Перед входом в кладбищенскую церковь святых Петра и Павла помещены стихи, которые обязательно читают все, посещающие Афон. Прочтем их и мы, изумляясь тому, что все это будто в наше время написано, хотя создано сто лет назад монахом Виталием.
Люблю бывать по временам, где скрыта тайна
жизни нашей,
Где, может быть, сокроюсь сам вслед за испитой
смертной чашей.
Смолкает тут житейский шум и вместо мыслей
горделивых
Приходит ряд суровых дум, судей нелестных,
справедливых.
Передо мной убогий храм наполнен мертвыми костями,
Они свидетельствуют нам, что мы такими
будем сами.
Немного лет тому назад, как жили те земные гости,
И вот ушли они в «свой град», оставив нам лишь
эти кости.
Не в силах были и они владеть собой в иную пору,
И между ними, как людьми, бывали ссоры из-за сору.
Теперь, довольные судьбой, лежат, друг другу не мешая,
Они не спорят меж собой: своя ли полка иль чужая.
Мы тоже гости на земле, и нам лежит туда дорога.
Идем по ней в какой-то мгле, не видя вечности порога.
И святость любим – и грешим, гонясь за счастием —
страдаем,
Куда-то всякий день спешим, а то, что важно,
забываем.
Боимся смерти и суда, желаем здесь пожить подольше,
Стараясь избегать труда и чтоб скопить всего
побольше.
Не можем слова перенесть иль чуть неласкового взгляда,
А скорбных испытаний крест для нас мучительнее ада.
Других виним почти всегда, хоть сами Бога прогневляем,
Себя ж винить мы никогда и в самом малом не дерзаем.
Для личной прихоти своей готовы по́том обливаться,
Не спать подряд и пять ночей, во все опасности
пускаться.
Кривить душой на всякий час, безбожно совесть попирая,
И все, что только тешит нас, к себе усердно загребая.
Таков есть страстный человек, хвастливый бог
земного рая,
Он суетится весь свой век, покоя день и ночь не зная.
И всем безумно дорожит, пока здоровьем обладает,
Когда ж болезнь его сразит, совсем другой тогда бывает.
Ударит смертный, грозный час, душа греховная смутится.
И все, что дорого для нас, со всем навек должны
проститься.
Бессильны нежности друзей, ничтожны ценности имений:
Они не могут жизни сей продлить хоть несколько
мгновений.
Напрасно с помощью спешат и врач искусство предлагает:
Больному все трудней дышать, и он, конечно, умирает.
Хладеет грудь, и тухнет взор, все чувства рабски
умолкают,
И нас, как будто некий сор, поспешно в землю зарывают.
Затем немного надо знать, что с нами здесь потом
бывает:
Вот эти кости говорят… им наша совесть доверяет.
Один момент, и жизнь – мечта! Зачем же столько
треволнений?
Зачем вся эта суета и масса горьких наслаждений?
Мы забываем тот урок, который смерть нам повторяет,
Что жизнь дана на краткий срок и детства дважды
не бывает.
О смерть, кому ты не страшна? Или кому ты
вожделенна?
Блажен, кто ждет тебя, как сна, кто помнит, что душа бессмертна.
И нет несчастнее того, кто помнить о тебе страшится:
Вся жизнь – мученье для него, и сей, однако, он лишится.
А там – для праведных покой и радость вечно со святыми.
Для грешных – ад с кромешной тьмой, и участь их
с бесами злыми.
Теперь, быть может, что иной одежды всякий день меняет,
Умрет – положат лишь в одной, и той, случайно,
не бывает.
И тот, кто даром мудреца владеет, Бога же не знает,
Умрет – не более глупца, напрасно только жизнь теряет.
Недалеко уж этот срок и эта вечности дорога…
Припомни мудрый тот урок: познай себя – познаешь Бога.
Познай, откуда ты и кто, зачем пришел, куда идешь?
Что ты велик, и ты – ничто, что ты – бессмертен,
и умрешь.