Глава 10
«Ох, уж эти гении!» – подумала Тина, когда Арис сказал, что закончил рассказ, и спросила:
– Мы идем к тебе?
– Нет, – ответил он. – Мои предки сегодня дома. Да и Аршо… тоже.
– Жаль.
– Да. Но у меня есть ключи от одной квартиры.
– От какой?
– Не важно.
– От чьей квартиры ключи?
– Зачем тебе знать?
– Просто интересно.
– Ну, ключи мне дал Хорен.
Тина ничего не сказала, и Аристакес был рад этому. Они шли к станции метро. Жара была нестерпимой, и отовсюду пахло разлагающимся мусором. Вонь стояла ужасная. Сухой ветер сушил легкие. У прохожих лица были изможденные, было совершенно очевидно, что они мечтали о том, чтобы поскорее прийти домой и облиться холодной водой. К запаху мусора примешивался запах человеческого пота. Город, казалось, гнил заживо. Люди стояли в очередях за мороженым.
Когда Тина заговорила снова, Аристакес понял, что рано радовался.
– Противно, боже, как это противно, – сказала она.
– О чем ты? – спросил он.
– О том, что мне противно быть похожей на шлюху.
– С чего ты взяла? С ума сошла, что ли?
– Нет, дорогой. Это ты сошел с ума. В эту квартиру Хорен приводит своих шлюх, а теперь туда иду я.
Аристакес постарался взять себя в руки и сказал спокойным, ровным голосом:
– Не вижу никакой связи между шлюхами Хора и тобой.
– Какой ты благородный!
– Перестань!
– Не перестану! Небось, Хорену сказал, что приведешь «девочку»?
– Нет. Я сказал, что нам с тобой некуда сегодня пойти, и он дал мне ключи.
– Ты сказал, что приведешь туда именно меня?
– Да.
– Идиот! Ты понимаешь, что ты наделал?
– Послушай, я тебя никак не пойму. То ты говоришь одно, то другое…
– И не поймешь!
– Пожалуйста, не кричи так на улице, на нас смотрят.
– Противно. Боже мой, как это противно! – шептала Тина. – Значит, Хорен знает, что мы с тобой спим. Ты ему все рассказал. Ты подонок, Арис!..
– Заткнись! – Аристакесу очень захотелось ударить ее, к тому же он не понимал, в чем его обвиняют. – Заткнись! Не надо портить вечер. Мы пойдем туда и будем любить друг друга, и все встанет на свои места, все будет хорошо.
– Нет, – Тина покачала головой. – Ничего уже не будет хорошо.
– Дура! – Аристакес сорвался на крик, и ему самому это было противно. – Не все ли тебе равно, где трахаться? Я же не виноват, что мои предки сегодня решили не ехать на какой-то день рождения! А в этой проклятой квартире нам никто не помешает. Тина, что с тобой сегодня?
– Заткнись! И не кричи так, на нас смотрят, – добавила она.
– Послушай…
– Заткнись, я сказала! Надоело!
Они спустились в метро. Там было прохладно, но одежда прилипала к телу. Им нужно было проехать две станции до квартиры друга Аристакеса.
«Не хочу жить!» – подумал вдруг Аристакес.
Это было в августе, когда Ереван гнил под лучами палящего солнца.
А до того, еще совсем недавно, был март.
Конец ХХ столетия, планета Земля (два тысячелетия сюда, миллионы лет туда), и маленькая часть этой планеты – Республика Армения, и ее столица Ереван, где теперь шел снег. Он то замедлял свой ход, то убыстрял, и снежинки со слабым стуком ударялись в окна. Постукивания снежинок нельзя было слышать. Оно только подразумевалось. А из окна виднелась длиннющая очередь. За чем? Наверное, за хлебом.
Аристакес отошел от окна и лег на диван. «Конец двадцатого столетия, – думал он. – Земля и еще март».
Он услышал, как Тина открывает дверь в квартиру. Он знал, что это она, потому что ключей больше ни у кого не было. Только у Тины. Интересно, снимет она пальто в прихожей или так в пальто и зайдет в комнату?
– Привет, Аристольчонок. Поздравляю, – сказала Тина и поцеловала его. Она была в пальто. На меховом воротнике и шляпке серебрились снежинки.
– Спасибо. – Аристакес не встал с дивана. – Ты опоздала на полчаса.
– На сколько? – улыбаясь, переспросила она.
– На тридцать минут! – ответил он.
– Я думала, больше.
Теперь улыбнулся он, потому что не было случая, чтобы Тина куда-нибудь не опоздала.
– Я сниму пальто и вернусь, ладно? Ты лежи.
Тина ушла и долго не возвращалась; должно быть, расчесывала волосы. Когда же она снова вошла в комнату, Аристакес вскочил с дивана: так она была красива.
– Я польщена, – сказала Тина. – Значит, я действительно неплохо выгляжу, раз ты оторвал свой зад от этого ужасного дивана.
– Да ты потрясающе выглядишь! – сказал он.
– Спасибо. А теперь дай я тебя по-настоящему поцелую.
Целуя ее, Аристакес посмотрел, идет ли все еще снег за окном или перестал.
– Слушай, – спросил он, – а что тебе не нравится в моем диване?
– Он ужасно скрипит, джанс.
В этом была вся Тина.
«Вообще, – думал Аристакес, – когда ждешь женщину, никогда не знаешь, что будет. Каким будет тон встречи, какие оттенки? И поэтому стоишь у окна, как идиот, и смотришь на улицу. Я очень боюсь первых минут при встречах с женщинами. Это всегда опасно для нервов». Но теперь опасные минуты остались позади.
– У тебя ужасно холодно, – сказала Тина. – Почему бы не растопить печку?
– Сделаю сейчас, – сказал он и взял с письменного стола спички.
– А я накрою на стол.
– У нас ничего нет. Даже хлеба. Аршо где-то пропадает. Мама с папой в Дзорке.
– Знаю. Не беспокойся. Я все принесла.
Аристакес пошел к своей маленькой печке. Дрова у него были сухие, поэтому быстро вспыхнули ярким пламенем, и печка весело загудела. Конец двадцатого столетия, железная печка…
Он смотрел на Тину. Та возилась у стола, вынимая из большой спортивной сумки какие-то свертки, бутылки, мисочки. Тина и впрямь была очень красивая. Сегодня на ней было облегающее платье, такое короткое, что дух захватывало, и туфли на высоких каблуках – Аристакес вспомнил, что, когда она заходила в комнату в первый раз, на ней были сапоги. Стриглась Тина коротко – говорила, что чистый голый затылок очень возбуждает мужчин. Аристакес неотрывно смотрел на Тину и думал: неужели такое возможно в Ереване в конце двадцатого столетия, при железных печках, очередях?..
– Пожалуйте к столу! Кушать подано!
– Боже мой! Когда ты успела все это приготовить? – удивился Аристакес.
– Вчера. У нас, по счастью, не выключали свет.
– Ты ненормальная!
– Конечно, – согласилась Тина. – Садись, я достану подарок. Удивляюсь, как ты выдержал и до сих пор не спросил о нем.
– Я скромный!
Тина взяла сумочку, достала оттуда что-то маленькое, завернутое в кальку, и с поцелуем вручила ему.
– Нет, ты на самом деле ненормальная, психованная, – сказал он и взвесил авторучку на ладони (привычка такая). – Люблю, когда мне дарят авторучки.
– Я знаю, джанс. Тебе нравится?
– Очень.
– Теперь давай есть. Я проголодалась.
За окном снег замедлял свой ход, и под этим тоже тогда что-то подразумевалось.
Аристакес ел оливье, запивал вином, болтал с красавицей Тиной и думал о том, что вот, конец двадцатого века, планета Земля, март и день его рождения. «Двадцать первый, кажется?» Он улыбнулся этому «кажется».