После закрытия при Термидоре Якобинского клуба якобинское движение вынуждено было существенно видоизмениться и приспособиться к новым условиям. Отныне уже не шла речь ни об опоре на санкюлотов, ни о требовании ввести в действие Конституцию 1793 года. Термидор показал, что в сторонниках возвращения ко временам диктатуры монтаньяров правительство видит не меньшую угрозу, чем в роялистах. А порой даже большую, поскольку роялистам поднять восстание в Париже так и не удалось, а вот «левые» в жерминале и прериале были в шаге от победы.

Якобинцы не смирились и не прекратили политической борьбы, однако ради выживания им пришлось частично отказаться от былых идеалов и поддержать Конституцию III года. По этой причине историки обычно называют их неоякобинцами. Поначалу правительство относилось к ним терпимо: вынужденное прибегнуть к помощи «левых» уже в вандемьере, оно осознавало, что неоякобинцы – его естественные союзники перед лицом роялистской угрозы.

В Париже штаб-квартирой неоякобинцев стало «Объединение друзей Республики», заседавшее в помещении бывшего аббатства Святой Женевьевы и известное как Клуб Пантеона. Его постарались сделать респектабельным, не для бедняков, к тому же большинство амнистированных монтаньяров туда поначалу не принимали, хотя среди членов клуба и было немало противников правительства. Так, кресло председателя одно время занимал Филиппо Буонарроти. Выходец из богатой тосканской семьи, дальний родственник Микеланджело, он с юности увлекся идеями Просвещения, а после начала Французской революции приобрел известность, выпуская антидворянскую и антиклерикальную газету. В 1793 году он принимает французское гражданство, приезжает в Париж, сближается с наиболее радикальными монтаньярами и выполняет ряд распоряжений правительства. Попав при Термидоре в тюрьму как робеспьерист, он после освобождения с головой уходит в политическую борьбу. На этом этапе Буонарроти позиционирует себя как ярого противника частной собственности и видит в некоторых мероприятиях диктатуры монтаньяров (от максимума до вантозских декретов) первые шаги к ее отмене.

Среди членов клуба были и другие люди, успевшие ярко проявить себя в былые времена: Огюстен Дарте, активно проводивший в жизнь политику Террора, ближайший соратник «палача Арраса» Жозефа Ле Бона; «ультралевый» депутат Конвента и Совета пятисот Жан-Батист Друэ, некогда задержавший королевскую семью в Варенне, поклонник Марата и Робеспьера; Марк-Антуан Жюльен, друг Робеспьера и агент Комитета общественного спасения; Пьер-Антуан Антонель, бывший присяжным Революционного трибунала на процессе Марии-Антуанетты и жирондистов; Марк-Гийом Вадье и Жан-Пьер-Андре Амар, пожалуй самые влиятельные члены Комитета общей безопасности. Неудивительно, что критика политики Директории, которая звучала в стенах клуба, раздражала власти, и в конце февраля 1796 года он был закрыт.