Ревность по доме Твоем…

Когда я еще собирал материалы для первого издания книги «Петушки обетованные», меня удивило одно замечание монахини Людмилы (впоследствии схимонахиня Лидия), которая в то время многое мне поведала о тех, кто являл подвиг во имя Христа в не такие уж далекие времена. Она уверяла, что Петушки осеняет невидимый храм о пяти главах. В центре – святитель Афанасий, а вокруг него другие подвижники. Я дерзнул предположить – игумен Платон, архимандрит Исидор, верный и надежный друг владыки протоиерей Иосиф. «А кто же четвертый?» – спросил в недоумении. Монахиня как-то задумчиво посмотрела на меня и тихо произнесла: «Архимандрит Иннокентий». Я, конечно, знал о нем, и временами мы бывали совсем рядом, однако Господь не сподобил нам встретиться, хотя с моей тропочки был уже виден путь, по которому шел избранник Божий. Просто я тогда еще не был готов оценить в лице отца Иннокентия огромный дар, который был нам всем ниспослан. Не скрою, я предполагал собрать обычную информацию о нашем современнике, пусть даже и выделяющемся, но натолкнулся на глыбу. Работа не шла, я пробуксовывал. Очевидно, ранее данный мне кредит прикосновения к святости, да, наверное, и жизни был основательно выбран, и Господь, принимая мой выбор, попустил мне большие скорби претерпеть. Только после этого помощь пошла. Я смог относительно быстро завершить новую работу о владыке Афанасии и вплотную приступить к материалам об архимандрите Иннокентии. В ряду чудес была и встреча с архимандритом Тихоном в Сретенском монастыре, на которой я предполагал обсудить мои планы на предмет изданий. На ней отец наместник вдруг сам предложил мне написать об архимандрите Иннокентии. Наши намерения удивительно совпали.

Так кто же этот наш современник, о котором с такой теплотой говорят церковные иерархи, монашествующие и простые миряне? Почему этот человек, не живший в Петушках, имеет к ним особое отношение? Уже первые находки меня ошеломили. Все, кто говорил или писал о нем, в первую очередь с необыкновенной любовью и трепетом вспоминали его высокую духовность, его огромное влияние на внутренний мир человека, побуждающее постоянно утолять жажду познания Бога. Вот книга «Законы Евангелия и законы кибернетики» с посвящением «Светлой памяти архимандрита Иннокентия (Просвирнина)». Ее автор – Вадим Евгеньевич Обухов, доктор технических наук, ведущий научный сотрудник Института кибернетики АН Украины, пишет в предисловии: «От предстоящей встречи с батюшкой на душе было спокойно и умиротворенно. В сравнении с этим святым человеком ясно понималась собственная незначительность. Рядом с ним, когда он молился, ясно ощущалось присутствие Бога. Этот человек изменил мою жизнь настолько, что я, еще не познавший истинной веры, считавший себя счастливым до встречи с ним, не знал, что такое истинное счастье. ‹…› Наконец он появился, и ожидавшие его люди стали подходить к нему под благословение. Совсем простой в обращении, батюшка с мягким, удивительно ласковым тихим голосом и очень живыми, мудрыми глазами, одетый в поношенный черный тулуп, выглядел великим и значительным. В этот момент весь мир сосредоточился на нем одном. Он выделялся среди ослепительно яркого снега настоящим духовным гигантом. И подумалось: вот она, истинная Русь! Не приукрашенная, с виду неприметная, но умиротворенная и заботящаяся лишь о мирном устроении и чистоте своей души и тем спасающая души других, сияющая внутренним духовным светом православной веры! Ей не надо рядиться в одежды нарядные и не нужен комфорт, ей нужна Божественная духовная благодать, сближающая нас со своим Творцом и друг с другом».

Газета «Московская правда» от 19 июля 1994 года, через неделю после кончины архимандрита, в небольшом некрологе отмечала, что он «прошел десятилетку, семинарию, армию, духовную академию и вырос в замечательного церковного ученого с европейским именем – историка и археографа, богослова и библеиста. Молитвенник и бессребреник, вдохновенный и трудолюбивый, лично перелопативший десятки архивов и библиотечных древлехранилищ, человек глубокой интуиции и огромного духовного влияния на окружающих, он как будто был создан для самых смелых и неподъемных научных и издательских проектов.

Экспедиция на Афон и “Музей Библии” в Волоколамске, лучший альбом-монография о Троице-Сергиевой лавре, многотомная “Настольная книга священнослужителя” и 12 книг служебных Миней, факсимильные с научным сопровождением издания Остромирова и Мстиславова Евангелий… Наконец “Библейский проект” – уникальный замысел десятитомного издания Геннадиевской Библии (вышли тома, содержащие книги Нового Завета)… Кто потрудился больше?

…При перечисленных (и неисчислимых) трудах – тридцать без малого лет работы в Издательском отделе Московского Патриархата – он вынужден был уйти оттуда год назад. В никуда, в смерть. Он уже десять лет как уволен из преподавателей духовной академии и отчислен от братства лавры. Прошлогодним Великим постом неизвестные едва не убили его, избив до полусмерти в Волоколамском монастыре. И скончался “на покое”, за штатом… Такое впечатление, что все, за что ни брался покойный, – все оборачивалось против него. И никому ничего было не нужно. И ни слов благодарности. И никакой поддержки. Инокам-подвижникам во все времена нелегко. Но не до такой степени?..»

Именно до такой, а то и большей степени попускается некоторым инокам, если их жизнь становится примером «ревности по доме Божием». Это свидетельство избранности. С мирских позиций оценить жизнь монаха, как правило, невозможно, и я понимал, что воспринимать подобные публикации следует весьма осторожно.

Месяц спустя, 13 августа, «Православная Москва» откликнулась статьей «Вечная память», там такие же намеки: «…В отпевании отца Иннокентия участвовали около тридцати священнослужителей. В этот день собор Преображения Господня в Новоспасском был полон. Прощаясь с отцом Иннокентием, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II отметил, что в нелегкий для новопреставленного жизненный момент, когда от него отвернулись те, кто должен и обязан был в первую очередь помочь, он нашел приют в Новоспасской обители, где ему были созданы условия для дальнейшей плодотворной работы…»

Во всех публикациях заметна неоднозначность. С одной стороны, без сомнения, значительная фигура современной Церкви, с другой – ее неприятие, причем признание этого факта на высочайшем уровне. Было над чем задуматься. Однако мои сомнения довольно быстро рассеялись. Я изучил, можно сказать, все, что было написано об отце Иннокентии, встретился с людьми, которые хорошо знали архимандрита и освещали разные аспекты общения с ним каждый по-своему, и пришел к совершенно определенным выводам. Их я постараюсь аргументировать, также как и сохранить, по возможности, хронологическую последовательность изложения.

Архимандрит Иннокентий, в миру Анатолий Иванович Просвирнин, родился 5 мая 1940 года в Омске в многодетной семье столяра. Младенца крестили на следующий день, 6 мая, так что небесным покровителем его стал мученик Анатолий. Родители – Просвирнины Иван Демьянович и Мария Михайловна имели восемь детей, из которых пятеро умерли в детстве. Остались только Вера, Галина и Анатолий. Ранее Просвирнины проживали в селе Ново-Мазин Мензелинского района Татарской ССР, но грянули годы раскулачивания, и зажиточного крестьянина выслали в Сибирь.

Семья отличалась стойкостью веры и высокой нравственностью. Неудивительно, что после переезда вместе с семьей своей старшей дочери на жительство в Сергиев Посад Мария Михайловна вскоре приняла монашество с именем преподобной Марии Египетской, а незадолго до смерти и схиму с тем же именем в память святой равноапостольной Марии Магдалины. Анатолий с детских лет был при церкви. Прислуживал алтарником, потом стал иподиаконом в омском кафедральном соборе – сначала у епископа Венедикта (Пляскина, † 1976), затем у епископа Вениамина (Новицкого, † 1976). По окончании школы в 1957 году остался при храме штатным иподиаконом и одновременно стал готовиться к поступлению в Московскую духовную семинарию.

С переводом епископа Вениамина на Иркутскую кафедру встал вопрос – оставаться дома или уезжать. Владыка брал с собой иподиакона, да вот для самостоятельной жизни возраст-то был еще маловат. Тем не менее Мария Михайловна сына отпустила. С марта 1958 года Анатолий Просвирнин начал самостоятельную жизнь. Конечно, владыка не выпускал из своего поля зрения отрока и уделял ему достаточное внимание. Анатолий потом, ценя полученное от архиерея, с большой теплотой вспоминал своего наставника и не терял с ним связь до самой его смерти.

Год подготовки не пропал даром. Абитуриент в 1958 году смог поступить сразу на второй курс (вернее класс, в отличие от курса духовной академии). По свидетельству его сокурсников, он отличался серьезностью, был искренен и рассудителен, всегда добр и отзывчив. Хорошо знал церковную службу, правила и традиции.

Через год после поступления семинариста призвали в Советскую армию. Три года от звонка до звонка в зенитных войсках в Азербайджане. Служил добросовестно. Получил много благодарностей. От командования части благодарность за воспитание сына получили и родители. За солдата многие молились, и Ангел Хранитель его берег. Родные вспоминают три случая, о которых рассказывал сам отец Иннокентий, которые говорят о небесной защите.

В самом начале службы Анатолий окончил курсы водителей и работал на «газике». Однажды на полной скорости мчался по темной лесной дороге. Вдруг ему кто-то приказал: «Сбавь скорость». Он нажал на тормоза, и тут из мрака появилась машина, которая стояла без сигнальных огней. Катастрофа была бы неизбежной.

Второй случай произошел во время ночного дежурства. Солдат шел по шпалам вдоль железнодорожного полотна. Стояла звенящая тишина. По расписанию никаких поездов не предвиделось, все, какие были, прошли. Вдруг невидимая сила сбросила его с рельсов. И тут же на большой скорости мимо пронесся вагон, который оторвался от поезда.

О третьем случае особо. Вспомним, что конец 50-х – начало 60-х годов был отмечен пиком хрущевских гонений на Церковь. Как и в 30-е годы, под всякими предлогами отбирали у прихожан храмы, закрывали их и даже взрывали, стоял треск антирелигиозной пропаганды, верующих на работе притесняли, лишали премий, снимали с очередей на квартиры, препятствовали им во всем, считали их неблагонадежными. Про армию и говорить не приходится. Замполиты зорко следили, чтобы поток информации для служивых был только в отведенном русле. За Анатолием надзор был особый. Все-таки человек из семинарии и за ним нужен глаз да глаз. Бывшему семинаристу, конечно, было тяжко в этой атмосфере, и он попросил своего друга по Иркутску (будущего архиепископа Керченского Анатолия (Кузнецова), ныне служит в Лондоне), который навещал солдата, привезти ему Евангелие и молитвослов. Тот исполнил просьбу. Драгоценности эти прятались в сарайчике, где у Анатолия стоял верстачок, на котором он выполнял некоторые столярные работы. Рядом стояла бочка с соломой и циновками, а на ней доска, на которой в минуты отдыха сидел служивый. И вот однажды сидит солдат на бочке, читает Евангелие. Тихо, в щели светит солнце, на душе благодать. Вдруг на сердце легла тревога, и он услыхал чьи-то быстрые шаги. Не меняя позы, Анатолий опустил книгу в бочку и замер. На пороге появился замполит. Солдат спрыгнул и встал по стойке «смирно». «Ты что здесь делаешь?» «Работаю», – был ответ. Замполит направился к бочке и заглянул в нее. Анатолий похолодел: «Все, дисбат обеспечен». Однако офицер ничего там не увидел. Он поднял глаза, обвел внимательным взглядом мастерскую и приказал направиться в другое место для каких-то срочных дел. Когда солдат вернулся к бочке и посмотрел в нее, Евангелие лежало сверху. Кто застил замполиту глаза, объяснять не надо.

После окончания службы в 1962 году Анатолий Просвирнин вернулся в родную семинарию закаленным и зрелым духовным бойцом. Не прошло и года, как жизнь резко изменилась. 23 мая 1963 года, в праздник Вознесения Господня состоялась хиротония главного редактора «Журнала Московской Патриархии» архимандрита Питирима (Нечаева) во епископа Волоколамского, викария Московской епархии. В тот же день владыка пригласил семинариста Просвирнина к себе иподиаконом. Не случайно архиерей обратил свой взор на семинариста. Его невозможно было не заметить. Анатолий выделялся не только своей статью, но и качествами. Человек открытой души, честный, прямой, очень организованный и ответственный, всегда готовый прийти на помощь, он у всех вызывал симпатию. Иподиакон стал выполнять отдельные поручения архиерея и по работе в редакции журнала. Как вспоминает его ближайший сослуживец В. П. Овсянников: «Это были годы тесного, доброго, искреннего и многополезного сотрудничества двух безусловно талантливых людей, всецело посвятивших себя Церкви. Анатолий (а потом – Иннокентий) весьма многое воспринял от владыки Питирима… Все лучшие задатки отца Иннокентия, все таланты его души и сердца раскрылись под умелым водительством щедро одаренного Богом архипастыря: это особо бережное отношение к святыне; благоговейная строгость и мерность при совершении богослужений; любовь к порядку и чистоте во всем, наипаче – в том, что касается храма и совершаемых в нем служб; умение видеть проблему и правильно, своевременно ее решать; редкий дар общения с людьми; умение находить прекрасное даже в малом; талант терпения, способность проявить в нужный момент выдержку; умение ждать и не форсировать события, а с другой стороны, быть быстрым и энергичным; умение быть бережливым и одновременно – щедрым хозяином-руководителем; это любовь к иллюстрации и умение в совершенстве владеть фотоаппаратом и другой техникой журналиста; профессиональное видение текста и исключительная способность работать над текстом быстро и весьма качественно…»

После окончания семинарии в 1964 году Анатолий поступает в духовную академию и одновременно продолжает свою работу в редакции. Его интересы и жизненные устремления уже вполне определились. Это монашество, старчество, миссионерство, церковные архивы, издательская деятельность Церкви, книжность на Руси с древнейших времен. Так пишет слушатель академии Просвирнин в своей автобиографии: «С 1 апреля 1966 года зачислен в штат редакции “Журнала Московской Патриархии” на должность младшего литературного сотрудника». И этот «младший сотрудник» уже тогда возглавлял два отдела – «Проповеди» и «Богословский». В конце 1975 года он был одновременно введен в состав редколлегии ежегодного сборника «Богословские труды», а с 1977 года отец Анатолий уже был назначен заместителем главного редактора по научной работе.

Свою первую научную работу в стенах академии он посвятил истории Введенской Оптиной пустыни и был удостоен за нее степени кандидата богословия. В 1968 году Анатолий Иванович заканчивает обучение, и его оставляют при академии преподавателем по кафедре истории Русской Церкви. Однако основную нагрузку он все-таки нес в Издательском отделе.

Несмотря на то что преподаватель Просвирнин был всецело подготовлен, имел неоспоримые качества для принятия сана, священником он стать не спешил. Считал, что это очень ответственный шаг и к нему надо готовиться особо. И вот 4 февраля 1970 года Анатолий Иванович Просвирнин преосвященным Питиримом был рукоположен во диакона, а 22 февраля во пресвитера. Монашеский постриг принял почти через восемь лет. Вечером во вторник 27 декабря 1977 года отец Анатолий был пострижен в монашество с именем в честь святителя Московского Иннокентия, апостола Америки и Сибири, одного из великих российских подвижников-миссионеров. Постриг совершил наместник лавры архимандрит Иероним (Зиновьев, † 1982) в самом святом месте – Троицком соборе. В 1978 году иеромонах Иннокентий был возведен в сан игумена, а в 1981 году – в сан архимандрита.

В своей издательской деятельности отец Иннокентий не щадил себя, отдавал все свои душевные силы этому нужному и очень важному делу. Работал в архивах, рукописных отделах библиотек Москвы, Ленинграда, Киева и других городов. Причем нужно отметить, что представителей Церкви тогда не особенно жаловали, однако для отца Иннокентия всегда делалось исключение. Своей огромной эрудицией, самоотверженностью в работе, открытостью и доброжелательностью он снимал все преграды, и люди открывали ему то, что для других было за семью печатями. Из накопленного материала архимандрит создал свой собственный фонд, систематизировал его и перевел на микрофиши. Сохранился видеофильм, в котором видны размещенные в Водяной башне лавры стеллажи с материалами, подборки микрофиш – результат титанической работы подвижника.

Помимо работы в «Журнале Московской Патриархии», он много сил отдал, чтобы вышли в свет книги, имеющие сейчас исключительное значение для богослужений.

Подготовка к печати Библии издания 1968 го-да стала первым крупным делом, потом в 1976 году – издание Нового Завета. Заметен вклад отца Иннокентия в издание «Настольной книги священнослужителя», тома которой начали выходить в свет в конце 70-х. Особенно много сил он отдал выпуску второго и третьего томов, содержащих Месяцеслов – жития святых нашей Церкви.

Отдельно нужно сказать об издании богослужебных (месячных) Миней, по которым сейчас ведется служба Православной Церкви. Инициатива их выпуска принадлежит архиепископу Волоколамскому Питириму в русле мероприятий по подготовке к празднованию 1000-летия Крещения Руси. Для осуществления этого грандиозного издания была создана творческая, так называемая «Минейная группа», которая работала в Водяной башне лавры. Отец Иннокентий не только входил в эту группу, он был ее движущей силой. Отдельной заслугой архимандрита стало включение в корпус месячных Миней служб русским святым. Вначале, как и его великий предшественник, владыка Афанасий (Сахаров), он предложил собрание служб русским святым издать отдельно. Однако эта инициатива не получила поддержки.

Уже в сентябре 1979 года вышла Минея «Сентябрь», а в 1980 – Минея «Октябрь». К каждому тому были сделаны приложения с иллюстрациями, в том числе и цветными. По поводу выхода этих книг отец Иннокентий писал в «Журнале Московской Патриархии»: «Минеи объединяют соответственно Месяцеслову все имеющиеся службы святым Русской и других Поместных Православных Церквей…

До сих пор в состав Миней в основном входили службы в соответствии с греческим церковным уставом, с практикой Греческой Церкви. При этом лишь некоторые из служб святым Русской Церкви вошли в состав богослужебных Миней и в состав так называемой Минеи дополнительной. А между тем в каждое столетие и почти в каждой епархии создавались рукописные Минеи со службами только русским святым или целые сборники служб святым Русской Церкви, не говоря о прекрасных отдельных рукописях служб тому или иному святому, а с XVIII века – отдельных изданиях служб русским святым.

Богослужебно-календарная комиссия при Священном Синоде Русской Православной Церкви (1953–1958), осуществляя пожелания Богослужебного отдела Поместного Собора 1917–1918 годов, по указанию Святейшего Патриарха Алексия (Симанского, †1970) ставила вопрос о необходимости соединения служб русским святым со службами святым Поместных Православных Церквей, чтобы не нарушался устав всей Восточной Церкви и вместе были учтены богослужебная практика и богатство агиологии Русской Церкви. Председатель Комиссии епископ Афанасий (Сахаров), участник Поместного Собора 1917–1918 годов, дал необходимое решение этого сложного литургического вопроса в “Богослужебных указаниях” на 1957 и 1958 годы. Он осуществил редактирование текста всех Миней, чтобы приблизить к пониманию современников церковнославянские языковые формы. Много труда он положил также на собирание отдельно изданных служб.

Издательский отдел Московского Патриархата учел эту работу епископа Афанасия…» (1980, № 9. С. 80).

Именно с «Минейной группы» намечается связь с Петушками Владимирскими, с приобретением, сохранением и освещением великого духовного наследия, которое оставил всем нам святитель Афанасий (Сахаров). Теперь становится понятным даже по нашим приземленным меркам, почему архимандрит Кирилл (Павлов) остановил свой выбор именно на архимандрите Иннокентии, когда к нему, духовнику лавры, обратился с исключительно важным вопросом на закате своей жизни протоиерей Иосиф Потапов, специально приехавший из Великого Новгорода.

В 1962 году закончил земной путь епископ Афанасий. Последние годы своей подвижнической жизни он провел в богохранимых Петушках, в маленьком домике, тогда на поселковой окраине, формально принадлежавшем самому близкому другу владыки протоиерею Иосифу Потапову (по документам – его матушке Марии Ивановне). В доме сохранялось все, что было связано с памятью о великом подвижнике нашего времени. Когда священнику пошел девятый десяток, он решил передать этот дом, можно сказать музей, в руки человека, которому, безусловно, можно было бы доверить сокровище, принадлежавшее всему православному миру. В доме владыки совершалась литургия, сюда приезжали великие подвижники благочестия, и просто было невозможно представить, чтобы здесь протекала чья-то семейная жизнь. В 1980 году отец Иосиф обратился за помощью к архимандриту Кириллу (Павлову), с которым был давно и близко знаком и который тоже, в свою очередь, хорошо и близко знал владыку Афанасия. Отец Кирилл указал на архимандрита Иннокентия и свел их вместе. Последний принял это как послушание.

За домом надо было следить, постоянно в нем находиться. Ранее это делала близкая знакомая семьи Потаповых Анна Васильевна Мишина, которая за послушание специально приехала из Великого Новгорода в Петушки и семнадцать лет хранила дом-святыню. Но теперь условия изменились. Возникла необходимость найти человека, для которого нахождение в доме также стало бы смыслом жизни. Промыслом Божиим такой человек появился. Когда отец Иннокентий в очередной раз посетил монастырь в Золотоноше, что под Черкассами, к нему обратилась знавшая его по прежним приездам Мария Авксентьевна Царенко. Она приехала из Черкасс помолиться за свою новопреставленную мать и попросила молитв архимандрита (тогда еще игумена). Потом она навестила его в Троице-Сергиевой лавре и высказала намерение уйти в монастырь, поскольку с миром ее уже ничто не связывало. Нужно было благословение отца Иннокентия, который заметил, что послушание можно нести не только в монастыре, в миру оно может быть еще тяжелее и что он такое может предложить. Мария согласилась, совершенно не ведая, что ее ждет. Отец Иннокентий благословил ее продать свой дом на Украине и сразу вернуться обратно. Сроку дал две недели. Это были немыслимые условия, но с Божией помощью все быстро уладилось. Мария переехала в Петушки и стала полноправной хозяйкой дома. Послушание несла беспрекословно. Болела за состояние здания, за сохранность икон, богослужебных предметов и вещей, оставшихся после владыки, блюла невероятную чистоту. Когда она вдруг тяжело заболела, встал вопрос о завещании. Было несколько кандидатов и претендентов, однако отец Кирилл благословил составить завещание только на отца Иннокентия. Мария пережила своего духовного отца, несмотря на существенную разницу в годах, и после его смерти немедленно обратилась к отцу Кириллу и опять точно выполнила его указание.

Архимандрит Иннокентий смог собрать архив владыки Афанасия и перевезти его в Водяную башню лавры. Там он со своими преданными сотрудниками начал описывать драгоценный фонд. Однако завершить свою работу не успел. По ряду причин архимандриту пришлось выехать из башни срочным образом. Сразу возникли проблемы с размещением и хранением ценнейших материалов. Часть архива удалось перевезти в Иосифо-Волоцкий монастырь, но и там условия хранения оставляли желать лучшего. Много материалов лежало под открытым небом, и пленка, которой был накрыт архив, не спасала от сырости. Эти неприятности были только началом цепочки скорбей, которые дополнительно понес отец Иннокентий. И причину ее, видимо, следует искать в особом благодатном подвиге, который всегда попаляет врага рода человеческого. Потому он так и восстает на настоящих иноков.

На протяжении всех своих зрелых лет отец Иннокентий, несмотря на огромную загруженность на официальной работе, скрупулезно собирал материалы по отечественной патрологии со всей большой России. Особый интерес проявлял к грузинским святыням и подвижникам. Он много раз бывал в Тбилиси у известного всему православному миру митрополита Зиновия (Мажуги), в схиме Серафима, и схиархимандрита Виталия (Сидоренко). Находился в регулярной переписке с последним, в общем, имел постоянную связь, часто спрашивал его советов и благословения. О митрополите Зиновии уже написаны книги, а вот его преемник на духовной ниве известен только сравнительно небольшому кругу людей, хотя в 2002 году Новоспасский монастырь и выпустил о нем книгу. Все, кто знал архимандрита Виталия, в один голос говорят не только о том, что он был, несомненно, святым, особым избранником Божиим. Его называют земным Ангелом. Для него не существовало ни пространственных, ни временных преград. Архимандрит Виталий старался скрывать свою прозорливость, другие дары Божии, однако люди видели сотни чудес, к ним шла помощь в самых невероятных случаях. Есть свидетельства, как архимандрит Виталий проходил сквозь запертую дверь, желая кому-то помочь. Митрополит Зиновий неоднократно навещал отца Иннокентия в его домике в Сергиевом Посаде, а отец Виталий, будучи на лечении, одно время даже проживал там. Вообще, этот дом посещали многие высоко духовные люди, и благодать их присутствия сохраняется там до сих пор. В один из приездов владыки Зиновия в 1980 году в Сергиев Посад по благословению старца о. Иннокентий тайно принял схиму с именем Сергий. Постриг совершил схиархимандрит Виталий. Вот с этого момента отец Иннокентий и понес более тяжелый крест, отсюда потянулись дополнительные скорби, которые так охотно поставляет враг на путях подвижников и мучеников.

По Божиему попущению крестный путь архимандрита начался именно в Свято-Троицкой Сергиевой лавре, там, где открылась его монашеская стезя. Совсем нежданно архимандриту Иннокентию предложили освободить Водяную башню, которую он приспособил под научно-издательский центр. Вскоре отчислили из состава братии лавры. Еще раньше архимандрит был уволен и из преподавателей духовной академии, где он уже стал доцентом. По земным меркам все это непостижимо. Ведь отец Иннокентий не щадя своих сил работал на всю Православную Церковь, его жизненная свеча горела ярко перед Богом. По мирским оценкам такие удары судьбы чудовищно несправедливы и могут вызвать только слезы, горечь и отчаяние. Но есть и другие мерки. Архимандрит Иннокентий прежде всего был монахом и понимал, что все случается по воле Божией и противиться ей никак нельзя. Надо принимать скорби со смирением и кротостью, ибо высшая справедливость все-таки не здесь, на земле, а в горнем мире, у Бога. Нам не постичь Промысл Господень, однако, на фоне великих трудов подвижников, их скорби смотрятся особо. Кому много дается, с того много и спрашивается. Тяжесть креста у каждого своя, так же как и мера воздаяния. Вспомним заповеди:

Блажени есте, егда поносят вам, и ижденут, и рекут всяк зол глагол на вы лжуще, Мене ради.

Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех (Мф. 5, 11–12).

Теперь отец Иннокентий все свои силы отдавал издательскому делу. Казалось бы, гигантский труд по выпуску Миней может заслонить все, что делалось до этой работы или во время нее. Однако отец Иннокентий взялся за выпуск десятитомной Русской Библии или, как ее еще называют, Иллюстрированной Библии. В нее входило восемь томов собственно Библии и двух томов приложений и научных комментариев. Работа над этим уникальным изданием продолжалась более двадцати лет, включая семь лет подготовки к печати. Было обработано свыше 30 тысяч документов, собранных со всего мира. Конечно, одному человеку такую работу не выполнить. Отец Иннокентий возглавлял уникальную и очень сплоченную команду преданных великому делу людей, которые абсолютно доверяли своему лидеру.

При жизни отца Иннокентия вышло только два тома – седьмой и восьмой. Он предвидел препятствия и трудности, которые могут возникнуть при реализации этого проекта, и поэтому первыми решил выпустить самые важные тома, поскольку они включали в себя книги Нового Завета.

Это издание Русской Библии состоит из двух параллельных текстов. Основной текст – это Библия 1499 года, так называемая Геннадиевская, по имени святого Геннадия, архиепископа Новгородского. Святитель составил первый на Руси полный свод книг Библии. Она стала впоследствии прототипом всех издававшихся Библий на церковнославянском языке, в том числе и последней, так называемой Елизаветинской, книги, которой пользуются и сейчас за богослужением. Второй, параллельный текст – это всем известный синодальный перевод Библии на русский язык, завершенный в 1877 году после семнадцати лет работы большой группы ученых, богословов и студентов четырех духовных академий под руководством святителя Филарета Московского.

Русская Библия отца Иннокентия выделяется красочными иллюстрациями – миниатюрами и орнаментами, взятыми из русских рукописных книг, ее называют антологией русской книжной миниатюры и каллиграфии. Она восходит к духовным корням русской истории, которые могут живительно питать всех живущих в наше безумное время.

Издание сопровождалось потрясающим набором трудностей, невероятных проблем и препятствий, которые нужно было постоянно преодолевать. Отец Иннокентий взял под честное слово кредит в банке, поскольку ему обещали реализовать часть тиража за границей солидные и благопристойные люди православного вероисповедания. Однако слово свое они не сдержали и поставили отца Иннокентия в исключительно тяжелое положение. У отца архимандрита в миру было много друзей и помощников. Однако все хитроумные комбинации, все попытки помочь рушились. Банк оставался неумолим и требовал возврата кредита, грозил жестокими карами. Вскоре в банке произошла смена руководства. К управлению пришла молодежь. Банк опять очень настойчиво потребовал возврата денег. Отец Иннокентий смог предъявить только изданные книги. Когда молодые люди ознакомились с ними, то заявили, что они выкупают тираж на всю сумму долга и будут его использовать для представительских целей. Это был подарок неба. Отец Иннокентий даже заказал благодарственный молебен. Как-то было неожиданно, что современная молодежь смогла так оценить этот уникальный труд.

Кроме упомянутых фундаментальных изданий существует еще длинный перечень работ, в которых так или иначе участвовал отец Иннокентий. Здесь и Остромирово Евангелие, Мстиславово Евангелие, здесь и руководство работой группы ученых-архивистов над многотомной серией под общим названием «История Русской Православной Церкви в документах региональных архивов России (аннотированный справочник-указатель)». Он выпустил много статей о подвижниках духа, миссионерах, новомучениках, устроителях Русской земли, о святынях Православия.

В перечне этих работ особо нужно отметить посвященное 1000-летию Крещения Руси издание в 1987 году непревзойденного шедевра – книги-альбома «Троице-Сергиева лавра», на страницах которой автор раскрыл всю свою любовь к этой обители, ее истории и подвижникам. Фотограф от Бога, он наглядными средствами выразил самую суть монастыря. В книге значительное место отведено рукописному наследию. Здесь отец Иннокентий сформулировал понятие «состав чтений», то есть качественную суть того, что читали и переписывали наши предки, и, анализируя его по временной компоненте, пришел к выводу, что «состав чтений» и уровень нравственности стоят в прямой зависимости друг от друга. Это, конечно, применительно и к нашему дню.

На всех презентациях книги отец Иннокентий даже намеком не обмолвился, что является ее автором, говорил, что книга вышла трудами сотрудников Издательского отдела Московской Патриархии. Нигде в книге нет его фотографии. А ведь в истории лавры он был далеко не последним человеком. Прочитав книгу, на последней обложке вы увидите фигуру монаха, который закрывает калитку решетчатых ворот. Лица его не видно. Это архимандрит Иннокентий. Так он ставит точку в своей работе, которой отдал свои силы сердца и души.

Незадолго до кончины отца Иннокентия направили в братство Успенского ставропигиального монастыря преподобного Иосифа Волоцкого казначеем и благочинным. Там он занимался хозяйственными и восстановительными работами. Там же по благословению митрополита Питирима создал музей Библии. Он собрал издания Библейских книг разных времен, на многих языках. Кроме того, в музее находилась литература по библейской науке и многое другое, что имело отношение к Библии.

На базе монастыря архимандрит Иннокентий организовал «Международное Волоколамское краеведческое общество», в рамках которого начиная с 1990 года в день памяти преподобного Иосифа проводились ежегодные научно-богословские конференции, посвященные истории Церкви и русской культуре.

С отцом Иннокентием связана история обретения мощей преподобного Иосифа Волоцкого. Однажды рабочие пожаловались отцу благочинному на какую-то аномалию в подклети собора – то там тепло, то холодно. Архимандрит серьезно отнесся к этим заявлениям. Он исследовал подклеть и вскоре определил, что из земли идет тепловой столб. Зафиксировали границы теплового излучения, сообщили митрополиту Питириму. И когда пришло благословение и время обретения мощей, то именно на этом месте были обнаружены святые останки.

Вся многогранная деятельность отца Иннокентия на благо Православной Церкви была прервана врагом самым жестоким образом. Конечно, это произошло по попущению Божию, и по нашим земным меркам этот случай трудно объяснить. Он лежит на путях Господних.

31 марта 1993 года архимандрит Иннокентий допоздна работал в книжном фонде монастыря. Около двенадцати ночи он прилег на диван, добраться до келарского корпуса сил уже не было. Часа в три ночи его разбудил громкий шепот: «Тише, или зарежу». Отец Иннокентий увидел кинжал, поднесенный к горлу, а за ним – лицо бывшего трудника Романа. Рядом стоял его приятель Василий. Оба с уголовным прошлым были приняты в монастырь, но жили там совсем недолго. Их выдворили за недостойное поведение. Они хорошо знали расположение всех помещений и легко ориентировались в них даже ночью. Видимо, бандиты рассчитывали найти какие-то ценности, если сразу забрали ключи от сейфа. После первой угрозы последовало еще несколько. Потом сильный удар в правый висок кулаком и удар кинжалом слева. Отец Иннокентий смог увернуться, и кинжал рассек только ухо и кожу черепа. Последовали другие удары в голову и пинки ногами в бока и поясницу. Когда нападавшие стали душить его телефонным проводом, отец Иннокентий попытался встать и выбежать в дверь… Бандиты с ругательствами сбили его с ног. Один из них намотал на руку волосы батюшки и начал бить его головой о печь, а потом о пол. Когда ударили по голове чем-то тяжелым, отец Иннокентий понял, что сопротивляться бесполезно, и затих, затаив дыхание. В мыслях пронеслось, как и у Серафима Саровского: «Ты, Господи, знаешь, жить мне или умереть». Тут ему заломили руки за спину и связали тем же телефонным проводом, которым душили. Потом связали ноги и подтянули их к голове через спину, туго затягивая петлю на шее. Страдалец захрипел и затих. Уголовники подняли за провод, как им казалось, бездыханное тело и бросили около дивана. Потом вышли в соседнюю комнату и занялись сейфом. Видимо, не найдя ничего стоящего, разбили стекло в окне и стали выбрасывать за монастырскую стену редкие книги. Тем временем отец Иннокентий с Божией помощью постепенно освободил левую руку, затем лицо. Встал и смог подняться на подоконник. Выбил в раме стекло и спрыгнул со второго довольно высокого этажа на брусчатку. Хрустнули кости ног и позвоночник. Упал. Было нестерпимо больно, но все же беглец пополз к котельной. Тут он окончательно освободился от пут. Встать не мог. Пополз к проходной. Добрался кое-как до нее и постучал. Ответил инок Флавий: «Я связан и закрыт». Пришлось ползти в келарский корпус. Там он поднял братию, но разбойников и след простыл. Попросил, чтобы его положили на кровать и поднесли телефон. После того как все указания были отданы и звонки сделаны, отец Иннокентий согласился, чтобы его отвезли в Волоколамскую больницу. Вскоре за раненым приехал наместник Новоспасского монастыря о. Алексий, тогда еще архимандрит, и отвез его в институт имени Н. В. Склифосовского.

Печальная весть быстро облетела православный мир. Во всех монастырях Москвы служили молебны о здравии и спасении болящего мученика. Все родные, знакомые и близкие, все, кому был дорог отец Иннокентий, молились за него и помогали чем могли. С Божией помощью отстояли. Однако, несмотря на многомесячное пребывание честного отца в лечебницах и особое внимание к нему со стороны медицинского персонала, окончательно оправиться от полученных ран отец Иннокентий уже не мог. Он не сетовал на судьбу, смиренно полагая, что у каждого христианина свой крест и свой путь на Голгофу. Преступников простил и отказался участвовать в обвинении.

В невероятно тяжелый 1993 год Господь сподобил праведника особой милости. Он некоторое время провел в древнем Киккском монастыре на Кипре, где получила отдохновение его душа. В письме родным в Сергиев Посад от 17 сентября отец Иннокентий сообщает: «…Получаю много всяческих утешений. Погружаюсь за богослужениями в византийскую атмосферу духовной жизни, которой жили когда-то древние Отцы Православной Церкви…» Слово «Отцы» у него шло всегда с большой буквы. Потом с острова, в празднование Рождества Христова и Богоявления – Крещения Господня, совершил паломничество на Святую Землю. Молился на Голгофе и у Гроба Господня, побывал на священной горе Синай, в монастыре святой великомученицы Екатерины.

1993 год был тяжел для него не только физически, но и морально. Отцу Иннокентию пришлось уйти на покой. Он уже не мог работать в Издательском отделе, которому было отдано более тридцати лет горения своей жизни. Верным остался давний друг – архимандрит Алексий (позже архиепископ Орехово-Зуевский), наместник Новоспасского монастыря. Он принял отца Иннокентия и создал условия для продолжения творческого служения Богу и Церкви Его.

В начале июля 1994 года, когда отец Иннокентий лежал в институте имени Н. В. Склифосовского на очередном обследовании, его вдруг неодолимо потянуло в монастырь. Перед самым праздником – днем памяти первоверховных апостолов Петра и Павла – он просто-напросто оттуда сбежал. Очень уж хотелось послужить в храме. Это было настоящим лекарством.

11 июля отец Иннокентий служил в храме всенощную. Наутро он должен был служить литургию. После совершения молитвенного правила в семь утра архимандрит направился из келии причастить одного больного, но во дворе монастыря ему стало плохо. С помощью одного из послушников он попытался вернуться, но на крутой лестнице вдруг схватился за сердце и со словами «Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй мя» упал. Архимандрита внесли в келию, вызвали «Скорую». Она приехала довольно быстро, но оказать помощь врачи не смогли. Отец Иннокентий уже отошел ко Господу. Сразу встал вопрос, где и как хоронить. Тут отец Алексий и вспомнил недавнюю беседу, случившуюся где-то после Пасхи. Прогуливались тогда два архимандрита по монастырю, вот проходят они мимо апсиды алтаря Спасо-Преображенского храма, и вдруг отец Иннокентий говорит: «А ты меня где хоронить будешь?» Отец Алексий полушутя указал рукой: «А вот здесь». Священники, не останавливаясь, пошли дальше. На этом разговор и закончился. Сейчас же настало время решать вопрос практически. Его Святейшество был в то время на Валааме, но до него удалось дозвониться. Патриарх знал архимандрита Иннокентия как человека чистой души, высоких духовных и творческих дарований. Он благословил упокоить его у алтаря главного храма Новоспасского монастыря. Начали готовить могилу, однако везде был камень. Когда сняли верхний слой земли, обнаружили шпунтованные плиты, которые закрывали склеп. Вскрыли и увидели, что он пустой и в нем нет следов захоронений. Пол был чистым, даже подметать не нужно. Это, конечно, восприняли как чудо.

В четверг, 14 июля 1994 года, в память мучеников и бессребреников Космы и Дамиана, состоялось отпевание. Вся площадь перед Спасо-Преображенским храмом была заполнена народом. Очень многие пришли с ним проститься. На отпевании присутствовали более тридцати священников во главе с архимандритом Алексием, наместником Новоспасского монастыря. К началу Божественной литургии прибыл священноархимандрит этой обители – Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Его сопровождал викарий Московской епархии епископ Истринский Арсений. За Божественной литургией, а потом и на отпевании молился высокопреосвященный митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим. Разрешительную молитву в руку почившего вложил архимандрит Кирилл (Павлов). Теперь каждый, кто идет в Спасо-Преображенский собор Новоспасского монастыря, справа у алтаря видит могилу отца Иннокентия и всякий раз может поклониться ему и вознести о подвижнике нашего времени молитву.

Как-то в присутствии схиархимандрита Виталия (Сидоренко) кто-то утверждал, что в наше время уже не может быть великих подвижников, как в прошлые века, на что батюшка назидательно ответил: «Сила благодати та же, что и во времена апостольские, все дело в нас самих». А когда его посетили монахи с Аляски и спросили: «Есть ли в XX веке такие подвижники, о каких мы читаем в древних патериках?» – отец Виталий ответил утвердительно: «Мы их видим, слышим, с ними бываем, но не имеем веры и послушания, какие были у древних отцов, потому мы их и не знаем». Насколько велик отец Иннокентий, судить не мне, но точно знаю, что подвижником он был, и даже не только исповедником, а и мучеником. Очень точно соответствует характеру его прожитой жизни надпись на могильном кресте: Господи, ревность по доме Твоем снедает меня.

На страницах этой книги большей частью только штрихами отражена многогранная деятельность отца Иннокентия. Здесь не ставилась задача осветить ее полностью. Важнее было осветить значимость личности исповедника и привлечь к ней внимание тех, кому дорого духовное наследие подвижников нашего времени, без остатка отдающих свою жизнь Тому, Кого возлюбили они и Кому служили всем сердцем своим, всею душою и разумением, – Христу Богу.

А что же он дал людям при личном общении? Какие искры заронил в души? Какое поддерживал пламя? Дадим слово тем, кто был рядом с отцом Иннокентием долго, и тем, кому был дарован в общении с ним только один ослепительный миг.

«Нелегко писать в прошедшем времени о человеке, с которым соприкасался на протяжении 36 лет практически ежедневно, без которого не представлял себе ни обыденной жизни, ни работы повседневной, советы которого воспринимал как чистое дуновение, как освежающий глоток чистой воды, ибо это были советы истинного монаха и пастыря и светлой души человека. У него было редкое по нашим меркантильным временам качество – доверие к людям, подлинно христианское, а значит, искреннее послушание-подчинение властям и гражданским, и церковным. Но он постоянно сталкивался с мелочной расчетливостью, с равнодушием, даже с враждебностью и завистью. Против кого враждовали и чему завидовали?

Тому, что он работал до изнеможения почти круглые сутки, не зная выходных и отпусков? Или тому, что он работал последние несколько лет, будучи серьезно болен? Может быть, тому, что он многое в своей работе делал бескорыстно, нередко вкладывая в служебные, скажем так, дела свои же средства, порой оставаясь без денег и беря эти самые деньги в долг?..

…Паства его была весьма значительна, круг лиц, общавшихся с ним, был очень широк. После него остались не только труды – осталась любовь к нему и память о нем в сердцах человеческих, любовь самая глубокая, память самая искренняя – которую мы соединяем с молитвой и которую возглашаем как “Вечную память”».

«С первой же встречи я полюбил этого изысканного человека… Отец Иннокентий вел себя очень сдержанно, и было совершенно очевидно, что он никогда не допустит другого человека в тот круг, который ограничивал его духовный мир. Он очень точно и определенно устанавливал границы общения и не допускал их нарушения. Всякую попытку нарушить дистанцию между собой и собеседником он пресекал самыми разными способами: взглядом, жестом, иногда легкой иронией.

На первых порах я, признаюсь, принимал эту лаконичность за признак отчужденного покровительства, которое обычно приобретают мирские люди, достигшие определенных вершин общественного положения. Со временем я убедился, что это далеко не так. Как мудрый учитель, он всеми своими наставлениями и рассуждениями постепенно освобождал меня от коросты многих укоренившихся представлений о мнимых ценностях жизни, ненавязчиво показывая, в чем состоит духовная миссия русского православного священника, прекрасно понимая ответственность этой миссии и свое собственное предназначение.

Архимандрит был высок ростом и будто парил над всеми, как большая красивая птица. Такое сравнение возникало невольно, когда отец Иннокентий, облаченный в черное монашеское одеяние, общался с кем-нибудь в официальной обстановке… Широкая эрудиция, глубочайшее понимание необходимости своего дела и своей миссии позволяли ему, как я понимаю, вести себя непринужденно и раскованно в любой обстановке, причем так, что такой непринужденности и вместе с тем такому достоинству и такой строгости мог бы позавидовать любой министр иностранных дел, любой глава государства.

Он был немногословен, не любил праздных разговоров и более трех-четырех минут не позволял себе разговаривать с прихожанином. Совершенно очевидно, что в этом он следовал заветам святых отцов…

Общение с ним оставляло в моей жизни глубокий неизгладимый след и производило на меня очень сильное впечатление, тем большее, чем больше я с ним общался, как будто кто-то незримой рукой возводил меня к высотам понимания жизни, открывая все новые и новые неведомые ранее грани человеческих отношений…

Духовная жизнь иноков недоступна для нас, мирян, зато советы, которые они нам дают, служат огромным утешением и помощью, в чем я убеждался многажды в самые трудные периоды свой жизни…

Молитву он считал непременным условием спасения, единственным способом общения человека с Богом и могучим оружием, которое отсекает бесов, по его выражению, “как мечом”. Иисусову молитву он советовал повторять как можно чаще и так, чтобы она проистекала из самой глубины сердца…

“Человеческая жизнь есть тайна”, – говорил он и сам своим примером показывал, что эту тайну разглашать не следует, что, кстати, часто служило поводом для упреков в его адрес как человека якобы необщительного и неуживчивого. Мне кажется, что только люди, ушей и очей не имеющие, могли делать такие упреки, прости им Господи…

Духовная жизнь и дела монаха другие, и ответ перед Богом другой, не такой, какой у обычных людей. Отцу же Иннокентию достался очень тяжелый крест: отрекшись от мира, продолжать жить в нем…

“Отец Иннокентий – монах истинный, держись его”, – было мне однажды сказано. Вот я и старался держаться рядом, сколько мог… Я счастлив был, когда находились у нас с ним какие-то общие дела, выполнял его просьбы безо всякой оглядки и стремился к нему всей душой, только не всегда он допускал к участию в своих делах и делал это вовсе не от холодности, а, как я теперь понимаю, по великой любви к людям, которых он своими монашескими заботами обременять никак не хотел.

И раз он называл молитву оружием, значит, понимал свою принадлежность к Церкви воинствующей, потому и шел стезей узкой и опасной, на которую не хотел по невольности совлечь другого человека, ведь всяким оружием надо уметь пользоваться, иначе по неопытности можно сильно пораниться, тогда грех велик для вовлекшего. Вот такой-то грех очень боялся допустить отец Иннокентий. Именно так я понимаю мотивы его поступков, в подтверждение чего могу только привести его очень образное и понятное наставление о молитве, мне преподанное: “Нельзя не по силам штангу поднимать”…

Судьба подарила мне семь неполных лет знакомства с этим замечательным человеком, причем если собрать время общения с ним по минутам, то может оказаться, что это всего два-три дня, но за эти минуты, дни и годы мне был преподан пример того, как и чем надо служить Отечеству и ближнему своему, был передан такой духовный опыт и жизненные ориентиры, по сравнению с которыми все другие наставления и мирские человеческие отношения кажутся незначительными…

Благодарю Бога за то, что мне было дано познакомиться с этим человеком, дабы я мог услышать то, что надо было услышать, и увидеть то, что надо было увидеть. Память сердца хранит каждое слово и каждый жест этого человека, которые имели не только назидательное, но и символическое значение, основанное на глубоких основах христианского общения, которые мы, к великому нашему несчастью, растранжирили и загадили, заменив все это мешаниной вульгарных манер, ложных идей и понятий…

Блаженны мертвые, умирающие в Господе; ей, говорит Дух, они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними (Откр. 14, 13). Так почил отец Иннокентий, оставив после себя сотни изданных при его трудолюбивом участии книг, которые несут людям свет Христовой истины…

Сейчас, когда погоня за престижем и денежными знаками стала повальной и безудержной, когда порок выползает уже отовсюду, наши духовно-нравственные ориентиры следует искать в наставлениях и делах таких людей, которые, оставаясь в обычной для всех нас и для нашего времени среде, живут по тысячелетним традициям Русской Православной Церкви. Именно к таким людям принадлежал покойный архимандрит Иннокентий. Давно сказано: “Свет для монахов – Ангелы, свет для мирян – монахи”».

«Отец Иннокентий был чрезвычайно щедрым, очень простым, скромным, нетребовательным к любым бытовым удобствам человеком. Практически все свое небольшое жалованье и авторские гонорары он, не афишируя этого, отдавал нуждающимся. Он неутомимо многие годы отвозил продукты и одежду старикам, немощным и больным, детям, бедным людям в подмосковные деревни, в провинцию, где недостаток во всем был весьма ощутим. Он в Москве, несмотря на свою колоссальную занятость, успевал узнать о бедах и нуждах известных ему людей, единомышленников и всегда вовремя приходил на помощь. Он никогда не думал о материальных размерах трат, которые он, отрывая от себя, отдавал нуждающимся. Сам он довольствовался самым малым, был очень нетребовательным к еде, одежде, бытовому комфорту, практически не думал и не стремился к материальным благам, к научной славе и почестям. Он, обладая особым горением души, отдавал всего себя, абсолютно все свои силы и средства служению Господу Богу и Его Церкви, ее верным и даже потенциальным чадам.

Было бы неверно представлять о. Иннокентия исключительно строгим, сухим, хмурым аскетом, не способным радоваться жизни, не умеющим ценить ее прелести. Он высоко ценил и знал целительную силу русской природы. Умел видеть, понимать, наслаждаться ее красотой во всех ее абсолютно разных, но неизменно достойных, духовно насыщенных проявлениях. Он был совершенно современным человеком. Любил фотографию и хорошо фотографировал… в совершенстве владел компьютерной техникой, вообще был технически грамотным человеком, умел талантливо выбирать и делать незабываемые подарки (и многое-многое другое), обладал тонким юмором, имел неизменно изысканные манеры деликатного поведения. Хорошо разбирался в музыке, живописи, других видах искусств. Всем своим существом он стремился к прекрасному, возвышенному, доброму. Сам же был исключительно и редкостно красивым, духовно и внешне, человеком. Он был высоким, стройным, с прекрасным лицом, обрамленным аккуратной элегантной бородой, украшенным удивительными глазами – добрыми, лучистыми, одновременно мудрыми и по-детски чистыми, доверчивыми. Черты лица его были правильными, точеными, обликом напоминая лик на иконах Иисуса Христа до Его страшного пути на Голгофу. Разящая, величавая, спокойная внешняя красота его, полная врожденного достоинства манера поведения, естественная пластичность движений многократно усиливали эффект от его мудрых слов, мощной духовной направленности абсолютно всех его намерений, дел. Имеющиеся фотографии и в тысячной доле не передают его колоссальную духовную силу и внешнюю привлекательность.

При его огромном духовном богатстве и общечеловеческой щедрости, он был неутомимым и стойким борцом с любыми нарушениями духовных правил и нравственных норм. Он был неспособен ни на какие нравственные компромиссы, был чрезвычайно строг к себе и к окружающим с позиций оценки чистоты их духовных замыслов, намерений, дел. Не все понимали это и обвиняли его в чрезмерной требовательности, неуживчивости, поэтому порой и не хотели помогать ему в его делах, начинаниях. Вот почему немало его прекрасных идей, планов, проектов так и не были воплощены в жизнь. Жалея о неудачах, скорбя о невозможности реализовать хорошие идеи, о. Иннокентий всегда стремился угадать Промысл Божий. “Значит, такова воля Божия”, – очень часто говорил и повторял он…»

Архимандрит Иннокентий в свои приезды в Петушки обходил своих знакомых, которые душой и сердцем служили Христу, и всем по возможности уделял знаки внимания. На Рождество Христово 1985 года он посетил Золотовых и каждой сестре подарил по маленькой бумажной иконке, привезенной с Афона. Лидии Ивановне достался «Живоносный Источник». На обороте любопытная надпись: «Живоносный источник напаяет всех живительной благодатью Христовой, соделывая по слову Божию каждого христианина источником воды живой… На память о празднике Собора Пресвятой Богородицы. 26.12.1984/8.01.1985 г.» Вот это слово Божие он постоянно людям и нес. Нес свою сердечную доброту и заботу.

Одна монахиня рассказала мне. Пожаловалась она однажды в лавре отцу Иннокентию на свое тяжкое житье. Мол, сосед прямо выживает ее из убогой комнатенки. Приходится часто уезжать из Сергиева Посада к сестре и отлучаться от святынь. Через некоторое время он встретил ее в лавре и говорит, мол, жди меня в такое-то время за стеной. «Вышел он из ворот, – вспоминает монахиня, – и направились мы молча в сторону вокзала. Приводит меня к домику и говорит: вот, мол, твое жилье – и показывает на кучу недавно привезенных дров: “Машины пока тебе хватит”». Это, конечно, пример постоянной и непоказной заботы о людях. Или другой случай. Подходит в лавре тогда еще к отцу Анатолию человек. Весь синий от холода: «Помоги, батюшка, чем можешь. Я только освободился». Денег у иерея не было, и он, не раздумывая, снял с себя хорошее демисезонное пальто и отдал его бывшему зэку. Пришел домой в подряснике. Сестра спрашивает: «А где же пальто?» – «Отдал человеку, которому оно нужнее». – «А сам-то как будешь обходиться?» – «А ничего. У меня есть плащ, буду поддевать под него жилетку». Так и проходил до весны в плаще. Приобрести пальто в то время у него не было возможности.

Все знавшие отца Иннокентия в один голос говорят о необыкновенной его духовной силе, но сам архимандрит считал себя нищим духом и при любой возможности старался использовать опыт отцов Церкви. Об этом говорит сон, который видел отец Иннокентий 17 января 1987 года. Шел он по храму Всех святых, в земле Российской просиявших, что находится под Успенским собором лавры, и вдруг заметил прорытый поперек шурф. В нем виднелся торец гроба святейшего патриарха Алексия (Симанского). Пока подходил, какой-то рабочий выдвинул гроб и с трудом пытался поднять его наверх. Отец Иннокентий бросился помочь, и в этот момент крышка гроба съехала вниз. Послышалось какое-то движение и вздох, почувствовалось благоухание. Отец Иннокентий в этот момент и спросил святейшего: «Как спастись?» Патриарх благословил его медной литой иконочкой Рождества Христова и, показывая на нее, ответил: «Он из сердца ходатайствует о вас…» По своему смирению отец Иннокентий не отнес сон лично к себе, полагая, что речь шла о святом причастии, смысл коего раскрывается, когда сердце становится яслями Рождества Христова. То есть мы сами должны молиться так, чтобы сердце стало яслями Богомладенца. Однако мне кажется, что сон имеет и строго личную направленность, имея в виду мученический конец всей жизни отца Иннокентия – ту жертву, которую он положил во имя Христа.

Боже, кто подобен Тебе? Елики явил ми еси скорби многи и злы, и обращься оживотворил мя еси, и от бездн земли возвел мя еси (Пс. 70, 19–20).

Истина от земли возсия, и правда с Небесе приниче, ибо Господь даст благость, и земля наша даст плод свой. Правда пред Ним предъидет, и положит в путь стопы своя (Пс. 84, 12–14).

Хранит Господь души преподобных Своих, из руки грешничи избавит я. Свет возсия праведнику, и правым сердцем веселие. Веселитеся, праведнии, о Господе и исповедайте память Святыни Его (Пс. 96, 10–12).

Дай нам, Господи, зрети спасительные примеры подвига во имя Христа, в меру своих сил и возможностей следовать им, пытаясь быть достойными Твоей неоскудевающей любви.

Слава в Вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение (Мк. 2, 14)!

2004–2006 годы