«Больше настоящих монастырей не найдешь. Мир с его обычаями вошел во все обители и вводит свои порядки. Есть еще уединенники и отшельники в глухих неведомых местах. Но когда придет конец последнему монастырю, прекратится литургия, тогда будет всему конец».
«Держи себя всегда в напряжении. То послушание спасительно, что тяжело дается, а что нравится и легко – дешево стоит».
«А я смотрю так на пост, – говорил [батюшка] другим, – это воздержание, а не изнурение себя. Главное в посте – это сердце сокрушенное, с искренним покаянием и смирением: “…сердце сокрушенное и смиренное Бог не уничижит” (Пс 50, 19).
Надо тебе работать, живешь в миру, нужны силы – не лакомься, не услаждайся, не позволяй себе излишества, и если по необходимости придется съесть тебе и в посте яйцо или молоко, Господь не взыщет, не вменит во грех…»
«Какой бы ты ни соблюдала пост, даже самый строгий, если без истинного покаяния, то Господь не приемлет его. Такой пост не приведет ни к спасению, ни к утешению. Главное – внутри очищай сердце».
Старец Михаил приводил из «Духовных наставлений монаха Исайи пречестной монахине Феодоре»: «109. Зри, добрая госпожа моя, что скажу тебе…: Творящих милостыню, целомудренно и праведно живущих в мире много, но делателей Божиих, т[о] е[сть] ревнителей доброго и блаженного безмолвия, возводящего к святой чистоте сердца и непрестанному лицезрению Бога, мало найдешь и между оставившими мир. Избери же малую часть избранных Божиих и не страшись идти сим неучащаемым путем».
«Это – идеал, не нашей меры подвиг; кругом суета – и даже у нас в монастыре; везде – мир с его искаженными обычаями», – заключил батюшка. Далее говорил батюшка…: «Чистота сердца нужна!»
К слабым чадам своим о[тец] Михаил относился очень снисходительно, но сам во всем соблюдал, во всех мелочах, «чин» и строгий порядок, храня самый строгий пост. В понедельник, среду и пяток не ел ничего, а в последнее время даже и чай не пил, иногда себе это позволял, когда очень утомлялся от большого числа посетителей.
Иеросхимонах Михаил
Однажды к празднику Благовещения ему прислали посылку – там были рыбные котлеты. «Ну, – подумал я, – ради праздника разговеюсь, попробую, что Еленушка прислала» (монахиня-псаломщица). Помолился – и вот ответ: «Нет, не ешь». Подумал: «Отдам другим, нельзя же бросить». Стал опять молиться, опять ответ: «И другим нельзя дать…» – «Что же, – думаю, – сделать? Что мне надо сделать, Господи?» – «Пусть рыба рыбу и ест! Брось в озеро», – был ответ. Так я и сделал, бросил в озеро. «Вот, – сказал он, – не знаю, что это было, может быть, было на скоромном, хотя и писали, что это приготовлено на маргарине – и он бывает скоромный. Надо быть очень внимательным, особенно на монашеском пути: что простится одному – за то взыщется с другого. Чем выше кто поднимается на духовную степень, тем требования к нему строже и труднее». «Блюдите, како опасно ходите», – заключил батюшка (см.: Еф 5, 15).
Во всех своих потребностях о[тец] Михаил поистине был нищим, только то, что касалось облачений, он любил, чтобы было чисто и красиво. «Вот, видишь ли, – ответил он на желание духовной дочери сделать ему на полку с богослужебными книгами красивую занавесочку, – была у меня занавесочка понаряднее, да загорелась от свечи – это мне указание, что не надо нарядной.
Подарили мне скатерть белую – она мне понравилась; вскоре попал на нее спирт и прожег две дыры… вот и “понравилась”, – заключил батюшка. – Возьми ее, разрежь на две части, посади заплаты – так она мне больше подойдет», – сказал батюшка, отдавая эту скатерть.
Мантия была одна за всю жизнь; только перед отъездом его в Россию подарила ему одна монахиня сшитую для него легкую мантию. Ходил он всегда в своей келлии босиком, иногда, при чужих, надевая легкие туфли. У него была особенно болезненно-чувствительная кожа, появлялись часто краснота и опухоль, было это от постоянного стояния. Подрясник из суровой дешевой бумажной материи, подпоясан толстой веревкой. В Пасхальную ночь или в особых случаях он облачался в полную схиму со шнурами.
«В молитве: прежде всего покаяние со смирением и – благодарение…» Давая указания, велел читать каждый день молитву Филарета Московского:
«Господи: не знаю, чего мне просить у Тебя? Ты один ведаешь, что мне потребно. Ты любишь меня паче, нежели я умею любить Тебя. Отче, даждь рабу Твоему, чего сам я и просить не умею. Не дерзаю просить ни креста, ни утешения, только предстою пред Тобою, сердце мое отверсто; Ты зри нужды, которых я не зрю. Зри и сотвори по милости Твоей; порази и исцели, низложи и подыми меня! Благоговею и безмолвствую пред Твоею святою волею и непостижимыми для меня Твоими судьбами. Приношу себя в жертву Тебе; научи меня молиться. Сам во мне молись. Аминь».
«Смиряться надо и за все благодарить». О молитве Иисусовой говоря, батюшка спросил: «Да как ты молишься? Ко всему должна быть подготовка. Все эти приемы и дыхание, о которых читала, – оставь; только сердце может повредить, такие случаи бывали». «С Иисусовым именем, с этой молитвой должен быть вопль из глубины сердца – тогда и будет молитва».
В другой раз сказал: «Молись так: 1. “Иисусе Сладчайший и Дражайший, молю Тебя и умоляю – вся мне прости и спаси мя”. 2. “Иисусе Сладчайший и Дражайший, научи меня молиться, научи любить Тебя, исполнять заповеди Твои”. 3. “Иисусе Сладчайший и Дражайший, обогати меня смирением, кротостью и слезами, ибо нет у меня другого пути к Тебе на небушко”. В такой молитве больше смирения».
И еще в другой раз сказал: «Какая тебе молитва Иисусова?! Мытареву молитву читай!»
«Всегда надо иметь хотя самую краткую молитовку и стараться всегда помнить, что Господь тебя видит, – ходить перед Господом старайся».
«Идти вперед надо терпеливо, постепенно отстраняя все лишнее и многозаботливое (смотря по внутреннему состоянию…)».
«Две силы в нас действуют: добрая воля и сопротивление плоти. Хочу молиться… а плоть возражает: не могу, не хочу. Молитву нельзя оставлять, но и плоть не изнурять – все в меру… А без меры и хорошее не будет на пользу».