Глава 1
Иеросхимонах Михаил
(Питкевич, 1877–1962)

Иеросхимонах Михаил – последний великий старец валаамский
(из воспоминаний и писем монахини Марии (Стахович))

О монахине Марии автор предисловия к ее воспоминаниям, игумен Герман (Подмошенский), сообщает, что она «жила сначала в Выборге и была замужем, но, овдовев, приняла тайный постриг у о[тца] Михаила уже на Новом Валааме в Финляндии, хотя еще задолго до вдовства часто ездила на Старый Валаам и была близким человеком, симпатизирующим “старостильникам”, и помогала, чем могла, стараясь как можно чаще посещать Валаам. Когда старец Михаил ослеп на один глаз, она писала письма-ответы под его диктовку многим, кто ему писал. В свою записную книжку заносила, что могла, и ей не все удавалось передать, о чем она часто скорбела».

Сама же она говорит о своих воспоминаниях так: «…мои убогие и беспорядочные записи о моем дорогом, тихом и кротком Старце. Это не литература, и написаны для того, чтобы не ушло из памяти самое для меня ценное; старалась местами сохранить и стиль его рассказа. Кажется мне, что оставить без следа воспоминания о жизни такого Старца было бы даже грех! <…> Все, что записано мною о Валааме, написано не чернилами, а, можно сказать, кровью моего сердца».

I. Детство и юность

Отец Михаил родился 24 июля 1877 года в городе Двинске в Латгалии, где он провел свое детство. При крещении его назвали Михаилом; ему едва исполнилось полтора года, когда умерла его мать (Магдалина), а шести лет лишился и отца (Иоанна). У отца был трактир. Дела шли хорошо, и семья жила зажиточно, но потом пошло все хуже и хуже, долги за долгами, и ко времени смерти отца они совсем обеднели. Семья состояла из трех сестер и двух братьев. Старший брат был в то время уже взрослым и занимался рыболовством; нужна была хозяйка в доме, и он женился. Сначала она хорошо обходилась с младшими. <…>

Но, когда у нее появились свои дети, жизнь сироток резко переменилась; они ей мешали и чего только не натерпелись. Не раз она убить хотела младшего, Михаила. «Вся-то моя жизнь с малых лет – одно чудо: сколько раз я умирал, но Господь сохранил. Да не стоит и вспоминать эти детские годы», – прибавил батюшка. Об отроческих годах о[тца] Михаила известно немного, он никогда о них не рассказывал; видимо, жизнь его тогда была – тяжелая сиротская доля.

Когда именно Господь внушил ему избрать иноческий путь, он не упоминал. Вероятно, уже в юные годы принял решение покинуть мир. Тогда жил Михаил у сестры в Петербурге. Муж сестры был печником и работал на Старо-Литейном заводе, куда хотел устроить и Михаила. Вопрос был уже решен. Но он думал о другом, душа искала иной жизни. Ходил он из храма в храм, отстаивал долгие службы, искал только духовного. Тогда и задумал уйти совсем в монастырь. Видя такое его настроение, родные всячески его отговаривали. Уговаривали поступить на работу, строить благополучную материальную жизнь, говоря: «Дом построим вместе, внутри деревянный, снаружи каменный, теплый, хороший будет».

Была весна, подходила Пасха. В эти дни всегда останавливали завод, а после праздника Михаил должен был поступить туда на работу. Случилось так, что, останавливая машину, механик подошел к ней слишком близко; в машину попал край его куртки: затянуло его, и от человека не осталось ничего. Об этом случае много было разных разговоров. Эта постоянная близость смерти, неверность жизни произвела на юношу сильное впечатление, и случай этот дал решительный толчок. Был третий день Святой Пасхи; тихонько, никому ничего не говоря, взял он котомку на плечи и ушел из дому. В котомке было Св[ятое] Евангелие, с которым он никогда не расставался, да две смены белья.

Когда родные обнаружили отсутствие Михаила, зять очень рассердился и забушевал: «Искать его с полицией, силой вернуть домой! 18-летний проявляет такое своеволие!» Но сестры, поговорив между собою и подумав, решили обратиться за советом к блаженной Матреше-босоножке, которая была известна своей прозорливостью. Жила она на Стеклянном заводе. Теперь могила этой блаженной на Смоленском кладбище в Петербурге и недалеко от могилы-часовни Ксении Блаженной. Блаженная, выслушав сестер, взяла чашу воды, поставила ее под икону, помолилась и сказала: «Оставьте его идти своим путем, не мешайте ему». И много еще сказала она им о судьбе Михаила, но строго велела им умолчать о том и не говорить брату. «Так сказывали сестры уже потом, и что говорила блаженная, осталось мне неведомо, только с этого времени мне уже не препятствовали в моем намерении», – вспоминал старец.

II. Паломничество по монастырям

Питаясь, чем Бог послал, ночуя то в лесу под открытым небом, то у добрых людей, оставив всякую житейскую заботу, шел 18-летний Михаил-странник с молитвой на устах по бескрайним просторам Руси. Много где побывал, в разных святых обителях от Петербурга до Почаева. «Искал я все воли Божией о себе», – вспоминал старец.

Проведя детство в Двинске, где было много католиков, видя постоянно утеснения и насмешки, чинимые ксендзами над православными, «желательно мне было видеть свою православную родину», – говорил батюшка. Придя в каждую новую обитель, Михаил внимательно вслушивался в беседы богомольцев и странников и от них узнавал, кто и где известен своей высокой духовной жизнью или прозорливостью. Тогда он уже наметил себе три монастыря: Глинскую пустынь, Святогорский монастырь в Харьковской губернии и Пещеры Василия Рязанского, что на высокой горе.

О Валааме он совсем не думал – как о слишком дальнем, за пределами родины, монастыре. Как-то, странствуя около Смоленска (не запомнил он по молодости лет названия этого места), узнал он от богомольцев об одном священнике высокой жизни и прозорливом… священник был из белого духовенства. Захотелось к нему, и провела Михаила одна монахиня к праведному батюшке. Батюшка сначала помолился, потом стал с ним говорить. Не мог всего запомнить юный Михаил «по неопытности и молодости». Говорил он много и особенно об умной молитве Иисусовой, но из всего сказанного [Михаил] твердо запомнил следующее: «Стой за чистоту православия; много потерпеть тебе придется, но крепко стой, хоть до смерти!» Много говорил о том, какое наступит время, что оказалось пророчеством. Но что именно – об этом умолчал отец Михаил и, глубоко задумавшись, сказал: «Не сбылось, но еще не кончилось… Но об этом нельзя говорить».

На острове Валаам

«Нет, – говорит, – иди на север, там Валаамская обитель, туда и иди». Я возразил: «Как я туда пойду, я никого там не знаю, это уже [почти] за пределами России, а мне желательно бы на своей православной родине быть». – «Не бойся, иди, – говорит, – там игумен хороший, все будет хорошо». Задумался Михаил над словами старца, посмотрел – нет старца, бесследно скрылся старец! Кто был этот старец, так Михаил и не узнал, и его больше не видел, но слова его принял как Божию волю о себе… <…>