АКТ
О присоединении из бывшей Эстонской автокефалии к Московской Церкви Российской Митрополита Александра

Прибывший в Патриархию Преосвященный Митрополит Александр (Паулус) выразил Местоблюстителю свое искреннее убеждение, что так называемая Эстонская автокефалия была учреждена вопреки дарованной автономии во внутреннем управлении Эстонской епархии без благословения законного Кириарха, Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Тихона; что последующее обращение в юрисдикцию Константинопольского Патриарха являлось открытым каноническим нарушением единства с Матерью-Церковью; что на грех раскола они пошли под давлением б. Эстонского правительства и только из желания и надежды сохранить Православие в Эстонии; что теперь он, Митрополит Александр, от имени клира и мирян Эстонской Православной Церкви, переживая со скорбью свою виновность в грехе раскола, сыновне просит принять его в молитвенное каноническое общение с Матерью-Церковью.

В ответ на такое его обращение и на все ранее поступившие от Митрополита Александра заявления Патриаршим Местоблюстителем в зале Патриархии в присутствии нижеподписавшихся совершено было краткое покаянное молитвословие с пением тропаря и кондака Святой Пятидесятницы и чтением разрешительных молитв из чина исповедания: «Господи, Боже спасения рабов Твоих…» и с последующим взаимным архиерейским приветствием со словами: «Христос посреде нас…»; затем совместным служением Божественной Литургии в кафедральном г. Москвы Богоявленском соборе 30 марта 1941 г. – осуществилось на деле принятие Преосвященного Митрополита Александра в каноническое общение с Московской Патриархией и со всей законной Православной иерархией Матери-Церкви Российской.

С подлинным верно. [Подпись благочинного Печорского края]

Отцу настоятелю Печерского монастыря по личному распоряжению Экзарха нашего, Митрополита Сергия, к сведению и прочтению братии монастыря посылается сей Акт.

Член Экзаршего Епархиального управления, Благочинный церквей Печорского края, митрофорный протоиерей Э. Верхоустинский.

Г. В. Петров
Псково-Печерский монастырь в 1920–1940 годах

Двадцать лет вне Родины. Казалось бы небольшой срок в более чем полутысячелетней истории Псково-Печерского монастыря, но боль отторжения не утихает и поныне. Вот почему мне представляется своевременным вспомнить некоторые действительные факты из жизни Псково-Печерского монастыря в предвоенное двадцатилетие.

После заключения 2 февраля 1920 года Тартуского мирного договора, установившего границу между Эстонией и Советской Россией восточнее Печор и Изборска, Патриарх Московский и всея Руси Тихон признал местную Православную Церковь в Эстонии автономной епархией Всероссийского Патриархата. Но церковное руководство прибалтийского государства во главе с архиепископом Александром (Паулусом) не ограничилось автономией. Оно добилось перехода Эстонской Православной Церкви в юрисдикцию Вселенского (Константинопольского) Патриархата, образования собственной митрополии с возведением архиепископа Александра в митрополиты, а затем принятия такого устава Православной Церкви Эстонии, который, по существу, объявлял ее автокефальной, то есть независимой, самоуправляемой.

Псково-Печерский монастырь (помимо воли его братии) был отторгнут от Всероссийского Патриархата, а само его существование оказалось проблематичным. По принятому в Эстонской республике закону об отделении Церкви от государства духовенство как сословие было объявлено ликвидированным. Чтобы сохранить монастырь, образовали Успенскую трудовую общину, устав которой был утвержден тартуским съездом мировых судей. Община содержала себя за счет доходов от свечного завода и завода по выделке церковного вина из ягод. Кроме того, ей были переданы в аренду отобранные у монастыря земли.

Некоторые из живущих в монастыре занимались ремеслом, в кельях стояли швейные машинки и портняжные столы. Без особого успеха монахи пробовали разводить крупный рогатый скот, йоркширских свиней и птицу. Были у монастыря и попытки вступить в деловые отношения с торговыми фирмами в Польше, США и других странах с целью продажи дореволюционных запасов бумажных иконок и рядовой монастырской утвари, но какого-либо широкого развития этот род деятельности не получил. На распродажу старины монастырь не пошел.

Чтобы преодолеть «значительное экономическое оскудение», о котором сообщалось в официальных монастырских бумагах, руководство обители обращалось за помощью, а лучше сказать, за милостыней к другим православным монастырям и церквам Эстонии и стран Западной Европы. В ответ шли, как правило, мизерные пожертвования. Например, от священника небольшой Троицкой церкви во Франции поступило 5 франков, от настоятеля Бельфорского прихода отца Андроника – 15 франков, от домовой церкви князя Трубецкого получено 20 франков, от настоятеля Брюссельской церкви – 45 бельгийских франков.

В 1927 году настоятель Спасо-Преображенского Валаамского монастыря игумен Павлин получил из Печор письмо с такой просьбой: «Не изыщется ли Вами возможность оказать братскую во Христе помощь и нашей убогой обители пожертвованием тех облачений, кои уже поношены у Вас, но кои могут быть починены и еще употреблены за богослужениями». Через некоторое время в монастырь пришла посылка с архиерейским облачением и диаконским стихарем.

На пожертвования монастырь отвечал благодарственными письмами, в одном из которых отцу Андронику было сказано: «Нам дорога каждая самая малая лепта от вашей церкви. Мы знаем, что ее положили на святое дело воссоздания древних святынь и храмов нашей обители не иное что, как тяжкое горе, беспросветная нужда и безысходная тоска по утерянной Родине рассеянных детей святой Руси, – положила память о родных обителях и храмах».

Собранных таким путем средств было явно недостаточно ни для нового строительства в монастыре, ни для капитальных реставрационных работ, потребность в которых возрастала с каждым годом. Проводился лишь небольшой ремонт отдельных зданий, без которого нельзя было обойтись. Даже сравнительно крупное пожертвование главы государства Яана Теэманта в размере 250 тысяч эстонских марок не могло вывести монастырь из состояния постоянной материальной нужды.

В это трудное время во главе Псково-Печерского монастыря находился человек, деятельность которого сохранила обитель и как центр русского Православия, и как памятник русской культуры. Этим человеком был епископ Печерский Иоанн (Н. Булин). Воспитанник Петроградской Духовной Академии, бывший офицер старой русской армии, епископ Иоанн был неутомим в повседневной работе по упорядочению расстроенной в годы гражданской войны внутримонастырской жизни. Богослужения в монастыре шли по расписанию, составленному настоятелем, которое включало в себя росписи по неделям: кто и когда служит раннюю литургию, позднюю литургию, бдение и т. д. Он сам регулярно выступал с проповедями, о чем свидетельствуют записи в богослужебном журнале.

Обращаясь к верующим, владыка Иоанн говорил о том, что «возрастающее в мире зло как бы служит знамением времени приближения второго пришествия Господа». Это зло он видел прежде всего в России, где отклонение от «Христова евангельского учения» привело «к печальным опытам плачевной революции, когда можно было бы обойтись без лишних жертв и страданий», а теперь «все окружающее, например, в России, разрушено и уничтожено, наипаче – разрушено, искажено и истреблено все хорошее, все нравственное», «пример страшной кары за грехи и беззакония в России, где голод, холод и всякие болезни все увеличиваются и ширятся». Иоанн обращался к своей пастве, убеждая ее «в необходимости помощи погибающим от голодной смерти в России как церковными сборами, так и разными сборами по деревням».

В своих поучениях епископ Иоанн призывал «уклоняться от слушания разных краснобаев-агитаторов и научаться страху Божию», «дабы никакое иноверие и злое еретическое учение не внесло бы в нашу церковную жизнь раздоров и смуты». Выступления Иоанна против иноверия и еретических лжеучений были обращены не только против атеизма и свободомыслия, но и имели в виду то сильное давление лютеранства, которое испытывала в Эстонии Православная Церковь. В некоторых православных храмах здесь были устроены скамьи для сидения во время службы, церковное пение сопровождалось игрой на музыкальных инструментах, православные песнопения дополнялись исполнением лютеранских кант.

В конце 1920-х годов Синод Эстонской Апостольской Православной Церкви потребовал от епископа Иоанна перестроить богослужения в монастыре в соответствии с западным церковным календарем, в чем епископ решительно отказал.

В своей богослужебной практике Иоанн придерживался старых традиций Православной Церкви и даже возрождал забытые. В то же время как бы данью обстоятельствам – многоязычному населению – был введенный Иоанном порядок чтения пасхального Евангелия на девяти языках: греческом, церковнославянском, эстонском, русском, латинском, польском, немецком, латышском и древнееврейском.

При епископе Иоанне Псково-Печерский монастырь явно активизировал свою собственно религиозную деятельность. Были возобновлены крестные ходы как по традиционным маршрутам, проходящим по территории Эстонии и Латвии, так и по новым, которые как бы компенсировали утраченные в Советской России. Некоторые крестные ходы, как и до революции, растягивались на много дней и предполагали посещение целого ряда населенных пунктов. Увеличилось число паломников и молящихся в монастыре.

Судя по книге для записи исповедников и причастников, их количество даже резко возросло по сравнению с дореволюционными годами: 1913 год – записано 490 человек, 1914 год – 394 человека, 1926 год – 1212 человек, 1927 года – 1444 человека. По составленному в монастыре отчету за 1928 год:

«…за праздничными богослужениями сравнительно с прежними годами замечалось значительно большее участие молящихся, превышающее иногда 3000 человек. За этот год исповедовалось и говело до 5000 человек. В монастыре побывало до 70 разных экскурсий со средним количеством участников около 25 человек в каждой, монастырь посетили до 50 видных профессоров, общественных деятелей, военных, художников и артистов из Америки, Англии, Германии, Швеции, Латвии и Эстонии».

«Между прочим, – с удовольствием заметил автор отчета, – посетил монастырь и один студент из Токио».

Значительно изменился состав обитателей монастыря. Одни из прежних монахов разъехались, другие умерли. Приняли постриг и послушание новые люди. В 1932 году в монастыре и вне его проживало 29 монашествующих и 44 связанных с ним рабочих, служащих, певчих, призреваемых. Таким образом, всего под опекой монастыря находились 73 человека, из которых 21 официально числились эмигрантами.Среди насельников монастыря появилась целая группа лиц с военным прошлым, в том числе участников гражданской войны на стороне белых армий, для которых Псково-Печерская обитель вообще стала своеобразным центром притяжения. Епископ Иоанн получал массу прошений о приеме в монастырь от людей, утративших Родину и надежду на достижение тех целей, ради которых они воевали, уставших от всех переживаний и невзгод. Как писал один из посетителей, «хоть руки на себя накладывай, что, однако, не могу сделать по своим убеждениям».

У монастыря сложились многообразные отношения с русской эмиграцией вообще и с церковной эмиграцией в частности. Обитель продолжала поддерживать тесные контакты с членами бывшего царствующего дома Романовых, обмениваясь с ними пасхальными, рождественскими поздравлениями и подарками. Не терял монастырь и связей с остатками придворных кругов, бежавших на Запад.

Епископ Иоанн придавал особое значение налаживанию контактов с различными кругами русского Православия в Европе. Не вступая в слишком близкие отношения с «карловацким расколом», он в то же время поддерживал переписку с лидером этого движения митрополитом Антонием (в рамках поздравительного этикета). Иной, более доверительный характер носила переписка Иоанна с митрополитом Евлогием, вступившим в конфронтацию с руководством Русской Зарубежной Церкви. В своих письмах митрополит Евлогий выражал «радостную надежду когда-нибудь увидеть Вас в Париже и беседовать “уста к устам”, еще буди, буди». Возможно, что такая встреча состоялась.

По крайней мере, дважды – в 1929 и 1930 годах – в Псково-Печерском монастыре проводило свои летние съезды Русское студенческое христианское движение (РСХД), в становлении которого видную роль сыграли русские философы С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, В. В. Зеньковский. На одном из съездов РСХД епископ Иоанн руководил аскетическим семинаром. Осенью 1929 года в монастыре состоялась конференция Американского союза молодых людей.

В то же время положение Псково-Печерского монастыря в Эстонии с каждым годом осложнялось все более и более. Эстонские власти взяли за правило вмешиваться административным путем в деятельность монастыря, предписывая ему обязательное участие в тех или иных общегосударственных кампаниях: «…согласно распоряжению господина министра внутренних дел… сего 3 января ровно в 10¹/₂ часов утра… должен быть церковный звон».

В конце 1920-х – начале 1930-х годов в обстановке экономического кризиса нарастали националистические настроения. Были разрушены памятник Петру Великому и часовня в Таллине. В Государственное собрание Эстонии был внесен законопроект о разрушении Александро-Невского собора, который характеризовался в этом документе как «самый яркий памятник эпохи грубого обрусения». Русское население выступило с протестом, письменный текст которого подписали архиепископ Нарвский и Изборский Евсевий и епископ Печерский Иоанн. В монастыре проходили службы по утвержденному владыкой Иоанном «чину молебствия о сохранении соборного храма святого благоверного великого князя Александра Невского в городе Ревеле от насильственного разрушения». Собор удалось отстоять.

Но пока решалась проблема таллинского собора, начали сгущаться тучи над Псково-Печерским монастырем и епископом Иоанном. В феврале 1928 года на заседании Синода Эстонской Православной Церкви был поднят вопрос о монастырской недвижимой собственности. Синод принял решение закрепить ее за Церковью в целом, а точнее – за ним, Синодом. Епископ Иоанн вынужден был согласиться с этим, но при условии, что он получит доверенность на управление этим имуществом. Однако Синод летом 1930 года образовал инвентарную комиссию под председательством своего уполномоченного комиссара Петра Пятса, землемера по профессии. Полученный П. Пятсом мандат сделал его фактическим экономом-хозяином монастыря. Отныне все договоры по имущественным вопросам должны были подписываться «доверенным Синода П. Я. Пятсом». В официальных документах П. Пятс стал именовать обитель «бывшим монастырем».

Начались репрессии по отношению к братии монастыря. В административном порядке был выселен из обители и выслан из Печор архидиакон Вениамин, который особенно решительно противился самоуправству П. Пятса. В рекомендательном письме к митрополиту Антонию в Сремски-Карловцы, куда вынужден был выехать Вениамин, епископ Иоанн выразил мнение, что архидиакон был удален из монастыря «по истинным причинам глубокой национальной ненависти некоторых здесь власть имущих к истинно-исконному русскому Православию и к месту сосредоточения его у нас – нашему монастырю».

По этому же поводу в монастырь поступила телеграмма от Национальной Лиги американцев русского происхождения, в которой сообщалось, что «русское население Америки глубоко взволновано известиями, что спокойствие и право собственности Печерского монастыря насилованы и архидиакон Веньямин выслан и религиозные чувства оскорблены господином Пятсом». Из Софии пришло послание, в котором Совет Православного братства святителя Николая в Болгарии выражал сочувствие епископу Иоанну в его заботах о сохранении монастыря, над которым нависла опасность со стороны местных властей, намеренных «использовать монастырские здания и имущество для посторонних целей».

В этих условиях епископ Иоанн становится все более нежелательной фигурой в Псково-Печерском монастыре для Синода Эстонской Православной Церкви. Для удаления владыки из обители была использована освободившаяся со смертью архиепископа Евсевия Нарвская кафедра. Вначале был пущен слух, что епископ Иоанн решил снять с себя полномочия члена Государственного собрания и переехать на постоянное место жительства в Нарву. Этот слух был опровергнут в печати, где было сообщено, что, «приняв на себя труд по временному возглавлению Нарвской епархии, епископ Иоанн никогда не намеревался и не намеревается переезжать в Нарву» и что «все эти измышления производят очень болезненное и неблагоприятное впечатление, особенно в Печорском крае, среди многочисленных избирателей епископа Иоанна».

Вскоре события приняли драматический оборот. Вопреки личной воле епископа Иоанна, Собор Эстонской Православной Церкви постановил: быть ему отныне епископом Нарвским и Изборским. На этом основании митрополит Александр переместил Иоанна правящим архиереем Нарвской епархии и освободил его от должности настоятеля Псково-Печерского монастыря. Временно исполняющим обязанности настоятеля был назначен игумен Парфений. Епископ Иоанн подал в Синод протест, который был отклонен, а Иоанну назначен срок оставления должности настоятеля Псково-Печерского монастыря – 1 августа 1932 года.

Новому временно исполняющему обязанности настоятеля иеромонаху Андрею Синод предписал прекратить с этой даты выдачу епископу Иоанну положенной ему части братского дохода. Безрезультатно пыталась вмешаться в события на стороне Иоанна местная газета на русском языке «Печорский край», которая ссылалась на ходатайство православных граждан (за 9680 подписями) об оставлении прежнего настоятеля монастыря. Обе стороны – епископ Иоанн и Синод – поочередно обращались друг на друга в суд.

Между тем митрополит Александр самолично исключил епископа Иоанна из числа монахов Псково-Печерского монастыря. В конечном итоге иск Синода был удовлетворен в судебном порядке, и 4 ноября 1932 года в монастырь явился судебный пристав с уполномоченными Синода и полицейскими. Епископ Иоанн был принародно выдворен из монастыря.

У него еще оставалась возможность занять архиерейскую кафедру в Нарве, но митрополит Александр поставил ряд условий, которые владыка Иоанн публично отклонил. Указом от 30 декабря 1932 года митрополит Александр объявил епископу Иоанну, что тот отныне на службе Эстонской Апостольской Православной Церкви больше не состоит и является по отношению к ней частным лицом. О дальнейшей судьбе епископа Иоанна известно только, что после паломничества к святым местам он жил какое-то время в Белграде, принимая участие в богослужениях, и в 1940 году (по другим сведениям – в 1938 году. – Прим ред). вернулся в ставшую советской Эстонию, где был репрессирован новой властью.

Отстранение епископа Иоанна от настоятельства вызвало волнения в монастыре, которые были пресечены жесткими мерами со стороны Синода Эстонской Православной Церкви. С большим трудом церковные власти уговорили вдового протоиерея Николая (Лейсмана) взять на себя руководство Псково-Печерским монастырем.

В конце 1932 года он был назначен его настоятелем, а затем хиротонисан митрополитом Александром в епископа и через некоторое время в архиепископа Печерского.

При новом настоятеле страсти вокруг обители несколько улеглись. В Печорах была открыта духовная семинария, которая сделала три выпуска. Сама же обитель приходила в упадок, разрушались старинные храмы, сокращалась братия, все труднее было держать богослужебный круг (то есть совершать все положенные в монастыре службы).

Монастырские библиотека и сокровища ризницы продолжали быть для многих приманкой, источником новых интриг. В последующем наиболее древние и ценные рукописи и книги из монастырской библиотеки были вывезены в Тартуский университет, а сокровища ризницы похищены гитлеровскими оккупантами.

После присоединения Эстонии к СССР митрополит Александр выразил свое раскаяние митрополиту Сергию в содеянном им грехе раскола. Эстонская митрополия вновь вошла в состав Московского Патриархата; восстановил свои прежние отношения с Русской Православной Церковью и Псково-Печерский монастырь. Настоятель его архиепископ Николай покинул обитель и поселился возле крепости Феллин, где впоследствии и умер… Такова многотрудная история горьких лет отторжения от России Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря.