«Король умер, да здравствует Король!»
Казнь Людовика XVI потрясла роялистов, грезивших о восстановлении монархии. Перед смертью король написал:
Я завещаю своему сыну, если его постигнет несчастье стать королем, подумать о том, что он должен посвятить всего себя счастью всех своих сограждан, что он должен забыть о ненависти и злобе, а в особенности обо всем, что имеет отношение к несчастью и страданиям, которые я претерпеваю; что он сможет принести счастье народу лишь тогда, когда он будет править согласно законам; но в то же время [не стоит забывать], что король лишь тогда может заставить их уважать и творить добро, когда и то и другое он хранит в своем сердце.
У роялистов не возникало вопроса, кто должен стать следующим королем: согласно фундаментальным законам французской монархии, престол передавался по праву первородства и по мужской линии. Таким образом, хотя в стране с сентября 1792 года существовала Республика, с точки зрения роялистов королем становился сын Людовика XVI – Луи-Шарль, родившийся в 1785 году.
Ребенок отличался живым воображением, рос очень впечатлительным и нервным. После свержения монархии его вместе с отцом, матерью, тетей (сестрой короля Елизаветой) и старшей сестрой Марией-Терезой поместили в замок Тампль, находившийся в старом парижском квартале Марэ. Заключенных тщательно охраняли, Коммуна Парижа назначила 144 комиссара, которые должны были дежурить в Тампле по четыре человека 24 часа в сутки.
В этих условиях провозглашение Луи-Шарля Людовиком XVII в значительной степени было и оставалось формальностью. Однако роялисты так не считали. Принц Конде, объявляя о его воцарении, использовал традиционную формулу: «Король умер, да здравствует Король!» Позднее имя нового короля появится на роялистских знаменах и монетах, в документах и прокламациях. Это заставляло депутатов Конвента постоянно помнить о судьбе королевской семьи. В марте 1793 года Робеспьер предложил отдать Марию-Антуанетту под суд, ее сына оставить в тюрьме, а всех остальных родственников короля выслать из Франции, но депутаты его не поддержали.
Безусловно, находясь в тюрьме, Людовик XVII мог быть лишь символом роялистского сопротивления, что ставило вопрос о регенте, который координировал бы действия роялистов внутри страны и за ее пределами. Эту роль сразу же взял на себя граф Прованский. Уже 28 января 1793 года он опубликовал декларацию, известив о вступлении на престол своего племянника, Людовика XVII, и объявив себя регентом по праву рождения и в соответствии с фундаментальными законами королевства. Королеву же он назвал царственной матерью и опекуншей. Граф д’Артуа был провозглашен наместником королевства. Беря на себя обязательство способствовать освобождению членов королевской семьи, граф Прованский обещал «восстановление французов всех сословий в их законных правах, равно как и в правах пользования их захваченной и узурпированной собственностью; суровое и показательное наказание преступлений; восстановление законов и мира».
Впрочем, реальных возможностей выполнить все эти обещания у него в тот момент не было. Оставалось только надеяться на помощь других европейских держав, которые Французская республика одну за другой успешно превращала в своих врагов.
