Глава 6
МИНИАТЮРИЗАЦИЯ
Грант, не зная, как надо к этому готовиться, просто остался сидеть, где сидел. Микаэлс внезапно поднялся, почти судорожным движением дернул головой из стороны в сторону, осматривая всю комнату — как будто в последний раз проверяя, все ли готово.
Дюваль отложил свои бумаги в сторону и начал возиться с ремнями безопасности.
— Помочь вам, доктор? — предложила Кора.
Он поднял голову.
— А? Что? А, нет. Просто хочу тут все пристегнуть как следует. Все, кажется, получилось.
— Доктор…
— Да? — Он снова поднял голову и заметил наконец, как она взволнована. — Что-то не в порядке с лазером, мисс Петерсон?
— Нет-нет. Простите, пожалуйста, я невольно послужила поводом для ваших неприятностей с доктором Рейдом.
— Чепуха! Выбросьте это из головы.
— И спасибо, что заступились за меня. Я здесь только благодаря вам.
Дюваль серьезно ответил:
— Но вы действительно очень нужны мне. Я ни на кого другого не могу так положиться, как на вас.
Кора повернулась к Гранту, который как раз смотрел на Дюваля, разбираясь по ходу дела с ремнями на своем кресле.
— Вы знаете, как их пристегивать? — спросила Кора.
— Эта система, похоже, чуть посложнее обычных ремней, как в самолетах.
— Да, чуть сложнее. Вы неправильно их пристегнули. Давайте я вам помогу. — Она наклонилась над ним так, что прямо перед глазами Гранта, совсем близко, оказалась нежная щека, в нос ему ударил восхитительный, тонкий аромат девичьего тела. Грант вцепился в поручни, сдерживая себя изо всех сил.
Кора тихо сказала:
— Извините, если я доставляю вам какие-то неудобства, но я сама в очень непростом положении.
— Что вы, все просто превосходно… Нет, это вы простите. Само вырвалось.
Она продолжала:
— Мой статус в ФЦИПМ точно такой же, как у многих мужчин, но буквально на каждом шагу приходится продираться будто сквозь заросли — и все из-за того, что я женщина, хотя это не имеет никакого отношения к деловым качествам. Из-за того, что я женщина, ко мне относятся либо снисходительно, либо слишком почтительно — ни то ни другое меня не устраивает. На то, как я работаю, внимание обращают в последнюю очередь. Ужасно обидно!
Гранту сразу пришел в голову самый очевидный ответ на эту фразу, но он придержал язык. Приходилось постоянно следить за тем, чтобы удерживаться от высказываний, так что он даже начал уставать.
— Я постараюсь не обращать внимания на ваш пол и должен признать, что из всех, здесь присутствующих, вы самая спокойная, не считая Дюваля. Тот вообще витает где-то в облаках.
— Не нужно недооценивать доктора Дюваля, мистер Грант. Он прекрасно представляет, что происходит. А спокоен он потому, что отдает себе отчет, что наша миссия значительно важнее даже его жизни.
— Из-за тайны Бинеса?
— Нет. Из-за того, что никогда раньше миниатюризация не заходила так далеко. И направлена она на спасение человеческой жизни.
— А безопасно ли будет использовать лазер? — спросил Грант. — Он чуть не снес мне палец.
— В руках доктора Дюваля лазер разрушит тромб, не задев ни одну лишнюю молекулу.
— Вы так высоко цените его мастерство…
— Его ценит весь мир. И я разделяю это мнение — и не без причин. Я ассистирую доктору Дювалю с того дня, как получила медицинский диплом.
— Сдается мне, что он не относился к вам чересчур снисходительно или почтительно только оттого, что вы женщина.
— Нет, не относился.
Она села в свое кресло и одним быстрым движением пристегнулась.
— Доктор Микаэлс, — позвал Оуэнс, — мы ждем!
Микаэлс, который выбрался из кресла и медленно бродил по кабине, растерянно и отрешенно повернул голову. Потом перевел взгляд с одного члена экипажа на другого — все сидели в креслах, уже пристегнувшись, — очнулся, сказал: «Да-да», сел на место и защелкнул ремни.
Оуэнс спустился из своего стеклянного пузыря и лично проверил, надежно ли пристегнуты ремни каждого из спасательной команды. Потом снова забрался наверх и пристегнулся сам.
— Порядок, мистер Грант. Передайте, что мы готовы.
Грант отстучал сообщение, и почти сразу же динамик отозвался: «Внимание, “Протей”, внимание, “Протей”! Это наше последнее звуковое обращение к вам, пока ваша экспедиция не закончится. У вас есть шестьдесят минут. Когда миниатюризация будет выполнена, корабельный хронометр начнет отсчет времени. Постоянно сверяйтесь с корабельным хронометром, который будет отмечать каждую минуту. Не доверяйте, я повторяю — не доверяйте субъективному впечатлению, сколько прошло времени. Вы должны выйти из тела Бинеса до того, как хронометр дойдет до нуля. В противном случае вы убьете Бинеса, даже если хирургическая операция пройдет успешно. Счастливого пути!»
Голос умолк, и Грант не нашел ничего лучшего, чтобы подбодрить себя, чем «аминь!».
Оказалось, он произнес это вслух.
Микаэлс повторил: «Аминь!» — и слабо улыбнулся.
Картер стоял на наблюдательной вышке и ждал. На какое-то мгновение ему захотелось оказаться там, внутри «Протея», а не оставаться здесь, снаружи. Следующий час будет очень трудным и напряженным, и лучше находиться в гуще событий, каждое мгновение самому оценивать происходящее.
Он вздрогнул, когда затрещал динамик радиоприемника. Адъютант, принимавший сообщение, произнес спокойным голосом:
— «Протей» докладывает о готовности.
— Миниатюризатор! — крикнул Картер.
Специально назначенный человек нажал на специальную кнопку специальной панели, и загорелась специальная лампочка с буквами «MIN». «Похоже на балет, — подумал Картер, — где каждый знает свое место и все движения заранее отрепетированы. Только финал танца никому не дано предвидеть».
Щелкнул переключатель, и часть стены в дальнем конце камеры миниатюризации опустилась. В проеме показался огромный ячеистый диск, похожий на чудовищные пчелиные соты. Диск висел под самым потолком на передвижных аэродинамических захватах. Без единого звука, медленно и плавно, диск проплыл на середину комнаты и завис над «Протеем».
Сидящим внутри «Протея» хорошо был виден огромный замысловатый диск, который приближался к кораблю медленно и неотвратимо, как чудовище в фильмах ужасов.
Лоб и лысая макушка Микаэлса покрылись бисеринками пота. Он прошептал сдавленным голосом:
— Это миниатюризатор.
Грант открыл было рот, но Микаэлс быстро добавил:
— И не спрашивайте меня, как он работает. Это знает Оуэнс, но не я.
Грант невольно оглянулся на Оуэнса, который, казалось, весь сжался и закаменел. Было видно, что одной рукой он вцепился в какой-то рычаг, наверное от контрольной панели, словно прикосновение к чему-то материальному и привычному придавало капитану уверенности. А может, его утешало, что он касается детали собственноручно спроектированного корабля. Он больше других знает сильные и слабые стороны аппарата, который превратится вместе с ними в микроскопическую пылинку и будет хранить их в опасном путешествии.
Грант повернул голову и столкнулся взглядом с Дювалем, который слегка скривил губы в улыбке.
— Вы, кажется, беспокоитесь, мистер Грант? Разве ваша работа не состоит в том, чтобы оставаться спокойным в опасной ситуации?
Черт побери! Публику что, постоянно пичкают сказками о невозмутимых агентах?
— Нет, доктор, — сдержавшись, ответил Грант. — Если при моей работе оставаться спокойным в опасной ситуации — можно быстро сыграть в ящик. Главная особенность моей работы в том, что она требует сообразительности и смекалки, независимо от чувств, которые ты испытываешь в данную минуту. К тому же вы и сами не спокойны.
— Нет. Я заинтересован. Я чувствую… удивление. Я чрезвычайно взволнован и полон любопытства. Но не беспокойства.
— И какой, по вашему мнению, у нас шанс не вернуться?
— Надеюсь, небольшой. В любом случае, я нахожу утешение в религии. Я уже исповедался, и смерть для меня — не более чем дверь в иной мир.
Грант не нашел что ответить на такое заявление и потому промолчал. Для него самого смерть представлялась чем-то вроде глухой стены, у которой есть только одна сторона. Тем не менее эта мысль не приносила ни малейшего утешения, и червячок сомнения (надо отдать должное Дювалю, он был прав) все-таки шевелился в душе Гранта.
У него взмок лоб, наверное, так же как и у Микаэлса, и Кора взглянула в его сторону с выражением, которое Грант, к своему стыду, определил как презрение.
— А вы исповедались в своих грехах, мисс Петерсон? — брякнул Грант, не подумав.
— Какие грехи вы имеете в виду, мистер Грант? — холодно спросила она.
Он промолчал и на этот раз, поерзал в кресле и принялся разглядывать миниатюризатор, который висел теперь прямо у них над головами.
— А что чувствуешь, когда тебя уменьшают, доктор Микаэлс?
— Ничего, пожалуй. Это просто вид движения, сжимание объема вовнутрь. И если это будет происходить без рывков, ощущение должно быть, будто спускаешься на эскалаторе с постоянной скоростью.
— Ну, это в теории, — протянул Грант, не отрывая глаз от миниатюризатора. — А на практике?
— Не знаю. Я никогда сам не пробовал. По крайней мере, уменьшенные животные никогда не проявляли ни малейшей обеспокоенности. Они продолжали двигаться, словно ничего не произошло. Это я сам замечал.
— Животные? — Грант глянул на Микаэлса, пронзенный внезапной догадкой, — Животные?! А человека пробовали когда-нибудь уменьшать?
— Боюсь, что мы имеем честь быть первыми, — ответил Микаэлс.
— С ума сойти! Тогда другой вопрос. Как далеко заходила миниатюризация живых — я повторяю — живых существ?
— Пятьдесят.
— Что?
— Пятьдесят. Это значит, что животное уменьшили в пятьдесят раз против обычного размера.
— То есть я бы стал полтора дюйма в высоту?
— Да.
— Но мы оставим эту планку далеко позади.
— Да. Где-то миллион, я полагаю. Оуэнс может сообщить вам более точную цифру.
— Точная цифра меня не интересует. Главное, что так сильно никого еще не уменьшали.
— Верно.
— Вы думаете, мы сможем это пережить?
— Мистер Грант, — сказал Микаэлс, и в его голосе прорезалась усмешка, — боюсь, другого нам не остается. Тем более что миниатюризация уже началась, а вы ничего не почувствовали.
— Боже правый! — пробормотал Грант и испуганно задрал голову.
Дно миниатюризатора светилось бесцветным огнем, который не слепил глаза. Сетчатка едва ли воспринимала этот свет, но нервы наверняка, потому что, когда Грант закрыл глаза, перед его взором все еще стояло круглое пятно едва ощутимого, сияния.
Наверное, Микаэлс заметил, как Грант закрыл глаза, потому что сказал:
— Это не свет. Это вообще не электромагнитное излучение. Этого вида энергии не существует в природе. Оно воздействует на нервные окончания, и наш мозг воспринимает его как свет, поскольку не может воспринимать по-другому.
— Это опасно?
— Насколько нам известно, нет. Но я должен признать, что экспериментов на таком уровне миниатюризации еще не проводилось.
— Ага, первооткрыватели и тут, — проворчал Грант.
— Великолепно! — воскликнул Дюваль. — Совсем как свет творения!
Шестиугольные плитки пола отразили сияние, исходившее из миниатюризатора, так что «Протей» оказался окруженным сияющим океаном и снаружи, и внутри. Гранту показалось, что кресло, на котором он сидел, превратилось в огонь, хотя на ощупь оно оставалось твердым и прохладным. Даже воздух засветился, теперь они дышали как бы нездешним светом.
И его спутники и он сам засияли, занялись холодным светом. Пышущая огнем рука Дюваля поднялась и сотворила крестное знамение, его сияющие губы дрогнули.
— На вас напал страх, доктор Дюваль? — не удержался Грант.
— Некоторые молятся не только из страха, — мягко ответил Дюваль, — но и из благодарности Господу за явленные великие чудеса.
Грант должен был признаться самому себе, что это ему тоже недоступно. Он никогда не молился.
— Посмотрите на стены! — закричал Оуэнс.
Со страшной скоростью стены отодвигались в разные стороны, а потолок уносился ввысь. Все вокруг тонуло в плотной пелене, в сияющей мгле. Миниатюризатор превратился в нечто невообразимо огромное, границы его терялись в дальней дали. Каждая его ячейка излучала пучок неземного света, и он сиял над кораблем, как темный небосвод с мириадами ярких звезд.
Грант даже позабыл о волнении, очарованный открывшейся картиной. Он оторвал глаза от экрана и посмотрел на остальных. Его товарищи сидели, задрав головы, захваченные чудесным светом и бескрайними просторами, за которые отодвинулись стены. Комната разрослась до размеров вселенной, а вселенная ушла в бесконечность.
Внезапно свет померк, сменился тусклым алым свечением, и передатчик взорвался раскатистым громким стаккато, прерываемым долгими повторяющимися звонками. Грант вздрогнул.
— Белински-Рокфеллер писал о том, что субъективные ощущения изменяются после миниатюризации. В целом на его мнение не обращали внимания, но раньше сигнал звучал не так.
— А ваш голос не изменился, — заметил Грант.
— Потому что и вы и я — оба подверглись уменьшению. Я говорю об ощущениях, которые проходят через барьер миниатюризации, то есть поступают извне.
Грант расшифровал послание и прочел его вслух:
— «Миниатюризация временно остановлена. Все в порядке? Ответьте немедленно!»
— Мы в порядке? — вопросил Грант, ухмыльнувшись.
Никто не ответил, и он, пробормотав: «Молчание — знак согласия», отстучал: «Все в порядке».
Картер облизал пересохшие губы. Он смотрел не отрываясь на пылающий миниатюризатор и знал, что все в этой комнате, до самого последнего техника, не сводят взгляда с аппарата.
Людей раньше никогда не уменьшали. И не уменьшали такой огромный объект, как «Протей». Никто, ни люди, ни животные, и ничто, ни живое ни неживое, ни маленькое ни большое, не уменьшалось до такого микроскопического уровня.
И вся ответственность лежала на нем. Вся ответственность за этот затянувшийся кошмар лежала только на нем.
— Началось! — восторженно прошептал техник, который нажал кнопку миниатюризатора. Этот шепот явственно усилился переговорным устройством и долетел до Картера, который тоже увидел, как начал уменьшаться «Протей».
Сперва это происходило так медленно, что никто не заметил изменений, и субмарина ни на йоту не сместилась относительно шестиугольников, покрывавших пол комнаты. Но потом они поползли из-под днища корабля в разные стороны.
Комната, в которой находился «Протей», словно выросла, диск миниатюризатора двинулся вверх, но на самом деле корабль стал уменьшаться, съеживаться, таять, как лед на печке.
Картер наблюдал за миниатюризацией различных предметов не одну сотню раз, но никогда еще не поражался так сильно, как сейчас. Казалось, что субмарина проваливается в глубокую-глубокую дыру, падает вниз в полной тишине, становится все меньше и меньше, отдаляясь с каждым мгновением на сотни миль, тысячи миль…
Теперь «Протей» был размером с жука, небольшого белого жука, примостившегося на центральной ячейке пола комнаты, прямо под миниатюризатором, — клякса на красном шестиугольнике с белой каемкой. На нулевом модуле.
«Протей» продолжал уменьшаться, исчезать, и Картер, повинуясь внезапному порыву, вскинул руку. Сияние миниатюризатора сменилось светом тусклого тления, а сама миниатюризация остановилась.
— Спросите, как там они, прежде чем мы продолжим.
Они ведь могут быть уже мертвы или выбиты из колеи так серьезно, что не в состоянии приложить все усилия для выполнения миссии. В последнем случае они потерпели поражение еще до начала схватки, и лучше узнать об этом сразу.
Связист, сидящий на передатчике, сказал:
— Поступил ответ: «Все в порядке».
А Картеру пришла в голову мысль — если они не в состоянии выполнить задание, они могут быть не в состоянии это осознать.
Но проверить это было невозможно. Остается притвориться, что все в порядке, раз экипаж «Протея» рапортует, что все в порядке.
— Поднимайте корабль, — приказал Картер.
