Переговоры с генералом Пишегрю
В 1795 году произошла важнейшая перемена во французской политической практике, которую, впрочем, почти не заметили современники: армия стала активным действующим лицом в жизни французской Республики. Это проявлялось не только в том, что она была использована для сохранения термидорианского Конвента у власти. Армия голосовала за конституцию, а ее генералы теперь стали избираться в Законодательный корпус именно как полководцы, за военные заслуги.
У роялистов же были собственные причины воспользоваться возросшим значением армии: они никогда не забывали о той роли, которую некогда сыграл генерал Джордж Монк в конце Английской революции. И роль эта казалась им весьма достойной: возведя на трон Карла II, Монк стал кавалером Ордена подвязки, герцогом и пэром, получил значительный пенсион и даже оказался совладельцем одной из американских колоний.
Окружение Людовика XVIII стало искать «нового Монка» примерно со второй половины 1795 года, благо роялистские агенты докладывали королю, что ряд известных республиканских генералов расположен к монархии и ждет лишь благоприятного момента, чтобы открыто перейти к нему на службу. На эту роль, в частности, рассматривался генерал Лазар Гош, но он предпочел остаться верным властям.
В итоге идеальной кандидатурой роялистам показался генерал Жан-Шарль Пишегрю, успешно командовавший в 1794 году Северной армией. Подобно тому, как в будущем наполеоновские маршалы станут символами безграничных возможностей, открывшихся при Империи, Пишегрю символизировал те пути, которые открывала перед людьми из низов Революция. Генерал был хорошо известен, пользовался любовью солдат. «Про Дюмурье говорили, что он научил своих солдат сражаться, про Пишегрю – что тот научил своих побеждать», – напишет один из современников. В 1795 году генерал командовал армией на востоке страны, и, поверни она штыки против Парижа, успех роялистов казался неизбежным, что к тому же позволяло не просто восстановить монархию, но и сделать это исключительно руками французов.
Переговоры начались летом 1795 года и проходили под контролем Людовика XVIII. Среди прочего Пишегрю был обещан маршальский жезл, пожизненное пользование замком Шамбор, 200 тысяч ливров пожизненного пенсиона для него самого, его жены и детей, особняк в Париже и многое другое, включая захоронение в одной церкви с королями Франции. Ему предоставлялось даже широчайшее право помилования, которое распространялось в том числе и на депутатов Конвента. В мае 1796 года король написал ему лично:
Мне давно уже следовало, сударь, найти возможность выразить вам те чувства, которые вы у меня издавна вызываете, и то особенное уважение, которое я к вам испытываю. Однако, желая избежать даже малейших случайностей, которые могли бы нарушить вашу спокойную жизнь и скомпрометировать те важные цели, которые перед вами поставлены, я откладывал письмо к вам вплоть до сегодняшнего дня. Теперь же я уступаю велению своего сердца, дабы поведать вам, что уже восемнадцать месяцев назад я решил: честь восстановить французскую монархию будет доверена именно вам.Я не стану рассказывать вам о том восхищении, которое вызывают у меня ваши таланты и великие свершения. История уже поставила вас в один ряд с великими полководцами, а последующие поколения присоединятся к тому суждению, которое вся Европа уже вынесла о ваших победах и ваших достоинствах.
Поскольку постоянно общаться напрямую им было затруднительно, Людовик XVIII даже вручил своему агенту, отвечавшему за переговоры, бумагу, напоминающую ту, что кардинал в «Трех мушкетерах» дает Миледи:
Целиком и полностью доверяю подателю сего. Я загодя одобряю и подтверждаю все, что он посчитает должным и нужным сделать, находясь на моей службе и в интересах Государства.
К моменту, когда Людовик XVIII оказался в армии Конде, казалось, что переговоры с Пишегрю близки к завершению и нужно лишь немного времени, чтобы австрийцы и эмигранты могли перейти в наступление, поддержанные изнутри страны армией под командованием доблестного генерала.
И вновь жизнь внесла свои коррективы в планы роялистов. Сначала австрийское командование едва ли не в ультимативной форме предложило королю покинуть армию Конде, и у него даже возникли опасения, что корпус из-за него могут распустить. Это лучше чего-либо другого показывало, до какой степени Венский двор готов был помогать Бурбонам. Но вскоре и это утратило актуальность: в июле 1796 года австрийским войскам пришлось отступить от Рейна. Стимула оставаться с войсками Конде у Людовика XVIII больше не было.
Назад: Освобождение «сироты из Тампля»
Дальше: Неоякобинцы
