В Пасхальную ночь под трезвон колокольный,
Когда ликовала и пела душа,
Крылатая мысль уносилась невольно
В любимую даль – по заре, не спеша.
Видел я озаренные радостью лица
Дорогих неизменных друзей-печерян,
Что в Пасхальную ночь шли в обитель молиться,
В чьей душе – простоты и любви океан.
И молил я усердно Воскресшего Бога,
Чтоб послал Он им всем тишину и покой,
Чтобы легкою сделал спасенья дорогу,
Чтобы счастье лилось быстротечной рекой!
А желал я… чтоб в каждом их сердце прекрасном
Был оставлен один небольшой уголок
Для того, с кем в труде и молитвах согласных
Провели много лет, не заметив их срок,
Чтоб, молясь, вспоминали об имени этом
И молитвою общей дарили покой
Для того, кто совсем не хотел быть поэтом,
Но запела душа… в знак отрады большой!
Низко ветви склонили березы,
Не шумит на них зелень листвы,
Леденят ночью зимней морозы,
Гнут и треплют дневные ветры.
Иней нежный летит на аллею,
Что в Михайловский храм нас ведет.
Вид печальный! но я не жалею —
Скоро, скоро весна ведь придет!
Сердце сковано холодом. Больно!
На душе лишь тоска и печаль…
Обратился б я лебедем вольным,
Улетел бы в любимую даль.
На покрытые снегом равнины,
Где обитель родная стоит
И – преддверие райской долины —
Радость неба блаженство таит;
Где собратьев сердца золотые,
Настоящая где есть любовь,
Люди добрые где и простые,
Где живешь… и рождаешься вновь!
Взгляд их мил и ласкает приветом,
Настоящие это друзья!
И в беде не оставят советом,
И помогут, лишь радость тая!
Всех сокровищ дороже на свете
Эти люди теперь для меня:
Ведь отец – и духовные дети!
Чувство светлое – ярче огня!
Не погаснет оно в беде-горе,
Не задует ни ветер, ни снег,
Не потопит житейское море —
Дружбы верной стремительный бег!
Богоматерь Сама там защита,
Там Ее Материнский покров! —
Где любовь и надежда открыта,
Где нет злобы и суетных слов.
Низко ветви склонили березы,
Спят Печоры в ночной тишине,
На глаза навернулися слезы,
Грустью сердце объято во мне.
Мысль крылатая, вещая птица!
Ты несись в дорогие места,
Посмотри на любимые лица,
Поклонись у подножья Креста!
Расскажи о мечтах моих верно,
Что душа моя там, расскажи!
Расскажи, как на сердце мне скверно,
И молиться о мне прикажи.
Поклонися иконам в смиренье,
Богоматерь о мне попроси,
Чтоб послала Она утешенье
Для больной моей, грешной души!
А умру! – попроси Всеблагую,
Чтоб в Пещерах меня положить —
В ту песчаную нишу любую,
Чтоб я мог вместе с братией жить!
Ночь морозная тьмою сгустилась,
Серебрится большая луна —
И Обитель, родную для сердца,
Освещает лучами она!
Не горюй! Вот утихнут морозы,
И зима уберет свой убор,
А весною уж высохнут слезы!
И придет к тебе радость с Печор!
Архимандрит Пимен (будущий Патриарх Московский и всея Руси)
Дополнительное представление о том, чему издавна с живой христианской любовью учили своих пасомых печерские иноки, дает, в частности, сохранившаяся запись ответов архидиакона Аркадия на вопросы о духовной жизни, заданные (по-видимому, летом 1926 года) одним из паломников. Им был уже неоднократно упоминавшийся С. Н. Большаков, изложивший эту беседу в своей книге «На высотах духа», отрывок из которой мы далее предлагаем. «О[тец] Аркадий стоял на балкончике своей кельи и кормил голубей. Был он высок, красив, лет пятидесяти. О[тец] Аркадий всегда находился в благодушном настроении и был ласков.
– Скажите, о[тец] Аркадий, как это Вы всегда пребываете в столь благодушном настроении?
О[тец] Аркадий ответил, улыбаясь: «Чему мне огорчаться? Сыт, здоров, одет, обут, живу в уютной келье, служу в церкви… работаю в столярной мастерской по ремеслу своему, читаю душеполезные книги и в молитве подвизаюсь. Чего еще нужно? Желающие более этого подвергаются, по апостолу Павлу, многим скорбям и страстям. Их одолевает то жадность, то честолюбие, то мстительность, то похоти. Когда они не могут достичь того, чего желают, то злобствуют и раздражаются, а достигнув, впадают в беспокойство, как бы не потерять того, что захватили. А потому всегда они в огорчениях и сумлении. Вы, Сергей Николаевич, если хотите быть в благодушии, то живите просто, не мудрствуя лукаво, и все будет хорошо. Вон старец Амвросий Оптинский говорит: “Живи просто, и проживешь лет до ста”.
– Это в обители, о[тец] Аркадий, а в миру?
– Да вот тот же старец Амвросий присовокупляет: “Можно жить и в миру, только не как на юру, а тихо”.
– А если грехи у кого, тогда как?
– Тоже просто, Сергей Николаевич. У пустынных отцов говорится: “Пришел раз молодой монах к старому авве и говорит: ‚Что делать, авва, впадаю я все в тот же грех?’ А старец ему и говорит: ‚Ну раз впал, встань и покайся’. – ‚А если опять впал?’ – ‚Тогда встань и покайся опять’. – ‚До какой же поры?’ – ‚До самой смерти’”. Вот секрет, Сергей Николаевич, как пребывать в благодушии. Несть человек в миру, аще не согрешит. О том же и св[ятой] апостол Иоанн Богослов пишет. Но на всякий грех есть покаяние. И вот это-то непрестанное покаяние спасает нас, с одной стороны, от гордости и высокомудрия, а с другой – не дает впасть в отчаяние.
– Как раз тут к месту молитва Иисусова, о[тец] Аркадий. Там все взывается “Господи, помилуй”.
– Так оно и есть, брат Сергий. Мы грешим не только ежечасно, но ежеминутно, словом, делом и помышлением – принимаем охотно прилоги, то есть неподобные, сомнительные, кощунственные или похотливые помыслы, рассматриваем их со всех сторон и соглашаемся с ними, и даже если не падаем, то потому только, что не имеем подходящего случая. Вот тут-то и уместна молитва Иисусова. Пришел, например, тебе в голову хульный помысел или разожгло тебя вожделение к женщинам, или тянет тебя кого оскорбить или даже побить – то ты и обращайся к молитве Иисусовой, шепчи или в уме проходи: “Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного”, – это медленно, со вниманием и скорбью. И отстанут помыслы. А если внемлешь им и падешь, то тоже не отчаивайся, а читай ту же молитву. И умиротворится дух твой.
Бесы имеют обыкновение представлять нам Бога перед падением милостивым и всепрощающим. Внушают, что Господь знает, как молодой и сильный мужчина склонен к нечистоте, и строго не взыщет. А по грехе бесы представляют Господа суровым и беспощадным Судьей, дабы ввергнуть нас в отчаяние. Иных даже и до самоубийства доводят, не говоря уже о помешательстве. А взывающий ко Господу о помиловании всегда пребывает в смирении.
Святый и Великий Антоний видел раз всю землю, усеянную ловушками дьявола, и в ужасе вопросил: “Кто же тогда может спастись?” И услышал ответ: “Смирение”. Вот почему важна молитва непрестанная, Иисусова. Многие, даже в монашестве, говорят: “Ни к чему она! Вполне довольно церковной службы да келейного правила”. Но, во-первых, мы не всегда в церкви или келье, а искушения следуют за нами всюду, а во-вторых, если бы выпевание да вычитывание молитв в церкви или в келье подлинно спасало бы, то, как старец Василий Поляномерульский писал, певцы и чтецы на клиросе были бы всюду образцами добродетели, а сего мы не видим. Даже если поют красиво и читают верно, то внимание употребляется больше на самый порядок пения и чтения, как музыкальнее пропеть или по-театральному прочесть, а не на смысл поемого или читаемого. Есть, конечно, певцы и чтецы весьма духовные…
– А скажите, о[тец] Аркадий, что выше – жизнь деятельная, как вот в киновии или общежитии, или в одиночестве, в затворе или на пустыньке?
– Всему свое время. Новоначальному надо идти в общежитие, чтобы его перетерло. Вон камни на берегу озера или моря бывают угловаты и востры – как попадут в воду, а потом, потершись друг об друга, так отшлифуются, что как яйцо или шарик становятся. Так вот общежитие перетирает наши угловатости и испытывает наше смирение, терпение, безгневие, нестяжание. А когда все эти добродетели станут нам обычны, тогда только можно устремляться на одиночество, уже в годах, лет к пятидесяти, а раньше это только прихоть и суета, и многомнение. А вот если кто обтерся и с молитвой Иисусовой свыкся, тому можно и даже должно идти на одиночество и готовиться к переходу в мир иной, духовный. Ибо, в чем застану, в том и сужду. Кто, как мудрые девы, всегда будет наготове и в молитве Иисусовой имеет масло для факела своей души, тот и переходит в мир иной готовый и призываемый. Вот какова молитва Иисусова. Подвизающийся в ней право бывает смирен, прост, радушен, благостен. Чего же более мы можем желать?
Стояло чудное летнее утро. На синем небе горели золотые кресты храмов – белых, розовых, светло-желтых. В яркой зелени деревьев пели птицы. Мирная радость была разлита повсюду».