиваются благодаря Agile.
S. Denning. Lest We Forget: Why We Had a Financial Crisis // . November 22, 2011, .
Цель Agile-управления — радовать потребителей, получая при этом стабильную прибыль. Она противоречит мышлению, которое до сих пор преобладает в корпорациях, — максимизации акционерной стоимости, выраженной в текущем курсе акций. Теории акционерной стоимости обучают в бизнес-школах, о ней пишут в ежедневной финансовой прессе. Она считается лучшим методом работы для любого руководителя крупного акционерного общества. Активистские хедж-фонды также руководствуются ею. Эту модель поддерживают регулирующие органы и практикуют инвестиционные компании. Люди применяют ее при составлении своих пенсионных программ. За нее ратуют аналитики и политические деятели.
В результате руководители всех уровней в компаниях испытывают огромное давление. Они вынуждены стремиться к краткосрочной прибыли и повышать текущий курс акций ради акционеров в ущерб другим группам влияния. При этом они подрывают цель и практику Agile-управления. Речь идет не об отдельных безнравственных личностях, а скорее о целой системе. Люди попали в ее ловушку и не могут контролировать ситуацию.
С учетом негативных последствий этой системы общество сталкивается с рядом серьезных финансовых, социальных и политических проблем. Теперь мы знаем, что теория акционерной стоимости дает иной результат, а не тот, который обещает. Она ведет к социально непродуктивной политике получения краткосрочных выгод. Она подрывает инвестиционные стратегии и систематически разрушает ценность. Постоянный акцент на извлечение ценности из корпораций в интересах акционеров наносит ущерб этим корпорациям. Он непродуктивен для потребителей, вреден для сотрудников и в конечном счете пагубен для общества. Ошибки финансового сектора подорвали вековые традиции банков, некогда служивших оплотом общества, и привели к тому, что люди перестали считать бизнес двигателем национального процветания, а финансовую систему — ключевым компонентом развитого общества.
Но теперь мы знаем, как следует управлять организациями. Как направить компании и банки в верном направлении? Важную роль в этом играют разные представители общества, в том числе:
Давайте рассмотрим каждую из этих ролей.
Первый шаг к переменам связан с поведением CEO. Как отмечалось в первых семи главах этой книги, многие CEO по-прежнему управляют вверенными им организациями от квартала до квартала. Их волнуют лишь краткосрочные результаты. Они следуют традиционной парадигме, сокращают издержки и извлекают ценность для акционеров. Среди них есть и те, кто сформировал культуру инноваций и долгосрочной ценности, обучив своих сотрудников, и отказался участвовать в «цирке» поквартального руководства ради будущих доходов.
Сегодня акционерные компании, такие как Apple, Amazon, Google и Unilever, а также многие частные компании, мелкие и средние предприятия признали первенство создания ценности для потребителей. Ни одна из них не идеальна. Некоторые, как, например, Apple, порой проводили обратный выкуп акций в большом размере. Но в целом эти субъекты экономики сосредоточены на создании долгосрочной ценности для потребителей и корпорации, а не на максимизации курса акций в краткосрочном плане.
Подобные компании формируют постоянно растущий сегмент экономики. В центре их абсолютно новой модели управления находится потребитель, а не курс акций. Эта модель — основа стабильного успеха на рынке, который сегодня является рынком потребителя.
При этом CEO государственных компаний по-прежнему испытывают давление, вынуждающее их поступать вразрез со здравым смыслом. Когда общество движется не в том направлении, то, как говорила Ханна Арендт, многие последуют за ним неосознанно и будут руководствоваться исключительно личной выгодой.
CEO, которые ставят акционеров на первое место, не являются преступниками. Они оказались в ситуации, в которой действия, наносящие огромный ущерб их компаниям и обществу, считаются нормальными, закономерными и даже поощряются. Многие руководители выбирают легкий путь и просто принимают правила игры, дожидаясь глобальных перемен в обществе. При этом они, разумеется, прекрасно осознают последствия своих действий. Они должны вновь заняться настоящим управлением и перестать прятаться за статус-кво. Как говорилось в предыдущих разделах, действия всего общества помогут им ускорить темп перемен.
Мы не можем ожидать от CEO иных действий, если комитеты по вознаграждениям соблазняют их многомиллионными бонусами в надежде подтолкнуть к безответственным поступкам. Основная проблема заключается в оплате в виде опционов на акции, и ее нужно срочно решать. По своей природе она стимулирует руководство уделять внимание лишь краткосрочным результатам. «В целом использование оплаты в виде опционов на акции следует жестко ограничить, — утверждает профессор Билл Лазоник. — Материальные поощрения должны оцениваться в соответствии с критерием эффективности, который отражает объем инвестиций в инновационные возможности, а не рост курса акций».
Проблема не в отдельных людях. Необходимы структурные решения. Состав советов директоров и комитетов по вознаграждениям необходимо пересмотреть. «Сегодня в советах директоров преобладают CEO, склонные одобрять более высокие компенсационные пакеты для своих коллег, — говорит Лазоник. — В органы управления должны входить и представители групп, принимающих на себя риски, например налогоплательщики и сотрудники. Они обладают необходимой информацией и могут подтолкнуть руководителей инвестировать в возможности, которые с большей вероятностью создадут инновации и ценность». В свою очередь, топ-менеджеры должны иметь стимулы постоянно улучшать процесс создания ценности для потребителей, а инвесторы — подробные сведения об эффективности руководителей, а не о краткосрочных прибылях.
К другой ключевой группе относятся финансовые директора. Зачастую они выступают в роли хранителей «единственно объективного финансового отдела». Именно он обеспечивает исполнение теории акционерной стоимости, в соответствии с которой принимают ежедневные решения. Каждое действие оценивается с точки зрения его влияния на краткосрочную прибыль на акцию, а не создания ценности для потребителей.
Деятельность финансовых отделов необходимо переосмыслить. Они должны учитывать кратко- и долгосрочные интересы компании, в особенности первостепенную роль потребителей. Финансовые аспекты тоже немаловажны, но они не являются единственной движущей силой. Как мы видели в , необходимо использовать различные показатели и применять разные типы мышления.
Обновление финансовой функции предполагает и изменение роли финансового директора. Если раньше последний уделял внимание лишь снижению затрат, теперь он должен следить за тем, чтобы компания, продолжая получать прибыль, постоянно создавала инновации и ценность для потребителей. Прибыль становится результатом, а не целью.
Перемены сводятся не только к внедрению новых критериев и их применению на основе иного управленческого мышления. Речь идет также о смене власти. Важно понять, кто дает указания. Сегодня финансовые отделы фактически стоят во главе компаний, потому что они могут быстро увеличить квартальную прибыль за счет сокращения издержек и тем самым гарантировать руководству бонусы. Финансовые директора не всегда знают и не всегда интересуются продуктами и услугами компании. Сотрудники, которые понимают потребителей и создают для них реальную ценность, то есть разработчики, дизайнеры и маркетологи, зачастую отодвинуты на задний план: они ведь не могут «улучшить» квартальную прибыль! В зарождающуюся эпоху Agile мнение этих вытесненных игроков должно стать более весомым.
Безусловно, финансовые директора не откажутся от своей власти легко, добровольно и в одностороннем порядке. Советы директоров и CEO должны установить новые правила, согласно которым именно ценность для потребителя, а не акционерная стоимость, квартальные прибыли и интерес к сокращению расходов, становится руководящим принципом действия корпорации.
В здоровой экономике финансовый сектор, в особенности банки, играет важную роль. Он выступает в роли кровеносной системы. Деньги текут в ней, словно кровь, которая сохраняет и укрепляет здоровье тела — экономики. Он превращает продукты и услуги в финансовые инструменты, подлежащие обмену. Эти инструменты упрощают ведение торговли в реальном секторе. Через финансовые институты сбережения граждан направляются в компании, которые смогут продуктивно их использовать. С помощью ипотек работники могут обменять свою будущую заработную плату на жилье. С помощью страхования домовладельцы могут разделить финансовые риски и избежать финансовой катастрофы. Финансовый сектор позволяет создавать рабочие места, открывать магазины, покупать дома, инвестировать в заводы и производственные объекты и компенсировать риски.
Оказывая эти услуги, банкиры кажутся выдающимися личностями и основой общества. Этот добродетельный круг создавался в американском финансовом секторе в течение полувека после произвола 1920-х годов. Последовавшая затем чрезмерная финансиализация и феномен выжимания «денег из денег» привел к экономическому застою. Люди стали относиться к Уолл-стрит как к группе алчных, жадных до бонусов, самоуверенных субъектов в дорогих костюмах в тонкую полоску. Можно ли изменить это представление?
«Процесс становления финансового капитализма еще не закончился, — пишет Роберт Шиллер. — Систему необходимо развивать, расширять, делать демократической и гуманной. Благодаря преобразованиям наступит время, когда влияние финансовых институтов будет более положительным. Это означает, что люди получат полный доступ к финансовой информации и возможность участвовать в финансовой системе на равных. Они начнут считать себя частью современного финансового капитализма, а не жертвами агрессивных и эгоистичных действий циничных финансовых кругов».
Если смотреть с позиций разумного эгоизма, финансовый сектор при поддержке регулирующих органов обязан вновь принять на себя роль кровеносной системы реального сектора экономики, но инициатива преобразований должна исходить от него самого.
Органы регулирования также играют ключевую роль в экономике. Очевидный шаг — отказаться от «тихой гавани», которую предоставляет Правило 10b-18 Закона об обороте ценных бумаг. На практике оно позволяет корпорациям безнаказанно манипулировать курсом акций.
Более того, регуляторы должны переосмыслить свою главную функцию — выявлять не только неверные действия отдельных людей, но и системные ошибки. Когда многие крупные корпорации на постоянной основе ведут деятельность, разрушающую ценность, задача регуляторов состоит не в том, чтобы отреагировать на действия нарушителей. Регуляторы должны мыслить проактивно. Их цель — вдохновить на перемены участников рынка, чей метод работы противоречит интересам общества.
Например, регуляторы должны требовать постоянные отчеты о прогрессе в достижении главной цели организации — создании инноваций и ценности для потребителей. Сегодня большинство крупных корпораций предоставляют инвесторам весьма скудную информацию на этот счет. При этом стандартная методология оценки удовлетворенности клиента теперь доступна всем. Сотни крупных компаний определяют индекс потребительской лояльности. Некоторые из них, например Philips, Schwab, Intuit, Progressive и Allianz, публикуют свои результаты. Обнародование этой информации, надлежащим образом проверенной, должна стать обязательной для всех компаний.
Традиционно рейтинговые агентства поощряли и даже награждали тех, кто прибегал к самым рискованным практикам во время кризиса 2008 года. За такое поведение они получали хорошие бонусы. На деле же нужно внимательно изучить негативные последствия обратного выкупа акций, особенно при финансировании этих операций аномально дешевыми заемными средствами.
Трейдеры, в первую очередь те, кого интересуют лишь краткосрочные колебания цен активов, должны стать объектами более жесткого регулирования. Необходимо разработать международные соглашения, которые предусматривают введение налогов на краткосрочный трейдинг. Именно он является главной причиной волатильности рынка.
Если обратный выкуп на фондовом рынке станет запрещенной операцией, а краткосрочные сделки будут облагаться налогом, извлечение ценности примет форму публично объявленных дивидендов. Их будет не так легко обосновать. Компании получат стимул работать, а не просто манипулировать курсом акций.
Инвесторы, заинтересованные в долгосрочной акционерной стоимости, должны понять, что погоня за краткосрочными выгодами — ошибочная стратегия. Пока они поощряют последние, не думая о том, как они были получены, в экономике будет доминировать нерациональное поведение. Кроме того, инвесторы фактически поощряют образ действий, который вскоре подорвет их доходы. Они должны уделить внимание тем аспектам эффективности корпорации, которые действительно создают реальную ценность для акционеров (то есть необходимости радовать потребителей).
Инвестиционные компании несут особую ответственность перед обществом. Они прокладывают путь вперед и удерживают остальных от искушения заработать на краткосрочном изменении курса акций. В открытом письме корпорациям Америки от 2015 года Лоуренс Финк, председатель совета директоров и CEO BlackRock, крупнейшей в мире компании по управлению активами, призвал корпоративный мир отказаться от займов на увеличение дивидендов и операции обратного выкупа. При этом инвестиционные компании также должны принять во внимание тот факт, что их собственные менеджеры зачастую получают бонусы на основе краткосрочных доходов. Эти акционеры должны отказаться от извлечения краткосрочной ценности.
Общество нуждается в политических лидерах, готовых бороться за торжество справедливости. Возможно ли это в наших нестабильных политических условиях, когда корпоративные лоббисты оказывают на политику чрезмерное влияние? Дорис Кернс Гудвин в своей книге The Bully Pulpit говорит об огромных экономических проблемах в США в начале XX века. Она рассказывает, как президент Теодор Рузвельт в одиночку боролся со злоупотреблениями в банковском секторе, на рынке труда и в промышленности. Конгресс не желал его слушать и не предпринимал никаких действий. Катализатором перемен послужили истории, которые Рузвельт рассказывал о реальных людях. Он повторял их повсюду. Через несколько десятилетий его последователь — президент Франклин Рузвельт — также стремился сделать общество более справедливым и привлечь в свои ряды ответственных бизнес-лидеров. Именно они положили начало реформам, которые в итоге привели к успеху. Сегодня нам нужны политические лидеры, которые обладают подобным пониманием и смелостью, чтобы выступить за необходимость перемен.
Ученые также должны отказаться от теории акционерной стоимости и отстаивать более правильную идею: главная цель корпорации — создавать потребителя. Учебники по экономике, авторы которых заявляют о правильности теории акционерной стоимости, необходимо переписать.
Аналитикам и прессе следует изменить свои взгляды на эффективность корпорации. Радуясь растущим акциям, аналитики должны проанализировать причины этого роста. Поднимается ли курс акций из-за действительно высокой эффективности компании или всему виной инструменты финансового инжиниринга? Многие специалисты уже высказали свое мнение по этому вопросу, и в данной книге представлены их точки зрения и названия статей. Их образ мышления должен получить распространение.
Аналитики и журналисты должны поощрять хорошее поведение компаний. Необходимо говорить о тех, кто успешно радует потребителей, а не зацикливается на незначительных изменениях квартальной прибыли.
Всемирные организации, например Drucker Forum, объединяют руководителей и альянсы, которые уже активно проявляют себя в этой области. Речь идет о Coalition for Inclusive Capitalism, B Team, Conscious Capitalism, Skoll Foundation и Kauffman Foundation. Они должны достичь консенсуса по коренным причинам кризисов в экономике и менеджменте. Кроме того, необходимо создать активное международное сообщество, которое стремится найти лучший путь развития экономики.
Выполним ли такой обширный социальный и политический план с учетом того объема власти, ресурсов и стимулов, которыми обладают те, кто сегодня защищает свой статус-кво? Это естественное состояние каждого крупного социального движения — за торжество демократии, отмену рабства, ликвидацию озоновых дыр и приостановление климатических изменений — движения, чьи представители всегда сталкивались с серьезными препятствиями. Тем не менее эти люди должны вдохновиться высказыванием, порой приписываемым Маргарет Мид:
«Никогда не сомневайтесь в том, что небольшая группа мыслящих и самоотверженных граждан может изменить мир. На самом деле именно так всегда и происходит».
R. Shiller, Finance and the Good Society (Princeton, NJ: Princeton University Press, 2012).
H. Arendt, Eichmann in Jerusalem: A Report on the Banality of Evil (New York: Viking Press, 1963).
W. Lazonick. How Stock Buybacks Make Americans Vulnerable to Globalization // Working Paper, East-West Center Workshop on Mega-Regionalism: New Challenges for Trade and Innovation. March 11, 2016, .
W. Lazonick. How Stock Buybacks Make Americans Vulnerable to Globalization // Working Paper, East-West Center Workshop on Mega-Regionalism: New Challenges for Trade and Innovation. March 11, 2016, .
Shiller, Finance and the Good Society, VII–VIII.
D. Clliggott. How to Avoid Another Market Crash // Fortune. September 2, 2015, .
S. Denning. How Modern Economics Is Built on the World’s Dumbest Idea // , July 22, 2013, .