Глава 8
ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МЕРОПРИЯТИЯ
«Основные трудности возникают перед стартом. Они называются “подготовка
Дежнев-старший
31
Поздним вечером, после долгого и утомительного медицинского осмотра, он ужинал с завтрашними попутчиками. «Последний ужин приговоренного», — мрачно думал Моррисон.
Усевшись за стол, Моррисон забрюзжал:
— Никто не ознакомил меня с результатами обследования!
И спросил, повернувшись к Софье:
— Вы прошли обследование?
— Конечно, Альберт.
— И они сказали о результатах?
— Боюсь, что нет.
— Не берите в голову, — весело заметил Дежнев. — Мой старик, бывало, говорил: «Плохие новости прилетают на крыльях орла, а хорошие тащатся на черепашьих лапах». Если они промолчали, значит, жить будете.
— Об отрицательных результатах, — проговорила Баранова, — сообщили бы мне, и только мне. Я одна уполномочена решать вашу судьбу.
— И что же они вам сказали обо мне? — поинтересовался Моррисон.
— Вы отправитесь с нами. Через двенадцать часов наше «плавание» начнется.
Он погрузился в мрачное молчание и медленно, без особого аппетита, приступил к еде.
32
Юрий Конев первым поднялся из-за стола. Он был хмур и серьезен.
— Наталья, — произнес он, — я должен пригласить Альберта к себе в кабинет. Обсудить некоторые вопросы касательно завтрашнего мероприятия.
— Не забудь, — заметила Баранова, — что мы должны хорошенько выспаться. Помни о времени. Нужен тебе Аркадий?
— Нет, — ответил Конев высокомерно.
— И все-таки, — сказала Баранова, — у твоих дверей будут два охранника. Если понадобится, позови их.
Конев нетерпеливо отвернулся от нее:
— Уверяю, Наталья, они мне не потребуются. Пойдемте, Альберт.
Моррисон, набычившись, встал:
— Я устал шляться по Гроту туда-сюда.
Доктор понимал, что не слишком-то вежлив, но ему было уже на все наплевать. Правда, Конев ответил ему тем же:
— Профессору должно быть привычно носиться по территории университета.
Моррисон последовал за Коневым. Они вместе брели по коридору. За ними следовали два охранника.
Моррисон раздраженно спросил:
— Еще долго, Юрий?
— Глупый вопрос, Альберт. Если мы не остановились, значит, еще не пришли.
— Могли бы и развозку продумать, учитывая расстояния.
— Вы ослабли, Альберт? Вы недостаточно стары, чтобы быть немощным, и не так юны, чтобы вас носили на руках.
Моррисону подумалось: «На месте Софьи я бы заказал ящик шампанского, чтобы отпраздновать его отречение от отцовства».
Наконец они добрались до цели. Конев рявкнул: «Открыть!» Дверь плавно раскрылась на звук голоса, и Юрий вошел первым.
— Что, если кто-нибудь сымитирует ваш голос? — ехидно полюбопытствовал Моррисон, — Знаете, он у вас не очень-то выразительный.
Конев ответил:
— Лицо тоже сканируется.
— А если приболеете, не дай бог?
— Как-то, сильно простыв, я не мог в течение трех недель попасть в кабинет и в конце концов вскрыл дверь механическим способом. Сложности возникнут, если на лице появятся ушибы и шрамы. Цена секретности.
— Неужели люди здесь так любопытны, что способны посягнуть на ваши тайны?
— Люди есть люди. Не стоит переоценивать даже лучших из них. Есть вещи уникальные, которые без моего ведома никто не должен видеть. Вот, к примеру.
Холеная рука опустилась на необычайно толстый том. Тот, в свою очередь, стоял на подставке, явно специально сделанной для него.
— Что это? — спросил Моррисон.
— Это — академик Шапиров. Или, по крайней мере, его суть, — Конев раскрыл книгу, страницы зашелестели. Их покрывали символы, диаграммы. — Есть и микрофильм. Но я предпочитаю книги. — Он похлопал по страницам.
— Я не все понимаю, — сказал Моррисон, рассматривая записи.
— Это структура мозга Шапирова, переведенная в символы. Используя ее в соответствующей программе, можно заново составить трехмерный подробный план мозга на экране компьютера.
— Если вы говорите серьезно, — задумался Моррисон, — это просто замечательно.
— Вполне серьезно, — ответил Конев. — Я потратил все свое время на перевод структуры мозга в символы, и наоборот. Я изобрел и развил науку церебрографии.
— Используя для этого Шапирова?
— По невероятно счастливой случайности. Возможно, и не счастливой, но это было неизбежно. Мы все немного тщеславны. А Шапиров всегда считал, что его мозг следует сохранить для потомков. С самого начала он настаивал на церебрографическом анализе своего собственного мозга…
Разволновавшись, Моррисон спросил:
— Вы способны вывести его теории из записанной церебральной структуры его мозга?
— Увы, нет. Символы содержат церебральное сканирование, произведенное три года назад. Тогда теория Шапирова еще не увидела свет. А здесь, к сожалению, всего лишь физическая структура, а не его мысли. Тем не менее церебрография для нас будет бесценна в завтрашнем путешествии.
— Согласен, но впервые слышу об этом.
— Неудивительно, материалы чрезвычайно секретные. Никто за пределами Грота, даже здесь, в Советском Союзе, не знает о них.
— Плохая политика. Кто-нибудь напечатает их и получит приоритет.
Конев покачал головой.
— Иллюзия, будто где-то еще есть прогресс в этой области. Чтобы получить приоритет, мне достаточно опубликовать цефалографию мозга собаки, например. Но это сейчас не важно. Суть в том, что мы можем руководствоваться схемой мозга Шапирова. А это невероятная удача. Раньше мы не знали, что она станет чем-то сродни путеводителю через джунгли головного мозга.
Конев повернулся к компьютеру и отработанным быстрым движением рук вставил пять больших дисков.
— Каждый из них, — заметил он, — способен легко вместить всю информацию центральной московской библиотеки. Здесь — информация о мозге Шапирова.
— Вы хотите сказать, — возмутился Моррисон, — что смогли перенести всю информацию о мозге Шапирова в эту книгу?
— Ну нет. — Конев бросил взгляд на книгу. — По сравнению с полной программой книга — скромная брошюра. Тем не менее она действительно содержит основной, так сказать, каркас нейроструктуры Шапирова, и я мог использовать ее в качестве руководства для программы компьютера, составившей его подробнейшую схему. Чтобы справиться с этой задачей, понадобились месяцы работы и самый современный компьютер. Однако, Альберт, мы смогли достичь лишь клеточного уровня. Чтобы составить схему мозга на молекулярном уровне и записать все перемещения и комбинации, все возможные мысли, которые могут возникнуть в мозге гения — творческие, актуальные и потенциальные, — понадобился бы компьютер величиной со Вселенную и бесконечное время.
Моррисон восторженно попросил:
— Покажите мне, как он работает, Юрий.
Конев осмотрел компьютер, послышался мягкий щелчок. Он нажал на нужные клавиши. На экране появилось изображение человеческого мозга в разрезе.
Конев заметил:
— Мы можем рассмотреть любой поперечный разрез. — Он нажал на клавишу, и мозг расслоился, как бы под воздействием ультратонкого микротока со скоростью тысяча срезов в секунду, — С такой скоростью, — продолжал Конев, — нам понадобится час и пятнадцать минут, чтобы выполнить задачу, но я смогу остановить ее в любой момент. Есть возможность срезать и еще более тонкий слой! Или моментально рассчитать и срезать слой любого поперечного сечения.
Объяснения он сопровождал демонстрацией.
— Кроме того, можно ориентировать его в другом направлении и поворачивать вдоль другой оси. Или увеличить до клеточного уровня с любой скоростью, медленной или, как видите, быстрой.
С этими словами изображение мозга растянулось от центра во всех направлениях с головокружительной скоростью, так что Моррисон вынужден был закрыть глаза и отвернуться.
Конев продолжал:
— Сейчас перед нами изображение на клеточном уровне. Вы видите отдельные нейроны. При увеличении сможете разглядеть нейриты и дендриты. При желании легко проследить, как движется одиночный нейрит через клетку и сквозь синапс попадает в другой нейрон. И так далее. И все это с помощью компьютера, дающего трехмерное изображение мозга. Но дело не только в трехмерном изображении. Компьютер имеет голографическое изображение и может давать абсолютно точное трехмерное изображение.
Моррисон спросил вызывающе:
— Тогда какой смысл от путешествия в мозг?
Конев презрительно фыркнул.
— Глупый вопрос, Альберт. Побочный продукт вашего страха перед минимизацией. То, что вы видите на экране, — трехмерная схема мозга. Но только трехмерная. Здесь, по существу, схвачено лишь мгновение. В результате перед нами неизменяемая материя — мертвая материя. Мы хотим открыть для себя жизненную активность нейрона, меняющуюся во времени. Для этого необходимо четырехмерное изображение колеблющегося электрического напряжения, микротечения в клетках и клеточных тканях. И мы хотим перевести их в мысли. Это ваша задача, Альберт. Аркадий Дежнев проведет корабль по выбранному мною маршруту, а вы дадите нам мысли.
— На основании каких принципов вы прокладывали маршрут?
— На основании ваших же собственных работ, Альберт. Я выбрал области, которые, вероятнее всего, являются нейросхемой творческой мысли. Затем, используя книгу с ее запрограммированным изображением мозга Шапирова в качестве начального руководства, смог вычислить центры, ведущие к некоторым частям этой схемы. Затем внес данные в компьютер, и вот — завтра мы отправимся в путь.
Моррисон покачал головой:
— Боюсь, я не могу дать гарантию, что удастся определить текущие мысли, даже если мы найдем центры, где проходит процесс мышления. Все равно что незнакомый язык — слышать слышим, но о чем речь — не знаем.
— Изменяющееся электрическое напряжение в мозге Шапирова, определенно, похоже на наше собственное. В любом случае, попытка не пытка.
— Тогда приготовьтесь и к разочарованиям.
— Никогда, — заявил Конев абсолютно серьезно, — Я намерен стать первым ученым, который познает тайны человеческого мозга. Я полностью раскрою тайну человечества. А возможно, и Вселенной. Если человек на самом деле венец природы, самое совершенное существо. Завтра нам предстоит работать с вами. Вы поможете мне в управлении, изучая импульсы мозга, которые встретятся на пути. Я хочу, чтобы вы объяснили мысли Шапирова и особенно его мысли о сочетании квантовой теории и теории относительности. Надеюсь, подобные эксперименты приживутся, станут обыденностью и мы сможем досконально изучить проблему человеческого разума.
Юрий, завершив речь, пристально посмотрел на Моррисона:
— Хорошо?
— Что хорошо?
— Разве вас это не заинтересовало?
— Да, конечно, но… Я хочу спросить. Вчера, когда я наблюдал минимизацию кролика, весь процесс сопровождался шумами. Ничего подобного не наблюдалось, когда минимизации подвергся…
Конев поднял палец:
— А… Шум слышен, когда вы находитесь в нормальном пространстве, а не в минимизированном. Я первый осознал это во время эксперимента и занес данные в отчет. Мы до сих пор не знаем, почему поле миниатюризации не пропускает звуковые волны и пропускает световые. Пока этот нонсенс отставили в сторону, отказав ему в первостепенной важности.
— Юрий, неужели вы ничего не боитесь? — проворчал Моррисон.
— Боюсь, что не смогу завершить работу. В том случае, если я умру завтра или откажусь пройти минимизацию. Тогда моей карьере конец, как и планам.
— Вас не беспокоит, что Софья подвергнется минимизации вместе с вами?
Конев нахмурился:
— Что?
— Если запамятовали имя, я вам могу назвать фамилию — Калинина.
— Она — член группы и будет на корабле.
— И вы не возражаете?
— С какой стати?
— В конце концов, вы ведь предали ее.
Конев слегка покраснел, но бросил со злостью:
— Неужели навязчивая идея настолько ее выбила из колеи, что она плачется в жилетку первому встречному? Абсурд… не берите в голову.
— Не заметил за ней склонности к абсурдным действиям…
Моррисон сам не знал, зачем заговорил на столь скользкую тему. Возможно, устыдился своей боязни перед завтрашним полетом?
— Вы ведь были ей… другом?
— Другом? — презрительно фыркнул Конев, — Помилуйте, какая дружба? Я пришел в проект позже ее. Мы вместе работали. Стояли у истоков, были зелены и неопытны. Естественно, на каком-то этапе мы сблизились, даже поиграли в любовь. Что здесь такого? Дела давно минувших дней.
— Те времена не прошли бесследно. Ребенок.
— Не мой, — отрезал Юрий.
— Она говорит…
— Нет сомнений, ей хочется приписать мне ответственность, но не выйдет.
— Вы сделали генетический анализ?
— Нет! О ребенке позаботятся должным образом. К черту генетику; даже если анализ покажет мое отцовство, я бы все равно не позволил навязать мне ребенка.
— Вы настолько… бессердечны?
— Бессердечен! Неужели вы думаете, что я соблазнил юную наивную девушку? Она инициатор близости. Она вам, случаем, не поведала, что уже была беременна и сделала аборт за несколько лет до встречи со мной? Не знаю, кто был отец тогда и кто — сейчас. Скорее всего, она сама не знает.
— Вы жестоки.
— Да. И счастлив. У меня есть возлюбленная — это моя работа. Абстрактный человеческий мозг, его изучение, его анализ. Женщина в лучшем случае — развлечение, в худшем — разорение. Без сомнений, она упросила вас поговорить со мной…
— Нет, — прервал его Моррисон.
— Дело не в этом. Дурацкий разговор может стоить мне бессонной ночи, а мое физическое состояние скажется на завтрашней работе. Вы этого хотите?
— Нет, конечно, — спокойно ответил Моррисон.
— Значит, ее идея. Она не оставляет меня в покое. Я не смотрю на нее. Не говорю с ней. И все равно она меня не оставляет. Да, я против, чтобы она была со мной на корабле. Но Баранова безапелляционно заявила, что нужны оба. Вы довольны?
— Извините. Не хотел вас расстраивать.
— Неужели хотели дружеской беседы?
Слегка наклонив голову, Моррисон молчал, чувствуя ярость собеседника. Трое из пяти членов экипажа — он и два бывших любовника — страдают от чувства невыносимой обиды.
Конев вдруг грубо приказал:
— Вам лучше уйти. Я хотел вам помочь избавиться от страха перед проектом, поделившись с вами надеждой. Очевидно, мне не удалось. Вас больше интересуют грязные сплетни. Идите. Охрана отведет вас в вашу комнату. Необходимо поспать.
Моррисон вздохнул. Поспать?..
33
Дежнев поджидал его у выхода. Он широко ухмылялся, был весел и игрив. После сумрачного Конева Моррисон был рад даже болтовне Дежнева.
Дежнев настаивал, чтобы Моррисон выпил.
— Это не водка, не алкоголь, — уговаривал он, — Это — молоко с сахаром и ароматическими добавками. Я стащил это у интенданта. Пейте же. Это пойло полезно для желудка. Гарантирую.
Моррисон вскрыл банку. Напиток оказался довольно приятным на вкус. Он поблагодарил Дежнева почти от души.
Когда они пришли к Моррисону, Дежнев посоветовал:
— А сейчас самое важное для вас — выспаться. Хорошенько. Давайте я вам покажу, где что находится.
Суетившийся Дежнев походил на большую растрепанную наседку. С сердечными пожеланиями: «Спокойной ночи. Обязательно выспитесь как следует» — Дежнев вышел из комнаты.
В третью ночь пребывания в СССР Моррисон спал.
Он спал в любимой позе — на животе, подогнув левую ногу, — даже заснул почти сразу. Конечно, он мало спал последние две ночи. И вдруг его осенило: в чашке с напитком было сильное снотворное. Затем пришла мысль, что, возможно, Конев тоже примет снотворное. Потом — ничего… Когда проснулся, то не смог вспомнить, снилось ли что-нибудь ему.
Он даже не сам проснулся. Его разбудил Дежнев — такой же бодрый, как и накануне вечером. Бодрый и подтянутый, насколько мог быть подтянутым этот ходячий мешок картошки.
— Просыпайтесь, товарищ американец, пора. В ванной найдете свежие полотенца, расчески, дезодорант, салфетки и мыло. А также новую бритву. И вдобавок — свежее белье. У них все есть, у этих бюрократов, если хорошенько попросить, сунув под нос кулак.
Он поднял кулак, лицо его исказилось от злости.
Моррисон зашевелился и сел в постели. Он быстро пришел в себя и… остолбенел от осознания того, что наступило утро четверга и именно сегодня предстоит минимизация.
Через полчаса Моррисон вышел из ванной, умытый, побритый и благоухающий дезодорантом, одетый в хлопчатобумажный костюм, и спросил у Дежнева:
— Какова продолжительность завтрашнего эксперимента?
— Возможно, около часа — если все будет удачно, если нет — часов двенадцать.
— Но ведь я не смогу, — сказал Моррисон, — не мочиться двенадцать часов кряду.
— А кто сможет? — весело подмигнул Дежнев. — Все сиденья оборудованы углублением со съемным чехлом. Так сказать, встроенный биотуалет. Сам его сконструировал, — не без гордости признался Аркадий. — Но если вы шибко чувствительны и чересчур застенчивы, придется терпеть. Когда процесс минимизации без затраты энергии станет реальностью, мы построим лайнеры, оснащенные всеми возможными удобствами.
— Что ж, надеюсь, экспедиция не затянется.
Дежнев снова подмигнул американскому другу и возвестил:
— А сейчас пора завтракать. На борту нет ничего, кроме воды и фруктовых соков.
Завтрак подали обильный и не сытный: желе со сладким кремом, толстые куски белого хлеба с маслом и джемом, фруктовые соки и несколько видов пилюль, которые потребовалось запивать большим количеством воды. За столом разговоры велись о местном шахматном турнире. Никто не упоминал ни о корабле, ни о минимизации. То ли не хотели нервировать американца, то ли считали плохой приметой прогнозировать будущее.
Моррисон слушал, даже втянулся в беседу, вспомнил, как сам ездил на шахматные турниры и неплохо играл.
Время пробежало незаметно. Доктор не успел и оглянуться, как пришла пора отправляться на борт корабля.
34
Они шествовали на некотором расстоянии друг от друга. Дежнев первым, затем — Калинина, Баранова, Моррисон и замыкал строй Конев.
Их провожали приветственными криками какие-то люди, очевидно занятые в проекте.
Иногда к ним обращались по имени, несомненно зная обо всех членах экипажа. Моррисон удивился, отчетливо услышав по-английски:
— Да здравствует американец!
Он посмотрел, откуда кричали, и автоматически помахал рукой.
Моррисон чувствовал себя двояко, старые страхи до конца не испарились, но мрачность и безысходность исчезли. Раньше доктору не доводилось становиться объектом ликования толпы, и новый опыт определенно пришелся ему по вкусу. Баранова сохраняла мрачное выражение лица, а Дежнев не переставая зубоскалил.
Миновав провожающих, они вошли в палату Шапирова. Здесь же находился корабль. Моррисон в изумлении огляделся и заметил съемочную группу.
Калинина шла рядом с ним. И доктор не мог не отдать должное ее прелестям, особенно его впечатляла грудь. Он понял, почему Конев говорил, что она отвлекает.
Калинина пояснила присутствие репортеров:
— Нас покажут по телевидению. Значительные эксперименты принято фиксировать и описывать. Между прочим, нас с вами и вчера снимали, только скрыто.
— Но проект суперсекретный…
— Рано или поздно придет успех, и тогда и наш народ, и весь мир узнают об уникальном достижении.
Моррисон покачал головой:
— Приоритет не главное. Прогресс идет быстрее при участии дополнительных умов и ресурсов.
Калинина спросила:
— А вы отказались бы от первенства в своей области исследования?
Моррисон промолчал. Это было тонкое возражение.
Заметив это, Калинина покачала головой и добавила:
— Легко быть щедрым за чужой счет.
Баранова тем временем разговаривала, как понял Моррисон, с репортером, ее слова очень заинтересовали его.
— Это американский ученый Альберт Джонас Моррисон, профессор нейрофизики, коллега доктора Конева. Здесь он находится в качестве наблюдателя и помощника профессора Конева. В экспедицию отправятся пятеро добровольцев. Академик Конев — первый мужчина, прошедший минимизацию. Доктор Софья Калинина — первая женщина, а профессор Альберт Моррисон — первый американец, прошедший через этот процесс. Калинина и Моррисон — первые, кто неоднократно подвергались уменьшению. Что же касается сегодняшнего эксперимента, то это первая минимизация одновременно пятерых и первый случай, когда уменьшенный корабль с экипажем будет введен в организм человека. Объект исследования — Петр Шапиров, второй в истории человек, подвергшийся минимизации, и первый, кто стал жертвой процесса.
Дежнев, внезапно оказавшись рядом с Моррисоном, хрипло прошептал ему на ухо:
— Вот и вы, Альберт, наследили в истории. Возможно, до сих пор вы считали себя неудачником. Теперь это не так. Никто не сможет отрицать факт, что вы — первый американец, подвергнутый минимизации. Даже если ваши соотечественники сами разработают процесс и уменьшат какого-нибудь американца, он будет лишь вторым.
Моррисон не думал об этом. Но первенство грело его душу, если, конечно, русские честно опубликуют данные. Все же оставался какой-то осадок.
— Я хочу, чтобы обо мне помнили по другой причине.
— Приложите усилия, и вы сегодня прославитесь на века, — ответил Дежнев, — Кроме того, как говорил мой старый отец: «Всегда приятно сидеть во главе стола, даже если ты не один и у вас одна на всех миска щей».
Рядом с Моррисоном опять оказалась Калинина. Она тронула его за рукав:
— Альберт.
— Да, Софья?
— Вы оставались с ним вчера вечером после ужина, правда?
— Он показал мне схему мозга Шапирова. Удивительно!
— Он что-нибудь говорил обо мне?
Моррисон смутился:
— С какой стати?
— Вы не в меру любопытны, наверняка сами завели разговор.
Моррисон поморщился.
— Оправдывался.
— Как?
— Рассказывал о вашей первой беременности и аборте.
Глаза у Калининой заблестели от слез.
— Он… он хоть рассказал об обстоятельствах?
— Нет, Софья. И я не спрашивал.
— Я была вынуждена, мне тогда исполнилось всего семнадцать лет. А это, сами понимаете… И мои родители прибегли к законным мерам.
— Понимаю. Юрий желает не верить в это.
— Он думает, что я сама напросилась. Тот чертов насильник до сих пор в тюрьме. Советский закон суров к насилию, но только если случай полностью доказан. Конечно, иногда обвинения в изнасиловании не стоят и ломаного гроша. Но со мной все было не так. И Юрий знает.
— Я вам искренне сочувствую, но сейчас не время травить Душу воспоминаниями. Нам предстоит сложная работа, и для этого понадобится полная концентрация. Тем не менее уверяю вас, я полностью на вашей стороне.
Калинина кивнула головой и сказала:
— Спасибо за доброту. Не бойтесь за меня. Я сделаю свою работу.
В этот момент Баранова прокричала:
— Заходим на борт в том порядке, в каком я буду называть имена: Дежнев — Конев — Калинина — Моррисон — и я.
Баранова, следуя за доктором, шепнула:
— Как себя чувствуете, Альберт?
— Ужасно, — ответил Моррисон, — Вы ждали другого ответа?
— Нет, — сказала Баранова, — И все же надеюсь, вы выполните свою работу.
— Я постараюсь, — ответил Моррисон сквозь зубы и последовал за Калининой. Он второй раз входил в корабль.
Один за другим они заняли места. Дежнев — впереди и слева, у пульта управления, Конев — рядом, справа от него, Калинина и Моррисон — за ними, а Баранова — позади, слева.
Моррисон высморкался в бумажный носовой платок, который обнаружил в одном из карманов. Что, если ему понадобится больше салфеток, чем ему выдали с собой? Лоб покрылся испариной. Похоже, дыхание пятерых человек повышало влажность в сжатом пространстве до максимума. Предусмотрена ли вентиляция?
Он вспомнил о первых астронавтах прошлого столетия. Беспомощные, они отправлялись в космос, который был все-таки чем-то знакомым и понятным. Его же ждал совершенно нетронутый микрокосмос.
Заняв свое место, Моррисон слегка успокоился, страх утих. В конце концов, он побывал на корабле раньше. Даже подвергался минимизации и деминимизации, не нанесшим ему никакого вреда.
Огляделся, пытаясь понять, как чувствуют себя остальные. Калинина, слева от него, сохраняла холодное бесстрастие. Снежная королева. Кажется, несмотря на напускное спокойствие, в глубине души она испытывала беспокойство.
Дежнев тоже, как и доктор Моррисон, интересовался состоянием присутствующих. Но он оглядывался не из праздного любопытства. Аркадий оценивал обстановку и шансы на успех предприятия. Конев мрачно, немигающим взором устремился куда-то в даль. Моррисон мог видеть только его затылок. Баранова выглядела как обычно, собранная и серьезная.
Дежнев обратился к спутникам:
— Друзья! Попутчики! Прежде чем мы тронемся в путь, каждому необходимо проверить свое оборудование и сказать мне о неполадках. Как говорил мой отец: «Умный акробат не проверяет страховку во время прыжка». Ведь именно я отвечаю за управление кораблем, как его главный конструктор и создатель… Юрий, дружище, твое детище — мозговая схема — тщательно переведено в компьютерную программу. Компьютер прямо перед тобой. Проверь параметры работы машины… Софья, голубка, не знаю, чем ты можешь заняться, кроме электричества. Все равно убедись в правильной работе приборов… Наталья, — Аркадий даже повысил голос на полтона, — как самочувствие?
— Я в полном порядке, лучше займись Альбертом. Он больше всех нуждается в твоей помощи.
— Естественно, товарищ командир. Я намеревался уделить ему особое внимание. Альберт, вы знаете, как работать со щитом управления, который находится перед вами?
— Конечно нет, — буркнул Моррисон, — Откуда?
— Через две секунды научитесь. Этот рычажок — чтобы открывать, а этот — закрывать. Альберт, включайте! Видите, он бесшумно открывается? Теперь закройте! Отлично. Заметили, что скрыто внутри?
— Компьютер, — раздраженно ответил Моррисон.
— Посмотрите, эквивалентен ли он вашему. Носитель с вашей программой находится сбоку в выемке. Пожалуйста, проверьте, подходит ли она к компьютеру и работает ли должным образом. Если возникнут сомнения, подозрения, малейший намек на неполадки, мы задержимся, чтобы устранить все неприятности.
Баранова властно прервала речь:
— У нас нет времени.
Дежнев не обратил на нее внимания.
— Мой дорогой Альберт, если вам захочется схитрить и выдумать проблему, Юрий все поймет.
Моррисон вспыхнул. Доктор забыл о своих опасениях, склонившись над компьютером, он вновь углубился в расчеты. Иногда новые идеи приходили не путем долгих опытов, а накатывали подобно озарениям. Словно на его мозг действовали те самые импульсы, на изучение которых он потратил столько времени. Поэтому Шапиров и назвал его программу ретранслятором, если верить Юрию.
Почему ему не пришло в голову заявить, что программа не работает!
Вдруг Моррисон почувствовал приступ паники, осознав, что носитель с программой за время транспортировки мог выйти из строя. Как тогда их убедить, что он не шарлатан?
Однако все прекрасно работало. Дежнев наблюдал, как мелькают руки Моррисона.
— Все работает, — произнес Моррисон, — насколько я вижу.
— Хорошо. Претензий к оборудованию ни у кого нет? Тогда приподнимите ваши задницы, проверьте открывающиеся панели. Порядок?
Моррисон проследил, как Калинина открыла и закрыла панель, покрытую тонкой обивкой. Доктор убедился, что и его панель работает хорошо.
Дежнев сказал:
— Если кого-то проберет, прямо под краем сиденья находится небольшой рулон бумаги. Вы легко ее найдете. Так как мы уменьшимся, все потеряет массу, поэтому выделения будут держаться на поверхности. Хотя этому может помешать поток воздуха, идущий вниз. Не пугайтесь. Сбоку под сиденьем в холодильнике находится вода. Она предназначена только для питья. Если вы испытаете дискомфорт от грязи, пота и запаха, постарайтесь выдержать. Не мойтесь, пока не выйдем. И не ешьте.
Баранова сухо заметила:
— Если вы, Аркадий, потеряете семь килограммов, вам это будет только на пользу. А мы сэкономим энергию во время минимизации.
— Иногда мою голову посещают умные мысли, — холодно парировал Дежнев. — Сейчас я проверю управление. И в путь.
Повисло напряженное ожидание, тишину нарушал только мелодичный свист Дежнева, склонившегося над пультом управления.
Наконец он выпрямился, вытер лоб рукавом и проговорил:
— Все в порядке. Товарищи леди, товарищ джентльмен и товарищ американец, начинается наше фантастическое путешествие… — Он закрепил наушник на правом ухе, поправил крохотный микрофон у рта и сказал: — Внутри все работает. Снаружи все готово? Что ж, пожелайте нам счастливого пути.
Казалось, ничего не произошло.
Моррисон бросил короткий взгляд на Калинину. Она заметила, что он смотрит на нее, и подтвердила:
— Да, мы уменьшаемся.
Кровь застучала в ушах Моррисона.
