Глава 4
СОВЕЩАНИЕ
В кабинете Микаэлса Грант, открыв рот, уставился на объемную схему системы кровообращения.
— Все свалено в кучу, — подал голос Микаэлс, — но это карта территории, на которой нам предстоит действовать. Каждая линия — это дорога, каждая точка — перекресток. Похоже на карту автомобильных дорог Соединенных Штатов. Только посложнее, ведь у этой — три измерения.
— Великий боже! — только и мог вымолвить Грант.
— Сотни тысяч миль кровеносных сосудов. Вы видите лишь малую часть: большинство сосудов микроскопичны и разглядеть их можно только при огромном увеличении. Но если соединить их все, вытянуть в одну нить, ее длины хватит, чтобы четыре раза обернуть вокруг Земли по экватору. Или вытянуть на половину пути до Луны… Вы хоть немного поспали, Грант?
— Часов шесть. Еще успел вздремнуть в самолете. Я неплохо себя чувствую.
— Хорошо. У вас будет время побриться и перекусить, если пожелаете. Я и сам не прочь бы поспать. — Он махнул рукой. — Не потому что я плохо себя чувствую. Я совсем не жалуюсь. Вы когда-нибудь принимали морфоген?
— Даже не слыхал о таком. Это что, наркотик?
— Да. Относительно новый. Вы, конечно, понимаете, что вам нужен не сон как таковой. Человек во сне отдыхает ничуть не больше, чем, к примеру, просто сидя расслабившись, с открытыми глазами. Может, даже меньше. На самом деле нам во сне важны сновидения. Человеческий организм нуждается в сновидениях, иначе нервная система дает сбой и такой человек начинает видеть галлюцинации и в конце концов умирает.
— А этот морфоген заставляет видеть сны? Так?
— Именно. Это лекарство вырубает вас на целый час, в течение которого вы непрерывно видите сны, а проснувшись, чувствуете себя полностью отдохнувшим и готовым бодрствовать хоть сутки кряду. И все же я бы посоветовал воздержаться от такого медикаментозного вмешательства, пока не возникнет крайней нужды.
— Почему? От этого устаешь?
— Да нет. Не то чтобы устаешь… Дело в том, что сновидения от морфогена обычно бывают кошмарными. Морфоген опустошает все потайные закоулки мозга, выметает все ваше недовольство и неприятности, накопившиеся за день. Это проверено. Так что лучше уж воздержитесь, пока можно. Видите ли, у меня просто не было выхода. Эту карту обязательно нужно было приготовить, и я корпел над ней всю ночь.
— А что это за карта?
— Это кровеносная система Бинеса, вплоть до мельчайшего капилляра, и я должен был изучить все ее особенности. Вот здесь, почти в самом центре мозга, совсем рядом с гипофизом, находится кровяной сгусток — тромб.
— Это из-за него все наши неприятности?
— Именно. Со всем остальным можно так или иначе разобраться, даже не прибегая к нейрохирургии. Поверхностные ушибы, шок, сотрясение мозга — все это пустяки. А с тромбом придется повозиться. И чем быстрее мы начнем, тем лучше.
— Сколько он еще протянет, доктор?
— Не могу сказать. Я полагаю, это нарушение кровообращения не приведет к немедленной смерти — по крайней мере, не сразу. Но необратимые изменения в мозге начнутся гораздо раньше. Наши шишки ожидали от Бинеса какого-то чуда и теперь страшно боятся остаться у разбитого корыта. Картер, к примеру, здорово получил по носу и решил вызвать вас, чтобы подстраховаться — на всякий случай.
— Вы хотите сказать, он опасается еще одного покушения? — спросил Грант.
— Он не говорил этого, но, по-моему, именно это его и пугает. Собственно, затем он и настоял, чтобы вас зачислили в спасательную команду.
Грант задумался.
— Но разве есть хоть какой-нибудь повод подозревать, что в это место могут проникнуть вражеские агенты?
— Я думаю, нет. Но Картер — человек жутко подозрительный. Мне кажется, он подозревает, что следующий удар враги нанесут руками наших медиков.
— Дюваль?
Микаэлс пожал плечами.
— Его не очень-то здесь любят, а инструмент, с которым он работает, может убить, если отклонится хоть на долю миллиметра.
— И как же в таком случае его можно остановить?
— Его невозможно остановить, в том-то и дело.
— Пусть тогда операцию делает кто-нибудь другой. Тот, кому можно полностью доверять.
— Видите ли, больше ни у кого не хватит знаний и практического опыта для такой тонкой работы. Кроме того, Дюваль — здесь, среди нас. Ну и в конце концов, ведь нет никаких доказательств того, что Дювалю нельзя доверять.
— Но ведь даже если я буду повсюду следовать за Дювалем, как нянька, и не спущу с него глаз все это время — что это изменит? Я ни черта не понимаю в том, что он будет делать, и не смогу даже определить — правильно он все делает или портачит. Честно говоря, я боюсь, как бы не пришлось выносить меня из операционной, когда он вскроет черепную коробку, — зрелище, согласитесь, еще то.
— А он не будет вскрывать череп, — сказал Микаэлс. — Снаружи до этого тромба добраться невозможно. Доктор Дюваль совершенно в этом уверен.
— Но ведь…
— Мы уберем тромб изнутри.
Грант недоверчиво хмыкнул и медленно покачал головой.
— Вам лучше знать. Я не понимаю, о чем вы говорите. Микаэлс спокойно сказал:
— Мистер Грант, все остальные участники этого проекта понимают, в чем дело, и знают, что именно каждый из них будет делать. Вы у нас новенький, а потому, наверное, надо бы вам все хорошенько объяснить… Что ж, раз надо — значит, надо. Сейчас я немного расскажу о том, над чем работают в этом заведении. Так сказать, немножко теории…
Грант скривил губы.
— Простите, доктор, но, боюсь, это ни к чему. В колледже я был первым парнем в футбольной команде и не последним — с девушками. Так что не тратьте понапрасну слов — в теориях я не силен.
— Я видел ваше личное дело, Грант, и там не совсем то, о чем вы только что сказали. Как бы то ни было, я не собираюсь спорить и убеждать вас в том, что вы человек достаточно интеллигентный и образованный, если это как-то вас задевает — даже когда мы наедине. Хорошо, оставим теорию, но вы все равно должны кое-что усвоить. Полагаю, вы уже обратили внимание на нашу аббревиатуру — ФЦИПМ?
— Конечно.
— Как вы думаете, что это означает?
— Были у меня кое-какие мысли на этот счет. Как вам, например, вот это: Фонд ценителей искусства позднего матриархата? Я придумал еще пару вариантов, но, боюсь, они совсем непечатные.
— Придется остановиться на Федеральном центре изучения проблем миниатюризации.
— А что, в этом деле есть какие-то проблемы? — спросил Грант.
— Сейчас поймете. Вы слышали когда-нибудь о миниатюризации?
Грант подумал немного, наморщив лоб.
— Вспомнил. Я тогда учился в колледже. На курсе физики нам пару занятий о чем-то таком толковали.
— В промежутках между соревнованиями по футболу?
— Ага. Кажется, тогда вообще был не тот сезон. Я припоминаю, тогда какая-то группа физиков заявляла, что они нашли способ уменьшать размеры предметов во сколько угодно раз, и их еще объявили обманщиками. Ну, может, не так — что они не обманывают, а просто ошибаются. Не важно. Помнится, нам тогда привели кучу доказательств того, что человека невозможно уменьшить до размеров, скажем, мыши — так, чтобы он при этом по-прежнему оставался человеком.
— Естественно — такие занятия провели тогда во всех колледжах страны. Вы, случайно, не вспомните какое-нибудь из этих доказательств?
— Попробую. Если вам нужно уменьшить размеры какого-нибудь живого объекта, этого можно достичь двумя способами. Либо уменьшить расстояние между всеми атомами, из которых состоит организм, либо каким-то образом изменить пропорции взаимного расположения этих самых атомов. Чтобы сдвинуть атомы ближе друг к другу, чем есть на самом деле, нужно приложить огромную силу — в противодействие силам внутримолекулярного отталкивания. Например, чтобы «сдавить» человека до размеров мыши, нужна сила, равная давлению в центре Юпитера. Ну как, я правильно вспомнил?
— Ваш разум светел, как солнечный день.
— Тогда — если даже удастся развить такое давление — оно непременно убьет все живое. Кроме того, если таким способом и удастся уменьшить объект — его масса останется прежней. И человек размером с мышь все равно будет весить столько же, сколько и раньше, а это очень неудобно.
— Превосходно, мистер Грант! Наверное, ваши подружки часами слушали, разинув от удивления рот, когда вы излагали им эту занимательную теорию. Кстати, что там за второй способ?
— Второй способ — переместить атомы. Убрать часть атомов в определенном порядке, так, чтобы размеры и масса объекта уменьшились, а пропорции остались прежними. Если уменьшить человека до размеров мыши, у вас сохранится примерно один атом из семидесяти тысяч. Если то же проделать с мозгом — то в итоге мы едва ли получим что-то намного сложнее, чем мозг обыкновенной мыши. И опять же, каким образом вернуть объекту прежние, истинные размеры — даже если этим физикам и удастся создать его миниатюрную копию? Как можно отловить все недостающие атомы и вставить их на прежнее место?
— Действительно, как же, мистер Грант? Но почему же тогда некоторые известные физики решили, что миниатюризация вообще возможна?
— Не знаю, доктор. Только об этом что-то ничего больше не слышно.
— Отчасти потому, что колледжи провели серьезную работу — по указанию свыше, — чтобы как следует выбить из юных мозгов интерес к этому предмету. Наука и техника ушли в подполье — и у нас, и на Той стороне. Буквально — зарылись под землю. Сюда. В подземелье. — Доктор Микаэлс почти любовно похлопал ладонью по крышке стола. — Но пришлось все же оставить специальные курсы о технике миниатюризации для признанных ученых-физиков, которые нигде больше не могли бы почерпнуть такие сведения. Разве что в подобных учреждениях на Той стороне. Уменьшить живой объект во множество раз без изменения его свойств действительно возможно, только совсем не такими способами, о которых вам рассказывали в колледже. Вы когда-нибудь видели увеличенные фотографии, мистер Грант? Или уменьшенные до размеров микрофильма?
— Конечно.
— Не вдаваясь в подробности, скажу только, что то же самое можно делать и с трехмерными объектами. Даже с человеком. Мы уменьшаем человека не как материальный объект, а как трехмерное изображение, которое управляется извне — из космоса, из виртуальной вселенной, если угодно.
Грант улыбнулся.
— Это только слова, доктор.
— Да, но вы ведь сами не захотели слушать теоретические выкладки, разве нет? Открытие, сделанное теми самыми физиками десять лет назад, касается использования гиперпространства — пространства, у которого есть больше, чем привычные нам три измерения. Сама концепция — почти за пределами понимания, математические выкладки вообще не поддаются никакому описанию, но, что самое смешное, все это действительно можно сделать на практике! Объекты действительно можно уменьшать. Причем не нужно ни выкидывать лишние атомы, ни сдвигать их поближе один к другому. Размеры атомов тоже уменьшаются — как и все остальное, — и масса объекта, соответственно, тоже уменьшается. А если понадобится — размеры можно восстановить.
— Похоже, вы не шутите, — серьезно сказал Грант. — Значит, по-вашему, действительно можно уменьшить человека до размеров мыши?
— В принципе человека можно уменьшить хоть до размера бактерии, или, если хотите, — вируса, или — атома. Теоретически пределов миниатюризации не существует. Целую армию, со всем снаряжением и техникой, можно уменьшить так, что она поместится в спичечной коробке. В идеале эту спичечную коробку можно было бы доставить куда следует, а там вернуть армии прежние размеры и пустить в дело. Понимаете теперь, в чем тут дело?
Грант сказал:
— Я так понимаю, Та сторона тоже может такое сделать?
— Наверняка. Однако, Грант, время идет, а дело не терпит отлагательств. Пойдемте со мной!
Там — «пойдемте со мной», здесь — «пойдемте со мной»! С тех пор как Грант проснулся, он ни разу не оставался на одном месте больше чем на пятнадцать минут. Агента ужасно раздражало такое обхождение, но он ничего не мог с этим поделать. Может, это завуалированная попытка не давать ему времени на раздумья? Во что они собираются его втянуть?
Они с Микаэлсом летели в скутере. Доктор прекрасно вел машину.
— Если такая штука есть и у нас, и у них — выходит, одно нейтрализует другое? — спросил Грант.
— Да, но все не так просто. Ни мы, ни они еще не овладели методикой в совершенстве. Тут есть ловушка.
— Да?
— Десять лет мы работаем над проблемой миниатюризации — теория и практика уменьшения размеров объекта и, соответственно, увеличения миниатюры до прежних размеров. Все эти вопросы касаются теории гиперпространства. К сожалению, мы зашли в тупик. Исчерпали все теоретические возможности в этом направлении.
— Ну и как успехи?
— Не особенно. Вмешался принцип неопределенности. Степень уменьшения обратно пропорциональна продолжительности миниатюризации. Говоря научно, эта формула равна той, где выводится константа Планка. Если уменьшить человека вполовину, он может оставаться таким сотни лет. Если сжать его до размеров таракана, эффект продержится несколько дней. Если же мы уменьшим человека до размеров бактерии, он пробудет таким всего несколько часов. Потом он вернется к прежнему размеру.
— Но ведь его можно снова сделать маленьким.
— Только после довольно долгого «фазового» периода. Могу привести математическое обоснование.
— Не нужно. Я верю вам на слово.
Они подлетели к подножию эскалатора. Микаэлс выбрался из скутера со слабым стоном. Грант перепрыгнул через бортик.
Они облокотились о поручни, скользящие вверх наравне со ступенями.
— И что такого знает Бинес?
— Мне сказали, что он рвал на груди рубаху и клялся, что может преодолеть принцип неопределенности. Вероятно, он нашел способ, как продлить миниатюризацию до бесконечности.
— Судя по вашей интонации, вы не очень-то в это верите. Микаэлс пожал плечами.
— Я скептик. Если он собирается уравновесить степень уменьшения и его продолжительность, значит, придется сделать это за счет чего-нибудь еще, а я не представляю, что это может быть. Возможно, единственный вывод, который можно сделать: я не Бинес. В любом случае, он утверждает, что может решить эту проблему, и мы не должны упустить свой шанс из-за собственной недоверчивости. Наверное, Та сторона думает так же — иначе не было бы попытки его убить.
Они поднялись к вершине эскалатора, и Микаэлс немного помедлил, чтобы договорить. Потом перешли к другому эскалатору, который вел на следующий этаж.
— Итак, мистер Грант, вы понимаете, что нам предстоит спасти Бинеса. Зачем? Ради информации, которой он владеет. Каким образом? Посредством миниатюризации.
— А почему именно миниатюризации?
— Потому что сгусток крови в мозгу Бинеса невозможно устранить извне. Я уже говорил об этом. Поэтому мы уменьшим субмарину, введем ее в артерию. Капитан Оуэнс будет капитаном, я — штурманом, мы поведем подводную лодку прямо к тромбу. И там за работу примутся доктор Дюваль и его ассистентка, мисс Петерсон.
Грант вытаращился на Микаэлса.
— А я?
— А вы будете стоять рядом и наблюдать. Что-то вроде ревизора.
Грант резко возразил:
— Только не я! Я не подписывался под всем этим. И не желаю впутываться в это дело. Совсем!
Он развернулся и попытался спуститься вниз по восходящему эскалатору, но у него ничего не вышло. Микаэлс подошел к нему. Казалось, доктор был удивлен.
— Но разве ваша работа не связана с риском вообще?
— Я рискую так, как сам считаю нужным. К такому риску я привык. К такому риску я готов. Дайте мне достаточно времени, чтобы узнать о миниатюризации побольше — столько, сколько понадобилось для этого вам, и я пойду на риск.
— Мой милый Грант! Никто и не спрашивал вас, хотите ли вы впутываться в это дело. Мне-то казалось, что вас вынуждает идти на риск ваш профессиональный долг. Я только что описал вам важность предстоящей операции. Кроме того, сам я иду на это дело, несмотря на то что далеко не молод и никогда не играл в футбол. Собственно, я рассчитывал, что вы поддержите меня в трудную минуту тем, что согласитесь присоединиться к нам. Так сказать, покажете пример.
— Если так, то плохой из меня работник, — пробормотал Грант. И раздраженно, почти зло добавил: — Хочу кофе!
Он остановился и позволил эскалатору вынести себя наверх. Неподалеку находилась дверь с табличкой «Зал заседаний». Они вошли.
Грант не сразу рассмотрел все, что находилось в комнате. Сперва ему в глаза бросился конец длинного стола, на котором стояли здоровенный кофейник, множество чашек и поднос с бутербродами.
Грант тут же двинулся к столу, отпил сразу полчашки горячего черного кофе и откусил кусок бутерброда, как ему показалось, размером с него самого. Тут же ухватился за следующий бутерброд и только потом заметил, что в комнате есть кто-то еще.
Это была ассистентка Дюваля — кажется, ее зовут мисс Петерсон? — которая смотрела ему прямо в рот. Девица была очень симпатичная, даже несмотря на то, что сидела так нарочито близко от Дюваля. Грант пришел к выводу, что ему будет чертовски сложно по-дружески относиться к хирургу, и только после этой мысли он смог рассмотреть комнату целиком.
За одним концом стола расположился какой-то полковник, который был явно чем-то встревожен. В одной руке он вертел пепельницу, а другой стряхивал пепел сигареты на пол. Он с вызовом сказал Дювалю:
— Я, кажется, достаточно ясно изложил свое мнение.
Под портретом президента стоял человек, которого Грант туг же опознал как капитана Оуэнса. Приветливость и улыбки, которые он расточал в аэропорту, исчезли, а на скуле краснела свежая ссадина. Он казался взволнованным, и Грант вполне разделял его чувства.
— Этот полковник, он кто? — спросил Грант Микаэлса шепотом.
— Дональд Рейд, мой главный противник из наших военных.
— Бьюсь об заклад, что Дюваль его довел.
— Не в первый раз. Он не один такой, их целая толпа.
Грант едва удержался, чтобы не сказать: «Похоже, и она с ними заодно», но слова эти прозвучали в голове слишком нежно, потому он промолчал. Господи, ну и штучка! Что она нашла хорошего в такой мясницкой профессии?
Рейд говорил тихо, строго контролируя свои чувства.
— И кстати, доктор, что здесь делает эта женщина?
— Мисс Кора Петерсон, — пояснил Дюваль ледяным голосом, — мой ассистент. Она всегда сопровождает меня туда, куда меня зовет профессиональный долг.
— Эта операция очень опасна…
— И мисс Петерсон участвует в ней по собственной воле, понимая всю опасность операции.
— Можно отыскать множество мужчин-добровольцев, вполне квалифицированных для того, чтобы ассистировать вам, доктор Дюваль. Выбрать одного из них будет намного проще. Я могу предложить…
— Мне никто не нужен, полковник, и, если вы попытаетесь навязать мне кого-нибудь из посторонних, я попросту никуда не пойду, и вы не сможете заставить меня! Мисс Петерсон для меня — вторая пара рук. Она прекрасно знает, что мне требуется во время работы, поэтому ей не нужны напоминания с моей стороны. Она всегда на месте, она всегда на подхвате как раз тогда, когда нужно, даже если я не сказал ни слова. Мне не надо чужого человека, который с места не сдвинется, пока на него не рявкнешь. Я не отвечаю за успех операции, если потеряю драгоценные секунды из-за того, что мой помощник неправильно меня понял. Я не могу ничего гарантировать, если рядом не будет моей ассистентки, которая может сыграть решающую роль в операции.
Грант снова перевел взгляд на Кору Петерсон. Она ужасно смутилась и смотрела на Дюваля таким взглядом, каким — Грант видел это однажды — смотрела собака на своего маленького хозяина, вернувшегося из школы. Гранту все это крайне не понравилось.
Не успел Рейд взвиться от злости, как раздался голос Микаэлса:
— Поскольку, Дон, исход этой операции зависит от мастерства доктора Дюваля, мы не можем диктовать ему свои условия. Мы полностью полагаемся на него — ради благополучного исхода всего дела, не так ли? Я согласен взять на себя всю ответственность.
Он предлагает Рейду способ выйти из спора, сохранив лицо, понял Грант, и зарвавшийся Рейд не может не согласиться.
Полковник стукнул кулаком по крышке стола.
— Ладно. Но пусть запишут, что я был против!
Он сел на место, кусая губы.
Дюваль тоже сел, лицо его оставалось непроницаемым. Грант поспешил вперед, чтобы пододвинуть Коре стул, но та опередила его и села прежде, чем он подошел к стульям.
— Доктор Дюваль, — сказал Микаэлс, — это Грант, молодой человек, который дополнит нашу команду.
— Как рабочая сила, доктор, — вставил Грант. — Это моя единственная квалификация.
Дюваль мельком глянул на него. Все его приветствие ограничилось легким кивком.
— И мисс Петерсон.
Грант лучезарно улыбнулся. Она не ответила на улыбку и только сказала:
— Здравствуйте.
— Привет, — откликнулся Грант, посмотрел на второй бутерброд, зажатый в руке, и только сейчас понял, что никто больше в комнате не ест. Он положил бутерброд на стол.
В эту минуту появился Картер, он быстро вошел, кивнул всем присутствовавшим — направо и налево. Сел и начал:
— Не присядете ли, капитан Оуэнс? И вы, мистер Грант? Оуэнс медленно подошел к столу и устроился рядом с Дювалем. Грант сел в отдалении и убедился, что, глядя на Картера, можно краем глаза обозревать профиль Коры.
Можно ли считать пропащим дело, в котором принимает участие такая девушка?
Микаэлс, который примостился рядом с Грантом, нагнулся и прошептал ему на ухо:
— По-моему, неплохая идея — включить в нашу команду женщину. Может, мужчины постараются держаться молодцами хотя бы ради нее. Мне это по душе.
— Поэтому вы выступили в ее защиту?
— Да нет. Дюваль говорил чистую правду. Без нее он бы и шагу не сделал.
— Он так полагается на нее?
— Вряд ли. Но от своего он никогда не отступается. Особенно если это не нравится Рейду. Любовь здесь ни при чем.
— К делу, — сказал Картер. — Можете пить и есть, если хотите. Не собирается ли кто из вас сделать какое-нибудь заявление?
Внезапно Грант сказал:
— Я нахожусь здесь не по собственной воле, генерал. Я отказываюсь от работы и предлагаю поискать другую кандидатуру.
— Да, вы здесь не по собственной воле, мистер Грант, и на ваш отказ я отвечаю отказом. Джентльмены и мисс Петерсон, мистер Грант включен в экспедицию по нескольким причинам. Во-первых, именно он помог Бинесу перебраться в нашу страну и справился с этим заданием вполне профессионально.
Все головы повернулись в сторону Гранта, который так и сжался, невольно ожидая бурных оваций зала. Никаких оваций не последовало, и он расслабился.
Картер продолжил:
— Он специалист по средствам связи и опытный аквалангист. К тому же мистер Грант наделен железной выдержкой и острым умом и способен быстро принимать решения. Поэтому я наделяю его следующими полномочиями: когда начнется ваша экспедиция, последнее слово в решающих вопросах принадлежит именно ему. Это понятно?
Всем было понятно, и Грант, рассеянно рассматривавший свои ногти, сказал:
— Наверное, имеется в виду, что, пока все занимаются своим делом, я беру на себя устранение всех чрезвычайных ситуаций. Прошу прощения, но я не могу считать себя достаточно подготовленным для такой роли.
— Ваше заявление внесено в протокол, — молвил Картер. Ни один мускул у него на лице не дрогнул. — Теперь дальше. Капитан Оуэнс создал экспериментальную модель субмарины для океанографических исследований. Конечно, она подходит для вашей миссии далеко не идеально, но эта лодка превосходно укомплектована. К тому же другой у нас просто нет. Оуэнс и поведет эту подводную лодку к цели. Она называется «Протей».
Картер перевел взгляд на Микаэлса.
— Доктор Микаэлс будет штурманом. Он изготовил и тщательно изучил карты кровеносной системы Бинеса, которые мы вскоре рассмотрим. А доктор Дюваль и его ассистентка проведут саму операцию по удалению тромба. Вы все понимаете важность предстоящей экспедиции. Надеюсь, что операция пройдет успешно и вы вернетесь обратно целыми и невредимыми. Су-шествует вероятность, что Бинес скончается во время операции, но это случится наверняка, если операцию отложить. Может случиться, что лодка погибнет, но я должен признать, что в данных обстоятельствах риск стоит попытки. Удача же вознаградится сторицей — я имею в виду не столько ФЦИПМ, сколько все человечество в целом.
Грант тихонько прошептал:
— Вперед, ребятишки…
Кора Петерсон услышала его шепот и окинула его пронизывающим взглядом из-под темных ресниц. Грант покраснел.
— Покажите им карту, Микаэлс, — попросил Картер.
Микаэлс нажал кнопку на приборе, лежавшем перед ним, и на стене засветилась трехмерная карта кровообращения Бинеса, которую Грант недавно видел в кабинете доктора. Микаэлс передвинул какой-то тумблер, и карта словно приблизилась, увеличилась. На переднем плане обозначились сосуды, охватывающие шею и голову.
Сеть кровеносных сосудов высветилась с потрясающей четкостью, потом изображение пронизали тонкие линии системы координат. По схеме скользила маленькая черная стрелка-указатель, которой управлял доктор Микаэлс с помощью дистанционного манипулятора. Микаэлс не стал подниматься, остался сидеть, как и раньше, обхватив одной рукой спинку стула.
— Тромб находится вот здесь, — сказал Микаэлс.
Грант не понял сперва, где же этот самый тромб, — по крайней мере, пока доктор Микаэлс не перевел стрелку-указатель. И тогда Грант увидел его — маленький плотный узелок, закупоривший артериолу.
— Тромб не представляет собой непосредственную угрозу жизни потерпевшего, но вот этот участок мозга, — стрелка скользнула вокруг, — не получает необходимого количества кислорода и питательных веществ, и вскоре в нем начнутся необратимые изменения. Доктор Дюваль полагает, что этот участок мозга будет поврежден необратимо уже через двенадцать часов, а то и раньше. При обычной нейрохирургической операции для того, чтобы добраться до тромба, потребуется трепанация черепа — здесь, здесь либо вот здесь. При каждом из этих трех вариантов операция будет сопровождаться значительным повреждением окружающих участков ткани мозга, и результат будет весьма сомнительным. С другой стороны, существует возможность добраться до тромба непосредственно по кровяному1 руслу. Проникнув в сосудистую систему через наружную сонную артерию на шее, мы будем на более-менее прямом пути к цели.
Стрелка плавно скользнула вдоль толстого жгута сонной артерии, которая четко выделялась на фоне переплетения голубых вен. С виду все было просто и понятно.
Доктор Микаэлс тем временем продолжал:
— Следовательно, если уменьшить «Протей» и его команду и ввести инъекционно в…
Внезапно раздался резкий, холодный голос Оуэнса:
— Погодите, пожалуйста. До какой степени нас уменьшат?
— Размер субмарины должен быть таким, чтобы она могла беспрепятственно проникать сквозь защитные барьеры человеческого организма. Общая длина лодки будет не больше трех микрон.
— А сколько это будет в дюймах? — поинтересовался Грант.
— Около одной десятитысячной дюйма. Это средний размер крупной бактерии.
— Заметьте, — продолжал Оуэнс, — что, когда субмарину введут в артерию, мы окажемся во власти сильного артериального кровотока.
— На самом деле скорость течения крови в наружной сонной артерии не больше мили в час, — заметил Картер.
— При чем тут мили в час? Нас понесет с такой скоростью, что за каждую секунду мы будем проходить расстояние в сто тысяч раз больше полной длины субмарины! При пересчете на реальные размеры лодки это составит примерно двести миль в секунду — или около того. В виде миниатюр мы будем нестись со скоростью, в двенадцать раз выше той, с которой летают космические корабли! И это по самым скромным подсчетам.
— Несомненно, это так. И что с того? — спросил Картер. — С такой скоростью все время движутся красные кровяные тельца — эритроциты. А они сделаны далеко не из такого прочного материала, как ваша субмарина.
— А вот и нет! Каждое красное кровяное тельце состоит из биллионов атомов, а у «Протея» в том же объеме будут биллионы биллионов атомов — уменьшенных атомов, конечно, но что с того? Мы все равно будем состоять из гораздо большего количества неделимых частиц, чем эритроциты, а следовательно, будем гораздо мягче их! Более того, все, что окружает эритроциты, состоит из атомов такого же размера, как и сами красные кровяные тельца. А нас будут окружать со всех сторон частицы, состоящие из просто чудовищных атомов.
Картер обратился к Микаэлсу:
— Вы можете прояснить этот вопрос, доктор?
Микаэлс небрежно пожал плечами.
— Я, наверное, не так глубоко вникал в проблемы миниатюризации, как капитан Оуэнс. Полагаю, его вопрос обусловлен влиянием докладов Джеймса и Шварца о том, что хрупкость объекта возрастает пропорционально степени уменьшения.
— Именно, — подтвердил Оуэнс.
— Тем не менее прочность уменьшенного объекта если и снижается, то очень ненамного. И если припомните, Джеймс и Шварц вводили некоторые допущения в своих выкладках, поэтому их теория не является полностью достоверной. Кроме того, должен напомнить, что при увеличении объектов их прочность не возрастает.
— На это не стоит оглядываться — мы ведь не увеличивали ничего более чем в сотню раз, — возразил Оуэнс с оттенком небрежения в голосе. — А нам предстоит уменьшить субмарину более чем в миллион раз от реальных размеров. Никто и никогда не заходил так далеко, подобных прецедентов просто не было! Поэтому никак нельзя сказать заранее, станем ли мы более хрупкими, и как будет действовать на нас давление крови в артерии, и даже — уцелеем ли мы после столкновения с эритроцитами, и как на нас будут реагировать белые кровяные тельца. Разве не так, Микаэлс?
Микаэлс признал:
— Что ж, это так.
Картер нетерпеливо перебил:
— Конечно, эксперименты по исследованию таких больших степеней миниатюризации еще не проводились. Но у нас сейчас просто нет на них времени, поэтому придется рискнуть. Если субмарина погибнет — значит, так уж суждено.
— Как интересно! — пробормотал Грант.
Кора Петерсон наклонилась к нему и прошептала с нажимом:
— Потише, пожалуйста, мистер Грант! Вы не на футбольном поле.
— О, так вы заглядывали в мое досье, мисс?
— Ш-ш-ш!..
Картер продолжал:
— Мы примем все меры предосторожности, какие только возможны. Тело Бинеса подвергнут гипотермии, чтобы оно лучше сохранилось, — при низкой температуре потребность тканей мозга в кислороде значительно уменьшается. Это означает, что частота сердечных сокращений замедляется и, соответственно, снижается скорость кровотока.
Оуэнс сказал:
— Тем не менее сомнительно, что нам удастся преодолеть турбулентное течение…
Микаэлс добавил:
— Капитан, если держаться подальше от стенок артерии, мы постоянно будем в зоне ламинарного течения и ни о каких турбулентных завихрениях беспокоиться не придется. Кроме того, в самой артерии мы будем всего несколько минут, а потом попадем в более мелкие сосуды, где проблемы с течениями отпадут сами собой. Единственное место, где нам никак не избежать турбулентных вихрей, — сердце. Туда нам никак нельзя попадать, иначе нас сомнет в лепешку, — значит, будем держаться от сердца как можно дальше. Может, мне лучше продолжить?
— Да, пожалуйста, — сказал Картер.
— Когда мы достигнем места закупорки, нужно будет устранить тромб — разрушить с помощью лазерной пушки. Лазерная установка и сам луч, уменьшенные в соответствующей пропорции, не должны причинить никакого вреда ни тканям мозга, ни непосредственно стенкам сосудов. Если, конечно, лазерную пушку будет наводить опытный специалист — такой, как наш доктор Дюваль. Нам совсем не обязательно уничтожать все мельчайшие частицы кровяного сгустка. Достаточно будет раздробить тромб на небольшие фрагменты. А о них уже позаботятся лейкоциты — белые кровяные тельца. Как только тромб будет разрушен, мы покинем эту зону, продвигаясь дальше по сосудистому руслу — в венозную систему, вплоть до яремной вены у основания шеи, откуда нас и достанут.
Грант спросил:
— А как можно определить, где мы будем находиться и когда?
Ответил ему Картер:
— Микаэлс будет штурманом, он сверит маршрут движения со схемой кровеносного русла и проследит, чтобы вы все время двигались в нужном направлении. Кроме того, мы будем поддерживать с вами связь по радио…
— Вы не можете знать, будет ли такая связь работать, — вставил Оуэнс. — Существует проблема преобразования радиосигналов в соответствии со степенью миниатюризации — а с таким сильным уменьшением, как в нашем случае, даже эксперименты никогда раньше не пробовали проводить.
— Да, это правда — вот мы и попробуем. Кроме того, у «Протея» атомный двигатель, и мы сможем проследить его путь по этой радиоактивной метке. Тут никакое уменьшение не играет роли. Однако, джентльмены, у вас только шестьдесят минут.
Грант сказал:
— То есть мы должны сделать дело и выбраться наружу за час?
— Совершенно верно. Вам можно будет оставаться в уменьшенном виде примерно шестьдесят минут. Если отсрочить преобразование в прежний вид — увеличение начнется самопроизвольно. Мы просто не сможем удержать вас дольше в уменьшенном виде. Если бы у нас были данные, которые привез Бинес, мы могли бы поддерживать ваши миниатюры неограниченное время… Но если бы у нас были эти данные…
— Путешествие не понадобилось бы, — закончил за него Грант, ядовито усмехнувшись.
— Именно. Но если вы начнете увеличиваться, находясь внутри тела, то сперва привлечете внимание защитных систем организма, а потом, довольно скоро, просто убьете Бинеса. Глядите, чтоб до такого не дошло!
Картер обвел взглядом всех присутствующих.
— Еще какие-нибудь сообщения? Нет? Что ж, тогда начинайте готовиться. Нужно сделать все это как можно быстрее.
