Свет, светом написанный

От первых дней своего существования обитель Пантелеимонова была известна милосердием. Заповедь «Блаженны милостивые, яко тии помилованы будут» была в монастыре правилом жизни. Это знал весь полуостров. И нищие сиромахи, и бедные пришельцы, и убогие паломники знали: уж что-что, а кусок хлеба – укрух, как его здесь называли, – они в монастыре получат всегда. И в годы благоденствия, и во времена трудностей русские монахи делились последним с приходящими за милостыней.

Но вот в конце лета 1903 года оскудение в запасах пищи дошло до предела. Уже и самим монахам было урезано довольствие. А у ворот обители, у Большой Порты, число просящих и ждущих хлеба все прибывало.

Здесь надо заметить следующее. Нельзя смотреть на Афон как на место, где одни только ангелоподобные монахи, бессребреники, отказавшиеся от всего мирского. Афон всегда был еще и местом, где могли скрываться (и скрывались) от правосудия убежавшие из-под стражи преступники, просто лодыри, не желавшие работать, молодые люди, убегавшие от службы в армии, – словом, дармоедов (а как их еще назвать?) хватало. Но – все Божии создания, ко всем был милосерд монастырь. От старцев Протата пришло в монастырь увещевательное послание прекратить обычай раздавания хлеба. Объяснялось это так: «Милостыня, даваемая тем, кии, не желая труждатися, приимают образ проситалей и на сие посещение токмо надеются, бывает уже не токмо причиною вреда, но и бесславит имя самой добродетели, еще же и обитель лишает духовной пользы, понеже совершаема бывает яве и напоказ, чесого не подобает творити мужам духовным, по слову Божию и святым отцам».

Духовный собор старцев обители решил повиноваться Протату, но рассудил в последний раз обычай раздачи милости сотворить, «дабы не опечалить ничтоже ведающих сиромонахов». «О, – восклицает автор слова в день праздника Светописанного образа, – воистинну велика есть сия добродетель рассуждения!» Ведь именно в этот день и произошло чудо, давшее основание для праздника Светописанного образа Божией Матери. Вновь обратимся к слову: «Егда же раздаяшеся последний раз милостыня по сему обычаю, нецыи от пришедших начаша скорбети, инии же зело печалитися. Схимонах же Гавриил сотвори памятования ради фотографию, еже с греческого светописание глаголется. И – о чудесе! Проявлена егда бысть оная, узреша вси смиренный образ Матери Божией, подходящей кротко со всеми братиями и приемлющей укрух хлеба…

Икона Божией Матери «Светописанная»

О велие чудо! Неба и земли Владычица, немощь человеческую зря, яко милостивая Мати посреди братий незримо является и во едино мгновение скорбь упраздняет и смущение исправляет, дарует братолюбное рассуждение и водворяет боголюбезное единодушие, всех возводящи к Божественному славословию и хвалению.

Посему веруем, яко Мати Божия велию милость и благодать подаде обители русской чудесем сим. Обаче не токмо сие место им просветися, но и вся церковь Христова обогатися, обретшее зде чудный сей образ, иже Светописанный глаголется. Вся чудеса, ихже Богомати во священном жребии Своем содея, не ему единому то сотвори, но всей Церкви на пользу. Тако чудо пред иконою ”Достойно есть“: аще оный гимн перве зде воспется, обаче послежде во всю вселенную истече, яко даже и самые малые дети со услаждением с радостию велиею оный изо уст воспевают. Тако убо и икона Богоматере ”Скоропослушница“: аще и прославися во обители Дохиарской, обаче всему миру даровася… Такожде и зде: аще и явися чудный сей и доселе невижанный образ во священной русской обители, обаче все исполнение церковное украси…

Восхвалим убо, братие, преблагословенную нашу Владычицу, Горы сея Игумению, за таковыя дивныя чудеса Ея промысла, купно же ублажим преподобныя и рассудительнейшия отцы наши, имже и мы подражающе, угодники Божией Матери быти да сподобимся».

Что можно добавить к сим дивным, высокоторжественным и одновременно очень простым словам о Светописанном образе Божией Матери? Только то, что празднование его происходит вскоре после Успенского поста, 21 августа, 3 сентября нового стиля.

«Надеющиеся на Тебя да не погибнем!»

Паки и паки миром Господу помолимся. Паки и паки вспомним молитву афонскую. Не передать ее слабыми словами. Но в памяти души и сердца она. Ночь в мире, а здесь по желтым каменным плитам монастырского двора идут в храм монахи, послушники, паломники. За сотни лет миллионы и миллионы подошв полировали эти плиты. И сапоги, и ботинки, и калоши, и тапочки, и лапоточки, и кеды, и кроссовки, и просто босые, закаленные афонскими тропами ступни.

В храме почти нет света, только около певчих, у тетрадей с текстами и нотами зажжены свечи да у икон мерцают слабые точечки желтых лампадных огоньков. Начинается служба, начинает, как говорят монахи, разогреваться сердце. Прибавляется света, уже возгораются свечи, уже благоухает в пределах храма ладанный запах, и молитвы наши восходят, по выражению библейскому, «яко дым кадильный» к Престолу Царя Небесного. Перед молитвами мы все проходим тихой поступью около святых мощей и чудотворных икон и прикладываемся к ним. И молимся, молимся, и надеемся быть услышанными. За Отечество наше многострадальное, за родных и близких, за живых и ушедших, ожидающих нас, за все пределы Божиего мира. Молишься за себя, так много нагрешившего и страшащегося Божия гнева, подставляешь под елеопомазание свой вроде бы умный, но совершенно глупый пред Господом лоб, отходишь на свое место и замечаешь, что пред иконами прибавилось свечей, и добавляешь свои, и вслушиваешься в возгласы диакона, и в слова священника, и в пение хора, и только одно говоришь себе: слаба моя молитва, грешен я, и за что мне такое счастье, что стою вместе с монахами на афонской молитве?

Ночь ли, день ли, утро ли или вечер на белом свете, что с того? Иконы, фрески оживают, они здесь, эти святые, страдальцы и мученики, они, отринувшие житейское время и по примеру Господа кровью своей соединившие грешную землю с безгрешным Христом. «Надеющиеся на Тебя да не погибнем!» Здесь иначе слышатся знакомые слова из апостольского послания: «Были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке, умирали от меча, скитались в ми́лотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли» (Евр. 11, 37–38). Добавим: и сжигаемы заживо, и потоплямы.

На молитве вместе с нами – и все ранее жившие здесь насельники. Помню, как рассказывали о недавно опочившем монахе: «Мы днем его похоронили, а вечером он на службе с нами стоял».

Только опыт, только присутствие на службе, только моление, моление до боли в ступнях, в пояснице, до, наконец, какого-то желанного отрешения от всего, забвения себя, переваливание части своей тяжести на подлокотники стасидии, растворение еще недавно разбросанных мыслей в единой со всеми молитве – только такое, может быть, собирание себя хотя бы на малое время приезда на Святую Гору дает представление о монашеской молитве. Здесь мы – в центре вселенской молитвы ко Господу.

Здесь постигаешь афонскую истину, что Гора Афон – это не место жительства, а путь. Путь к Господу. Путь, пролегающий через всю земную жизнь. Здесь не только исчисление часов другое, но и само время как пространство.

Идешь после службы на кратенький отдых, идешь совершенно счастливым, что выстоял, что помог общей молитве, приходишь в келью, зажигаешь трогательную, заправленную оливковым маслом лампаду, ложишься на жесткую постель, блаженно вытягиваешься – и слышишь молитвенный шум набегающих на берег волн. Шум этот настолько одушевленный, что не хочется спать, а хочется озвучивать человеческими словами взывания морской стихии к Богу.

Скоро, совсем скоро зазвенит колокольчик и ударит колокол.