Глава 13
ПЛЕВРА
— Пришло сообщение, Ал! — крикнул Рейд.
— От «Протея»? — Картер подбежал к окну.
— Ну не от вашей же жены!
Картер нетерпеливо взмахнул рукой.
— Потом. Потом. Приберегите свои шутки, мы прослушаем их позже, все сразу. Идет?
Сообщили вот что:
— Сэр, «Протей» докладывает: «Катастрофическая утечка воздуха. Дозаправка прошла успешно».
— Дозаправка? — воскликнул Картер.
Рейд нахмурился и пояснил:
— Думаю, они заправились в легких. Они ведь сейчас там, в легких, значит, их окружают целые квадратные мили воздуха, ну, при их размерах-то. Но…
— Что «но»?
— Они не могут дышать этим воздухом. Он не миниатюризирован.
Картер бросил на полковника злобный взгляд. Потом рыкнул в микрофон:
— Повторите последнее предложение.
— «Дозаправка прошла успешно».
— Последнее слово «успешно»?
— Да, сэр.
— Свяжитесь с ними и уточните.
Он повернулся к Рейду.
— Если они написали «успешно», значит, проблема решена.
— На «Протее» есть миниатюризатор.
— Тогда все понятно. Сейчас они все объяснят.
Из коммутатора донесся голос:
— Сообщение подтвердилось, сэр.
— Они сдвинулись с места? — снова поинтересовался Картер.
Последовала короткая заминка, потом ответ:
— Да, сэр. Они двигаются по плевральной полости.
Рейд качнул головой. Он поднял глаза на хронометр, где горело «тридцать семь», и сказал:
— Плевральная полость — это двойная мембрана, которая окружает легкие. Наверное, они идут посредине. Прямой путь, просто-таки магистраль — до самой шеи.
— И окажутся там, откуда начинали полчаса назад, — проворчал Картер. — А что потом?
— Они могут пойти по капилляру и снова пробраться в сонную артерию, что займет массу времени. А могут двинуться по лимфосистеме. Там тоже свои проблемы. У них Микаэлс за штурмана. Полагаю, он знает, что делает.
— Может, вы посоветуете ему что-нибудь? Ради всего святого, плюньте вы на эти правила!
Рейд покачал головой.
— Я не знаю, каким курсом лучше идти, а он может действовать по обстановке. Тем более ему лучше знать, сможет ли судно снова выдержать артериальное течение. Им виднее, генерал.
— Ах, если бы я знал, что лучше! — вздохнул Картер. — Господи, я бы с радостью взвалил на себя всю ответственность, если бы был уверен в чем-то хоть на десять процентов!
— А я о чем говорю? — откликнулся Рейд. — Потому-то я и не хочу взваливать ответственность на себя.
Микаэлс склонился над картами.
— Хорошо, Оуэнс, мы немного отклонились от курса, но это не страшно. Сейчас мы прорвемся. Идите к расселине.
— В легкие? — ужаснулся Оуэнс.
— Нет, что вы! — Микаэлс выпрыгнул из своего кресла и вскарабкался по трапу наверх, так что голова его просунулась внутрь стеклянного колпака. — Мы пойдем по плевральной полости. Запускайте двигатели, я вас поведу.
Кора наклонилась к Гранту, сидевшему в своем кресле.
— Какие будут указания?
— Вперед! — сказал Грант. Потом добавил, только для Коры: — Я много раз пугался — не сосчитать сколько. Я вообще-то ужасный трус. Только вот не припомню, чтобы когда-то я боялся больше, чем на этот раз, — наверное, я побил все рекорды по силе испуга.
— Ну почему вы все время стараетесь выставить себя трусом? В конце концов, при вашей работе…
— Моя работа? Да, я — тайный агент. Но по большей части работа у меня довольно спокойная, тихая, вполне безопасная. И я изо всех сил стараюсь, чтобы она такой и оставалась. Если все-таки никак не получается избежать опасных ситуаций, я стараюсь вытерпеть это — во имя того, для чего вообще нужна такая работа, как у меня. Вы понимаете, конечно, что я здорово идеологически подкован — насчет патриотизма и всего такого, в некотором роде.
— В некотором роде?
— Ну да. В конце концов, какая разница — одна страна или другая? Те времена, когда это было действительно важно, давным-давно миновали. Я искренне верю в то, что наше правительство стремится сохранить мир во всем мире, и хочу внести свой вклад — пусть и незначительный — в общее дело. Я не подписывался под этой экспедицией, но раз уж я здесь… — Он пожал плечами.
— Вы словно смущены тем, что приходится говорить о мире и патриотизме, — заметила Кора.
— Так и есть. Вы все пошли на это, руководствуясь вполне определенными побуждениями, а не пустыми словами. Оуэнс испытывает свой корабль, Микаэлс прокладывает курс по человеческому телу, Дюваль без ума от творения Господа, а вы…
— Ну?
— А вы без ума от Дюваля, — тихо закончил Грант.
Кора покраснела.
— Он достоин восхищения, это правда. Знаете, когда он предложил направить прожекторы «Протея» в расселину, чтобы вы могли отыскать нас по свету, он даже не считал это своей заслугой. Если бы вы начали благодарить его, он бы просто пожал плечами. Такой уж он есть. Спасет кому-нибудь жизнь, потом случайно нагрубит спасенному, и тот навсегда запомнит, как ему нагрубили, а не собственное спасение. Но такое поведение доктора Дюваля не мешает ему быть добрым.
— Это верно. Зато прекрасно маскирует эту доброту.
— А вы сами? Едким и несколько незрелым, словно у подростка, юмором вы маскируете свою тревогу за судьбы человечества.
Теперь покраснел Грант.
— По вашим словам получается, что я распоследний осел.
— Ничего не получается. В любом случае, вы далеко не трус. Но мне пора заняться лазером.
Она бросила быстрый взгляд на Микаэлса, который как раз вернулся и направлялся к своему креслу.
— Лазером? Господи, я совсем забыл о нем! Да, конечно. Постарайтесь, пожалуйста, отыскать причину поломки и чтобы она оказалась не слишком серьезной, хорошо?
Оживление, проступившее на ее лице во время последнего разговора, быстро увяло.
— Ох, если бы все так и было!
Она ушла. Микаэлс проводил ее взглядом.
— Лазер не в порядке? — спросил он.
Грант кивнул.
— Она пошла его чинить.
Микаэлс немного помедлил, словно размышлял, стоит ли задавать следующий вопрос. И не задал. Только головой покачал. Грант посмотрел на него, но ничего не сказал.
Микаэлс взгромоздился на кресло и наконец промолвил:
— Ну и что вы думаете относительно нашего положения? Грант, до сих пор думавший в основном о Коре, повернулся к иллюминаторам. Похоже, корабль плыл между двумя параллельными стенами, почти касаясь их боками. Отсвечивающие желтым стены словно состояли из плотно пригнанных друг к другу стволов огромных деревьев.
Жидкость, окружающая «Протей», была прозрачной, никаких тебе клеток, непонятных кусочков и прочего хлама. Похоже, она находилась в состоянии полного покоя и ровному, стремительному продвижению субмарины мешали только легкие толчки броуновского движения.
— Броуновское движение, — заметил Грант, — ощущается сильнее.
— Здесь не такая плотная среда, как в плазме крови, — есть где разгуляться. Все равно это ненадолго.
— Ага, значит, мы уже не в системе кровообращения.
— А разве не видно? Мы находимся между складками плевры, которая выстилает легкие и грудную клетку — в два слоя. С той стороны мембрана крепится к ребрам. Собственно, мы вполне можем увидеть громадную выпуклость в стене, когда будем проходить мимо одного из них. Второй слой плевры прилегает к легким. Если хотите, могу даже вспомнить их наименования — париетальная и висцеральная плевры соответственно.
— Не нужны мне их названия!
— Я и не сомневался. А жидкость, по которой мы плывем, — это нечто вроде смазки между слоями плевры. Когда легкие расширяются при вдохе и сжимаются при выдохе, они движутся относительно ребер. Так вот, эта жидкая смазка сглаживает движения, делает их более плавными. И уменьшает трение. Этот слой смазки такой тонкий, что у здорового человека листки плевры плотно прилегают друг к другу и щели практически не заметно. Но при наших микроскопических размерах щель вполне реальна, и мы свободно можем передвигаться в тоненьком слое плевральной жидкости.
— А когда легкие придвинутся к ребрам, ну, при вдохе — нам это не повредит?
— Мы только чуть сместимся в сторону, потом — обратно, почти незаметно. Так что не стоит из-за этого беспокоиться.
— Слушайте, а при плевритах с этими листками что-то происходит? — спросил Грант.
— Конечно! Плевра очень чувствительна. Когда в плевральную жидкость попадает инфекция и плевра воспаляется, каждый вдох вызывает боль. А уж кашель…
— И что будет, если Бинес кашлянет?
Микаэлс хмыкнул:
— Ну, если мы в это время будем здесь, боюсь, нам придет конец. Разнесет на кусочки. Но с чего бы ему кашлять? Во-первых, Бинес находится под наркозом, в глубоком покое, а во-вторых, смею вас заверить — его плевра в полном порядке.
— А если мы заденем ее…
— Для этого мы слишком маленькие.
— Точно?
— Ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Можно только строить предположения. Итак, исходя из того, что нам известно, для кашля нет никаких причин. Так что беспокоиться нам не о чем, — Лицо Микаэлса оставалось невозмутимым.
— Понятно, — буркнул Грант и оглянулся посмотреть, что делает Кора.
Она вместе с Дювалем возилась в мастерской; их головы, почти соприкасаясь, склонились над рабочим столом.
Грант встал и подошел к двери. Микаэлс — за ним.
На подставке матового стекла лежал разобранный лазер. Подсветка снизу позволяла разглядеть каждую отдельную деталь.
— Что повреждено безвозвратно? — прохрипел Дюваль.
— Только вот это, доктор, и еще импульсный переключатель. Все.
Дюваль задумался. Он стоял и разглядывал все детали по очереди, легонько касался каждой пальцем, словно пересчитывая, передвигал некоторые с места на место.
— Хуже всего то, что разбился вот этот транзистор. Без него мы не включим источник света. Следовательно, этот лазер больше ни на что не годен.
Грант перебил:
— А запчасти к нему есть? Хоть какие-нибудь?
Кора глянула на Гранта и тут же виновато отвела взгляд. Стальные глаза Гранта смотрели сурово и непреклонно.
— Обычно никаких запасных частей к лазеру не прилагается. Мы должны были взять с собой еще один аппарат, но кто мог знать, что… Если бы он не упал…
Микаэлс мрачно спросил:
— Вы это серьезно, доктор Дюваль? Лазер полностью вышел из строя?
— Я никогда не шучу. — В голосе Дюваля промелькнула нотка неприязни. — А теперь попрошу меня не беспокоить, — И он погрузился в раздумья.
Микаэлс пожал плечами.
— Ну вот, пожалуйста! Мы прошли сквозь сердце, мы наполнили свои баллоны воздухом из человеческих легких, и теперь оказывается, что все это без толку! Дальше дороги нет.
— Это почему еще? — спросил Грант.
— Ну, конечно же, в буквальном смысле дорога никуда не делась — можно путешествовать дальше, куда угодно. Но не в этом дело, Грант. Без лазера нам вовсе незачем путешествовать! Мы ничего не сможем сделать!
Грант спросил:
— Доктор Дюваль, можно ли как-нибудь провести операцию без лазера?
— Я думаю! — резко оборвал его Дюваль.
— Так поделитесь своими соображениями! — огрызнулся в ответ Грант.
Дюваль посмотрел на него в упор.
— Нет, мистер Грант, провести операцию без лазера невозможно.
— Но операции сотни лет делали без всяких там лазеров! Вы прорубились сквозь стенки альвеолы с помощью обычного ножа — разве это была не операция? Разве нельзя точно так же прорубиться сквозь этот чертов тромб?
— Можно, конечно, но при этом нельзя избежать повреждения нервов. Я не стану подвергать центральную часть мозга такой опасности. Лазер гораздо более тонкое орудие, чем нож. В этом конкретном случае простой мясницкий нож никак не сможет заменить лазер.
— Но вы ведь можете спасти Бинесу жизнь этим ножом, правда?
— Наверное, могу. Это вполне возможно, я полагаю. Но при этом я вовсе не уверен, что мне удастся спасти его разум. Более того, я убежден, что такая грубая операция — с помощью ножа — повредит мозг Бинеса и у него после нее возникнут серьезные проблемы с памятью и интеллектом. Вам это нужно?
Грант потер подбородок.
— Слушайте, что я скажу. Мы идем к этому тромбу. А когда прибудем на место — если у нас под рукой окажется только нож, то вы возьметесь за нож, Дюваль. Если случится так, что мы почему-то порастеряем наши ножи, вы будете грызть этот тромб зубами, Дюваль! Если не будете вы — я буду! Может, у нас ничего и не выйдет, но мы должны драться до конца. Однако мне тут кое-что пришло в голову… Дайте-ка посмотреть…
Он протиснулся между Дювалем и Корой и взял испорченный транзистор — маленькую раздавленную букашку, которая свободно умещалась на кончике пальца.
— Это и есть неисправная деталь?
— Да, — кратко ответила Кора.
— И если его исправить или заменить, лазер снова будет работать?
— Да, только исправить его невозможно.
— А если бы у вас был другой транзистор примерно тех же размеров и мощности и достаточно тонкая проволочка — вы смогли бы подсоединить его вместо этого?
— Наверное, нет. Для этого нужна почти сверхъестественная точность движений.
— Ну хорошо, вы не смогли бы. А вы, доктор Дюваль? Вы ведь прекрасный хирург, у вас наверняка должно получиться, даже если будет мешать броуновское движение.
— Я мог бы попробовать, с помощью мисс Петерсон. Только у нас нет запасных транзисторов.
Грант улыбнулся.
— Есть. То есть сейчас будут.
Он взял из ящика с инструментами большую отвертку и решительно направился обратно, в переднюю часть салона. Подошел к своему радиопередатчику и без колебаний принялся отвинчивать заднюю панель.
Микаэлс тут же оказался рядом и придержал агента за локоть.
— Что вы задумали, Грант?
Грант рывком стряхнул его руку со своей.
— Собираюсь покопаться во внутренностях этой крошки.
— Вы хотите сказать, что намерены разобрать передатчик?
— Нам нужны транзистор и проволока.
— Но ведь это наша единственная связь с внешним миром!
— Ну и что?
— Когда придет время вынимать нас из тела Бинеса… Грант, погодите, послушайте…
Грант ответил довольно резко:
— Нет. Они могут следить за нами по радиоактивной метке. Передатчик нужен только для обмена текущими новостями, а без этого мы вполне можем обойтись. Собственно, другого выхода у нас просто нет. Либо радио замолчит, либо Бинес умрет.
— Но послушайте… Может, вы все-таки свяжетесь с Картером? Пусть он примет окончательное решение.
Грант на мгновение задумался.
— Я пошлю ему сообщение. Но только сообщение — о том, что больше радиосвязи не будет.
— А если он прикажет вам приготовиться к возвращению?
— Я откажусь.
— Но ведь он может приказать вам…
— Он может, конечно, приказать выудить нас отсюда и без нашего согласия — но я в этом не участвую. Пока мы находимся на борту «Протея», решения принимаю я. Мы подошли слишком близко к цели, чтобы ни с того ни с сего отказаться от своих планов. Поэтому мы пойдем-таки к этому тромбу, несмотря ни на какие прискорбные случайности. И мне все равно, что там будет приказывать Картер.
Картер рявкнул:
— Повторить последнее сообщение!
— «Разбираем передатчик, чтобы починить лазер. Это последнее сообщение».
Рейд сказал каким-то бесцветным голосом:
— Они обрывают связь.
— Что там у них стряслось с лазером? — спросил Картер.
— И не спрашивайте.
Картер тяжело опустился в кресло.
— Пусть нам принесут кофе, ладно, Дон? Если бы я знал, что это сойдет нам с рук, то заказал бы двойное виски с содовой, а может, даже пару стаканов. Вот не везет — так не везет, а, Дон?
Рейд передал, чтобы принесли кофе. Потом спросил:
— Думаете, это саботаж?
— Какой такой саботаж?
— Не разыгрывайте из себя наивного младенца, генерал. Вы с самого начала опасались чего-то в этом роде, иначе зачем было посылать с ними Гранта?
— После того, что произошло с Бинесом по дороге сюда…
— Да, конечно. И, честно говоря, я сам не очень-то доверяю Дювалю и этой его девице.
— С ними все в порядке, Дон, — успокоил его Картер, скривившись, — По крайней мере, должно быть все в порядке. Черт возьми, да любой из них — вне всякого подозрения! Просто невозможно проверять людей более тщательно, чем это уже делается!
— Вот именно. Но ведь никакие проверки не гарантируют полной уверенности в людях.
— Все эти люди работают здесь не первый год.
— Кроме Гранта, — заметил Рейд.
— И?..
— Грант не работал здесь. Он для нас — чужак, человек со стороны.
Картер натянуто улыбнулся.
— Грант — правительственный агент.
Рейд кивнул и продолжил:
— Знаю. И еще знаю, что агенты нередко ведут свою игру — на две стороны. Вы включили Гранта в команду «Протея» — и началась серия неудач, досадных случайностей — или того, что только выглядит как случайности…
Принесли кофе.
— Это же просто смешно! — сказал Картер. — Я знаю этого парня. Для меня он не чужак и не первый встречный со стороны.
— И когда вы с ним виделись в последний раз? Что вы знаете о нем, о его желаниях, стремлениях?
— Да что ты! Это невозможно, — Но сам Картер отнюдь не ощущал той уверенности, что звучала в его голосе. Очень уж неловко он наливал сливки в свою чашку — едва не расплескав горячий кофе на руки.
Рейд сказал:
— Хорошо, не будем. Но все равно, имей это в виду.
— Они по-прежнему в плевральной полости?
— Да.
Картер глянул на таймер — там светилось «тридцать два» — и покачал головой.
Перед Грантом лежал разобранный на части передатчик. Кора брала транзисторы один за другим, вертела их в руках, внимательно рассматривала со всех сторон, чуть ли не заглядывала внутрь, под защитную оболочку.
— Кажется, вот этот должен подойти, — нерешительно сказала она наконец. — Но эта проволока, по-моему, слишком толстая…
Дюваль положил на матовое стекло с подсветкой проволочку, которую выбрала Кора, рядом с ней — ту, что отходила от поврежденного транзистора, и критически оглядел то, что получилось. Лицо его при этом особой радости не выражало.
— Ничего лучшего у нас все равно нет. Так что берите эту, — сказал Грант.
— Легко сказать! — заметила Кора. — Вы можете, конечно, приказать мне — и я сделаю все, как вы хотите. Только, боюсь, проволока вас не послушается. Она не станет тоньше, сколько вы на нее ни кричите.
— Ладно, ладно, — примирительно сказал Грант и задумался. Ничего разумного в голову не приходило.
Тут вмешался Дюваль:
— Погодите… Кажется, я знаю, как сделать проволочку тоньше. Мисс Петерсон, подайте мне скальпель номер одиннадцать.
Он зажал проволоку из радиопередатчика (который, хоть и предназначен для беспроволочной связи, к счастью, все-таки не обходится совсем без проволоки) в миниатюрных тисочках и поместил перед ними мощное увеличительное стекло. Дюваль протянул руку — Кора тотчас же вложила в его ладонь скальпель номер одиннадцать — и, вооружившись таким образом, начал медленно и осторожно скрести проволоку, снимая тончайшую стружку.
Не отрываясь от этого занятия, Дюваль сказал:
— Может, вы сядете на свое место, Грант? Вы отнюдь не помогаете мне, так громко сопя у меня над плечом.
Грант вздрогнул, хотел возмутиться, но натолкнулся на взгляд Коры и ничего не сказал, просто тихо отошел к своему сиденью.
Микаэлс, сидевший в соседнем кресле, кивнул через плечо и без тени улыбки заметил:
— Наш знаменитый хирург за работой. И его скальпель, и его дурной характер блистают во всей красе. Не стоит понапрасну на него злиться — поберегите нервы для чего-нибудь получше.
Грант ответил:
— А я и не злюсь.
— Злитесь, конечно же, злитесь. Если только вы не избранный представитель рода человеческого, подобный кротостью ангелам. У Дюваля особый дар — я уверен, он считает это ни больше ни меньше чем даром Божьим… Так вот, Дюваль чудесно умеет настраивать людей против себя — одним-единственным словом, жестом, взглядом. А если этого окажется недостаточно — юная леди всегда готова прийти ему на «помощь».
Грант повернулся к Микаэлсу и глянул на того с нескрываемой неприязнью.
— Что вы там сказали насчет юной леди?
— Ну-ну, Грант! Или вы хотите прослушать лекцию про мальчишек и девчонок?
Грант нахмурил брови и отвернулся.
Микаэлс продолжал — тихо и спокойно, даже немного печально:
— Вы не знаете, как себя с ней вести?
— То есть?
— Мисс Кора — хорошенькая девушка. Премиленькая, я бы сказал. А вы в силу своей профессии просто обязаны быть подозрительным со всеми и каждым.
— И что?
— И то! Что произошло с лазером? Еще одна неприятная случайность?
— Вероятно.
— Возможно… — Голос Микаэлса упал почти до шепота. — Но так ли это?
Грант ответил тоже шепотом, бросив быстрый взгляд через плечо:
— Вы что, обвиняете мисс Петерсон в намеренном срыве нашей миссии?
— Я! Конечно нет! У меня нет никаких доказательств. Но вот вы, по-моему, подсознательно подозреваете ее в этом, и вам очень не хочется прислушаться к своему внутреннему голосу. Вот вы и не знаете, как себя с ней вести.
— Но почему именно мисс Петерсон?
— А почему бы и нет? Ну кто, скажите на милость, может уличить ее, если ей вздумается сотворить какую-нибудь ерунду с лазером? Это же ее сфера деятельности, никто лучше ее не разбирается в этой штуковине. И если бы мисс Петерсон захотела сорвать миссию, самым естественным было бы приложить руку к тому, что ей знакомо лучше всего и без чего миссия, несомненно, провалится, — то есть она испортила бы лазер.
— И это, несомненно, заставило бы подозревать в саботаже именно ее — что, как мы видим, и произошло, — парировал Грант с некоторой горячностью.
— Ну вот, видите? Вы все-таки злитесь.
Грант не выдержал:
— Послушайте, Микаэлс! Мы сейчас находимся в сравнительно небольшом замкнутом пространстве — на подводной лодке, — и можно, конечно, подумать, что каждый из нас виден другим как на ладони, так что сделать что-то незаметно практически невозможно. Но, уж вы мне поверьте, это вовсе не так! Мы так увлеклись видами за иллюминатором, что просто не обращали внимания ни на что другое. В это время любой из нас мог совершенно спокойно встать, пойти в заднюю часть салона и сотворить что угодно и с лазером, и со всем остальным. И никто — никто, слышите, — ничего бы не заметил! Это могли сделать и вы, и я — любой из нас. Я не следил за вами. А вы не следили за мной.
— Или за Дювалем?
— Или за Дювалем. Его я тоже не исключаю. Так что давайте сойдемся на том, что это все-таки был обыкновенный несчастный случай.
— А ваш страховочный линь? Еще один несчастный случай?
— Вы, конечно, готовы предположить, что и тут дело нечисто?
— Нет, что вы, как можно? Просто, если хотите, я мог бы указать на некоторые любопытные подробности…
— Не хочу. Но вы все равно укажите, чего уж там.
— Ведь это Дюваль привязывал ваш страховочный линь, помните?
— И наверное, плохо затянул узел. Заметьте, страховку дергало очень сильно. Очень сильно — я ведь был на другом ее конце, — спокойно объяснил Грант.
— Хирурги очень хорошо умеют вязать узлы.
— Вы что-то путаете. Хирургические узлы и морские — это две большие разницы.
— Может, и так. А может, узел специально завязали так, чтобы он в конце концов развязался. Или его специально развязали — в нужный момент…
Грант кивнул.
— Ну хорошо. И опять-таки, внимание каждого, кто там находился, было приковано к тому, что происходит впереди, а не сзади. Вы, или мисс Петерсон, или Дюваль могли отплыть по-быстрому назад к субмарине, распустить узел и вернуться — и никто ничего бы не заметил. Даже Оуэнс мог это сделать — выйти из корабля, дернуть за веревочку и быстренько вернуться. Разве нет?
— Да, но у Дюваля была самая выгодная позиция. Как раз перед тем, как вы оторвались и улетели в легкие, он возвращался к кораблю — относил воздухозаборник. Он рассказывал, что узел развязался буквально у него на глазах. Итак, с его собственных слов нам известно, что именно Дюваль находился в нужном месте и в нужное время.
— И все равно это вполне могло оказаться случайным совпадением. Да и зачем ему это нужно? Лазер и так уже был неисправен, и, отвязав страховку, он ничего существенного бы не добился — ну разве что подверг опасности мою шкуру. Если ему надо только сорвать миссию, какого черта цепляться еще и ко мне?
— Ну, Грант, вы даете! — Микаэлс усмехнулся и покачал головой.
— Давайте выкладывайте! Нечего хихикать.
— Предположим, что о лазере позаботилась как раз юная леди. А Дювалю, скажем, нужно избавиться именно от вас, лично. Предположим, что для него успех или провал миссии не так важны, как ваше существование… То есть наоборот.
Грант от изумления не знал, что и сказать.
Микаэлс между тем продолжал:
— Предположим, Дюваль не так уж сильно предан своей работе, чтобы не замечать, какие авансы вам делает его премиленькая помощница… Вы молоды, Грант, и недурны собой. И вы уберегли девушку от серьезных травм, может, даже спасли ей жизнь, когда мы провалились в тот водоворот. Дюваль, конечно же, заметил это. И раз так, то он просто не мог не обратить внимание на ее расположение к вам…
— Какое там расположение! Я совсем ей не нравлюсь.
— Видели бы вы, что с ней творилось, когда вас унесло в эти альвеолы! Она едва не разрыдалась и хотела даже кинуться за вами вслед. Это очевидно для всякого стороннего наблюдателя — и для Дюваля тоже, можете не сомневаться. Кора от вас без ума. И Дюваль вполне мог позаботиться о том, чтобы от вас отделаться — именно поэтому.
Грант прикусил губу и задумался. Потом сказал:
— Ну хорошо. А как насчет утечки воздуха? Это что, тоже несчастная случайность?
Микаэлс пожал плечами.
— Откуда мне знать? Полагаю, вы должны подозревать, что за этой «случайностью» стоит Оуэнс. Разве не так?
— Вполне возможно. Он знает этот корабль как свои пять пальцев. Оуэнс его создал. Придумал все эти хитроумные приборы управления и контроля. И только он мог распознать, что с кораблем неладно.
— Все это верно, вы и сами прекрасно понимаете.
— Раз уж на то пошло, как вы объясните такую несчастную случайность, как артериально-венозная фистула? — Грант разозлился не на шутку. — В самом ли деле мы угодили туда случайно? Или вы с самого начала знали, что она там есть?
Микаэлс откинулся на спинку своего кресла и без всякого выражения уставился прямо перед собой.
— О господи, и как я раньше об этом не подумал? Клянусь вам чем угодно, Грант, я был вне себя от радости, думая, что ничего, совершенно ничего из этих дурацких неприятностей нельзя отнести на мой счет. Я понимал, конечно, что в принципе и меня можно заподозрить в том, что я как-то повредил лазер, или отвязал вашу страховку, или продырявил баллоны с воздухом — или сделал все это одно за другим, если уж на то пошло. Но в любом случае это скорее мог сделать не я, а кто-то другой. Но фистула… Должен признать — в этом не мог подгадить никто, кроме меня.
— Верно.
— Если, конечно, не брать в расчет, что я действительно не знал о ней заранее. Но доказать это я не могу, ведь так?
— Не можете.
Микаэлс сказал:
— А вы когда-нибудь читали детективы, Грант?
— Прочитал пару-тройку, еще в колледже. А сейчас…
— Ваша профессия отучила вас от таких развлечений. Что ж, могу себе представить. Только знаете, Грант, в этих детективных историях всегда все так просто и понятно… Тонкие, едва заметные ниточки тянутся к одному-единственному человеку, но замечает их обычно только главный герой, и никто другой. А в жизни эти ниточки, похоже, тянутся абсолютно во все мыслимые и немыслимые стороны…
— Или вообще никуда не тянутся, — твердо сказал Грант. — Просто нам не повезло — несколько раз подряд.
— Может, и так, — смирился наконец Микаэлс.
Тем не менее эти их последние фразы прозвучали не очень уверенно — ни одному ни другому не хватало уверенности в том, что они говорят.
