Глава 14
ЛИМФА
Из кабинки донесся голос Оуэнса:
— Доктор Микаэлс, взгляните. Здесь поворачивать?
«Протей» замедлил ход.
— Совсем заболтался, — проворчал Микаэлс. — Лучше бы я следил за картой.
Прямо впереди открылся проход в какую-то трубу. Ее стенки казались шероховатыми, они уходили далеко в глубину, в темную бесконечность. Сам проход был достаточно широк, чтобы «Протей» мог в него протиснуться.
— Чудесно, — заявил Микаэлс. — Правьте прямо туда.
Кора вышла из мастерской, чтобы взглянуть на открывшееся зрелище, а Дюваль остался на месте, продолжая работу с завидным терпением и тщанием.
— Наверное, это лимфатический проток, — сказала Кора.
Субмарина вплыла в проход, стенки которого не уступали по толщине капиллярным, которые путешественники недавно покинули.
Как и в капиллярах, эти стенки состояли, понятно, из клеток в форме плоских многоугольников, в каждой из которых виднелось круглое ядро. Окружающая корабль жидкость ничем не отличалась от той, что была в плевральной полости. В свете прожекторов «Протея» она отсвечивала желтым и отбрасывала золотистые блики на ближайшие клетки.
— Вареные яйца! — завопил Грант, — Они похожи на вареные яйца! — Потом, уже спокойнее, спросил: — Что это за им-фатический проток?
— Лимфатическая система — это еще одна система циркуляции жидкости в организме, — начала подробно объяснять Кора. — Жидкость — лимфа — течет по очень тонким сосудикам и собирается в особых полостях и в межклеточном пространстве. Это так называемая интерстициальная жидкость. Она попадает в лимфатические сосуды, которые обычно открыты с одной стороны — вот как этот, например. Как и другие сосуды, мелкие лимфатические протоки впадают в более крупные. Самые крупные сравнимы по размерам с венами. Вся лимфа…
— Вот эта жидкость, в которой мы плывем?
— Да. Так вот, вся лимфа в конце концов собирается в самый большой из лимфатических сосудов — грудной лимфатический проток, который впадает в левую подключичную вену — это в верхней части грудной клетки. Так лимфа попадает в общую систему кровообращения.
— А зачем нам надо в этот лимфатический проток?
Микаэлс откинулся в кресле и вмешался в разговор, несмотря на то что ему приходилось ежеминутно сверять курс:
— Понимаете, Грант, в лимфатических сосудах течение очень спокойное — посмотрите сами. Никаких пульсовых волн, как в артериях или даже венах. Лимфа передвигается под действием давления сокращающихся мышц, которые находятся вокруг сосудов. А Бинес сейчас не очень-то шевелится. Поэтому нам обеспечено спокойное путешествие до самого мозга.
— Но почему тогда мы не пошли по лимфатическим протокам с самого начала?
— Видите ли, они очень маленькие. Иглой шприца гораздо проще попасть в артерию — меньше шансов промахнуться. Кроме того, течение крови в артерии само доставило бы нас к цели — за считаные минуты. Я мог бы рассчитать курс корабля так, чтобы вернуться в артерию, из которой мы стартовали, — это не так уж сложно. Но если мы попадем в артерию, на субмарину обрушатся такие перегрузки, которых она после всех пережитых испытаний может уже и не выдержать…
Микаэлс просмотрел еще несколько схем и позвал:
— Оуэнс! Вы следуете по квадрату семьдесят два «Д»?
— Да, доктор Микаэлс!
— Проверьте еще раз, мы действительно идем по тому протоку, что я отметил? На этом пути нам встретится наименьшее количество узлов.
Грант встревожился.
— Смотрите, что это, там, впереди?
Микаэлс посмотрел вперед и на мгновение застыл. Опомнившись, он закричал:
— Остановите корабль! Немедленно!
«Протей» постепенно сбавил ход. Просвет лимфатического протока, по которому они плыли, в этом месте расширился, и сквозь одну из стенок внутрь просунулась какая-то огромная бесформенная масса, молочно-белая, зернистая, довольно страшная с виду. Пока все смотрели на это чудо, оно спряталось обратно, исчезло из виду.
— Давайте вперед, Оуэнс! — скомандовал Микаэлс и сказал Гранту: — Я боялся, как бы не нагрянули лейкоциты. Но этот, похоже, убрался у нас с дороги. Повезло! Некоторые лейкоциты формируются в лимфатических узлах. Это очень важный барьер на пути инфекций. Там, кстати, образуются не только лейкоциты, но и антитела.
— Что такое антитела?
— Такие белковые молекулы, которые могут связываться с разными экзогенными агентами, попавшими в организм, — с бактериями, токсинами, инородными белками.
— И с нами?
— Наверное, и с нами, при определенных условиях.
Кора вставила:
— Бактерии в лимфатических узлах попадают в ловушку — там их захватывают белые кровяные тельца, лейкоциты. Можно смело назвать лимфоузлы полем битвы между инфекцией и лейкоцитами. Именно поэтому лимфоузлы набухают и становятся болезненными, когда в организм попадает инфекция. У детей, например, когда они простужаются, всегда появляются плотные узелки под мышками и под челюстью.
— А на самом деле это воспаленные лимфоузлы?
— Да.
— По-моему, нам лучше держаться от этих узлов подальше, — сказал Грант.
Микаэлс пояснил:
— Мы — очень маленький чужеродный объект. Иммунная система Бинеса никогда раньше с нами не встречалась, поэтому соответствующих антител у него просто нет. Кроме того, впереди у нас только одна группа лимфоузлов, а дальше — прямой путь к цели. Если повезет, конечно. Но вся наша миссия рассчитана на чистое везение… — Он нахмурился и спросил: — Но может быть, вы собираетесь приказать мне рассчитать другой курс? Выйти из лимфатической системы?
Грант покачал головой.
— Нет. Если только у кого-нибудь не появится идея получше.
— Вот он, — Микаэлс легонько тронул Гранта за рукав, — Видите?
— Вот эта тень впереди?
— Да. Наш проток вместе с остальными впадает в лимфоузел. А сам лимфоузел — это, собственно, пучок рыхлой соединительной ткани, губка из беспорядочно скомканных волокон, с извилистыми промежутками меж ними. И здесь полным-полно лимфоцитов…
— А это что за штука — лимфоциты?
— Одна из разновидностей белых кровяных клеток. Надеюсь, они нас не тронут. Любая бактерия, проникшая в организм, рано или поздно попадает в лимфоузел. И запутывается в этих узких проходах между волокнами…
— А мы не запутаемся?
— Мы движемся произвольно и туда, куда нам надо, Грант. А бактерия просто плывет по течению. Надеюсь, вы улавливаете разницу. И когда бактерия попадает в эту ловушку, за нее принимаются антитела или, если у антител ничего не выходит, в бой идут лейкоциты.
Тень приблизилась. Золотистая лимфа стала темнее и помутнела. Прямо по курсу показалась стена.
— Вы следите за курсом, Оуэнс? — спросил Микаэлс.
— Слежу, но здесь легко сбиться и повернуть куда-нибудь не туда.
— Даже если собьетесь, помните, что сейчас мы идем в нужном направлении. Настройте свой гравитометр поточнее и в конце концов не ошибетесь — надо сохранить то же общее направление после всех поворотов.
«Протей» круто повернул, все вокруг внезапно стало серым. В свете прожекторов субмарины не было видно ничего, кроме густой серой мглы разных оттенков. Но вот показался какой-то небольшой продолговатый цилиндрик, значительно короче и тоньше субмарины. Еще какие-то шаровидные тела, довольно маленькие, со всех сторон покрытые короткими пушистыми ворсинками.
— А вот и бактерии, — пробормотал Микаэлс. — Только увеличение слишком большое — я не могу даже распознать их вид. Разве не странно звучит — «слишком большое увеличение, чтобы распознать вид бактерии»?
Субмарина двигалась теперь гораздо медленнее, чем раньше, лавировала в паутине тонких тяжей и перегородок, выбирая каждый очередной поворот из бессчетного множества извилистых проходов чуть ли не наугад.
В дверях мастерской показался Дюваль.
— Что у вас тут творится? Я не могу работать в такой обстановке! Корабль каждую минуту куда-то поворачивает. С меня вполне довольно броуновского движения!
— Как мне ни жаль, доктор, но вам придется потерпеть, — холодно ответил Микаэлс. — Мы проходим сквозь лимфоузел, и это самый прямой путь, какой только может быть.
Дюваль недовольно нахмурился и вернулся в мастерскую.
Грант наклонился вперед, разглядывая то, что показалось впереди.
— Что это за муть, доктор Микаэлс? Похоже на какие-то водоросли или вроде того.
— Это ретикулярные волокна, — пояснил Микаэлс.
Раздался голос Оуэнса:
— Доктор Микаэлс!
— Да?
— Волокна становятся толще, промежутки сужаются. Я не смогу пройти сквозь них, ничего не повредив.
Микаэлс задумался.
— Не беспокойтесь. Мы никак не сможем наделать здесь больших бед.
«Протей» пошел вперед, задевая бортами волокна, сдирая с них куски ткани, которая провисала позади субмарины неровными клочьями, расплывалась во все стороны. Чем дальше они продвигались, тем чаще стесывали пласты с волокон.
— Все в порядке, Оуэнс, — подбодрил капитана Микаэлс. — Такие повреждения человеческий организм исправит в считаные минуты.
— Меня сейчас тревожит не здоровье Бинеса, а мой корабль, — отозвался Оуэнс, — Если эти клочья намотаются на винты, двигатель перегреется. По-моему, они уже пристают к нам — вы слышите, шум двигателей стал немного другим?
Грант ничего такого не услышал и снова обратил все внимание на то, что творилось снаружи. Субмарина как раз пробиралась сквозь настоящую чащу волокон. В свете прожекторов «Протея» они отбрасывали пугающе багровые блики.
— Сейчас пробьемся, — сказал Микаэлс, но в его голосе явственно звучали тревожные нотки.
Путь стал немного свободнее, но тут Грант наконец в самом деле уловил перемены в шуме двигателей — добавились какие-то низкие завывания, а гулкое клокотание пузырящегося в выхлопных трубах газа стало глухим, едва различимым.
Оуэнс крикнул:
— Что за черт?! Смотрите!
Корабль содрогнулся, столкнувшись с какой-то длинной бактерией. Бактерия изогнулась, обвилась вокруг стеклянного колпака субмарины, потом резко дернулась, приняв первоначальную форму, и отскочила в сторону. На стекле иллюминатора осталось липкое пятно, которое медленно смыло потоками лимфы.
Впереди показались новые бактерии.
— Что это с ними? — удивился Грант.
— Мне кажется… — начал Микаэлс. — Я не могу сказать наверняка, но, похоже, мы наблюдаем столкновение бактерий с антителами. Лейкоциты пока в деле не участвуют. Смотрите! Присмотритесь к оболочке бактерии! Правда, это трудновато из-за наших уменьшенных световых волн, но все-таки… Видите?
— Боюсь, ничего такого особенного я не вижу, — признался Грант.
Сзади раздался голос Дюваля:
— Я тоже ничего не вижу.
Грант повернулся к нему.
— Проволока готова, доктор?
— Пока нет. Я не могу работать в таком бардаке. Придется обождать. Так что там с антителами?
Микаэлс сказал:
— Раз уж вы не работаете, давайте пока выключим внутреннее освещение. Оуэнс!
Освещение салона погасло, остались только призрачные серовато-багровые отблески света наружных прожекторов, окрасившие лица всех присутствующих в мрачные тона.
— Что там снаружи? — спросила Кора.
— Я как раз пытаюсь это объяснить, — сказал Микаэлс. — Присмотритесь к краям бактерий, там, впереди.
Грант изо всей силы напряг зрение, пытаясь увидеть хоть что-нибудь необычное в неровном, мерцающем свете.
— Вы имеете в виду вон те маленькие штучки, похожие на патроны от автомата?
— Именно! Это и есть антитела. Довольно крупные белковые молекулы — их можно разглядеть даже при наших нынешних размерах. Вот одна совсем близко — смотрите! Смотрите же!
Одно из антител проплыло мимо иллюминатора субмарины. Вблизи оно совсем не было похоже на автоматные патроны. Во-первых, эта молекула казалась гораздо больше целого автомата и по форме напоминала скорее макаронину, которую свернули в спираль, а потом скомкали в клубок. Из этого клубка тут и там торчали тоненькие ниточки, едва различимые в бликах света.
— И как они действуют? — поинтересовался Грант.
— У любой бактерии оболочка состоит из особых молекул, составленных вместе специфичным для этого вида бактерий образом. Нам эта оболочка кажется совершенно гладкой и одинаковой у всех бактерий. Но если бы мы были еще меньше — размером не с целую бактерию, а с отдельную молекулу, — мы бы увидели, что стенка клетки подобна мозаике. И рисунок этой мозаики разный у разных видов бактерий, но одинаковый у бактерий одного вида. Антитела способны приклеиваться к стенкам бактерий и распознавать рисунок мозаики. Как только им попадается знакомый рисунок, антитела проникают внутрь бактерии и парализуют ее. Бактерия от этого погибает. Это похоже на то, как если человеку зажать рот и нос — он задохнется и умрет.
Кора разволновалась.
— Смотрите, как их много! Как это… ужасно!
— Вам жаль бактерию, Кора? — с улыбкой спросил Микаэлс.
— Нет, но эти антитела кажутся такими злобными… Глядите, как набрасываются!
— Не наделяйте их человеческими эмоциями, — сказал Микаэлс. — Это всего-навсего молекулы, они действуют вслепую. Сила тяготения притягивает их к стенкам клеток, которым они соответствуют, и удерживает там. Все равно как магнит притягивает к железу. Вы же не станете говорить, что магнит злобно набросился на гвоздь?
Теперь, когда Грант знал, куда смотреть, он мог следить за происходящим. Бактерия, плывущая сквозь облако антител, действительно как будто притягивала их, втягивала в себя. Через несколько мгновений ее оболочка была облеплена антителами, как корова на пастбище — слепнями. Длинные молекулы спутывались между собой.
— А некоторые антитела словно бы не обращают на нее внимания, — заметил Грант. — Они даже не прикасаются к бактерии.
— Все антитела имеют свое специфическое назначение, — объяснил Микаэлс. — Каждое из них соответствует рисунку мозаики определенного вида бактерий или определенной молекуле протеина. Вот смотрите: среди этих антител почти — но не совсем — все подходят для тех бактерий, что мы видим. Наличие именно этих бактерий стимулировало быстрое формирование именно такой разновидности антител. Как это происходит — мы пока не знаем.
— Великий боже! — воскликнут Дюваль. — Вы только взгляните!
Одна из бактерий полностью скрылась под слоем антител, заполнивших каждую неровность ее поверхности, так что казалось, будто бактерия осталась прежней, но обросла мохнатой шкурой.
— Тютелька в тютельку! — сказала Кора.
— Да не в этом дело! Разве вы не видите? Межмолекулярные связи антител сдавливают бактерию! Такого не увидишь и в электронном микроскопе. Ведь в микроскоп можно рассматривать только мертвые ткани.
На борту «Протея» воцарилось молчание. Субмарина медленно проплывала мимо бактерии. Покрывавшие ее антитела, казалось, затвердели и напружинились. Находящаяся внутри бактерия корчилась. Антитела стянулись еще раз, потом еще — и внезапно бактерия подалась, точно раздавленная. Антитела сдвинулись еще плотнее — и палочка превратилась в бесформенную овальную массу.
— Они ее убили! Буквально раздавили! — с отвращением воскликнула Кора.
— Изумительно! — пробормотал Дюваль. — Этот «Протей» представляет собой великолепный инструмент для исследований.
— А вы уверены, что нам антитела ничего не сделают? — поинтересовался Грант.
— Похоже, что да, — ответил Микаэлс. — На нас антитела не рассчитаны.
— Точно? А то у меня такое ощущение, что при соответствующих обстоятельствах они могут быть рассчитаны на что угодно.
— Возможно, вы и правы. Но ведь мы не создаем соответствующих обстоятельств…
— Доктор Микаэлс! — окликнул Оуэнс, — Впереди еще волокна! А мы уже и так буквально обмотаны ими. Это сильно замедляет продвижение.
— Мы уже почти миновали узел, Оуэнс, — ответил Микаэлс.
Временами корабль сталкивался с извивающимися бактериями. Он содрогался от толчков. Но схватка, похоже, заканчивалась. Бактерии терпели поражение. И вот уже «Протей» снова пробирается сквозь волокна.
— Вперед! — сказал Микаэлс, — Еще один поворот налево — и мы окажемся в выходящем протоке.
— За нами тянутся эти волокна, — заметил Оуэнс, — «Протей» похож на собаку в репьях.
— Сколько еще лимфоузлов на пути к мозгу? — спросил Грант.
— Еще три. Один, возможно, удастся обойти — но я не уверен.
— Нет, так не пойдет! Мы теряем слишком много времени. Еще три подобные задержки мы себе позволить не можем. А напрямик срезать никак не получится?
Микаэлс покачал головой.
— На более коротком пути, возможно, придется столкнуться с еще худшими проблемами. Не волнуйтесь, через лимфоузлы мы проберемся. Волокна отвалятся сами, а если не задерживаться, чтобы полюбоваться войной с бактериями, мы минуем узлы куда быстрее.
— А что, если в следующий раз нам придется иметь дело с белыми кровяными тельцами? — спросил Грант, нахмурившись.
Дюваль подошел к картам Микаэлса.
— Микаэлс, где мы находимся?
— Вот тут, — сказал Микаэлс, пристально глядя на хирурга.
— Позвольте уточнить, — произнес Дюваль, немного поразмыслив. — Мы сейчас в шее, не так ли?
— Да.
«В шее? — подумал Грант. — Как раз там, откуда начали…» Он взглянул на хронометр. На табло стояло «двадцать восемь». Прошло больше половины отпущенного им срока, а они все еще там, где были с самого начала…
— А не могли бы мы миновать все эти узлы и срезать путь, если свернуть где-нибудь тут и направиться прямо к внутреннему уху? — спросил Дюваль. — А оттуда до тромба — рукой подать!
Микаэлс наморщил лоб так, что тот сделался похож на стиральную доску, и вздохнул.
— На карте-то оно кажется близко. Гладко было на бумаге… Вы себе представляете, что такое пробираться сквозь внутреннее ухо?
— Нет, — сказал Дюваль. — А что?
— Дорогой мой доктор! Вряд ли нужно вам напоминать, что ухо представляет собой инструмент для концентрации и усиления звуковых волн. Малейший — повторяю, малейший! — шум снаружи вызовет во внутреннем ухе сильные вибрации. Для нас, при наших размерах, эти вибрации могут оказаться смертельными.
Дюваль призадумался.
— Да, понимаю.
— Что, во внутреннем ухе все время вибрации? — вмешался Грант.
— Ну разве что вокруг царит полная тишина — отсутствие любых звуков, доступных человеческому слуху. Но и тогда мы, при наших размерах, возможно, будем ощущать колебания.
— Это хуже, чем броуновское движение?
— Может, и нет…
— Звук должен возникнуть снаружи, верно? — уточнил Грант, — В смысле, когда мы будем пробираться сквозь внутреннее ухо, шум двигателя и наши голоса на него никак не повлияют?
— Нет, ни в коем случае. Внутреннее ухо не рассчитано на наши миниатюризированные вибрации.
— Значит, если люди в операционной будут сохранять полное молчание…
— Да разве такое возможно? — возразил Микаэлс. И добавил, почти грубо: — Тем более вы же сами раскурочили рацию, так что с ними теперь не свяжешься!
— Но они ведь следят за нами! Они увидят, что мы направляемся во внутреннее ухо, и поймут, что надо соблюдать тишину.
— Вы так думаете?
— А вы — нет? — резко оборвал его Грант. — Большая часть присутствующих — медики. Кому, как не им, разбираться в подобных вещах?
— И вы готовы рискнуть?
Грант огляделся.
— А как думают остальные?
— Я буду следовать любым курсом, который для меня проложат, но сам его прокладывать не возьмусь, — ответил Оуэнс.
— Не знаю… — нерешительно протянул Дюваль.
— Зато я знаю! — сказал Микаэлс. — Я решительно против! Грант коротко взглянул на Кору. Та сидела молча.
— Ладно, — сказал Грант, — Решать все равно мне. Идем во внутреннее ухо. Прокладывайте курс, Микаэлс.
— Но послушайте… — начал Микаэлс.
— Решение принято, Микаэлс. Прокладывайте курс. Микаэлс побагровел, потом пожал плечами.
— Оуэнс, — холодно начал он, — нам нужно свернуть налево вот в этой точке…
