Глава 10
КАПИЛЛЯРЫ
«Если хочешь узнать, закипела ли вода, не суй в нее руку».
Дежнев-старший
39
Дежнев хмыкнул, удивившись:
— Всего-то белое кровяное тело — лейкоцит. Оно не кусается.
Моррисон потупил взор и покраснел:
— Да-да, просто я слегка изумился. Он значительно больше, чем я ожидал.
— Ничего особенного. Он движется так же, как и мы.
— В сущности, — мягко заметила Калинина, — он не заметил нас. Я имею в виду, что мы не представляем для него ничего особенного. Он примет нас за красное кровяное тельце.
Конев скептически обронил:
— Лейкоциты не думают.
Софья поморщилась от досады и раздражения:
— Я не наделяю их разумом. Я имела в виду, что лейкоцит ведет себя по отношению к нам лояльно, определенно спутав с эритроцитом.
Моррисон же подумал, независимо от того, представляет эта чертова клетка для них опасность или нет, выглядит она отвратительно.
Чтобы избавиться от этого ощущения, он перевел взгляд на очаровательную Софью. «Все-таки родинка ее портит», — подумал не к месту. Но уже через минуту решил, что именно родинка и придает девушке особое очарование. Справившись с эмоциями благодаря отвлеченным размышлениям, он снова обратился к Калининой:
— Лейкоцит ведет себя так, словно мы — красное кровяное тельце, из-за схожего размера?
Отчасти, — ответила Калинина. — Вы узнаете красное кровяное тельце, увидев его. Белая клетка узнает эритроцит по его электромагнитному полю, которое она улавливает поверхностью. Для нее в порядке вещей не обращать внимания на объект с такими электромагнитными характеристиками.
— Но наш корабль не имеет электромагнитных характеристик красного кровяного тельца. А… вы…
Софья улыбнулась.
— Такова моя специальность.
Дежнев включился в разговор:
— У Софочки не голова, а дом советов… — Он поправил правую дужку очков. — Там заложены точные электромагнитные характеристики каждой клетки, каждой бактерии, каждого вируса, каждой белковой молекулы, каждой…
— И на старуху бывает проруха, — прервала его Калинина, — если я что-то забуду, компьютер подскажет. У меня есть прибор, который может, используя энергию микрофокусных моторов, посылать на корпус корабля положительные и отрицательные заряды моему образцу. Сейчас заряд корабля соответствует характеристикам красного кровяного тельца. Во всяком случае, настолько правдоподобно, насколько я смогла их воспроизвести.
— Когда же ты успела? — с интересом спросил Моррисон.
— Когда мы уменьшились до такого размера, что могли привлечь внимание белой клетки или иммунного аппарата в целом. Не хотелось, чтобы антитела атаковали нас.
У Моррисона тут же возник еще вопрос:
— Почему же не усиливается броуновское движение? Я думал, нас будет трясти сильнее, если мы становимся все меньше и меньше.
Баранова снизошла до ответа:
— В данный момент мы подчиняемся теории, предполагающей присутствие силы, сдерживающей броуновское движение. Не о чем волноваться.
Обдумав ее слова, Моррисон пожал плечами. Никто не собирался посвящать его в суть минимизации. Броуновское движение не усиливалось. То ли Моррисон свыкся с тряской, то ли она и впрямь прекратилась.
— Софья, как давно вы избрали свою специализацию? — снова обратился Моррисон к Калининой.
— С самого окончания университета. Подобное путешествие давно было запланировано. Несчастье с Шапировым лишь ускорило его. Без моих же знаний в подобную авантюру нет смысла втравливаться.
— Но почему же вы не захотели опробовать вашу затею на корабле, оснащенном автоматикой?
— Увы, пока еще ни один компьютер не переплюнул мозг человека по изобретательности и гибкости, — вмешалась Баранова в их диалог.
— Наташа права, — подтвердила Калинина. — Прибор, с которым я работаю, воспроизводит электромагнитные характеристики кровяных телец, следуя по пути наименьшего сопротивления. Стоит ли тратиться на компьютер, способный просчитывать миллионы ситуаций, когда есть человек. Стоит мне захотеть, и бактерии лейкоцитов ринутся в атаку на нас.
— Верю, дорогая, верю, — засуетился Моррисон. — На слово верю, можете не демонстрировать свое умение.
— Ну, раз так, то не буду, — засмеялась Калинина.
— Софья, у меня идея! Сделай-ка это! — Глаза Барановой загорелись, а в голосе послышалось волнение.
— Но, Наташа, ты шутишь…
— Мы же испытывали прибор, но практика всегда незаменима…
Конев пробормотал:
— Не глупи, Наталья. Давайте сначала доберемся до места назначения.
— А если, добравшись до цели, мы окажемся неспособны проникнуть в клетку? Что тогда? — возразила Баранова.
— Поддерживаю, — громко заявил Дежнев. — Где ваша страсть к приключениям? Пока ничего особо выдающегося не приключилось.
— И слава богу, — проронил Моррисон.
Дежнев хмыкнул:
— Мой старый отец любил говорить: «Желать мира и покоя больше всего — значит просто ждать смерти!»
— Ну, давай же! — настаивала Баранова. — Не тяни кота за хвост.
Калинина неохотно подчинилась, вспомнив, что Наталья командир корабля. Ее пальцы быстро пробежали по кнопкам пульта, и картинка на экране значительно изменилась. Моррисон с восхищением следил за ней. Некоторое время он не замечал перемен. Потом заметил, как белое чудовище вздрогнуло, почувствовав жертву, отрастило щупальце, потянулось к кораблю и обволокло его какой-то странной субстанцией. В тот же момент в самом центре поглотившего их вещества образовалась воронка, которая словно втягивала в себя все окружающее. Моррисону даже привиделась разинутая пасть с клыками.
Конев заметил:
— Работает! Это существо намерено нами полакомиться.
— Да, — согласилась Баранова, — похоже, что так. Хорошо, возвращайте теперь нам характеристики красной клетки.
Пальцы Калининой снова пробежались по клавишам, и на экран вернулось привычное изображение.
Вот только белой клетке было явно все равно, она продолжала засасывать свою жертву, обволакивая мерзкой субстанцией.
40
К ужасу Моррисона, корабль погрузился в странный туман. В центре его находился многоклеточный объект, более плотный, чем вещество, сжимающее кольцо вокруг корабля. Моррисон решил, что перед ними ядро белой клетки. Конев раздраженно бросил:
— Если оно вознамерилось нас сожрать, то так и сделает. Наталья, какие будут предложения?
— Да ладно, — нахмурившись, сказал Дежнев, — Разве это чудище сможет навредить нам? Раздавить корпус корабля невозможно.
— Лейкоцит, — ответил Конев, — намерен переварить нас. Заметь, мы находимся внутри пищеварительной вакуоли и подвергаемся воздействию ферментов.
— Пусть воздействуют, — резюмировал Дежнев, — Желаю удачи. Стенки корабля не возьмет ни один химический элемент, имеющийся в составе белой клетки. Через некоторое время она выплюнет нас.
— Как она догадается, что мы неперевариваемый объект?
— Получив сигнал активизироваться, лейкоцит должен пройти весь цикл. Его действия подчинены заложенной раз и навсегда программе. — Калинина определенно злилась на тугодумов.
— Мне кажется, лейкоцит не отстанет от нас до тех пор, пока не получит определенный сигнал, способный переключить процесс поглощения на обратный процесс — выброс.
Баранова заметила:
— Сейчас снова имеем заряд красного кровяного тельца. Лейкоциты не питаются красными кровяными тельцами.
— Мы опоздали. — Голос Калининой немного задрожал. — Характеристики эритроцита спасают от поглощения лейкоцитами. Но никто не застрахован от случайностей. Мы в ловушке.
Пять пар глаз были прикованы к происходящему вне корабля.
— По моему убеждению, — продолжала Калинина, — должен существовать определенный заряд, позволяющий лейкоциту идентифицировать неперевариваемый объект. Заряд после поглощения дает сигнал к отторжению инородного тела.
— Соня, душечка, так посигналь ему наконец! — горячо попросил Дежнев.
— С удовольствием, — ответила Калинина, — если ты скажешь мне, как именно. Я не могу наугад перебирать все характеристики подряд.
— Честно говоря, — вступил в разговор Конев, — можем ли мы вообще быть уверены в том, что лейкоцит отторгает что-либо? Возможно, неперевариваемые объекты просто остаются внутри, а затем удаляются вместе с естественными выделениями?
Баранова нервно прервала его, она определенно осознавала свою ответственность за создавшееся положение:
— Конструктивные предложения имеются?
— Включить двигатели, чтобы вырваться из ловушки, — предложил Дежнев.
— Нет, — отрезала Баранова. — Находясь внутри пищеварительной вакуоли, мы можем совершать только вращательные движения, или же сама вакуоль может двигаться внутри клетки. Если мы, включив двигатели, вырвемся наружу, то, скорее всего, повредим стенку кровеносного сосуда и сам мозг.
В разговор вступил Конев:
— Но мы должны учесть и то, что белая клетка сама может выйти из капилляра, проникнув между клетками его стенки. Мы продвигались по артериальной ветви, сузившейся до капиллярного размера. Есть ли уверенность, что мы все еще находимся в токе крови?
— Вот это-то как раз неоспоримо, — неожиданно для всех встрял Моррисон. — Белая клетка может уменьшиться до нужного размера, но она способна также уменьшить и нас. Если бы ей пришлось пробираться сквозь стенку сосуда, она сначала извергла бы нас наружу. Но, к сожалению, она этого не сделала.
— Молодец! — подал голос Дежнев. — Я тоже подумал об этом. Наташа, увеличь нас так, чтобы белую клетку разорвало в клочья. Она получит такое расстройство желудка, какого не испытывала никогда ранее.
Барановой идея не пришлась по вкусу:
— И повредить тем самым капилляр? Вы этого хотите? Размер кровеносного сосуда сейчас не превышает размера белой клетки.
— Может быть, Аркадий выйдет на связь с Гротом? — предложила Калинина.
На минуту воцарилось молчание. Затем Баранова проговорила:
— Не сейчас. Мы попали в дурацкое положение. Точнее — вина полностью на мне. Но будет лучше, если мы обойдемся собственными силами.
— Мы не можем ждать бесконечно, — озабоченно заметил Конев. — Дело в том, что я даже не знаю, где мы сейчас находимся. При расчетах полагается брать за основу какую-то определенную скорость движения, а дрейф белой клетки в токе крови такой возможности не дает. Может, понадобится и помощь Грота. Иначе как мы объясним, что не знаем собственных координат?
— А как насчет кондиционеров? — спросил Моррисон.
Повисла пауза. Потом Баранова озадаченно спросила:
— Ты о чем, Альберт?
— Мы постоянно излучаем в окружающее пространство миниатюризированные субатомные частицы. Они уносят тепловую энергию, благодаря этому мы поддерживаем нормальную температуру, несмотря на всепроникающее тепло тела, внутри которого мы находимся. Как белая клетка воспримет понижение температуры? Если включить кондиционеры, белая клетка, может, и отторгнет нас.
Подумав немного, Баранова ответила:
— Возможно, это сработает…
— Ша! — Дежнев был сама активность. — Я уже врубил кондиционеры на полную катушку.
Моррисон усиленно вглядывался в белесый туман, нависший над кораблем. Удивительно, в душе его не было паники. Доктор не боялся провала эксперимента, и ему было плевать на здоровье Шапирова. Он неожиданно понял, что, переступив некую черту, укротив свои опасения и страхи, для него стало необычайно важным успешно дойти до конца и проверить собственные теории.
Голос Дежнева прервал его размышления:
— Пожалуй, зверюшке не по вкусу происходящее.
В салоне корабля стояла холодрыга. Тонкий хлопчатобумажный комбинезон не спасал от стужи. Кажется, сработало. Клетка, съежившись, поспешила удалиться, позабыв о жертве.
— Слава богу! — воскликнула Наталья.
Дежнев победно провозгласил:
— С радостью поднял бы тост за нашего американского героя. Это было великолепное предложение!
Калинина кивнула Моррисону и улыбнулась:
— Хорошая идея!
— Нет худа без добра. Зато теперь мы знаем, техника может делать то, что ей положено, Софья. Аркадий, уменьши-ка мощность кондиционеров, пока мы все не заработали воспаление легких. — Наталья улыбалась, благосклонно посматривая на Альберта.
— Я несказанно рад, — буркнул Конев, — Но, к сожалению, белая клетка устроила нам весьма нежелательную экскурсию. Мы сбились с курса.
41
Баранова поджала губы и натянуто спросила:
— То есть? Всего-то несколько минут мы провели внутри белой клетки. Не бросила же она нас в печень.
— Нет, мадам, — Конев явно приуныл, — мы не в печени. Полагаю, белая клетка, увлекая нас за собой, повернула в боковое ответвление капилляра.
— В какой из капилляров мы повернули? — спросила Баранова.
— Сложный вопрос. Не могу определить, в какой именно.
— А эта красная точка… — начал Моррисон.
— Красный маркер, — сразу же перебил его Конев, — действует на чистых расчетах. Зная местоположение и скорость, с которой мы движемся, я бы заставил маркер двигаться, отмечая наш путь.
— Ты имеешь в виду, — недоверчиво спросил Моррисон, — что маркер отмечает наше местонахождение лишь после того, как ты с помощью расчетов задашь ему направление, и не более?
— Маркер не всесилен, — холодно сказал Конев. — Он предназначен лишь для того, чтобы отмечать наше местоположение и чтобы не потеряться в сложной трехмерной системе кровеносных сосудов и нейтронной сети, но нам приходится управлять им. Также наше местоположение может быть определено из центра, но на это уйдет время.
— А почему белая клетка свернула в капилляры? — Дежнев первым задал этот вопрос.
Конев покраснел. Он заговорил так быстро, что Моррисон еле разбирал русские слова:
— Почем мне знать? Я что — читаю мысли белых клеток?
— Хватит, — резковато выступил Моррисон. — Теперь не время для ссор. Выход крайне простой. Мы находимся в капилляре. Очень хорошо. Кровь в капилляре течет с маленькой скоростью. Что мешает нам воспользоваться микроплазменными двигателями? Включив их на задний ход, мы вернемся к пересечению с артерией и войдем в нее. Затем продолжим движение вперед до поворота и окажемся в нужном капилляре. На все это уйдет немного времени и мощности двигателей.
Все изумленно уставились на Моррисона. Даже Конев, нахмурившись, взглянул на Альберта.
Моррисон спросил озадаченно:
— Чего вы уставились на меня? Разве никто из вас не сидел за рулем?
Баранова покачала головой:
— Альберт, мне очень жаль. У нас нет заднего хода.
— Что? — Глаза Моррисона вылезли на лоб.
— У нас нет заднего хода. Только прямой — и все.
Моррисон не верил своим ушам:
— Совсем нет задней передачи?
— Совсем.
И тут доктора прорвало:
— Более идиотской ситуации нельзя и придумать! Только в Сов… — Тут он остановился.
— Закончи, закончи мысль, — устало перебила Баранова, переходя на «ты». — Ты собирался сказать, что только в Советском Союзе могла возникнуть такая ситуация.
Моррисон проворчал:
— Да, я по-настоящему зол.
— А ты думаешь, мы не рассержены? — спросила Баранова, глядя ему прямо в глаза. — Знаешь, сколько времени строили этот корабль? Годы. Многие годы. Мы думали о возможности проникновения в кровь и исследования изнутри организма млекопитающего — если не человека — с того самого момента, когда минимизация впервые стала практически возможной. С нашими планами росла и стоимость проекта. Чтобы не взбеленить московское начальство, пришлось уступить. Конструкция корабля все упрощалась и упрощалась. В конце концов мы остановились на корабле, не требующем энергии для движения и пригодном только для наблюдений, рассчитывали войти в кровеносный сосуд и двигаться с током крови. Получив информацию, мы бы вернулись к нормальным размерам. В качестве объекта для опыта планировалось, конечно, только животное. И наш эксперимент сулил бы ему гибель. Кто же знал, что мы отправимся внутрь человека?
Моррисон поостыл, его злость сменилась заинтересованностью:
— И что же вы сделали?
— В короткие сроки мы усовершенствовали микроплазменные двигатели и еще пару приборов, в страхе, что в любой момент Шапиров может умереть. Боялись и напортачить в спешке. Правда, выбранные двигатели пригодны только для ускорения в случае крайней необходимости. В результате — отсутствие заднего хода.
— И никто не подумал о ситуации, когда задний ход будет необходим?
— Это означало бы новые затраты, а денег нет.
Дежнев, вздохнув, сказал:
— И вот мы здесь. Как любил говорить мой отец: «Только недотепы обращаются к гадалкам. Кто еще будет так торопиться узнать плохие новости?»
— Не хочу казаться глупее, чем я есть, но все же спрошу: можем мы просто развернуть корабль? — Моррисон напряженно ждал ответа.
— Капилляр слишком узок, чтобы развернуть корабль… — покачал головой Дежнев.
Моррисон нетерпеливо тряхнул головой:
— Нет, не при нашем размере. Уменьшите его. Все равно вы собирались сделать это, перед тем как войти в клетку. Сделайте это сейчас и поверните.
Дежнев вкрадчиво продолжал:
— Во-вторых, мы не можем развернуть корабль на сто восемьдесят градусов. У нас есть только передняя передача.
— Невероятно, — прошептал Моррисон.
— У нас не было выбора, — ответил Конев, — И потом, мы не рассчитывали на возню с белой клеткой.
Баранова проглотила пилюлю молча и отчеканила:
— Ответственность за провал проекта я возьму на себя.
Калинина, подняв глаза, сказала:
— Наталья, самоедство оставь на потом. У нас нет выбора. Нужно двигаться вперед. Если понадобится, продолжить минимизацию и, найдя подходящую клетку, войти в нее.
— В любую клетку? — Конев рвал и метал. — В любую? Какой от этого прок?
— Любая клетка интересна, — упорствовала Калинина.
Наталья обернулась к Коневу:
— Есть возражения, Юрий?
— Конечно есть. — Юрий полыхал от злобы. — Мозг содержит десять миллиардов нейронов, а вы намерены выбирать объект для исследований наугад.
— Мы не ищем вслепую. Мы должны уловить нейронное излучение Шапирова и двигаться в направлении его усиления, — настаивала Софья.
— Предположим, сейчас вы двигаетесь в направлении угасания излучения. Но, не имея заднего хода, вы не сумеете развернуться, — сказал Моррисон.
— Вы правы, — поддержал его Конев. — Я прокладывал маршрут так, чтобы попасть к нужному узлу нейронной сети, который, согласно вашим исследованиям, связан с абстрактным мышлением. Ток крови доставил бы нас туда в любом случае, каким бы запутанным ни был путь. А теперь… — Он обреченно вздохнул.
— И все же, — голос Барановой задрожал от напряжения, — у нас нет выбора. Принимается предложение Софьи. Если попытка не удастся, нам придется выходить наружу.
— Погоди, Наталья, — прервал ее Моррисон. — Существует возможность покинуть корабль?
42
Моррисон не надеялся на положительный ответ. Он уже понял, что вместо чуда техники бороздил неизведанные просторы на утлой калоше. С практической точки зрения предложение Калининой казалось ему лучше: исследовать любую клетку мозга, которой они достигнут. Но если эта попытка провалится, им придется начинать все сначала.
— Так есть ли возможность выбраться из корабля, Наталья? — повторил он свой вопрос. Остальные молчали, — Неужели я невнятно говорю? Допустим, появилась необходимость взять образцы. Есть у нас гидрокостюм или что-нибудь подобное?
Баранова озадаченно глянула на него:
— Есть один, его предполагалось использовать для разведки. Лежит под задними сиденьями.
Она отстегнула ремни и медленно приподнялась и достала искомое.
— Вот, Альберт. Надеюсь, он проверен. Во всяком случае, видимых повреждений нет. Не знаю, правда, проходил ли он проверку в экстремальных условиях.
— Думаю, попытка путешествия по кровеносным сосудам будет предпринята в первый раз, — кивнул доктор.
— Чтобы убедиться в герметичности, достаточно было провести проверку в теплой воде. Виню себя за упущение. Да и мыслей не было, что кто-то вынужден будет покинуть борт корабля.
— Господи, ну хотя бы автономное воздухоснабжение у него есть?
— Конечно. — Баранова рассердилась. — Кроме того, есть и автономное энергоснабжение и освещение. Не такие уж мы идиоты, Альберт. Хотя у вас есть повод так подумать. По крайней мере, обо мне.
— Костюм снабжен ластами? — продолжал расспрашивать Моррисон.
— Да, на руках и ногах. Они предусмотрены для усиления маневренности…
— В таком случае, — сказал Моррисон, — возможно, это выход из положения.
Предположим, мы уменьшим корабль еще немного. Так, чтобы он мог легко развернуться, не повредив стенок сосуда. Кто-нибудь в костюме выйдет наружу — надеюсь, в корабле есть что-то вроде вакуумной камеры — и, передвигаясь с помощью ласт, повернет корабль. Мы включим двигатели и восстановим курс.
Баранова задумалась:
— Рискованно, но… Вы когда-нибудь занимались подводным плаванием, Альберт?
— Было дело. Вот я и подумал об этом.
— В таком случае, Альберт, в добрый путь.
— Я? — выдавил Моррисон.
— Конечно. Это ваша идея. Кроме того, вы — единственный, кто имеет хоть какой-то опыт погружений.
— Но не в крови!
— Вы отказываетесь?
— Да, — отрезал Моррисон. — Я помог избавиться от белой клетки и, кажется, нашел выход из теперешнего положения. Я внес свой вклад. Теперь — ваша очередь. Одного из вас.
— Альберт, — вздохнула Баранова. — Сейчас мы все в одной лодке. Здесь нет русских и американцев. Кто и что должен делать, определяется только тем, кто делает это лучше. И ничем более.
Моррисон перехватил взгляд Калининой. Софья определенно восхищалась его находчивостью. Что ж, придется лезть в пекло.
43
Баранова протянула ему костюм. Как и весь корабль, он был прозрачный, за исключением основной части. Смятый и бесформенный, он походил на детские каракули. Таких уродцев обыкновенно изображают малыши. Моррисон уточнил:
— Из чего он сделан? Из полиэтилена?
— Нет, Альберт, — ответила Баранова. — Этот материал тонок, но прочен. Он не несет электростатического заряда, и чужеродные материалы не прилипают к нему. Предполагается водонепроницаемость.
— Предполагается? — саркастически прокудахтал Моррисон.
Дежнев перебил:
— Он водонепроницаем. Ручаюсь. Кажется, его недавно испытывали.
— Так тебе кажется или он таки прошел испытания?
— Мы не думали, что…
Моррисон сердито воскликнул:
— Уверен, что твой отец должен был говорить тебе, Аркадий: «Самообвинение — лишь доказательство некомпетентности».
Скрипнув зубами, Дежнев ответил:
— Я не считаю себя некомпетентным…
Баранова оборвала перепалку:
— Продолжите собачиться несколько позже. Не беспокойся, Альберт. Даже если в скафандре есть микродефект, то молекулы воды, находящиеся в плазме крови, слишком велики, чтобы проникнуть внутрь, костюм ведь тоже подвергся миниатюризации.
— Обнадеживает, — успокоился Моррисон.
— Конечно, — продолжала Баранова. — Баллон с кислородом закрепим вот здесь. Он небольшого объема, но ты покинешь нас ненадолго. Адсорбиционная канистра для угольного диоксида — здесь. А вот батарея дня освещения. Теперь ты полностью экипирован.
— И все же, — Конев посмотрел на Моррисона с подобием дружелюбия, — возвращайся как можно скорее. Снаружи жарко — тридцать семь градусов по Цельсию, не думаю, что в костюме предусмотрена система охлаждения.
— Нет системы охлаждения? — Моррисон вопросительно посмотрел на Баранову.
Она пожала плечами:
— Не так просто охладить объект до среднего изотермального значения температуры. Человеческое тело, в котором мы находимся, имеет постоянную температуру тридцать семь градусов. Сам корабль охлаждается с помощью двигателей. Встроить эквивалентный прибор в костюм мы не в силах. Так что стаскивай одежду — и вперед.
Моррисон засмущался:
— Незачем, ткань тонкая.
Баранова настаивала:
— Нацепив костюм поверх, ты пропотеешь. А вернувшись на корабль, тебе будет не во что переодеться.
— Ну, если вы так настаиваете…
Моррисон снял сандалии и попытался стянуть с себя комбинезон. Невесомость усложнила его задачу.
Баранова заметила это:
— Аркадий, помоги Альберту с костюмом.
Дежнев, с трудом перемещаясь над спинками кресел, приблизился к Моррисону, застывшему под потолком. Вдвоем они кое-как справились с одежкой.
«Все вокруг нас приспособлено к существованию в условиях гравитации», — раздраженно подумал Моррисон.
Пока они возились с костюмом, Дежнев пояснял:
— Материал гидрокостюма точно такой же, как тот, из которого построен корабль. Абсолютно секретный. Правда, в Америке вроде бы есть эквивалент.
Он вопросительно взглянул на Моррисона.
— Не знаю, — ответил тот.
Надевая с помощью Дежнева гидрокостюм, доктор почувствовал голой ногой прикосновение тонкого пластика. Материал не прилипал к ногам, он холодил кожу и мягко окутывал тело.
Дежнев сказал:
— Когда края материала сближаются, он становится единым целым.
— А как их снова рассоединить?
— Когда ты вернешься в корабль, электростатические заряды нейтрализуются. Сейчас большая часть внешней поверхности костюма имеет мизерный отрицательный заряд, сбалансированный положительным зарядом внутренней стороны. Любой участок костюма может быть притянут положительно заряженной поверхностью корабля и приклеится к ней, правда, не намертво.
— А как насчет задней части, где находятся двигатели? — спросил Моррисон.
— Не беспокойся. Сейчас они включены на минимальную мощность — только для освещения и поддержания нужной температуры. Так что ты даже не заметишь, как частицы, выбрасываемые двигателями, будут проходить сквозь твое тело. Кислородный баллон и абсорбционный аппарат работают автоматически. При дыхании не будет пузырьков воздуха.
— Ты меня слегка утешил!
Дежнев обиженно засопел и буркнул:
— Даже дети знают, советские космические скафандры — лучшие в мире, японцы занимают второе место.
— Но это не космический скафандр…
— Но есть сходство, — сказал Дежнев, пристегивая капюшон гидрокостюма.
— Подожди-ка, — остановил его Моррисон, — а как насчет рации?
Дежнев помедлил:
— Зачем тебе рация?
— Поддерживать связь с вами.
— Мы будем видеть тебя, а ты — нас. Здесь все прозрачное. Если понадобится, подашь сигнал.
Моррисон тяжело вздохнул:
— Итак, радио нет.
Баранова попыталась оправдаться:
— Извини, Альберт. Костюм примитивен.
Моррисон веско подвел черту:
— Если за что взялся, то делай это хорошо.
Дежнев фыркнул:
— У бюрократов другой принцип: если делаешь что-то — делай дешево.
Моррисон, растратив силы на раздражение и негодование, даже и не думал бояться. Он спросил:
— Как вы собираетесь выпустить меня?
— Как раз там, где ты сейчас стоишь, корпус двойной, — ответил Дежнев.
Чтобы рассмотреть, Моррисон резко обернулся и, конечно, туг же взлетел. Он совершенно забыл о невесомости и теперь беспомощно парил под потолком. Дежнев пришел ему на помощь. В конце концов Моррисон нашел нужное положение, уткнувшись носом в участок корпуса, где находился выход. Теперь, когда все его внимание было приковано к этой части потолка, ему казалось, что она менее прозрачна, чем другие. Хотя, возможно, это было просто игрой воображения.
— Помолчи, Альберт, — сказал Дежнев. — Мой отец любил говорить: «Только когда ребенок научится молчать, его можно считать разумным».
— Твой отец не знал о гравитации.
— Вакуумная камера, — продолжал Дежнев, игнорируя замечание Моррисона, — того же типа, что на аппаратах для исследования поверхности Луны. Внутренняя стенка камеры открывается, ты заходишь внутрь, она закрывается за тобой. Воздух в камере откачивается. Затем откроется внешняя стенка, и ты выйдешь наружу. Все очень просто. А теперь надевай шлем!
— Подожди. Как я вернусь назад?
— Точно так же. В обратном порядке.
Теперь, когда костюм был полностью застегнут, Моррисон испытал приступ клаустрофобии. Страх вернулся к нему.
Дежнев с помощью Конева, которому удалось повернуться в своем кресле, подталкивали его к вакуумной камере. Женщины остались на своих местах, напряженно следя за происходящим.
Моррисон даже думать о них забыл. Его теперь волновало только предстоящее событие. Сработает ли его план, не подкачает ли костюм, вернется ли он живым на борт корабля. Моррисон почувствовал за спиной скользящее движение. Теперь его отделяла от пространства извне только тонкая прозрачная перегородка. Доктор почувствовал себя туго спеленатым младенцем. Материал гидрокостюма уже не прилегал к телу, так как оставшийся внутри воздух противодействовал растущему снаружи вакууму. Открылась внешняя стенка, и Моррисон почувствовал мягкий толчок, от которого кувырком вылетел из корабля и окунулся в плазму крови.
Теперь он был совсем один.
