Глава 4
ГРОТ
«Наслаждайся малым: орел иногда остается голодным, домашняя канарейка — никогда».
Дежнев-старший
16
В огромной и хорошо освещенной комнате Баранова и Дежнев начали раздеваться. Моррисон замешкался, со страхом подумав, что же сейчас произойдет.
Баранова улыбнулась:
— Вы можете не снимать нижнее белье, доктор Моррисон. Бросьте все, кроме обуви, в ту корзину. Полагаю, у вас ничего нет в карманах. Поставьте ботинки рядом с корзиной. К нашему отъезду все будет чистое и выглаженное.
Моррисон послушался, стараясь не смотреть на роскошную фигуру Барановой. Хотя ее, казалось, это совершенно не волновало.
Они умылись, не жалея мыла, — лицо и руки. Затем расчесали волосы, беспощадно орудуя щетками. Моррисон опять забеспокоился, но Баранова, уловив его мысли, усмехнулась:
— Щетки чистят после каждого использования, доктор Моррисон. Не знаю, что болтает шальная американская пресса, но мы знаем, что такое гигиена.
Моррисон поинтересовался:
— Вы перед входом в Грот всегда проходите подобные процедуры?
— Всегда. И хотя никто не остается там надолго, даже во время пребывания внутри следует часто умываться. Дальнейшая процедура может показаться вам неприятной, доктор Моррисон. Закройте глаза, сделайте глубокий вдох и задержите дыхание, насколько сможете. Это займет почти минуту.
Моррисон выполнил просьбу, и его чуть не сбил с ног мощный воздушный поток. Он пошатнулся, словно пьяный, однако не упал. Ветер прекратился так же неожиданно, как и начался.
Он открыл глаза. Дежнев и Баранова выглядели так, как будто надели на себя странные парики. Потрогал свои волосы и понял, что, должно быть, выглядел не лучше, и сразу потянулся к щетке.
— Не беспокойтесь, — успокоила его Баранова, — Самое страшное позади.
— Что это было? — спросил Моррисон.
Он даже откашлялся, чтобы обрести дар речи.
— Я говорила, что нас нужно пропылесосить, но это только первая стадия процесса чистки. Пройдите, пожалуйста, сюда, — Она придержала дверь.
Моррисон вышел в узкий светлый коридор, стены которого сверкали фотолюминесцентным светом.
Он удивленно приподнял брови:
— Красота какая!
— Помогает экономить энергию, — заметил Дежнев, — что немаловажно. Не забыли про технический прогресс? Похоже, американцы приезжают в Советский Союз в ожидании увидеть керосиновые лампы и медведей. — Он ухмыльнулся и добавил: — Согласен, кое-где мы отстаем. Наш брат весьма примитивен по сравнению с вами.
— Обезоруживаете соперника, не дожидаясь ответного удара, — хмыкнул Моррисон. — Явный признак нечистой совести. Демонстрация успехов в технике, смею заметить, вас не красит. Стоило бы потрудиться и замостить улицу от Малограда до Грота и приобрести закрытые аэромобили. На это ушло бы не так много средств.
Дежнев помрачнел, а Баранова резко вмешалась:
— Доктор Моррисон абсолютно прав, Аркадий. Если честность и грубость для тебя неразделимы, лучше держать язык за зубами.
Дежнев смущенно усмехнулся:
— Что я такого сказал? Американский доктор верно подметил, но что мы можем сделать, когда идиоты из Москвы экономят на мелочах, не думая о последствиях? Как говорил мой папаша: «Беда экономии в том, что она недешево обходится».
— Совершенно верно, — ответила Баранова. — Мы могли бы сэкономить массу денег, доктор Моррисон, улучшив дороги и средства передвижения, но нелегко договориться с теми, в чьих руках финансы. Уверена, что в Америке те же проблемы.
Тут Моррисон вошел вслед за ними в маленькую комнату. Наталья все рассуждала о проекте и недостатках, взволнованно жестикулируя. Когда за ними закрылась дверь, Дежнев протянул Моррисону браслет:
— Позвольте, я надену его вам на правое запястье. Когда мы поднимем руки, сделаете то же самое.
Пол в комнате вздрогнул, Моррисон почувствовал, что на какое-то время его тело стало невесомым.
— Лифт, — резюмировал он.
— Как вы догадливы! — съехидничал Дежнев и тут же хлопнул себя рукой по губам: — Я не должен быть грубым.
Лифт плавно остановился, выпуская людей.
— Удостоверения! — послышался властный голос.
Дежнев и Баранова подняли руки, Моррисон сделал то же самое. В фиолетовом свете лифта он заметил, как блеснули три браслета, не похожие друг на друга.
Они прошли в коридор, затем в комнату, где было тепло и сыро.
— Последний этап чистки, доктор Моррисон, — предупредила Баранова. — Мы привыкли к этому, раздевание для нас дело обычное. Проще быть вместе, к тому же сэкономим время.
— Если вы привыкли, — мрачно произнес Моррисон, — я тоже смогу.
— Ничего страшного, — заметил Дежнев. — Мы тут все свои.
Дежнев стащил с себя белье, шагнул к стене, где светилась маленькая красная кнопка, и тотчас же нажал на нее большим пальцем правой руки. В стене открылась узкая панель, за которой скрывалась какая-то белая одежда. Свое белье он положил на пол. Казалось, Дежнев совершенно не стесняется своей наготы. Его грудь и плечи покрывала густая растительность, а на правой ягодице виднелся длинный шрам. Моррисона заинтересовало его происхождение. Баранова последовала за Дежневым, сказав Моррисону:
— Нажмите горящую кнопку, доктор. Она откроет панель, среагировав на отпечаток большого пальца. Затем, когда нажмете повторно, закроет ее. После она будет срабатывать только на отпечаток вашего пальца, и, пожалуйста, запомните номер шкафчика, чтобы не искать его каждый раз.
Моррисон честно выполнил все указания.
Баранова предложила:
— Если нужно сначала пройти в туалетную комнату, пожалуйста.
— Я в порядке, — ответил Моррисон.
Комната заполнилась влажным туманом из водяных капелек.
— Закройте глаза! — крикнула Баранова.
Но можно было и не предупреждать. Первая струя воды сразу же заставила его зажмуриться.
В воде, видимо, содержалось мыло, по крайней мере, она щипала глаза и имела жгучий привкус, раздражающий рот и ноздри.
— Поднимите руки! — крикнул Дежнев. — Не поворачивайтесь, вода бьет во всех направлениях.
Моррисон поднял руки. Вода действительно поступала отовсюду. Даже из пола, судя по неприятному давлению на мошонку.
— Сколько это продлится? — крикнул он, задыхаясь.
— Довольно долго, — неутешительно сообщил Дежнев, — но такова необходимость.
Моррисон стал считать про себя. Досчитав до пятидесяти восьми, почувствовал, что струя лупит по губам не так больно. Приоткрыл глаза. Его сопровождающие находились еще там. Он продолжил считать. Когда досчитал до ста двадцати шести, экзекуция прекратилась. Теперь в ход пошел неприятный горячий сухой воздух.
Доктор тяжело дышал, время, казалось, остановилось.
— Для чего это? — спросил он, отворачиваясь, чтобы не утыкаться взором в большие и крепкие груди Барановой и не наблюдать неприятную волосатую грудь Дежнева.
— Мы обсохли, — произнесла Баранова, — Пойдемте одеваться.
Моррисон обрадовался, но тут же разочаровался, увидев белую одежду, которую обнаружил в шкафу. Она состояла из блузы и легких полотняных брюк, повязывающихся бечевкой. Кроме того, там лежали шапочка и мягкие сандалии. Хотя хлопок был непрозрачный, Моррисону показалось, что он просвечивается.
Он спросил:
— Это вся одежда?
— Да, — ответила Баранова, — Мы работаем в чистой, спокойной атмосфере с постоянной температурой. Нас не интересует модная и дорогая одежда. На самом деле, расставшись со стереотипами и предубеждениями, мы спокойно могли бы работать голыми. Но довольно болтовни, идемте.
Они наконец вошли, как понял Моррисон, в главный корпус Грота. Огромное пространство между колоннами. Оборудование было ему незнакомо. Он занимался только теорией и во время работы использовал электронные приборы, которые сам конструировал и изменял. На какое-то мгновение доктор почувствовал внезапный приступ ностальгии по своей лаборатории в университете, своим книгам, запаху клеток с животными, даже по глупому упрямству коллег.
В Гроте повсюду сновали люди. Человек десять работали совсем рядом, остальные копошились кто где. Лаборатория напоминала огромный муравейник, где целенаправленно двигались машины и люди. Никто не обращал внимания ни друг на друга, ни на вновь прибывших. Все работали и передвигались молча, звук шагов приглушали сандалии.
Казалось, Баранова вновь прочитала мысли Моррисона и, обращаясь к нему, заговорила шепотом:
— Здесь каждый хранит свое мнение при себе. Каждый знает не более того, что ему положено. Утечка информации невозможна и неприемлема.
— Но как же… А общаться между собой?
— Только если это нужно для дела. Может, это и лишает удовольствия от дружеского общения, но так надо.
— Подобные ограничения замедляют прогресс, — заметил Моррисон.
— Но обеспечивают безопасность, — ответила Баранова. — Поэтому, если с вами не станут разговаривать, знайте, личная неприязнь ни при чем.
— Незнакомый человек неизбежно провоцирует любопытство.
— Я предусмотрела это. Вы для них — специалист, приглашенный со стороны.
Моррисон нахмурился:
— И они поверят, будто американца пригласили в качестве специалиста?
— Им неизвестно, что вы американец.
— Мой акцент, он выдаст меня, как произошло с официанткой.
— Но вы ни с кем не будете разговаривать, кроме тех, с кем я вас познакомлю.
— Как хотите, — равнодушно ответил Моррисон. Он все еще оглядывался.
Раз уж его занесло сюда, почему бы не изучить обстановку, вдруг подвернется что-то достойное внимания. Тем более, если ему доведется возвратиться на родину, вопросам не будет конца.
Он шепнул на ухо Барановой:
— Это место, должно быть, дорого обошлось государству. Какая часть госбюджета идет на обеспечение?
— Немалая, — ответила Баранова, не вдаваясь в подробности.
Дежнев продолжал жаловаться:
— Я сегодня утром битый час уговаривал их позволить провести ради вас небольшой дополнительный эксперимент — холера возьми этот комитет.
— Но холеры больше не существует, даже в Индии, — возразил Моррисон.
— Пусть появится, лично для комитета.
Баранова предупредила:
— Аркадий, если в комитете узнают о твоих шутках, ничего хорошего не жди.
— Я не боюсь этих свиней, Наташа.
— А я боюсь. Что будет с бюджетом на будущий год, если ты доведешь их до бешенства?
Моррисон заговорил раздраженно, но все же стараясь смягчить тон:
— Комитет и бюджет меня не касаются, я всего лишь хочу знать, что я здесь делаю.
Дежнев ответил:
— Вы пришли сюда для того, чтобы стать свидетелем минимизации и понять, почему мы нуждаемся в вашей помощи. Вы останетесь довольны, товарищ, э-э… товарищ заграничный эксперт.
17
Моррисон проследовал за остальными к чему-то похожему на маленький старомодный вагончик, стоящий на узкоколейке.
Баранова дотронулась большим пальцем до гладкой пластинки на дверях, и те поспешили плавно и бесшумно раскрыться.
— Пожалуйста, входите, доктор Моррисон.
Моррисон замешкался.
— Куда мы едем?
— В помещение минимизации, конечно.
— По железной дороге? Каких же размеров это место?
— Больших, доктор, но не очень. Тут все делается из соображений безопасности. Только избранные могут использовать этот прибор, и только этим путем можно проникнуть в самое сердце Грота.
— Неужели вы не доверяете даже собственным людям?
— Мир сложен, доктор Моррисон. Мы доверяем нашим людям, но не хотим вводить их в искушение. Пожалуйста, проходите.
Моррисон с трудом забрался в компактный вагон. Дежнев протиснулся за ним со словами:
— Еще один пример бессмысленной скупости. Почему он такой маленький? Почему, потратив миллиарды рублей на проект, бюрократы излучают добродетель, сэкономив несколько жалких сотен в ущерб трудящимся?
Баранова уселась на переднее сиденье. Моррисон не мог видеть, как она управлялась с этим чудом техники, если там вообще было какое-нибудь управление. Возможно, вагоном управлял компьютер.
В вагоне на уровне глаз располагалось небольшое окошко, но стекло в нем стояло тонированное. Возможно, окна существовали лишь для спокойствия тех, кто предрасположен к клаустрофобии, уменьшая таким образом ощущение невыносимой тесноты замкнутого пространства.
Моррисону казалось, что люди, мелькавшие за стеклом, не обращали никакого внимания на движущийся вагон. «Здесь все, — подумал он, — хорошо вымуштрованы. Проявление интереса к тому, к чему не имеешь отношения, у русских явный признак невоспитанности, если не хуже».
Моррисон почувствовал, что они приблизились ко входу в пещеру. Вагон резко сбросил скорость. Стены раздвинулись, и вагон, качнувшись, двинулся через проход.
Сразу стало почти совсем темно. Слабое освещение в потолке превратило ночь в сумерки.
Они находились в узком тоннеле, где едва хватало места для вагона. Слева Моррисон смог различить еще пару рельсов. «Должно быть, в тоннеле на скорости не может разъехаться больше двух вагонов», — подумал он.
Тоннель, как и вагон, не отличался хорошим освещением. Возможно, его прокладывали, следуя линиям наименьшего сопротивления и экономя деньги. Может быть, повороты делали преднамеренно, стремясь ради безопасности скрыть дорогу, усложнить ее. Потому, видимо, и освещение оставляло желать лучшего.
— Долго мы будем ехать, а? — спросил Моррисон.
Дежнев посмотрел на него с возмущением, которое ощущалось даже в темноте.
— Вижу, вы не знаете, как ко мне обращаться. У меня нет ученого звания, так почему бы вам не называть меня просто Аркадием? Здесь меня все так зовут.
Моррисон кивнул:
— Очень хорошо. Долго нам еще ехать, Аркадий?
— Нет, Альберт, — весело ответил Дежнев.
И Моррисон, которому навязали неофициальные отношения, вынужден был смириться.
Он сам себе немного удивился, уловив, что он в целом не против. Дежнев, со своими вечными афоризмами, даже стал ему симпатичен. И Моррисон в душе обрадовался возможности нарушить те границы, в которых Баранова, казалось, старалась его удержать.
Вагон двигался медленно, со скоростью праздного пешехода, немного раскачиваясь на поворотах. Неожиданно в окна ворвался поток света, и вагон остановился.
Выбираясь наружу, Моррисон сощурился. Комната, где они оказались, была меньше того первого помещения. В ней фактически ничего не было. Рельсы, делая широкий полукруг, поворачивали назад к стене. Он заметил еще один маленький вагончик, исчезающий в проходе закрывающейся за ним стены. Вагон, в котором они прибыли, медленно развернулся и остановился.
Моррисон осмотрелся. В стене было множество дверей, а потолок нависал сравнительно низко. У него возникло чувство, будто он фигура на огромной шахматной доске с пронумерованными клетками.
Баранова выжидательно погладывала на него, словно давая освоиться в новом месте.
— Вы готовы, доктор Моррисон?
— Нет, доктор Баранова, — огрызнулся Моррисон. — И не буду готов, пока не узнаю, куда иду и что должен делать. Тем не менее я готов следовать за вами, если покажете дорогу. Что мне остается?..
— Этого вполне достаточно. Сюда, пожалуйста. Вы должны познакомиться еще кое с кем.
Они прошли в одну из дверей и очутились в маленькой, ярко освещенной комнате, вдоль стен которой тянулись толстые провода.
В комнате у стола сидела молодая женщина. При виде вошедших она отодвинула в сторону папку, напоминающую по виду технический отчет. Девушка отличалась какой-то странной красотой, неявной, но притягательной. Короткие вьющиеся волосы соломенного цвета придавали ее лицу живость. Легкая хлопчатобумажная форма, которая, как заметил Моррисон, была одинаковой у всех работников Грота, не скрывала изящной и стройной фигуры, не такой пышной, как у Барановой. Лицо портила, а может, украшала (дело вкуса) только маленькая родинка прямо у левого края губ. На лице не было ни намека на улыбку.
Моррисон тем не менее улыбнулся. В первый раз с момента похищения ему показалось, что, несмотря на мрачность истории с похищением, его ожидают приятные сюрпризы.
— Добрый день, — поздоровался он. — Приятно вас видеть. — Он постарался говорить по-русски правильно, скрывая американский акцент, который так легко просекла официантка.
Молодая женщина, не ответив ему, хрипловатым голосом обратилась к Барановой:
— Американец?
— Да, — подтвердила Баранова. — Доктор Альберт Джонас Моррисон, профессор нейрофизики.
— Ассистент профессора, — поправил Моррисон.
Баранова не обратила внимания на реплику.
— А это, доктор Моррисон, доктор Софья Калинина, наш специалист по электромагнетизму.
— А с виду не скажешь, — галантно заметил Моррисон.
Было похоже, женщине это не понравилось.
— Возможно, я выгляжу моложе. Мне тридцать один год.
Моррисон смутился, а Баранова быстро вмешалась:
— Пойдемте, пора начинать. Пожалуйста, проверьте схемы и запускайте. И побыстрее.
Калинина поспешно вышла.
Дежнев с усмешкой посмотрел ей вслед.
— Я рад, что ей не по вкусу американцы. Это исключает как минимум сто миллионов потенциальных конкурентов. Если бы ей еще не нравились русские и она признала, что я, как и она, карелофинн…
— Ты — карелофинн? — Баранова насмешливо улыбнулась. — Кто в это поверит, болтун?
— Она, если будет в подходящем настроении.
— Не дождешься, — И Баранова обратилась к Моррисону: — Пожалуйста, не принимайте поведение Софьи на свой счет. Многие наши граждане переживают период ультрапатриотизма и считают самым правильным не любить американцев. Но это скорее поза, чем истина. Уверена, когда мы начнем работать в одной группе, Софья избавится от своих стереотипов.
— Я все понимаю. В моей стране тоже происходят подобные казусы. Если уж на то пошло, в настоящий момент я не очень-ТО люблю советских граждан. Причина ясна, я думаю. Но, — он улыбнулся, — я легко могу сделать исключение для доктора Калининой.
Баранова покачала головой.
— Американцы вроде вас и русские вроде Аркадия обладают особым мужским мышлением, стоящим выше национальных границ и культурных различий.
Моррисон оставался непреклонным:
— Но я не буду работать ни с ней, ни с кем-либо другим. Я устал напоминать вам, доктор Баранова, что не верю в существование минимизации и не буду вам помогать.
Дежнев засмеялся:
— Знаешь, Альберту можно верить. Он человек серьезный.
Баранова сказала:
— Доктор Моррисон. Это Катенька.
Она похлопала по клетке, которую Моррисон чуть было не проигнорировал. Доктор Калинина полностью завладела его вниманием. И даже после того, как она ушла, Моррисон продолжал поглядывать на дверь в ожидании ее появления.
Он туповато уставился на клетку, сплетенную из проволоки. Катенька, белый кролик средних размеров, спокойно жевала травку, полностью отдавшись этому занятию.
— Да, вижу. Это кролик.
— Это не просто кролик, доктор. Это необычное создание. Уникальное. Катенька дала начало истории, которая по своему значению превосходит историю войн и катастроф и, наверное, будет названа в ее честь. Если исключить таких совершенно ничтожных созданий, как черви, блохи и микроскопические паразиты, Катенька — первое живое существо, подвергшееся минимизации. Собственно, она была минимизирована в трех отдельных случаях. И если бы мы сумели, она была бы уменьшена еще в десятки раз. Эта крольчиха внесла большой вклад в минимизацию живых форм. Как видите, эксперименты не принесли ей никакого вреда.
Моррисон заметил:
— Не хочу вас обидеть, но бездоказательного утверждения, что этот кролик был минимизирован три раза, я не приму. Нет, я не сомневаюсь в вашей честности. Но я ученый, единственным достаточным доказательством для меня является возможность увидеть все собственными глазами.
— Конечно. И именно по этой причине, ценой больших затрат, Катенька подвергнется минимизации четвертый раз.
18
Софья Калинина вернулась и обратилась к Моррисону.
— У вас есть часы или что-нибудь металлическое? — спросила она резко.
— У меня нет с собой ничего, доктор Калинина. Ничего, кроме одежды, единственный карман которой пуст. Даже этот браслет, удостоверяющий личность, похоже, сделан из пластмассы.
— Просто металл мешает сильному электромагнитному полю.
— А психологическое воздействие?
— Нет. Во всяком случае, не обнаружено.
Моррисон, в надежде, что они наконец прекратят прикрываться минимизацией, ждал развязки этой истории. С каждой минутой в нем нарастало недовольство, и он зло сказал:
— Доктор Калинина, вы не боитесь, что облучение плохо повлияет на способность к деторождению, если вы вдруг забеременеете?
Калинина вспыхнула:
— У меня есть ребенок. Девочка. Абсолютно здоровая.
— Вы облучались во время беременности?
— Один раз.
Тут вмешалась Баранова:
— Доктор Моррисон, вы закончили с вопросами? Начинать можно?
— Собираетесь уменьшать кролика?
— Конечно.
— Тогда — дерзайте. Я весь внимание.
В душе доктор насмехался над наивными русскими. Глупо с их стороны упорно добиваться невозможного. Сейчас заявят, что оборудование вышло из строя, будут извиняться и искать виноватых.
Баранова снова обратилась к нему:
— Для начала, доктор Моррисон, поднимите, пожалуйста, клетку.
Моррисон не шевельнулся.
Он подозрительно переводил сомневающийся взгляд с одного на другого.
Дежнев, как обычно, с иронией заметил:
— Вперед. Не бойся, Альберт. Ручки не запачкаешь. Хотя во время работы это случается.
Моррисон взял клетку, поднял ее. Она весила килограммов десять. Проворчал скептически:
— Теперь можно поставить?
— Конечно, — разрешила Баранова.
— Осторожно, — взволнованно добавила Калинина. — Не испугайте Катеньку.
Моррисон осторожно опустил клетку. Кролик, оказавшись в воздухе, на время прервал трапезу, с любопытством принюхался и вновь принялся за еду.
Баранова подала знак, и Софья направилась к пульту управления, скрытому за проводами. Через плечо посмотрела на клетку, как бы оценивая ее местоположение, затем вернулась и слегка поправила ее — и щелкнула тумблером.
Издав завывающий звук, клетка засверкала, отбрасывая лучи света, будто что-то невидимое появилось между людьми и нею. Свечение усиливалось снизу клетки, отделяя ее от каменной поверхности стола, куда ее пристроили.
Баранова объяснила:
— Сейчас клетка находится в поле минимизации. Уменьшатся только предметы, попавшие в поле.
Моррисон раскрыл глаза как можно шире, его точил червь сомнения. Не собираются ли ему продемонстрировать хитрый фокус и заставить поверить, что он стал свидетелем великой минимизации?
— А как именно вы создаете это так называемое поле минимизации?
— А вот этого, — отрезала Баранова, — мы вам не скажем. Догадайтесь, под каким грифом проходит эта информация. Вперед, Софья.
Завывание повысилось на тон и немного усилилось. У Моррисона оно вызвало неприятное чувство, но остальные переносили его равнодушно. Он несколько секунд разглядывал людей, а когда обратил взор на клетку, ему показалось, что та уменьшилась. Нахмурившись, наклонил голову, чтобы край клетки совпал с вертикальной линией провода на противоположной стене. Он сам заметил, как край клетки отклонялся от линии на стене. Ошибки быть не могло, определенно клетка уменьшалась.
Доктор не смог сдержать эмоции. На лице отразилась досада, на что Баранова отреагировала, слегка улыбнувшись.
— Она действительно сокращается, доктор Моррисон. Ваши глаза не лгут.
Завывание продолжалось — продолжалось и уменьшение. Клетка стала вдвое меньше.
Моррисон неуверенно произнес:
— Существуют еще оптические иллюзии.
Баранова крикнула:
— Софья, остановите на секунду.
Вой прекратился, сверкание пропало. Клетка заняла прежнее положение на столе. Но определенно казалась меньших размеров. Кролик, пропорционально уменьшенный по сравнению с исходным вариантом, продолжал жевать маленькие листья салата и кусочки моркови, разбросанные по дну клетки.
Баранова спросила:
— Неужели вы думаете, что это оптическая иллюзия?
Моррисон молчал, а Дежнев весело язвил:
— Ну, Альберт, миленький, поверьте собственным ощущениям. На эксперимент уходит много энергии. И если вы не поверите, руководство выпорет нас за бесполезную трату денег. Что скажете?
Моррисон покачал головой в грустном замешательстве:
— Не знаю, что и сказать.
Баранова попросила:
— Поднимите, пожалуйста, клетку еще раз, доктор Моррисон.
Моррисон опять замешкался. Но Баранова успокоила:
— Поле минимизации не имеет радиации. Прикосновение вашей руки не подействует на нее, а сам процесс никак на вас не отразится. Видите? — И она решительно положила руку на клетку.
Однако сомнения продолжали мучить Моррисона. Он робко взял клетку обеими руками, поднял ее и тут же от удивления вскрикнул — ее вес был не больше килограмма. Клетка задрожала в руках. Уменьшенный кролик встревоженно отскочил в угол и съежился от страха.
Моррисон поставил клетку как можно точнее в прежнее положение, но Калинина подошла и слегка поправила ее.
Баранова спросила:
— Ну, что думаете, доктор Моррисон?
— Она, конечно, весит меньше. Но вдруг вы мудрите?
— Заменяем большой предмет маленьким, копию, отличающуюся только размерами?
Моррисон откашлялся. Он ни на чем не настаивал. Однако пока отказывался верить своим глазам.
Баранова продолжала:
— Пожалуйста, обратите внимание, доктор, уменьшились не только размеры, но и масса в пропорции. Атомы и молекулы, составляющие клетки, и ее содержимое изменились в размере и массе. Коренным образом уменьшилась постоянная Планка, поэтому внутри относительно ничего не изменилось. Для самого кролика еда и все, что находится внутри клетки, кажется абсолютно нормальным. Внешний мир в размерах вырос по отношению к кролику, но он, конечно, об этом не догадывается.
— Но поле минимизации исчезло, — заметил Моррисон. — Почему клетка и ее содержимое не восстанавливают прежних размеров?
— По двум причинам, доктор. Во-первых, состояние миниатюризации стабильно. Это одно из великих фундаментальных открытий, которое сделало ее возможной. В каком бы месте мы ни остановили процесс, не потребуется много энергии, чтобы поддерживать его в том же состоянии. Во-вторых, поле миниатюризации полностью не исчезло. Оно просто уменьшилось и сжалось, сохраняя атмосферу внутри клетки, не рассеиваясь и не допуская нормальные молекулы внутрь. Вот почему можно трогать неуменьшенными руками стены клетки. Но мы еще не закончили, доктор. Продолжим?
Взволнованный Моррисон не мог отрицать факта эксперимента. Но мимолетно опасался, не подвергся ли он воздействию наркотиков, провоцирующих сверхвнушаемость и галлюцинации. С трудом выговорил:
— Не слишком ли много вы мне показываете?
— Да, но только поверхностно. Если обнародуете это в Америке, вам, скорее всего, не поверят. И не увидят ни малейшего намека на существование технологии минимизации.
Баранова подняла руку, и Калинина вновь включила цепь. Опять послышалось завывание. Клетка начала уменьшаться. Казалось, теперь все происходит быстрее. Баранова будто читала мысли Моррисона:
— Чем больше уменьшение, тем меньше массы остается и размеры быстрее сокращаются.
Моррисон непроизвольно открыл рот. Он был в состоянии, близком к шоковому, пялился на клетку, которая в диаметре дошла до сантиметра и все еще продолжала уменьшаться.
Баранова подняла руку. Звук исчез.
— Осторожно, доктор Моррисон. Сейчас она весит всего несколько сотен миллиграммов и очень хрупка. Вот. Обратите внимание.
Она подала большое увеличительное стекло. Моррисон, не сказав ни слова, уставился на крохотную клетку. Он никогда бы не догадался, что за движущийся организм находится внутри, если бы не знал заранее. В голове не укладывалась реальность существования такого крохотного кролика.
И все-таки он был свидетелем того, как он уменьшился, и сейчас пялился на него, испытывая смущение и восторг.
Он взглянул на Баранову и спросил:
— Неужели это правда?
— Все надеетесь, что это оптическая иллюзия, гипнотизм или что-то в этом роде?
— Наркотики?
— Если бы действовали наркотики, доктор Моррисон, вам бы показали более великое достижение, чем минимизация. Оглянитесь. Разве все остальное не выглядит нормальным? Наркотик, способный изменить восприятие единственного объекта в большой комнате, не затрагивая другие предметы, стал бы сам по себе необыкновенным открытием. Нет, доктор, вы видели реальность.
— Увеличьте ее, — произнес Моррисон сдавленным голосом.
Дежнев рассмеялся, но быстро подавил смех.
— Колебания воздуха, вызванные смехом, не Дай бог, сдуют Катеньку, и тогда Наташа и Софья стукнут меня чем-нибудь тяжелым. Подождите, если хотите, чтобы ее увеличили.
Баранова сказала:
— Дежнев прав. Вы стали свидетелем не какой-то там магии, а научной демонстрации. Если здесь было замешано волшебство, я бы щелкнула пальцем, и перед нами появилась бы клетка с кроликом нормальных размеров. Тогда бы вы поняли, что стали свидетелем оптической иллюзии. Тем более что требуется значительная энергия для уменьшения постоянной Планка от нормальной величины до сотых и тысячных. Вот почему минимизация считается дорогим методом. А чтобы вновь увеличить постоянную Планка, необходима энергия, равная затраченной первоначально, так как закон сохранения энергии распространяется и на минимизацию. Поэтому мы не можем достичь обратного процесса, не располагая необходимой энергией. И нам потребуется время, гораздо больше времени, чем потрачено на уменьшение.
Моррисон молчал. Объяснение сохранения энергии в процессе эксперимента показалось ему более убедительным, чем сама демонстрация опыта. Шарлатаны не так щепетильны в обращении с законами физики.
Он произнес:
— Тогда процесс минимизации вряд ли найдет практическое применение. Самое большее, его можно использовать как инструмент для расширения и развития квантовой теории.
Баранова сказала:
— Даже этого нам хватит. Не судите о методе по начальной стадии. Надеюсь, мы научимся обходиться без столь серьезных энергетических затрат, сделав минимизацию и деминимизацию более эффективными. Процесс обмена энергии происходит следующим образом: электромагнитное поле — минимизация — энергия деминимизации. Не так ли? Что, если использовать процесс деминимизации для освобождения энергии и вновь создавать электромагнитное поле? Возможно, так легче будет управлять процессом?
— Вы отменили второй закон термодинамики? — спросил Моррисон преувеличенно вежливо.
— Вовсе нет. Мы не считаем, что стопроцентное сохранение энергии невозможно. Если мы сможем семьдесят пять процентов энергии деминимизации превратить в электромагнитное поле — или хотя бы двадцать пять процентов, — ситуация улучшится. К тому же наверняка имеется более совершенный и эффективный метод, и поисками его займетесь вы.
У Моррисона округлились глаза:
— Я? Я ничего об этом не знаю. Почему вы выбрали меня? С таким же успехом вы могли бы взять дошкольника.
— Это не так. Мы знаем, чем вы занимаетесь. Пойдемте, доктор Моррисон, в кабинет, пока Софья и Аркадий займутся скучным процессом увеличения Катеньки. Я докажу, что вы достаточно подготовлены, чтобы сделать минимизацию эффективной и, таким образом, извлечь из нее практическую пользу. Тогда вы поймете, что являетесь единственным человеком, способным оказать нам помощь.
